Чудный сон

      Андрей ненадолго остановился в тени деревьев, не решаясь выйти на открытое пространство. Слишком уж был ему сейчас неприятен свет фонарей у МКАДа — избыточно яркий, бесцеремонно разгоняющий жиденькую московскую ночную темноту — слишком резали глаза лучистые вспышки света от фар проносящихся по шоссе автомобилей, слишком раздражал обоняние едкий запах бензина, асфальта и какой-то особенно ядовитой резиновой гари, слишком давил на уши, мешая сосредоточиться, громкий дисгармоничный шум гигантской дороги. Но кольцевая дорога на то и кольцевая, стороной её не обойти, если ты внутри кольца. Андрей кое-как справился с отвращением и быстро пошёл к надземному переходу. Он легко взбежал по ступенькам и очутился в длинной пластиковой трубе. И только здесь, впервые за прошедшие несколько часов, он почувствовал себя по-настоящему скверно. В трубе воняло пылью, мусором и испражнениями, подвешенные к потолку люминесцентные лампы оглушительно гудели, источая нестерпимо яркий, мертвенный, приводящий в отчаяние свет, атмосфера была перенасыщена электричеством и непригодна для человеческого существования. Никогда раньше Андрей не замечал у себя боязни замкнутого пространства, а теперь, пожалуйста, вот она во всей красе. С трудом подавляя приступы дурноты, он продолжал идти в прежнем темпе. Столь бурные реакции показались ему странными, потакать им не хотелось, даже несмотря на то, что лучше было бы как можно скорее выбраться отсюда и оказаться в лесу подальше от этих никчёмных раздражителей.       Вот и конец перехода. Спуск. Снова повеяло автомобильными выхлопами, но воздух теперь показался Андрею гораздо более свежим. Порывы ветра донесли из лесополосы запах сырости и преющих листьев. Он зашёл под деревья и, оставляя за спиной фонари, направился в глубину лесопарка. Видел он плохо, после электрического света глаза медленно привыкали к темноте, но тропинка под ногами была ровная, твёрдая, хорошо утоптанная. Она уверенно уводила прочь от дороги. Большего в данный момент и не требовалось. Тропинка вильнула, спускаясь вниз и обходя густо разросшиеся кусты, возможно, раздвоилась. Андрей прошёл ещё несколько шагов и внезапно застыл. Его бросило в дрожь, холодные мурашки поползли по позвоночнику. Он был абсолютно уверен, что прямо здесь, рядом с тропинкой, практически у него под ногами лежит неглубоко закопанный, халтурно присыпанный землёй труп, завёрнутый в пластиковый пакет. Лежит давно, примерно с год. И никто об этом не знает, не считая, конечно, его и тех двух человек, что таким образом избавились от тела.       Андрей выругался и, не разбирая дороги, бросился прочь, не желая знать подробностей этого дела, которые так и норовили наплыть из мрака, сгустившегося среди качающихся стеблей травы, шелестящих кустов и угрюмо свисающих еловых лап. Но не успел он пробежать и нескольких шагов, как его всё-таки скрутило в приступе рвоты. Теперь попытки замедлить дыхание, отвлечься и переключить внимание на что-нибудь другое совершенно не помогли. Он успел разве что согнуться, уступая быстрой и неконтролируемой реакции организма.       После рвоты, впрочем, полегчало. Причём полегчало сильно и, что называется, по всем пунктам. Андрей вытер лицо бумажным платочком, прополоскал рот водой из бутылки, которую предусмотрительно захватил, уходя из дома. Он почувствовал глубокое спокойствие, понимая, что стой он хоть прямо на месте, где лежит труп, ему и дела нет до этого случая. Ну не в полицию же идти с такой фигнёй. Андрей знал, что он мог бы довольно точно описать тех двух человек и даже назвать номер машины, на которой они приехали, но что это даст? Откуда информация? Сказать, что он экстрасенс — так это прокатывает только по телеку. К тому же Андрей вовсе не был экстрасенсом и испытывал вполне обоснованное желание держаться как можно дальше от полиции. Он чувствовал, что ситуация не имеет и не может иметь такого решения, а пережитым страхом он в большей степени обязан собственным сомнениям и чувству, что надо поступить как-то иначе, ну и, конечно, тому, что он называл «последующей информацией».       Андрей знал, что экстрасенсы зовут это по-разному: и «фоном», и «следом» событий, но собственное определение ему как-то больше нравилось. Событие в определённом месте произошло и давно закончилось, но кое-кто в состоянии почувствовать, что случилось, как это происходило и что ощущали «действующие лица» — это и есть «последующая информация». И временами она может доставить массу неприятных ощущений. Однако на самом деле это не повод для суеты.       Андрей почувствовал, что больше ему не хочется паниковать и убегать, хотя место, куда его занесло, было и правда нехорошее. Дело тут было не только в закопанном трупе. Сейчас Андрей знал, что люди крайне редко убивают или прячут трупы в хороших и неподходящих для этого местах. Также он понял, что у него появилось безошибочное чувство направления, и он легко может сказать, куда стоит идти, а где ему сейчас откровенно нечего делать. Да и глаза с каждой минутой всё больше привыкали к темноте. Так что тропинка теперь нужна была разве что для удобства, чтобы не путаться между ветвей и не увязать в кустах, но и там, где её не было, Андрей двигался без затруднения. Он мягко ступал по ковру прошлогодней листвы и хвои, обходил стволы поваленных деревьев и заросли кустарника.       Теперь в лесу дышалось легко и свободно, хотя воздух был влажный. Луна вышла из-за туч и её рассеянный свет, пробиваясь сквозь кроны, серебрился ажурными пятнами на земле, расчерчивал блестящими полосками стволы деревьев. Андрей чувствовал бодрость, идти было приятно, все чувства обострились, а в голове ощущалась непривычная ясность. «Чувак запомнил номер машины, садясь в неё, — подумал он, — идея, в общем-то, хорошая, однако ему это ничем не помогло».       Впрочем, особенно размышлять об этом не хотелось. Андрей чувствовал, что по мере удаления от города он как будто бы освобождается от сдавливающих тело, крепко присосавшихся щупалец огромного спрута. Становилось всё легче, всё лучше, а потому совершенно не было желания загружать голову мыслями о ситуациях, его не касающихся. Волновало другое: он отлично понимал, что готов снова вступить на скользкую дорожку поиска истины. Причём дорожка выглядела ещё более скользкой от того, что предполагался поиск истины при помощи вещества, или в веществе, или же под веществом. Андрей на минуту задумался над правильным названием происходящего, но так и не смог выбрать. Вместо этого перед его мысленным взором возник церемониймейстер в напудренном парике и пёстром камзоле, ударил в пол раззолоченным жезлом и смешно надувая щёки провозгласил донельзя пафосным голосом: «Внесите грабли!»        «Да, да, давайте-ка мне снова эти грабли, с превеликим удовольствием на них наступлю и пусть они хорошенько треснут меня по лбу», — подумал Андрей, попутно удивляясь столь яркой фантазии. Раньше ему как-то не случалось представлять в изобилующих деталями картинках то, чего он никогда не видел своими глазами.        «Впрочем, не стоит преувеличивать, никакая истина мне не нужна. Просто хочется прояснить некоторые детали, разобраться в кое-каких образах», — продолжил думать он и тут же понял, что имела место неудачная и халтурная попытка самообмана. Ведь он всегда считал, что если ты пытаешься получить у встреченных в трипе существ ответы на особенно волнующие вопросы, это верх неадекватности и безрассудства. А ведь именно это он и собирался сделать. И всё потому, что если тебе сказали «заходи как-нибудь», то не вежливо переться в гости прямо на следующий день.       Переться в гости не вежливо. Но что же делать на следующий день?       