***
Кто-то звал его по имени. Голос сначала мужской, требовательный и обеспокоенный, потом женский – слабый, умоляющий и по какой-то неуловимой причине очень важный. Но он не нашел в себе сил откликнуться ни на один из них, он едва мог осознавать эти невнятные звуки, с трудом пробивающиеся к его разуму. Честно говоря, он и не хотел отвечать, он хотел забыться. Раствориться во тьме бессознательного, где не будет ни сожалений, ни скорби, забыть произошедшее хоть на какое-то время. Это не составило ему труда: он не чувствовал границ своего тела, как будто его и в помине не было, а лишь его душа одиноко плавала в мутном тумане ощущений и воспоминаний. Измученное магией и потерями сознание быстро затерялось в этой мешанине, спряталось в самом дальнем углу, где ничто не могло его побеспокоить, и затаилось до тех пор, пока не найдутся силы бороться. Очнулся же он уставшим и разбитым. Голова болела, в глаза словно песка насыпали, все тело ломило, словно и не провалялся он неизвестное количество времени в постели. Драгомир не задавался вопросом, где он и как здесь оказался, он прекрасно помнил все, что было, прежде чем он заснул на опушке леса. Но даже не смотря на все эти до ужаса яркие воспоминания, наверно, навсегда отпечатавшиеся где-то в его душе, ему требовалось подтверждение. Еще раз увидеть собственным глазами доказательства смерти. Свежий морозный воздух немного привел в порядок его сумбурные мысли, пока Карл шагал к тому злополучному лесу. Только что выпавший снег едва слышно хрустел под ногами, изо рта вырывались облачка пара, и морой вспомнил, что приближается Рождество. Похоже, на этот раз ему придется встречать праздник с тяжелым сердцем. Он не был уверен, что пришел именно к тому месту, где умирал Микеле, все следы, кровь, уже замело, и лишь в воздухе витал легкий металлический привкус. Чувство вины за неспасенную жизнь накрыло его с новой силой, влияя даже на физическое состояние. Голова закружилась, а перед глазами поплыли темные пятна, так что ему пришлось прислониться к ближайшему дереву. Совсем недалеко отсюда – Карл видел этот просвет в ветвях – на его руках умирала Каролина. Он держал ее тело в своих объятиях, надеясь на чудо, надеясь, что его магия сможет больше, чем он когда-либо желал. И тут на ум пришло ощущение, на которое он раньше не обратил внимание. Оно было таким ничтожным по сравнению с его огромным горем, что терялось на общем черном фоне. И все же оно несло с собой надежду: морой вспомнил, как его магия заворочалась, как стала неспешно окутывать их обоих, но сам он лишился сознания прежде, чем увидел результат своего самого сокровенного желания.***
Казалось, что в ее теле не осталось ни капли крови, хотя, разумеется, это было не так. Каролина с трудом даже открывала глаза, а о том, чтобы что-то еще сказать кроме наполненного ужасом писка, и речи быть не могло. Недавно возрожденное сердце, казалось, было готово вырваться из груди, разбив хрупкую оболочку из костей и мышц. Даже дышать удавалось с трудом, однако со свойственным ей упрямством девушка продолжала делать маленькие вдохи и медленные выдохи. Она со страхом смотрела на безжизненное тело Карла, рядом с которым лежала. Но на этот раз судьба оказалась к ней благосклонна. Один из людей Драгомира крикнул остальным, что их капитан жив, хоть и без сознания. "Жив." Единственная мысль перед тем, как она окунулась уже не в белоснежный туман, а спасительную темноту. Измученное тело даже не пыталось послать девушке сновидения. Ее словно просто не стало, и это был самый лучший отдых, на который она могла рассчитывать. Выплывать из забытья было чертовски трудно. Разум отказывался объяснять, что произошло накануне того, как он отключился. Несколько минут девушка смотрела в деревянный потолок помещения, куда ее положили, прежде чем один из лекарей наконец заметил проснувшуюся моройку и подошел к ней. Долгий сон ненамного восстановил ее силы, однако, Каролина смогла открыть рот, чтобы попросить о помощи. Какой бы гордой и самодостаточной она ни была, сейчас девушка не смогла бы даже встать без посторонних. - Мне нужен сэр Драгомир, - она провела шершавым языком по сухим губам, пытаясь