Андрей по сложившейся привычке, встал поздно, медленно раскачиваясь, без особого интереса просмотрел новости в соцсетях, с тем же ощущением взялся за работу. И просидел до самого вечера с коротким перерывом не то на обед, не то на ужин. Просидел, разгребая накопившиеся за это время кучи необработанных фотографий, почти просроченных фотосессий, не отданных в печать и недовёрстанных фото-книг. Что-что, а привычку невозмутимо работать в любой ситуации, он давно уже у себя развил. Не хватало ему только системы. Андрей мог работать очень быстро во время авралов, которые, как правило, сам себе и создавал, а вот равномерно распределить свои дела хотя бы на неделю у него никогда не получалось. Теперь он механически что-то делал, глаза его не отрывались от ноутбука, рука словно бы сама кликала мышкой, но мысли были очень и очень далеко.       Любопытство не давало ему покоя. Вся эта история со сном не переставала его волновать. Познакомившись с Татьяной, он понял, что девушка странная, достаточно странная, чтобы тоже что-то знать об этих снах. Андрей давно уже решил для себя, что странные события, как правило, случаются именно со странными людьми, обычные же люди в большинстве случаев живут вполне обычной жизнью. Татьяна была подходящей кандидаткой на участие в странной истории. И именно поэтому Андрею теперь было так сложно усидеть на месте и дождаться, когда же к ней можно будет пойти.       В принципе, он мог терпеливо ждать, когда обстоятельства не позволяли делать что-нибудь ещё. Но вот способность к ожиданию в ситуации, когда можно было действовать, никогда не была его сильной стороной. А план действий после стольких часов работы, конечно же, у него созрел. Татьяна могла что-то знать об этих снах, но была ещё одна зацепка. Ещё кое-что или кое-кто, по этому вопросу Андрей так и не определился. Вытянутая тень, в которую он превратился в самом конце сна. До этого Андрей никогда не становился сам таким существом, а вот встречать их ему приходилось. Он хорошо помнил, где и когда, а главное, под чем.       И вот результат — он в лесу, перевалило за полночь, нужно только найти подходящее место. Впрочем, в привычном смысле этого слова, не надо было ничего искать. Андрей понимал, что ему достаточно просто идти вперёд, полагаясь на своё чувство направления, и остановиться там, где он сочтёт нужным, больше ничего. Сколько точно времени, он не знал. Мобильник он отключил и убрал в рюкзак ещё в городе. Отключил после того, как устройство посмотрело на него с холодной и почему-то вызывающей паранойю враждебностью. Андрей усмехнулся, подумав, что наверняка наиболее яркие истории о бунте машин были сочинены их авторами под какими-то похожими веществами. Однако телефон так и не включил. Да и нужды в нём никакой не было. Андрей знал, что скоро со временем начнёт твориться такая фигня, что какие-то циферки на экране уже не смогут это описать.       И он оказался прав: время остановилось. Земля, конечно же, продолжала вращаться, и от этого казалось, что Луна медленно плывёт над лесом, клонясь к закату, но это больше не имело значения. Больше не нужно было отсчитывать ход времени, сопоставляя его с движением каких-нибудь объектов. Не было самого чувства движения времени, не было необходимости что-либо измерять. Сейчас это оказалось очень даже кстати. Андрей хорошо помнил, что чаще всего эти существа появляются, когда ощущение времени исчезает. Плавно двигаясь среди деревьев, он наблюдал краем глаза, не мелькнёт ли где-нибудь нужная ему тень, но ничего похожего не замечал. Не было даже обычного для подобных состояний ощущения, что кто-то крадётся за спиной. «Это потому что я их ищу», — решил он.       Вскоре деревья впереди поредели, и Андрей вышел на широкую поляну. В разных направлениях её пересекали утоптанные тропинки. Андрей выбрал одну из них наугад и пошёл по ней. На открытом месте казалось, что убывающая луна сияет ослепительно ярко, всё было видно очень чётко, в мельчайших подробностях, а мелкие камушки на обочине тропы, которые вроде бы должны были быть белыми, сияли ярко-голубым светом, словно под дискотечными ультрафиолетовыми лампами.       Тропинка снова привела его под деревья, привела не сразу, до этого он наискось пересёк всю поляну или, скорее, большой луг. Здесь местность поднималась. Андрей почувствовал, что уже скоро найдёт нужное место. Однако от поляны хорошо было бы отойти. Какое-то время он шёл через лес по тропе, судя по ощущению, поднимающейся на холм. Потом сошёл с неё. Тропа к вершине холма не вела, загибаясь, и уводя куда-то влево. Андрей же продолжал подниматься по прямой. По пути ему встретилось несколько елей, лапы которых свисали шалашом почти до земли, Андрей забирался туда и собирал сухие веточки, торчащие у самого ствола. Последние несколько дней шли дожди, а в сырую погоду лучше средства, чтобы развести костёр просто не найти. А костёр был бы очень кстати. Он продолжал идти вперёд, держа в руках охапку еловых веток, продолжал идти, пока не почувствовал, что уже не поднимается на холм, а спускается с него. Увидеть, когда он достиг вершины, у Андрея не получилось. Деревья стояли густо, между ними то тут, то там разрослись кусты, кое-где вокруг упавших стволов накопился бурелом. Всё это существенно ограничивало обзор, а холм оказался очень пологим. Однако ноги безошибочно чувствовали то, чего не видели глаза.       Андрей осмотрелся. Земля с этой стороны холма была неровной, она вся оказалась изрыта ямами, напоминающими старые траншеи, окопы или воронки от снарядов. Скорее всего, это были именно они, всё-таки под Москвой шли бои, какие-то следы от них в любом случае остались. Место, однако, Андрею понравилось. Он чувствовал, что уже достаточно далеко отошёл от города. К тому же в какой-нибудь из этих траншей удобно развести небольшой костерок, чтобы он не был виден издалека. Не было бы только снова какой-нибудь заморочки с мертвецами. Хотя тут же Андрей понял, что никакие «заморочки с мертвецами» военной поры его совершенно не пугают.       Как-то под Питером случилось ему триповать под другим, гораздо более жёстким веществом, и было это в то время, когда он ни в чём не знал ни меры, ни удержу. Короче, он ухитрился оторваться от товарищей, которые составляли ему компанию в кислотных безумствах, заблудиться и забыть, кто он такой и почему вообще всё это происходит. Вот тогда, на какой-то безымянной высоте, «последующая информация» времён Отечественной войны, унесла его очень далеко и дала ему самый разнообразный опыт. На этой высоте он умирал, кажется, практически всеми способами, которыми можно умереть в бою за одинокую, ничем не примечательную, но, как оказывается, стратегически важную вершину холма.       Тогда он по-настоящему понял и принял смерть и узнал, что в момент смерти человек может испытывать совершенно разные чувства, вплоть до глубокого облегчения. Он был похоронен в братской могиле, он гнил в земле, из него вырастала трава. В траве жили разнообразные существа, они спаривались, рождали новую жизнь и умирали. Всё это было просто превращением солнечного света. Он испытал тогда очень много и даже того, что он запомнил, было слишком много, чтобы об этом можно было когда-нибудь рассказать словами. Но с тех самых пор с мертвецами военной поры у него больше никогда не было особенных заморочек. Он встречал их как старых друзей, и они принимали его за своего, если, конечно, такими словами можно описывать ощущения, которые вызывает у человека «последующая информация».       