хоть как-то смягчить их, но никакого эффекта это не произвело. Лекарь лишь покачал головой, говоря, что капитан до сих пор не пришел в себя и потерял очень много сил. Каролина нахмурилась, пытаясь припомнить еще фамилии, которые могли бы помочь ей. - Микеле Ринальди? - Он погиб, мисс Тернер. Девушка прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Ей было очень жаль Микеле. Он был отличным другом для Карла, и хоть пытался навязать Озера свою точку зрения, по сути, заботился о ней. Он заслуживал того, чтобы вернуться домой к семье и детям, а не погибнуть в этих чужих краях. - Джаред Зеклос? Еще один морой, сущность которого Каролина вычислила уже после того, как начала служить под руководством Карла. В его отряде больше не было мороев, и девушка отчаянно надеялась, что хотя бы этот мальчик, которого пока и в серьезные сражения-то не пускали и держали больше как помощника, останется жив. На этот раз ей повезло, и через пару часов лекарь, выкроив минутку, позвал Джареда, который быстро оказался возле кровати Каролины. - Я морой, - доверительно прошептала она, отчего глаза мальчика расширились от удивления, а потом он понимающе кивнул и выскочил из лазарета. Каролина была слишком слаба, чтобы пытаться укусить кого-то, да и в наполненном людьми помещении вряд ли удастся сделать это незаметно. Джаред был ее единственным спасением. Ей пришлось ждать до темноты. Каролина то засыпала, то вновь выныривала в реальность. Ее мысли то и дело возвращались к Карлу, но девушка не могла расспросить о нем. После того, как лекарь убедился, что единственной ее проблемой был выкидыш, он перестал уделять моройке внимание. У него и без того было много проблем с ранеными, а Каролине он и так ничем не мог помочь. Ее усталость объяснялась апатией, вызванной потерей ребенка, и девушка не спешила никого переубеждать. Она действительно была подавлена. Каролина даже не ожидала, что успеет так привязаться к этому маленькому еще не рожденному созданию, которого носила под своим сердцем, и которому уже не суждено было родиться. Каролина сотни раз перебирала в голове причины, по которым Всевышний так поступил с ней. Он вернул ей жизнь, но лишил ребенка, который был никому не нужен кроме собственной непутевой матери. Поздно ночью вернулся Джаред и с трудом помог девушке подняться, а потом и выйти из лазарета. К счастью, далеко он ее не повел. Зачарованный внушением кормилец ждал их в первой же темной нише. Девушке с трудом удалось контролировать себя, чтобы оторваться от человека до того, как перешагнет роковую черту и превратится в не-мертвую. Но порция крови подействовала на нее самым волшебным образом, и уже обратно Каролина возвращалась почти без помощи Зеклоса. Карл не очнулся и на следующий день. Вечером девушка уже смогла самостоятельно выйти из лазарета. Джаред вновь привел для нее кормильца, которого зачаровал накануне. Если бы не этот мальчик, моройка бы, наверное, не смогла бы выжить без порции крови - настолько она была слаба, когда очнулась. Наконец спустя три безумно долгих дня она чувствовала себя настолько хорошо, что смогла убедить лекаря отпустить ее. У седого добродушного мужчины и без того хватало проблем, так что он с легкостью отпустил моройку. Она шла по опустевшим закоулкам крепости, с болью в сердце замечая, как много ее соратников погибло в этом бою. Война, которая раньше была благосклонней к девушке, теперь показала свой чудовищный оскал, и хоть Каролина выстояла против этого зрелища, ее сердце все равно начинало биться чаще, когда она в обрывках разговорах узнавала очередное знакомое ей имя. Карла не было в его покоях, но постель еще хранила тепло его тела. - Ну где же ты? Ты же не мог... - произнесла Каролина и сама не узнала своего голоса. Она ведь совершенного ничего не знала о том, что с ним. Вдруг ее возлюбленного уже нет среди живых? Ведь никто не знал, что за недуг сразил его, отчего Драгомир потерял сознание рядом с ее бездыханным телом там на поляне. Заметно прихрамывая, потому что моройская регенерация не успела справиться с последствиями выкидыша, Каролина выбежала из комнаты Драгомира, пытаясь найти хоть кого-то, кто был бы в курсе судьбы Карла. Она так отчаянно хотела узнать, где он, и что с ним, что в какой-то миг Каролина словно оказалась в голове мужчины. Его глазами она смотрела на припорошенный снегом лес, в котором совсем недавно происходило сражение. Она чувствовала боль, сковавшую его сердце, как кружилась голова Карла, отчего ему пришлось прислониться спиной к стволу дерева. Это было мимолетное видение, но Каролина откуда-то знала, что Карл действительно в лесу. Уже через несколько минут девушка выскочила из замка, не особо утруждаясь в том, чтобы найти для себя теплую одежду. Кровь стучала в висках, и на бледном лице моройки проступил румянец от быстрого бега. Пару раз Каролина запиналась и падала, но тут же вновь вскакивала на ноги и, игнорируя боль, устремлялась дальше. Она должна была своими глазами увидеть, что с ним все в порядке, лично ощутить тепло его тела и убедиться, что он жив, что Карл не оставил ее, вопреки тому, что совсем недавно Каролина сама едва не поступила так с ним. - Карл! Облачко пара вырвалось из ее рта, и Каролина перешла на шаг, заметив среди деревьев знакомую до боли фигуру. Голова кружилась, но Озера не была бы собой, если бы не продолжила идти. Наконец она оказалась на поляне совсем неподалеку от того места, где умирала сама. Почему Карл остановился именно здесь? Что связывало его с этим местом? И вновь ответ появился в ее голове сам собой, и перед глазами девушки встала картинка, словно это она была Карлом, его сознанием. Здесь умер Микеле. И чувство вины за неспасенную жизнь настолько сильно поглотило Драгомира, что он не мог сделать ни шага дальше, прикованный к месту своим горем. - Карл... - уже едва слышно, но он слышит ее. В считанные секунды Каролина преодолела разделяющее их расстояние и как маленький ребенок прижалась к груди мужчины, слыша неровный стук его сердца и чувствуя, как по ее щекам потекли горячие слезы радости. - Ты жив, Карл. Ты жив!***
Он услышал оклик Каролины, но точно так же, как и тогда, на поляне, не смог ответить. Ему казалось, что это скорее отголоски прошлого, воспоминания, что нахлынули волной на месте смерти Микеле. С чего бы Каролине звать его на самом деле? Она же умерла как раз недалеко отсюда, а ее призрак, должно быть, еще прикован к этой земле и нашептывает Карлу на ухо, обвиняет в том, что не спас. Честно говоря, он даже боялся обернуться. Боялся, что все именно так, как он себе вообразил, и он увидит оживший труп любимой девушки. Зов повторился, совсем тихо, и морой не мог точно сказать, слышал ли он что-либо на самом деле или все это злые шутки его обуреваемого чувством вины подсознания. Но руки, обвившие его плечи, были вполне материальными и, как всегда, очень теплыми. - Каролина… - растерянно прошептал он, поворачиваясь к ней и сжимая моройку в объятиях, - Это невозможно, ты была… Карл не дал себе договорить, оборвав на полуслове. Какая теперь разница, что ему показалось в полузабытье, перед ним стояло живое доказательство его неправоты. Немного изнеможенная, бледная, даже для мороя, с синяками под глазами, и все же живая, несмотря на ту страшную рану в животе. Похоже, у него действительно получилось сотворить чудо и вернуть Озера с того света. - Конечно, я жив, что со мной будет, - облегченно рассмеялся Драгомир, наконец осознав, что это не сон, а самая настоящая реальность, - Постой… ты что? Боже, ты плачешь! – ошарашено пробормотал он, не ожидая такого от всегда стойкой и жесткой Озера. Он обнял ее еще крепче, позволил ей спрятать свое заплаканное лицо у него на груди, успокаивающе гладя по рыжей макушке. Карл знал, как сильно она старалась не показывать своих настоящих чувств, скрывала сожаления или смущение за очередной усмешкой, но сейчас не постеснялась разрыдаться прямо у него на глазах. Пожалуй, именно это называется доверием. И все же он несколько запаниковал. Он мог справиться с любой Каролиной, разозленной ли или веселой, раздраженной или довольной, однако плачущая Каролина – это что-то новенькое. Драгомир тысячи раз успокаивал девушек, причем добрых две трети из этих случаев он сам был повинен в их слезах, но у Озера всегда все было по-другому, и он не знал, как поступить правильно. Ласково