Андрей ещё немного спустился с холма, нашёл траншею поглубже, которую, к тому же, с одной стороны скрывали кусты, а с другой — несколько поваленных стволов и высоких пней. На её дне он положил собранные еловые веточки и отправился за хворостом. Насобирать его проблемы не составило, более того, Андрей был так поглощён этим, что наконец-то забыл о тенях. «Что-то слишком уж я увлёкся», — понял он, оглядев кучу хвороста. Если судить только по её размерам, можно было подумать, что Андрей решил задержаться в лесу как минимум на пару дней. Повозившись, он разжёг маленький костерок, вытащил из рюкзака кусок коврика-пенки, сел у огня и стал ждать. Ничего особенного не происходило. Разве что пламя по краям выглядело ярко-зелёным да ветви елей, растущих около траншеи, слегка дрожали в темноте, оставляя в воздухе слабо светящиеся следы. Где-то невдалеке прокричала сова. Андрей решил — это знак, что он хорошо выбрал место. Сова несколько раз встречалась ему в трипах, и трипы эти были очень хороши. Во сне же он сначала был совой, а потом превратился в тень, может быть, это имело значение.       Он сидел и ждал, что казалось несколько абсурдным, ведь если время остановилось, то могло ли ожидание вообще иметь смысл? Однако это был тот случай, когда оставалось только ждать, всё что он мог сделать, уже было сделано. И, в принципе, ожидание само по себе не казалось Андрею проблемой. Но почему-то очень сильно хотелось с кем-нибудь поговорить. Он понял, что сами собой ему в голову приходят слова, которые он сказал бы Татьяне, если бы сейчас она была рядом. Понял и удивился, потому что раньше ему никогда не доводилось вести разговор с вымышленным собеседником. Но теперь это представлялось очень естественным, словно Татьяна и правда была рядом, хоть Андрей её и не видел. Казалось, они только играют в то, что она невидима, а на самом деле она сидит напротив и наблюдает за ним, чуть склонив голову, отчего её причёска выглядит ещё асимметричнее, наблюдает, не отводя от него слишком пристального и одновременно как будто ничего не означающего взгляда тёмных, блестящих глаз.       — Понимаешь, Тань, — сказал Андрей, теперь, кажется вслух, — бывает же так, купишь что-нибудь, попробуешь. И вроде ничего себе, но больше не хочется. Положишь и лежит. А потом подходящий случай и для этого придёт, вот как сейчас. И я ведь даже не знаю, что это за вещество. Потому что это легалка. Да, да, я понимаю сам, что это несерьёзно. Ну и, конечно же, знаю, что много молодых людей, в принципе, заслуживающих лучшей участи, умерли от легальных аналогов хороших наркотиков. Я всё это понимаю, но это не тот случай. Тем более что я уже принимал это, и всё было в порядке.       Нет, ну приблизительно понятно, что это. На форуме написали «новая разработка на основе мескалина», значит, какой-то феник. Причём в таблетках, значит, активный перорально, но, впрочем, не буду загружать… На самом деле, странное вещество — убивает вроде плотно, а визуалов вообще нет. Ну, только что огонь зелёный по краям, но это же фигня. Так вот, в прошлый раз оно не показалось мне особенно интересным, можно развлекаться куда веселее. Но у этого вещества есть одна любопытная особенность — под ним можно увидеть определённых существ. Что это за существа — не знаю, я, знаешь, не любитель всякой эзотерической фигни, потому нигде ничего про них не читал и не слышал. Но сам я называю их «буквы А», потому что это тень, похожая очертаниями на человека, который прижал руки к телу, ну и на букву «А» они тоже похожи. Я по трезвости их вижу иногда, особенно в сумерках. Краем глаза можно увидеть, как эта тень пробегает от дома к дому или заходит за дерево, — Андрей говорил, совершенно не думая, что Татьяна может решить, будто всё, что он рассказывает — это просто бред сумасшедшего или выдумки наркомана. Сейчас ему казалось, что девушке разговор о таких существах не покажется странным. — Так вот, мне нужно увидеть это существо ещё раз, нужно с ним поговорить. Если, конечно, они вообще говорят.       — Говорят, — повторила Татьяна как эхо.       Андрей удивлённо взглянул туда, где по его представлению могла бы сидеть девушка. Всё-таки до этого он отдавал себе отчёт, что никого не видит с противоположной стороны костра. Теперь же там словно потемнело и сгустилась тень. Он наклонил голову, и тут же верхняя часть тени тоже немного наклонилась. Андрей поднял руку, тень повторила его движение. Всё выглядело так, словно это его собственная тень. Всё, кроме того, что его тень не могла находиться с противоположной стороны костра.       — Ого! — не сдержал он возглас удивления. Сам не зная, зачем, он поднял другую руку и помахал ею. Но это движение тень повторять не стала. Свою руку, или то, что напоминало руку, она опустила, и теперь перед Андреем был снова неподвижный сгусток темноты, слегка напоминающий очертаниями вытянутую человеческую фигуру.       — Я хочу кое-что у тебя спросить, — сказал Андрей. Тень никак не отреагировала. Он сначала растерялся, решив, что она не хочет отвечать или что слово ему послышалось, а на самом деле эти существа не разговаривают, но потом до него дошло, что он не спрашивал, а утверждал, и тень не сочла нужным это прокомментировать.       — Ты ответишь на мои вопросы?       — Если ответ будет возможен, то да, — отозвалась тень. Её голос показался Андрею знакомым, хотя он звучал не как голос человека, а скорее, как шелест или шорох.       — Кто ты?       Тень молчала. Андрей решил переформулировать вопрос, он знал, что в общении с подобными существами это может сработать. Никогда невозможно понять до конца, как они мыслят.       — Мне снился сон, что я превратился в такую же тень, как ты, кем я стал?       — А кем ты был до этого? — прошелестела тень.       — Медведем, то есть нет, сначала медведем, а потом совой.       — Ну а до этого?       Андрей хотел было сказать «самим собой», но тут он понял, на что ему указывает бесплотный собеседник. Эти слова «самим собой», «Андреем Медведевым», «человеком», может быть, как-то его и называли, но можно ли было считать, что хотя бы одно из них отвечает на вопрос, кто он такой? На несколько секунд Андрей потерял дар речи, понимая, что все слова только указывают на другие слова, и ни о чём на самом деле не говорят. Но потом он всё же собрался и постарался придумать какой-нибудь вопрос, надеясь выудить хоть немного информации из странного существа, находящегося рядом.       — А что такие существа, как ты, делают здесь?       — На этот вопрос можно ответить, хоть и не прямо. Ты знаешь, что в поэтической речи об умерших людях или ушедших из мира вещах, говорят, что они «похищены тенью», или что их скрыла тень.       Андрей понял — сейчас лучше не говорить, что в школе он не особенно увлекался литературой. Тем более тень неожиданно разразилась длинной речью, и ему совершенно не хотелось её перебивать.       — Сейчас люди считают, что это метафора, но в давние времена поэты ничего не выдумывали, они прямо описывали то, что видели и ощущали, — продолжала она. — Так вот, я… мы… — тень стала перебирать местоимения, видимо, не считая их полностью подходящими, — …кто бы то ни было из нас и есть тень, которая делает это. Только слово «похищать» тут не очень подходит. Похититель присваивает похищенное себе или каким-то иным образом извлекает из него выгоду. Кто бы то ни было из нас не может этого делать, мы просто переводим через порог.       — Куда переводите? — на всякий случай уточнил Андрей, хотя он чувствовал, что общий смысл того, что хочет сказать существо, доходит до него и так.       — «Куда» существует только в этом мире, тех вещей и людей, о которых мы ведём речь, больше в нём нет, поэтому нельзя сказать, что они отправились куда-то. На вашем языке вообще трудно говорить кому бы то ни было из нас.       — Почему трудно?       — Из-за его образности. То есть из-за конкретности, — сразу же пояснила тень, и Андрей удивился тому, что она почувствовала его непонимание, неужели столь непохожие существа могли настроиться друг на друга в беседе. — За словом почти всегда стоит картинка, ощущение, предмет.       — А разве может быть по-другому?       — Не может. Не может БЫТЬ, в том-то и дело. Небытия нет.       — Но почему же тогда я вижу тебя и говорю с тобой? — спросил Андрей.       — В вашем языке есть и слова, которые ни на что не указывают, только почти никто из подобных тебе не понимает их правильно. Ты видишь то, что видишь, только потому, что человеку свойственно и ничто представлять как что-то.       — Это ладно, — Андрей понял, что надо сменить тему, пока тень совсем не заморочила ему голову. — Тень, сова, медведь — всё это не имеет значения. Я понял, что в моём сне я был существом той же природы, как, — он повторил выражение тени, — кто бы то ни было из вас. Но там была девушка, я взаимодействовал с ней. Я чувствую, что это было нужно, что это и теперь нужно, но не понимаю, что должен сделать. Ты знаешь это?       — Она же всё тебе показала, — прошелестела тень, — переведи через порог.       — Объясни.       — Когда некто видит что-то там, где нет ничего, некто думает — это нехорошо. Некто должен знать, что он думает.       После этих слов понятнее не стало. Андрей был готов спрашивать, пока не прояснится хоть что-нибудь, но тут в лесу раздался дикий отчаянный женский крик. Он обернулся на звук, но крик тут же прозвучал с противоположной стороны. Когда Андрей посмотрел туда, он заметил, что тень исчезла, как будто её никогда и не было. Что произошло потом, что именно заставило его вскочить и побежать, забыв о всякой рассудительности, он так и не понял. Не мог понять он этого и потом, когда на следующий день вспоминал и обдумывал все события этого трипа. Но в одно мгновение все «где», «с кем», «зачем» и «под чем» оказались забыты. Он побежал через лес, напролом, бросив свои вещи, забыв о костре, забыв обо всём на свете. Он чувствовал себя обманутым. В тот момент, когда он услышал крик, он понял, что тень просто отвлекала его, заморачивая малопонятными разговорами, совсем не то он должен был делать в лесу. И пока он удовлетворял своё праздное любопытство, с Татьяной произошло что-то ужасное. Андрей был убеждён, что слышал именно её голос.       — Он убил, он убил его! — закричала Татьяна. Никогда ни в чьём голосе Андрей не слышал такого ужаса, отчаяния и муки.       — Он убил его!       Он бежал через лес в ту сторону, откуда доносились крики, бежал, не разбирая дороги. Ветви деревьев цеплялись за одежду, хлестали по лицу, но Андрей только с досадой отмахивался от них. Пару раз он будто бы видел, как впереди мелькнул силуэт девушки в белом платье. Продираясь сквозь ветви и кусты, он производил столько шума, что, казалось, толпы народа бегают по лесу вместе с ним. Вот наконец белое пятно стало видно более отчётливо. Андрею показалось, что девушка в белом, с разметавшимися по плечам волосами, стоит на поляне к нему спиной. Он бросился к ней. И тут растянулся на земле, споткнувшись о корень.       Падение его несколько отрезвило. Он вспомнил, что никакой Татьяны не было и не могло быть в лесу. С опаской Андрей поднял глаза и посмотрел туда, где он видел женский силуэт. Прямо перед ним стояла молодая берёза, её тонкий ствол резко выделялся своей белизной на фоне тёмных окружающих деревьев и кустов. Андрей присмотрелся пристальнее и понял, что чёрные отметины на берёзовом стволе не стоят на месте, они плыли, складывались в узоры, наподобие букв неизвестного ему языка, дрожали и меняли форму. Внезапно эти узоры преобразовались в глаза, живые, подвижные, внимательные, они все уставились на Андрея.       — Отчего так в России берёзы шумят? — зачем-то процитировал он. Но на самом деле шумело в голове, звенело, шипело, потрескивало и пищало. Казалось, кто-то громко шуршит в лесу, выдаёт себя треском сучьев и шелестом листвы, будто бы ходит вокруг, не приближаясь. Но, скорее всего, это просто казалось, звуки возникали всё время в разных местах, порой они слышались сверху или даже снизу. Андрей подумал, что, может быть, именно из этих звуков складывалось то, что он принимал за речь тени. Он сел, потирая ушибленное колено и переводя дух после сумасшедшей пробежки.        «Вот не припомню, чтобы это вещество в прошлый раз так мощно накрывало», — подумал он это или сказал, понять было затруднительно. В одном Андрей отдавал себе отчёт — у него уже давно не было таких сильных и таких внятных слуховых галлюцинаций. И если сосредоточиться, то казалось, и сейчас он мог среди всего этого шума в голове различить какие-то голоса, звучащие как радиопередача в плохо настроенном приёмнике, почти растворившаяся среди помех.        «Я был моложе, чем сейчас… Я был поэт и, наверное, розенкрейцер… Я знал, что с этим существом она в беде», — услышал он голос Влада.        «Убийца, убийца… Не смей приходить в наш дом! Оля, как ты можешь приглашать его, видеться с ним, после того, что случилось…» — это сказала Татьяна, но голос её звучал теперь очень тихо, едва различимо. Андрей не мог бы поручиться, что правильно всё расслышал.       Некоторое время он сидел прямо на земле, совершенно не ощущая холода и прислушиваясь к затихающим, становящимся всё менее и менее разборчивыми, голосам. По-прежнему ему было ничего не понятно, казалось, всё в этом трипе больше и больше запутывается с каждой минутой. И тут прямо над ним пролетела большая сова. Она двигалась совершенно бесшумно, Андрей мог бы и не заметить её, если бы не мелькнувшая тень. Сова опустилась на ветку дерева недалеко от него и уставилась на Андрея большими жёлтыми глазами.       — Ну, а ты-то что думаешь, обо всём этом? — спросил у неё Андрей, не особенно, впрочем, надеясь на ответ. Он несколько раз до этого видел сову в трипах. Один раз она молчала, в другой раз — говорила на языке, которого он не знал. Потом под Питером грибы научили его этому языку, и, увидев сову снова, Андрей заговорил с ней. Сова внимательно слушала и даже ответила. Проблема была в другом: Андрей говорил бегло, но совершенно не понимал смысла произносимых слов. Ответ совы был так же ему не понятен.       — Одержимость анимусом, — на удивление чётко произнесла сова. Сама она производила впечатление сверхъестественной мягкости, а вот голос у неё оказался резкий и хриплый, как у простуженного попугая.       — Чего? — переспросил Андрей, совсем обалдев от такого поворота событий.       — Одержимость анимусом, — проскрипела сова ещё раз и укоризненно посмотрела на него. Было понятно, что в третий раз она не повторит.       Андрей присел на подоконник и, чувствуя лёгкое дежавю, закурил. Впрочем, он не знал, считается ли, что у него дежавю, если то, что он делал, и вправду уже было. Ведь буквально несколько часов назад он сидел на том же самом подоконнике возле мусоропровода и точно так же курил, рассеянно глядя вглубь узкого коридора. Но если пару часов назад он скучал в бесплодном, как потом выяснилось, ожидании, то теперь ему требовалась небольшая пауза, чтобы как-то собраться и прийти в более адекватное состояние, да и пищи для размышлений с тех пор как-то поприбавилось. Взять хотя бы то, что Максик рассказал ему сегодня. Андрей курил и вспоминал его слова.       — Я ведь недавно видел эту подругу.       — Какую?       — Да ту, которой ты с балкона что-то орал, как неадекват.       Андрей не стал комментировать, ему не хотелось выдавать своё любопытство, тем более что Максик сразу же продолжил:       — И мы ещё боялись спалиться перед ней!       — А что?       — Да то, что она сама была в мясо. Идёт по подъезду, глаза красные. Да ладно там глаза, она вообще еле шла!       — Я только не понял, что она делала в твоём подъезде? — спросил Андрей. — Ты ж вроде сказал, что она в соседнем живёт.       — Да нет, это я был в её подъезде, — пояснил приятель.       — Ага, и ты ещё на девушку гонишь, сам-то был упоротый!       — Откуда ты знаешь? — удивился Максик.       — Ну, подумай сам, нафига тебе в соседний подъезд? По любому ты там курил.       