обхватив ладонями ее лицо, он заставил ее поднять глаза на него и, аккуратно оттерев мокрые дорожки с ее щек, коротко поцеловал в губы. - Я же говорил, что все будет хорошо, - слабо улыбнувшись, сказал он, всматриваясь в ее усталое лицо. Спорное утверждение, но, по крайней мере, они оба живы. Взгляд Карла скользнул по животу моройки, где совсем недавно еще алела ужасающая рана, от которой сейчас наверняка даже шрама не осталось стараниями магии духа. Его рука опустилась прямо туда, откуда вытекала ее жизнь вместе с кровью в такт сердцебиению, он почувствовал тепло ее тела даже сквозь ткань одежды. И Драгомир вспомнил, почему тогда решился оставить друга умирать и сделал выбор в пользу Каролины. Та самая вторая жизнь, которую он должен был спасти... Он не ощущал ее присутствия. - Ребенок… – разом севшим голосом спросил Драгомир, - Он не выжил, верно? Все определенно не было хорошо.***
Это был он. Живой и невредимый, Карл стоял на том месте, где несколько дней назад умирал его лучший друг. Каролина не понимала, откуда все эти знания в ее голове, и собиралась разобраться в этом. Но позже, потому что сейчас ее голова была больше забита переживаниями за любимого мужчину, которого она совсем недавно считала навсегда потерянным для себя. Это даже было отчасти забавно. Каролина отчетливо помнила, как умирала, и в последние секунды Карла не было рядом с ней. Если он и пришел на поляну, то уже после того, как ее сердце перестало биться - в этом не было сомнений. А это значит, что Драгомиру удалось сравняться с Богом и не только излечить покалеченное тело, но и вернуть ее душу с того света. Каролина много думала об этом, когда выздоравливала и набиралась сил в лазарете. И хоть такая версия больше походила на выдумку, именно она полностью обосновывала все, что произошло потом. - Мертва, - прошептала моройка, заканчивая слова Карла. Она не помнила своего существования после смерти, но отчего-то знала, что говорит правду. Девушка не была глупой и понимала, что с ее раной невозможно было выжить, даже если Карл появился на поляне сразу после того, как оттуда ушли дампиры. - Что? Ох, нет, это просто дождь... - она слабо улыбнулась, когда лицо Драгомира вытянулось от удивления при виде ее слез. И тут же вновь заплакала, шмыгая покрасневшим носиком и пряча лицо в складках его одежды. Ее стена стойкости треснула, но вовсе не от страха за себя и Карла. Кто бы мог подумать, что Каролина Озера будет рыдать от облегчения, что с ее любимым все хорошо? Если бы кто-то сказал ей об этом раньше, девушка бы без раздумий отправила такого болтуна в нокаут, чтобы не придумывал различные небылицы. Карл обхватил ладонями лицо моройки, заставляя ее посмотреть на него, и Каролина приподняла уголки своих губ, пытаясь хоть как-то успокоиться. Она видела его растерянность и прекрасно понимала, почему парень сбит с толку. В какой-то степени ей даже нравилось, что он удивлен, однако, все положительные эмоции мигом исчезли, стоило Драгомиру положить ладонь на ее плоский живот и задать один-единственный вопрос, который мгновенно возвращал Каролину в те часы, когда ей хотелось выть в лазарете от отчаяния, и вместо этого в кровь приходилось кусать свои губы, чтобы не издать ни звука. Она покачала головой, не выдерживая тяжелого взгляда Драгомира и опуская глаза. Каролина все еще прижималась к нему, вдыхала такой любимый аромат его кожи, но боялась, что это вот-вот закончится. Она - предатель, который не сказал ему о ребенке. И если раньше, узнай Карл обо всем, они могли все исправить, то теперь ничего изменить было нельзя. - Карл... - тихо, по-прежнему не поднимая на него заплаканных глаз. Имеет ли она право на оправдания? Или все не так уж плохо, и Карл даже рад, что его не стали обременять бастардом? Каролина кротко взглянула на него и вновь опустила глаза под силой его мрачного взгляда. - Я не должна была оживать... Не имела права. Я не смогла спасти его... Она закусила губу, борясь с новым потоком слез, которому, впрочем, так и не позволила хлынуть наружу. С недавних пор девушка стала слишком эмоциональной, словно с того света вернулась не она, а ее хорошо подделанная копия, расхожая с оригиналом лишь в мелочах, заметных только тем, кто хорошо ее знал. - Я боялась, - едва слышно прошептала она, желая хоть как-то объяснить, почему молчала эти два месяца, изводя его пустыми скандалами. - Я никогда не стану твоей по праву, и я не знала как ты отнесешься к бастарду. Мне говорили избавиться от него, но я не могла. Видимо, Господь был солидарен с этими людьми, иначе вернул бы нас обоих... Каролина наконец решилась вновь поднять на Карла взгляд. Она больше не плакала, а молча ждала вердикт мужчины. Ее сердце тревожно замерло. В глубине души она боялась, безумно боялась его решения, но собиралась встретить его с высоко поднятым подбородком, даже если для самой девушки это будет шаг в пропасть.***
Так это правда. Микеле не соврал перед смертью, стараясь облегчить выбор друга и самоотверженно уступая девушке возможность выжить. Каролина действительно была беременна и скрыла это от него. Все эти ее перепады настроения, частая тошнота, изменение предпочтений в еде – как он мог быть таким слепым, ведь этот секрет все время был у него под носом. Распахни он глаза пошире – и все стало бы ясно. Зная заранее о ее положении, зная, что она носит ребенка под сердцем, он ни за что бы не отпустил ее тогда в драку. И все закончилось бы совершенно по-другому: милый рыжий малыш, радостно смеющийся в объятиях отца и матери. Они могли получить это, если бы только он знал. - Боже мой, Каролина! Это ведь был и мой ребенок тоже! – вскричал он, хватая ее за плечи и сжимая, пожалуй, слишком крепко, - Ты не имела права молчать о таком! Почему, ну почему ты всегда считаешь, что я ничего не должен знать? Драгомир разжал руки, когда понял, что причиняет ей боль, и отступил на несколько шагов назад, в бессильной ярости ударив кулаком по стволу дерева. Вся его грусть и скорбь вдруг обернулись яростью, тьма захлестнула его с головой. Хотелось рвать на части, причинить боль, окрасить руки кровью, а Каролина так хорошо подходила на роль жертвы. Она отводила взгляд, едва сдерживала новый поток слез и беспрестанно твердила, что это ее вина. Разве мог он удержаться и не поверить ей, когда она так упорно старалась переложить всю ответственность на себя. - Ты должна была сказать мне. Ты должна была оставаться в безопасности. Я бы сделал все возможное и невозможное, чтобы ты не участвовала в сражении, ребенок был бы жив! Ему не оставалось ничего, кроме как кричать и обвиняюще тыкать в нее, лишь бы не сгинуть в этом ужасающем океана ненависти к самому себе. Он цеплялся за ее оправдания, как утопающий за соломинку, в надежде, что это принесет ему утешение, однако в его душе все еще царствовали горечь и гнев. Перед глазами поплыли темные пятна, словно вся та тьма, что скрывалась внутри него, вылезла наружу, отравляя своим губительным присутствием все живое и клубясь вокруг Каролины. - Боялась? Ха, так значит, теперь я внушаю тебе страх? – злобно выкрикнул он, - По-твоему, я заставил бы тебя убить ребенка, такого ты обо мне мнения? Да ты хоть знаешь, как это опасно и сколько девушек умирает, пытаясь провернуть подобное! Он никогда бы не посмел силой подвергнуть любимую девушку такому испытанию. Карл поступил бы так, как решила бы Каролина, послушался бы ее желаний. Захоти она избавиться от плода, он сделал бы все, чтобы она пережила это, выжал бы из себя всю магию до последней капли, чтобы не было никаких последствий ее здоровью. Захоти она все же стать матерью, он поддержал бы ее и здесь, помог бы вырастить ребенка. Однако она не сказала и слова. Злость отступила, осталось только всепоглощающее чувство тоски по тому, что он мог иметь. Вздохнув, Драгомир устало потер глаза, поднимая наполненный разочарованием взгляд на Озера. У нее был настолько жалкий вид, что Карл не мог продолжать выплескивать свою злость и боль на нее. Он просто подошел к ней обратно и еще раз обнял ее, не позволяя ей уйти. - Как ты могла так со мной поступить… – тихо прошептал морой, утыкаясь носом ей в макушку, - Ты настолько мне не доверяешь?***