И вот теперь Андрей решил, что, скорее всего, вся история произошла именно на этом самом месте. Вообще-то к Максику он сначала не собирался. Несмотря на то, что Татьяна пригласила его в гости, когда он будет возвращаться от приятеля, Андрею не казалось, что это такая уж хорошая идея. Он не особенно любил обкуренный общаться с трезвым собеседником, тем более если это малознакомая девушка. Поэтому он пошёл сразу в Татьянин подъезд, собираясь сказать, что приятеля он дома не застал или что-нибудь в этом роде. Но дома не было самой Татьяны. Он позвонил в сорок пятую квартиру. Точнее попробовал позвонить, но выяснилось, что дверной звонок не работает. Потом постучал несколько раз — ответа не последовало. Было где-то восемь вечера, и Андрей решил подождать. Он посидел полчасика на том же подоконнике, где сидел и сейчас, покурил, поскучал, понаблюдал за проходящими по подъезду людьми. Девушка не появлялась. Ехать домой ему тоже не хотелось, и он всё же решил зайти к Максику.       С тех пор прошло часа два. И вот он снова в подъезде, опять сидит и курит, чувствуя, что в голове всё же слегка проясняется. Наконец он собрался с мыслями и решил, что надо попробовать зайти ещё разок. Нужно ведь хотя бы узнать — та ли это квартира или девушка просто назвала ему случайный номер, чтобы он побыстрее отстал. А то ведь, может статься, что его размышления, пристойно ли заходить в гости в таком состоянии и в такой час — просто напрасная трата времени.       Он прошёл по длинному коридору и снова постучал в сорок пятую квартиру. На этот раз ему показалось, что он видит в глазке свет, потом его что-то заслонило, а затем дверь приоткрылась и оттуда выглянула Татьяна.       — О, привет! — сказала она.       — Привет! Я не очень поздно? Ты сейчас не занята?       — Да нет, я сама недавно пришла, — ответила она, — заходи.       Она открыла дверь пошире и зашла в комнату, пропуская Андрея в коридорчик. Андрей снял ботинки, повесил куртку на крючок и прошёл за ней. Он часто бывал в квартире у Максика, и потому ему было очень любопытно, как может выглядеть малогабаритка, в которой живёт девушка. Ведь, если воспользоваться выражением из старой детской песенки, из чего бы ни были сделаны девчонки, но Андрей очень сомневался, что всё это сможет поместиться в квартире с комнатой размером три на три метра и микроскопическим коридорчиком, в который, к тому же, были втиснуты мойка, электроплита и холодильник.       Однако зайдя в комнату, он и думать забыл обо всём этом, ведь первое, что бросилось ему в глаза — медведи. Они смотрели на него со шкафа, с полок, подвешенных над маленьким диванчиком, с письменного стола и даже с фотографий на стенах. Конечно, это были всего лишь плюшевые мишки, но при виде их Андрею стало даже немного жутко. Он понял, что всегда придерживался мнения, может быть, достаточно стандартного, что плюшевый мишка должен быть уютным и милым. Эти же выглядели мрачными и потрёпанными, некоторые из них и вовсе производили впечатление, что их спасли из горящего дома или выловили в пруду. Медведи казались старыми на вид, но при этом было понятно, что сделал их человек с современным мышлением — один был одет в скафандр космонавта, другие щеголяли костюмами в духе стимпанка.       — Это медведи вуду? — почему-то вырвалось у Андрея, но самое удивительное было в том, что Татьяна вместе с ним в тот же момент произнесла ту же абсурдную фразу. А сразу после этого она возмутилась:       — Вуду — африканская религия. Причём вообще там может быть медведь?!       — Но почему ты тогда сказала то же самое? — удивился Андрей.       — Думаешь, ты один такой оригинальный, что ли? — вздохнула она. — Ты удивишься, насколько люди порой стандартно комментируют. Да ладно, не стой столбом, сядь куда-нибудь.       В этой маленькой комнатке «куда-нибудь» могло указывать только на диванчик. Андрей сел, Татьяна расположилась во вращающемся компьютерном кресле у письменного стола.       — Но почему у тебя столько медведей? — спросил Андрей.       — Потому, что я художник-теддист.       — Чего?       — Я делаю медведей Тедди, вот их, — пояснила Татьяна указав широким жестом на плюшевых обитателей комнаты. Андрей присмотрелся и заметил, что и правда мишки, сидящие на столе, находятся, что называется, «в работе»: у кого-то не было носа и глаз, кто-то и вовсе был разобран на отдельные детали, а точнее, наоборот, ещё не собран. Сам же стол был обильно завален обрезками ткани, мятыми бумажками, не менее мятыми тюбиками с краской, разнообразными инструментами и прочим, не поддающимся определению хламом. Был на столе и включённый ноутбук, но Андрей не сразу его разглядел в этом художественном беспорядке.       — А почему Тедди? — спросил Андрей.       — Ну, так их называют. Это долгая история, — отозвалась Татьяна, — будет любопытно — загугли как-нибудь. Лучше скажи, ты чаю хочешь?       — Не откажусь.       — Вот и хорошо. Я как раз собираюсь пить чай, — сказала она. Андрей заметил, что и впрямь на её рабочем столе стоит полный стеклянный чайник.       — Значит, я удачно зашёл, — заметил он.       — Ну да, но это не такой уж редкий счастливый случай, как может показаться, — добавила Татьяна. — У меня тут всегда время пить чай.       — «Алиса в стране чудес», — узнал цитату Андрей.       — Она самая, — подтвердила девушка, — к тому же я люблю пить чай, когда работаю.       — Значит, я отвлёк тебя от работы.       — Есть такое, но сильно по этому поводу не переживай. Я, конечно, сама решила переехать в другой район, но в результате теперь ко мне практически никто не заходит и все вечера я провожу исключительно в компании этих медведей. Уж один разок они обойдутся без меня, — Татьяна извлекла из завалов на столе пару чашек, помыла их и разлила чай.       — Сахар класть?       Андрей покачал головой.       — А торт будешь? — спросила она, протягивая ему чашку.       — Буду, — сказал Андрей несколько удивлённо. — Вот уж не думал, что у тебя есть торт.       — Ты решил, что я на диете сижу, раз такая худая, — улыбнулась Татьяна, — а я тортики трескаю по вечерам. Но мне диета не нужна, временами я вообще забываю есть.       Она достала из холодильника приличных размеров кусок торта, разрезала пополам, разложила по тарелкам. Вместо подноса она поставила тарелку на фанерный планшет, на краях которого красовалась неровно срезанная бумага, подала Андрею. Сама же вернулась со своим куском за стол.       Пару минут они молча ели и пили. Андрей чувствовал себя просто прекрасно. Горячий чай был очень уместен, поскольку Андрея одолевал весьма приличный сушняк. Ну а торт и вовсе показался великолепным на вкус, не говоря уже о том, что неплохо было бы попуститься, чтобы адекватно поддерживать беседу. И тут Татьяна, разделавшись с половиной своего кусочка торта, сказала:       — Только не надо сейчас этих унылых стандартных вопросов, типа, где я работаю или где училась и встречаюсь ли с кем-нибудь. Знаю, такого начала разговора сложно избежать, но я всегда так скучаю, когда с кем-нибудь знакомлюсь и начинается всё это.       — Тогда скажи, почему ты решила бросить курить, — нисколько не смутившись, ляпнул Андрей. Будь он потрезвее, сто раз подумал бы прежде, чем задавать такой вопрос, а, подумав, скорее всего, в итоге не задал бы его. Если Татьяна и так едва не приняла его за барыгу, то после этого вопроса она точно могла бы решить, что он просто пытается впарить ей что-нибудь. Но подумать совершенно не удалось, Андрей успел только с удивлением заметить, как сказал первое, что пришло в голову.       — Вот это очень любопытно, что всех интересует именно, почему я решила бросить, и при этом никто никогда не спрашивал меня, почему я вообще курила. Если так посмотреть, то получается, чтобы бросить курить, нужна причина, а вот чтобы, собственно, начать она не требуется?       