Каролина ожидала бурю, видела ярость, зарождающуюся во взгляде Карла, но не отводила глаз. С детства девушка привыкла встречать трудности лицом к лицу. И сейчас она чувствовала, что его негодование и ненависть, которые мужчина собирался обрушить на моройку, вполне заслужены. Он имел право злиться на ту, которая скрывала от него собственную беременность, которая могла не подвергать себя и ребенка риску и не ввязываться в то сражение. Девушка молчала, до боли сжимая зубы, когда Карл схватил ее за плечи и начал трясти, словно собирался выбить из нее правду. Что она могла сказать? Он и так видел вину в ее глазах, и вновь Каролина чувствовала, как сильно он разгневан и обижен на нее. Он ведь действительно хотел этого ребенка. Удивительно, но, кажется, он любил ее, и это недоверие причиняло ему еще большую боль. - Ты бы запер меня в башне, и я сходила бы с ума, не зная, что с тобой, и увижу ли я тебя! - на этот раз она промолчать не смогла. Покрасневшие глаза были абсолютно сухими. Уж что, а горькие слезы раскаяния девушка себе позволить не могла. Она и так предстала перед Карлом слишком слабой. Еще несколько минут назад ей нравилось чувствовать себя в его руках беззащитной и хрупкой, но сейчас девушка вновь обрела уверенность, что кроме как на себя, ей полагаться не на кого. Разве Карл не откажется от нее после всего, что она сделала? - Моя вина только в том, что я оказалась куда худшим воином, чем могла быть! Как ты не понимаешь, что я просто не могла сидеть, когда ты рисковал тут жизнью! Мое место рядом с тобой! И неважно, любовница я тебе или друг, или просто солдат, выполняющий твои приказы, Карл! Я поступила так, как велело мне сердце, и я не простила бы себе, если бы позволила тебе оставить меня в замке! Каролина ненавидела оправдываться и прекрасно чувствовала, что ее слова только сильнее распаляют ярость Драгомира, ни капли не воздействуя на его разум. Разве она сама бы не кричала, если бы он поступил с ней должным образом? Сколько Каролина его помнила, Карл всегда старался держать себя в руках, никогда не позволял себе перейти невидимые границы, которые сейчас были стерты между ними. Словно это был не Карл, а кто-то другой, кто получал мрачное удовольствие, видя отчаяние и вину в ее глазах. - Это не ты, Карл... Ясное осознание, от которого она совершенно не слушала его последующие слова. Перед девушкой стоял ее любимый, но этот человек лишь отчасти походил на того Карла, которого она успела узнать. Каролину пугала эта ярость в его душе, и откуда-то девушка чувствовала, что верно понимает его состояние. Словно между ними образовалась невидимая связь, позволяющая ей видеть его мысли и эмоции. Его боль передавалась ей, и теперь Озера словно наяву испытывала все его отчаяние и разочарование. Оно затопило ее до краев, впервые за их ссору заставляя девушку опустить глаза и до боли закусить губу. Каролина посмотрела на свой живот и осторожно прикоснулась к нему ладошкой. Что бы ни говорил Карл, но она тоже любила этого ребенка и теперь страдала, мучаясь угрызениями совести, которых хватало и без пылких речей Драгомира. Как бы сильно не негодовал он, мужчина не мог понять, что чувствует женщина, потерявшая ребенка от любимого человека. Неожиданно она оказалась в крепких теплых объятиях, и от этого вновь захотелось разреветься, словно это не Каролина совсем недавно обещала себя всегда быть стойкой. Закрыв глаза, она уткнулась носиком в плечо Карла, по-прежнему держа руку на своем животе, словно там все еще жило маленькое создание - плод их безумной и запретной любви. - Потому что я слишком сильно люблю тебя, Карл, - тихий шепот, потому что именно эти слова Каролина когда-то боялась сказать сильнее всего. - И я сделала неверный выбор... Я не надеюсь, что ты простишь меня. Ты вернул меня с того света, и если бы не ты, я бы давно гнила в земле. Моя жизнь теперь принадлежит тебе, и если ты захочешь, чтобы я ушла, я сделаю это. Знаешь, Карл... это совершенно не страшно - умирать. Намного страшнее жить мертвым. А ты оживил меня очень давно.***
- Конечно, я запер бы тебя в башне! И наш ребенок был бы жив, и… - он оборвал себя на полуслове, чтобы не наговорить очередную кучу гадостей. Карл не понимал, что с ним творится, откуда это зверское желание причинять боль окружающим. Он видел, что его слова ранят Каролину, только усиливают ее чувство вины, а отчаяние все больше завладевает ей, и получал от этого какое-то извращенное удовольствие. Да, он потерял сегодня больше, чем когда-либо, лишился за раз и верного друга, и своего первенца, однако он никогда еще не был так близок к тьме, как сейчас. В нем не осталось ни единого теплого чувства, он с трудом мог увидеть в Озера девушку, которую он любит, а не виновную в смерти их ребенка. Она была права – это не он. - Прости, прости меня… Я не должен был говорить всего этого, не знаю, что нашло на меня. Как он мог быть столь жесток к ней? Как мог забыть, что она пережила то же самое, что и он? Однако противный голос, до ужаса похожий на его собственный, не умолкал, продолжал нашептывать на ухо, что это не так, что его доля была намного хуже. "Она не знала Микеле так, как ты, ей он был просто хорошим знакомым. И ей не пришлось делать этот ужасный выбор. Она никогда не поймет тебя, твою боль." Драгомир пытался не прислушиваться к этому шепоту, и чем дольше он держал в своих объятиях Каролину, тем тише становились эти мысли, мечущиеся в его голове, пока не исчезли совсем. Словно она была его лекарством, которое могло излечить его от нападок тьмы. Словно маленькая пригоршня огня, которая изгонит любую тень из его сознания. И именно этот момент она выбрала, чтобы говорить о любви. Это стало настоящим шоком. Он ведь только что сказал такое, за что ему нужно умолять о прощении, а она говорит, что любит его. Нет, конечно, он и сам догадывался, что она не просто так позволила ему быть с ней, но слышать признание собственными ушами – совсем другое дело. Ему так сильно хотелось ответить ей, сказать, что и он любит ее, однако слова умирали прямо у него на губах. Сказать ей это заветное слово – значит дать ей надежду на их совместное будущее, которому не дано воплотиться в реальность. Карл был наследником своего рода, он не был волен сам распоряжаться своей судьбой. Драгомирам нужен был союз с Ивашковыми, и он никогда не осмелился пойти против своего долга. - Ты удивительна, - ответил он ей точно таким же шепотом, слабо улыбнувшись уголками губ, - Мне не за что тебя прощать, ведь ты ни в чем не виновата. И я не хочу, чтобы ты уходила. Я хотел бы, чтобы ты всегда оставалась со мной, - он пытался, как мог, подсластить пилюлю, но разве в такой ситуации что-то могло по-настоящему ее утешить? – Однако, ты и сама понимаешь, что это невозможно. И как бы сильно я тебя ни любил, я не стану говорить об этом. Точно так же и тебе не следует. Нам будет только хуже.***
Было слишком глупо надеяться, что Карл спокойно воспримет новость о том, что Каролина носила под сердцем его ребенка, которого не смогла сберечь. Возможно, раньше мужчина и мог держать себя в руках, но сейчас слишком многое навалилось на него. Каролина почти физически ощущала тьму, поглотившую его сознание, говорящую его устами и концентрирующую всю ненависть Драгомира на одном единственном объекте - Каролине. В эту секунду он ненавидел ее так яростно и сильно, что даже Озера испугалась его. Это был не Карл, не тот мужчина, которого она полюбила, и ради которого решила рискнуть своим положением, статусом, своим ребенком. Каролина боялась человека, стоящего перед ней, потому что, как бы он ни выглядел, и что бы он ни говорил, это был не Карл. И только стоило ей произнести это, как все стало как прежде, словно и не было этой вспышки, оставившей тяжелый камень на сердце моройки. Перед ней снова был ее Драгомир, теперь бережно прижимающий девушку к своей груди и шепотом просящий прощения. Теперь Каролина не понимала ничего. Она не знала того Карла, который совсем недавно был перед ней, и боялась, что рано или поздно он вновь вернется и заставит ее в подробностях вспомнить все, чего она лишилась за последние дни сама, и что забрала у Карла. Девушка слабо улыбнулась, когда он замер от ее слов. Каролине было нелегко произнести их, ведь даже сейчас она не изменяла своей скрытной натуре. Она по-прежнему боялась, но это был незначительный страх. Совсем недавно ей довелось узнать, что в мире случаются и куда более страшные вещи, чем разбитое девичье сердце. Рано или поздно время вылечит эту рану, но кое с чем время справиться не в силах. - Глупый, - с грустной улыбкой прошептала Каролина, чуть отстраняясь и заглядывая в любимые зеленые глаза. Из нее словно выжали все соки, оставив лишь опустошенную оболочку. Даже слова Карла не причинили ей ни радости, ни особой боли. Каролина знала все это и раньше: его любовь и невозможность им когда-либо быть вместе, - неужели ты думал, что я настолько наивная, что надеялась, что у нас что-то получится? Я ведь тоже выросла в королевской семье, Карл. И я не понаслышке знаю, что такое долг перед своим родом. Она отстранилась, опуская глаза и смотря на свой живот, на котором по-прежнему покоилась ее ладонь. Что бы изменилось, скажи она ему о ребенке? Карл бы не изменил своему роду и после похода женился бы на своей невесте. А Каролина вернулась бы в свой замок, где родила бастарда Драгомира и скрывала бы его от родственников, чтобы не опозорить честь семьи. - Не волнуйся, Карл, ты больше никогда не услышишь от меня этих слов. Надеюсь, и я от тебя тоже. Она подняла взгляд на него, продолжая грустно улыбаться. Хотелось заплакать от этой несправедливости, вообще от всего, что навалилось на нее. Но Каролина заставила себя сдержаться и лишь сильнее закусила губу, чтобы помочь себе сосредоточиться на чем-то кроме боли в груди. - Нам пора. Я слишком слаба, чтобы согреть даже себя, так что нам лучше вернуться в замок.***
Тьма отступилась, ярость больше не затмевала его взор, однако он продолжал говорить вещи, которые ранили Каролину и за которые он ненавидел себя еще больше. Но ведь так будет лучше, верно? Не позволить их отношениям перейти на новую ступень, не позволить ей говорить о любви. Пусть лучше ей будет больно сейчас, чем потом она будет собирать по осколкам разбитое вдребезги сердце. - Может, и не надеялась, - ответил Карл, - Но наверняка думала, как все могло бы быть между нами. Как и я. Возможно, я даже как-нибудь покажу тебе это, если пожелаешь. Он не был уверен, что это именно то, что им сейчас необходимо: наблюдать за иллюзией воплощения в реальность того, о чем они оба мечтали, но ему так сильно хотелось прочувствовать это, что он точно знал, что не сможет устоять. На одну ночь, на один сон они могли бы позволить себе затеряться в грезах и забыть о долге. Сам Драгомир сомневался, что у него это получится, однако полагал, что Каролина сможет ощутить счастье хотя бы на несколько часов навеянного им сна, если согласится, конечно, пустить его в свое израненной сознание. Ей же хватило смелости и безбашенности сбежать от своих обязанностей хотя бы на время, так пусть найдется еще хотя бы капля на то, чтобы довериться ему еще раз. Он постарается не подвести ее. - Не услышишь, - тихо сказал он, а затем продолжил уже громче, чуть усмехнувшись, - Но тебе не кажется, что я никогда не стал бы возвращать девушку с того света, если бы мне просто нравилась ее грудь. Он никогда бы не оставил Микеле умирать. Ради нее и их ребенка он пожертвовал лучшим другом, мороем, которого он знал чуть ли не всю сознательную жизнь, который всегда мог прикрыть ему спину, развеселить в нужный момент или же утешить, и сейчас его слов не хватало как никогда остро. Неужели она думала, что выиграла в этом споре жизни со смертью только лишь за счет того, что была беременна? Если бы он не испытывал к ней ничего, он не выбрал бы ее, и пускай ему пришлось бы жить с мыслью о том, что на его руках кровь еще нерожденного ребенка. Если бы он не испытывал к ней ничего, он не стал бы так злиться, что не смог вернуть вместе с матерью и дитя. Неужели она не понимает, что она для него много больше, чем просто обязательство? Однако же озвучь он свое признание ей в ответ, это стало бы началом того, чего ни один из них не мог себе позволить. Драгомир не мог давать ей твердой уверенности в своих чувствах, мог лишь намекать, не решаясь на большее. Он ведь никогда не был настолько же смелым, как Каролина. "И все же я был счастлив это услышать." Но и эти слова он не отважился озвучить, ни пока они неспешно шагали к замку, ни пока они добирались до его покоев. Только когда он удостоверился, что она заснула в кольце его рук, он склонился к ее уху и прошептал ответ: - Я тоже.