Андрей несколько растерялся от такого поворота. Ему показалось, что последний вопрос был риторическим, поэтому он промолчал. Татьяна же отхлебнула чая, налила себе ещё и, вздохнув, продолжила:       — На самом деле почему я курила и почему решила бросить курить — это две стороны одной… — она ненадолго замолчала, подбирая слово, — две стороны одной ситуации. Понимаешь, я стала курить, потому что в этом состоянии жизнь казалась мне другой… Какой-то более интересной, более загадочной и увлекательной. В общем, неудивительно, что я стала курить довольно много и часто. И столь же неудивительно, что через какое-то время вся загадочность испарилась, превратившись в до боли знакомую повседневность. Потому, как бы смешно это ни звучало, я бросаю курить по той же причине, что и начала — просто потому, что мне хочется что-то поменять.       — Ну, этому я не удивляюсь, — прокомментировал Андрей. — Тут иной раз, когда миксов покуришь, не то что жизнь кажется другой, ты и сам себе кажешься кем-то совершенно другим.       Торт он доел — было до того вкусно, что не получилось остановиться. Татьяна же ещё смаковала свой кусочек, отщипывая понемногу ложечкой от разных слоёв, словно хотела хорошенько распробовать каждый вкус в отдельности. Потому она только кивнула, соглашаясь с его последними словами, а Андрей тут же заговорил снова:       — Ты вот в прошлый наш разговор поделилась своими соображениями по поводу меня, а я сегодня хочу ответить тем же. Думаю, ты тоже не только куришь, ну, или бросаешь курить, но и ещё что-нибудь принимаешь.       — Вот это да! Ну тогда и я у тебя спрошу, откуда такие умозаключения?       — То, что «рыбак рыбака…», это думаю, слишком банально, хотя и правда это так. Но, кроме того, мне не столь часто встречались люди правильно и к месту употребляющие слово «психоделический» и не употребляющие при этом самих психоделиков. Ну что, я прав?       — И да, и нет, — ответила Татьяна. — Самих психоделиков попробовать мне не доводилось, хотя я об этом наслышана, и нельзя сказать, что я что-то принимаЮ, — она выделила окончание голосом, — но раньше бывало.       — А что бывало? — поинтересовался Андрей, попутно удивляясь, что они так разговорились на эту тему. В области веществ его, скорее, можно было бы назвать человеком дела, а не слов, то есть он предпочитал не болтать и обсуждать эффекты, а непосредственно испытывать их.        «Хрен поймёт эти миксы, — подумал он про себя, — вроде бы должен быть каннабиноид, а на болтовню пробило, как после спидА».       — Ну феном угощали друзья пару раз, экстази пробовала.       — И как тебе, — Андрей поймал себя на том, что перед этим словом он невольно сделал паузу, в которой уместилось много самых разных чувств, — экстази?       — Ой, да не знаю, что все в нём находят, — сказала Татьяна. — Ну, подумаешь, эйфория! На мой взгляд, лучше уж спайса покурить, интереснее как-то.       Андрей удивлённо посмотрел на неё. Лицо её было серьёзным, даже каким-то слишком серьёзным, потом её губы напряглись, вытянулись в ниточку, и она всё-таки рассмеялась. Андрей тоже засмеялся, понимая, что она разыграла его. Но Татьяна смеялась слишком долго, как-то истерично, не в силах остановиться и едва не задыхаясь от смеха. Андрей почувствовал себя очень странно, ведь обкуренным был он, но теперь девушка вела себя куда более неадекватно. Наконец, этот приступ прошёл, она отдышалась и сказала:       — Классно я пошутила, да?       — Ну да, я сначала даже удивился. Хотя бывает, что на кого-то экстази и правда не производит особого впечатления.       — Ну, я уж не знаю, — сказала Татьяна, — как это может не произвести впечатления. Весь мой мир просто взорвался изнутри, я поняла, что до этого я словно жила в стеклянном ящике из замкнутости и страха, не зная, что такое настоящее чувство близости, раскрепощённости и теплоты.       — Значит, тебе это помогло?       — Потом, конечно, всё вернулось на свои места, стало почти как было до этого. Но всё же, конечно, получше, чем раньше. Правда, возник ещё дурацкий побочный эффект, до сих пор не могу избавиться.       — А что случилось, — полюбытствовал Андрей.       Татьяна вздохнула.       — Я влюбилась не в того человека.       — Да, это бывает, окситоцин и всё такое. Вы вместе принимали тогда?       — Да, вдвоём.       — А почему ты считаешь, что он не тот?       — Мы друзья.       — Ну и что, это даже неплохо, значит, взаимопонимание между вами уже есть. Может, тогда вам бы секс помог, поняли бы друг друга лучше.       — Ничего бы не вышло, — снова вздохнула девушка.       — Почему? — удивился Андрей.       — Понимаешь, у нас уже был секс по дружбе, до этого. И нам обоим это очень не понравилось.       — Как так?       — Да нет, с самим сексом всё было в порядке, — Татьяна улыбнулась, но как-то грустно, — а вот что началось потом — это был ужас. Никто бы не мог подумать, что мы станем так относиться друг к другу… Мы даже разругались. Потом, правда, помирились всё-таки, но, естественно, никто не хотел начинать всё заново. Так что, если тебе предложат секс по дружбе — лучше не соглашайся. В итоге не будет ни секса, ни дружбы.       — Ну, мне пока никто не предлагал, — сказал Андрей, — но я приму к сведению, если что.       Он вроде бы и был рад, что разговор свернул с наркоты на что-то другое, и вместе с тем, испытывал некоторую растерянность, которая охватывала его довольно часто при столкновении с запутанными чувствами девушек. Он никак не мог понять, то ли сейчас надо поддержать беседу, чтобы дать ей выговориться, то ли, наоборот, лучше тактично сменить тему. И тут Татьяна внезапно сказала:       — Ну, давай уже!       — Что, давай? — не понял Андрей. Она пристально смотрела на него, и взгляд её в эту минуту показался ему слишком прямым, тяжёлым и неприятным.       — Ну не знаю, приступай, говори, впаривай. Время позднее, метро закроется, а ты всё не начинаешь, — Андрей в недоумении смотрел на Татьяну и обратил внимание, что руки у неё сильно дрожат. — Ты говоришь, что не барыга, но тебе что-то сильно надо от меня, давай, излагай.       Андрей остолбенел.       — Я не хочу ходить вокруг да около, — продолжала Татьяна. — Ты как человек, принимающий много психоделиков…       — Про «много» мы с тобой ничего не говорили.       — Ладно, погоди, не перебивай, мне ты можешь это не рассказывать, я знаю, как человек, принимающий много психоделиков, ты должен верить во всякую разную ерунду, которую обычно никто не принимает всерьёз, поэтому ты правильно меня поймёшь, не посчитаешь, что я сошла с ума…       — У меня скорее уже дошло до того, что я вообще ни во что не верю, — уточнил Андрей, всё-таки перебив её, — но мне всё представляется одинаково невероятным, так что говори.       — Я читаю мысли, — сказала Татьяна, — не прямо, как в книжке, конечно, но могу повторить то, что у человека уже вертится на языке, могу сказать, что кто-то чувствует и намеревается делать. Так вот, я уверена, что ты познакомился со мной не просто так, тебе что-то нужно, но я не до конца понимаю что. Так говори, не будем терять время, я выслушаю, рассмотрю и так далее.       Андрей справился с удивлением и сказал:       — Я и правда не барыга, и у меня не было мысли что-нибудь впаривать тебе. То, что я хочу рассказать, гораздо бредовее, но мне и правда нужно об этом поговорить. Я видел тебя во сне. Ещё до того, как мы познакомились, ты выглядела точно так же, только волосы у тебя были длинные, ниже талии.       — Блин, — сказала Татьяна, — блин!       — Ты тоже видела этот сон, — с абсолютной уверенностью сказал Андрей.       Что бы там ни говорил Влад, но Андрей понял, что всегда был убеждён — Татьяне снилось то же самое и она помнит об этом.       — Не будем спешить, — сказала она. — Я-то тебя не узнаю, хоть и кажется почему-то, что мы где-то встречались. Расскажи, что именно ты видел.       — Вот то, что ты меня не узнаёшь, как раз совсем не странно, я выглядел иначе, — отозвался Андрей и пересказал Татьяне свой сон, наблюдая, как она то бледнеет, то делает нервные жесты руками, то будто бы порывается что-то сказать. — Так ты видела этот сон?       — Этот. Можно и так сказать, — выдохнула она. Когда Андрей закончил говорить, она как будто немного успокоилась. — Знаешь, ты и правда похож на того медведя, не знаю чем, уж точно не комплекцией…       С этим нельзя было поспорить. Андрей выглядел гибким и подтянутым, но не слишком раскачанным. К тому же всем известно, что кислота плохо сочетается с тяжёлой пищей, а потому у Андрея при его образе жизни просто не было шансов набрать лишний вес.       — Но что-то такое есть, наверное, выражение лица… — прозвучало это довольно странно, но Андрей вполне понял, что Татьяна имеет в виду.       Может, дело было в его манере смотреть исподлобья, слегка наклонив голову и выдвинув вперёд шею и плечи, может, в самом лице, треугольником сходящемся от широкого лба к подбородку, может, в том, что нос у него был чуткий, слегка утолщённый на кончике, а рот широкий и подвижный. Может, об этом сходстве заставляли задуматься его волосы, жёсткие, тёмные, вьющиеся, и глаза, светло-карие, цвета гречишного мёда. Андрею всегда казалось, что карие глаза очень напоминают глаза животных. Вот и у Татьяны тоже были карие глаза, только более тёмные и блестящие. Но Татьяну, тоненькую, подвижную, можно было бы, наверное, сравнить с ланью. Хотя, присмотревшись к девушке внимательнее, Андрей понял, что ассоциации с травоядными ей совсем не подходят.       Травоядные быстры и ловки в ситуациях, когда им нужно избежать опасности, созданной кем-то другим. Хищники, напротив, чаще всего демонстрируют свою ловкость и грацию, создавая окружающим проблемы. В этом смысле, Андрей подумал, что девушка больше всего напоминает куницу или ласку. И тут же почувствовал, что будь он барыгой, постарался бы не иметь с Татьяной никаких дел. Предчувствие однозначно говорило — девушка может стать источником большой суеты. Но, конечно же, он не стал обсуждать с Татьяной свои ассоциации и предчувствия. Вместо этого он сказал:        — Всё это странно само по себе, но ещё более странно, что моя фамилия — Медведев и что есть ещё один человек, который видел этот же сон, но участвовал в нём в другой роли.       — Нифига! — удивилась Татьяна. — Ты знаешь Ольгеца?       — Какого такого Ольгеца?       — Не «какого», а «какую». Ольгец — это Ольга, — ответила Татьяна таким тоном, словно это должно было всё объяснить.       — Никакой Ольги я не знаю, этот сон видел мой приятель Влад.       — Ничего себе! Ещё один, — поразилась девушка и, не давая Андрею времени, чтобы задать вопрос, быстро продолжила: — Самое странное даже не то, что мы все видели один и тот же сон, странно, что именно этот.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Ты не понимаешь? — удивилась Татьяна. — Тогда подожди. Интрига! Тогда должна быть интрига!       Она отвернулась к ноутбуку и, закрыв спиной экран, что-то набрала на клавиатуре и быстро защёлкала мышью.       — Вот теперь подойди и прочти, думаю, тебе будет интересно, — она встала, уступая ему кресло.       Андрей сел. Бросив взгляд на страничку текстового редактора, он увидел короткие рифмованные строки и внутренне поморщился, что придётся читать девчачьи стихи. Тем более что стихов было много, на одной странице они не помещались. Но тут его внимание привлекли первые слова «И снится чудный сон Татьяне…», он начал читать, поражаясь тому, что кто-то так точно, хотя и в каких-то устаревших выражениях, описал сюжет их сновидения. После того, как Андрей оставил Татьяну на пороге хижины, стихи продолжались, но речь уже шла не о нём, а о том, что делала девушка.       — И ты видела всё это? — с удивлением спросил он, прочитав о пирующих в хижине чудовищах.       — Да, именно это, но ты сначала дочитай, а потом поговорим.       Андрей продолжал читать и вскоре обнаружил, что в стихах было и то, о чём ему рассказал Влад, но в искажённом виде. Влад говорил, что он победил существо, которое было с Татьяной, в стихах наоборот он был повержен. Больше всего Андрея поразило, что Влад был назван настоящим именем — Владимир. Стихи обрывались на строчке «…и Таня в ужасе проснулась».       — Кто это написал? — спросил Андрей. Сначала он думал, что Татьяна дала ему прочесть собственные стихи, но сложные, написанные на какой-то старый манер выражения заставили его сомневаться в этом.       — Ты не знаешь? — ему показалось, что Татьяна очень удивлена.       — Нет, а что должен?       — Школьная программа, — презрительно отозвалась она. — У тебя три попытки.       Девушка стояла рядом. Видимо, всё время, пока он читал, она смотрела, до какого места он прочёл, и наблюдала за его реакцией.       — Тань, я же говорил, что в школе с литературой не особенно дружил. А тут ещё и стихи…       — Значит, ты угадаешь и с одной, раз не отягощён большим количеством вариантов.       — Пушкин? — неуверенно спросил Андрей.       — Сто баллов по ЕГЭ! — усмехнулась Татьяна. — Ты же сам его цитировал, когда знакомился со мной, причём то же самое произведение.       — Правда? — искренне удивился Андрей. Хотя теперь это не казалось таким уж нелогичным: и в том, и в другом случае упоминалась Татьяна.       — Это «Евгений Онегин», — наконец перестала мучить его девушка, — «Сон Татьяны», только я заменила в этом отрывке все фамилии на имена, чтобы сохранилась хоть какая-то интрига.       — Какая-то? Да я вообще не представлял, что в «Онегине» есть такие ужасы. Череп на гусиной шее — это же пипец!       — Да ладно, мне вот мельница куда больше не понравилась. Я думала, она всё развалит там и пришибёт кого-нибудь. Хотя, может, и не помешало бы. Особенно этого, рогатого с собачьей мордой, ну или ведьму. Ты бы видел, как они себя вели!       — А кто такой остов? — спросил Андрей.       — Скелет. Да, и скелет там тоже был. Всё прямо по тексту…       Андрей помолчал какое-то время. После чая с тортом, казалось, совсем попустило. Но теперь в голове у него всё перемешалось, словно он только что обкурился в хлам.       — Но это же просто бред! — только и смог сказать он. — Как может быть, чтобы трём… нет, даже четырём людям одновременно приснилось стихотворение Пушкина?!       — «Евгений Онегин» — это роман в стихах, — машинально поправила Татьяна.       — Тем более бред!       — Теперь-то ты врубаешься! Можешь представить, как чувствую себя я?! Как вообще я должна себя чувствовать, когда разные люди рассказывают мне свои сны с моим участием, даже не подозревая, что излагают мне сюжет «Евгения Онегина»? — Татьяна всплеснула руками и, исчерпав, видимо, своё возмущение, налила себе ещё чая и уселась на диван.       — Из всех нас, насколько я понимаю, только ты видела этот сон целиком. А вот по тем отрывкам, что видели мы, может быть, и учитель литературы, не сообразил бы, что это из «Онегина». Тем более, кому вообще может прийти в голову, что твой сон не оригинальный, а взят из литературы.       — Не знаю, Юнгу, может быть?       — Кому?       — А, ладно, проехали, — Татьяна махнула рукой, — это долго рассказывать. Захочешь, загугли как-нибудь.       — Блин, ведь это реально непонятно, — сказал Андрей. — Можно предположить, что ты могла увидеть сон Татьяны, раз знала о нём. Но я вообще не представлял, что участвую в сюжете, который придумал Пушкин. Как и Влад. Да и эта Ольгец, судя по всему, тоже.       — Ну да, — согласилась Татьяна, — она не производит впечатления девушки, которая любит читать.       — А кто это?       — Моя коллега по работе. Но на самом деле я её едва знаю, и до этого она никогда не рассказывала мне своих снов. Да и вообще, с чего вы привязались ко мне с этим сном, как будто вокруг и так мало всякого бреда?       — Если ты читаешь мысли и всё такое, то, думаю, ты должна быть в курсе, что у людей могут быть совместные сны. Мне кажется, мы столкнулись с каким-то необычным психическим явлением. Было бы глупо просто взять и забыть об этом. Я думаю, это произошло не просто так, и пусть даже это на первый взгляд кажется бредом, тут может скрываться что-то важное.       — Ага, в одну и ту же ночь нам приснился «Сон Татьяны»! Значит, мы особенные! Тебе не кажется, что это напоминает какой-то тупой сериал про обкуренную молодёжь? Да, кстати, кто сказал, что это было в одну и ту же ночь?       — Ночь на десятое сентября, с воскресенья на понедельник. Я видел этот сон тогда. И Влад тоже, тут не может быть ошибки, он записывает все свои сны. А когда это приснилось тебе?       — Ну, число я не вспомню, но, да это было пару недель назад и, кажется, с воскресенья на понедельник. Я ещё подумала, что вроде бы ничего такого не делала в выходной, а тут снится всякий бред. Ну, а про Ольгеца ничего сказать не могу, она мне никаких чисел не называла. А почему твой приятель записывает сны, он что, занимается психоанализом?       — Психоанализом? — Андрей задумался. — Да вроде нет. Но он точно занимается осознанными сновидениями и всякой прочей эзотерической фигнёй.       — Как хорошо, что я с ним не зна… — Татьяна прервалась на полуслове и нахмурилась. — Скажи, а это не тот ли Влад, который пишет стихи такие странные… Будто бы он каким-то образом встретился с кем-то из поэтов-символистов и записал за ним пару четверостиший, а потом поэт ушёл, и Владу пришлось заканчивать самому. И в итоге получилось как попало.       — Ну, стихи он точно сочиняет, я видел Вконтакте, что он их выкладывает. Но, конечно, я их не читал, — Андрей посчитал излишним добавлять, что он даже представления не имеет, что писали поэты-символисты. Литературный снобизм Татьяны и так его слегка раздражал. Ведь он же не спрашивает у девушки, чем диссоциативы отличаются от психоделиков. — А ещё он похож на некроманта из РПГ. Хотя, может, во сне он выглядел по-другому, как и я.       Татьяна усмехнулась:       — Нет, кажется, он был вполне похож. Когда я его увидела в одежде пушкинских времён, он показался мне весьма зловещей фигурой. Я ещё подумала: «Неужели Ленский был таким страшным»? Чёрт, теперь я действительно вспомнила, что видела такого парня раньше. В гостях у каких-то подруг. Он ещё читал там свои кошмарные стихи, а эти дурёхи восхищались.       — Подожди, так значит, ты во сне понимала, что видишь сюжет Пушкина?       — Не знаю, может, я подумала об этом, когда проснулась. Но разве это имеет значение?       — Думаю, Влад сказал бы, что имеет. Ну, а я не знаю, просто решил уточнить. И, наверное, вы встречались с Владом на Новоясеневской?       — Откуда ты знаешь? — удивилась Татьяна.       — Влад сказал, что ты там жила. Он тоже запомнил тебя и узнал, когда увидел во сне.       — Блин, это стрёмно, — сказала девушка. — Я давно переехала, мы с этим Владом виделись только один раз, тебя я и вовсе не знала. Мы вообще никак не должны были пересечься друг с другом — это же Москва, а не деревня какая-нибудь!       — Всякое бывает…       — Но не такое же?! Как-то неестественно много совпадений: наши имена совпадают с именами персонажей «Онегина», только вот Влад под вопросом, Ленский-то Владимир…       — Ты удивишься, — перебил её Андрей.       — Да куда уж больше?!       — Влад и правда на самом деле Владимир, Владом он представляется, чтобы эффектнее звучало, видимо, не хочет, чтобы его называли Вован.       Татьяна закрыла лицо рукой.       — Слишком много совпадений… — она отняла руку и продолжила: — Если бы я курила миксы… Вот сейчас мне было бы реально страшно. Но так как я не курю, — она криво усмехнулась, — можно расслабиться.       Андрей не стал ничего переспрашивать или уточнять. С ним случались вещи и похуже миксов. Его только немного беспокоило, что он готов снова поверить — совпадения что-то значат или на что-то указывают. А ведь он обещал себе не забредать на эту скользкую дорожку снова, слишком хорошо он знал, куда она может привести. Но тут ему в голову пришла другая мысль, и он сказал:       — Ведь был ещё один человек, — конечно, Андрей помнил, что Влад, утверждал, что это не человек вовсе. Но кем надо быть, чтобы верить во все бредни Влада? — В роли Онегина. Влад говорил, что он встретил вас в хижине. Может, ты и его знаешь, Тань?       — Знаю, — она ответила, как показалось Андрею, несколько неохотно, — это мой друг Джек. Во всяком случае, он был очень похож на Джека.       — Джек?       — Ну да, обычно, у Жень всегда кликуха Джон, ну а этот почему-то Джек. Вроде бы его в группе так прозвали «Джек — х... забей».       — Имя опять совпадает.       — Да. Вот только мы совсем недавно виделись, и он ничего не рассказывал мне про сон. Может, он его не видел.       — А может, не стал говорить, мало ли.       Татьяна кивнула:       — Это может быть. Он вообще не очень-то разговорчивый, если только не под спидами.       — Ты как встретишь его в следующий раз, спроси обязательно, может, он тоже вспомнит что-нибудь.       — Да с чего бы? Я ж не маньяк, который ко всем пристаёт со своими снами? Зачем мне это вообще?       — Неужели тебе не интересно, почему всё это происходит?       Она покачала головой.       — Думаю, если бы ты узнала, почему этот сон приснился нам всем, ты бы перестала так сильно беспокоиться по этому поводу.       — С чего ты взял, что я вообще беспокоюсь, — начала она, но Андрей перебил её:       — Тань, ты реально не умеешь лгать.       Татьяна вздохнула.       — Ну ладно, допустим, меня на самом деле это волнует. Но как вообще можно в этом разобраться? И что ты предлагаешь делать с этим, как ты выразился, «необычным психическим явлением».       — Для начала я предполагал поговорить со всеми, кто видел этот сон. Новость о том, что нам приснился сюжет Пушкина, несколько выбила меня из колеи. Теперь над всем этим нужно хорошенько поразмыслить. Но Влад, например, предположил, что он видел какую-то свою прошлую жизнь, он вспомнил, что был тогда поэтом и вроде бы розенкрейцером. А как там у Пушкина, Ленский был поэтом?       Таня демонстративно закатила глаза, а потом сказала:       — Да, он был поэтом, надеюсь, получше, чем Влад. Что до розенкрейцеров, у твоего приятеля слишком романтическое воображение. Хотя в пушкинские времена в дворянской среде все кому не лень состояли в каких-нибудь тайных обществах, а Ленский к тому же учился в Германии.       — Ну вот. Я теперь припоминаю, что где-то читал, люди могут иметь какие-нибудь неявные воспоминания и страхи, связанные с прошлой жизнью, если там что-то пошло не так. И пока человек не вспомнит эти события, они могут проявляться в этой жизни, в том числе, и в снах.       — Отлично! — сказала Татьяна. — Только как можно считать, что ты в прошлой жизни был литературным персонажем? Большего бреда я никогда не слыхала.       — Ну не знаю. Может, у всех этих героев были реальные прототипы. Пушкин узнал их историю и просто пересказал её в стихах. Вот ими мы и были в прошлой жизни. Знаю, это звучит странновато, но как рабочая гипотеза для начала сойдёт.       Татьяна задумалась.       — Мне не даёт покоя фраза про то, что что-то пошло не так… Скажи, а что Влад рассказал тебе про концовку его сна?       — Ну он сказал… Да, ведь точно, это единственное, что не совпадает с отрывком из «Онегина», — Андрей понял — пока не стоит рассказывать, что Влад счёл, будто Онегин — это демоническая сущность и изгнал его, — Влад сказал, что он победил, когда твой друг, то есть Онегин бросился на него с ножом. А ведь в книге было наоборот.       — Да. А Ольгец, к сожалению, не помнит, чем всё закончилось.       — Но ты ведь и сама это видела. Так как всё было на самом деле?       — Я не знаю… Да, они бросились друг на друга, но что было потом, я не помню, потому что в этот момент почему-то обрушился потолок… Я стала задыхаться, а потом проснулась.       — Может быть, в этом всё и дело, — предположил Андрей. — Пушкин написал одно, а в реальности было совсем другое. И теперь нам нужно это вспомнить, чтобы восстановить реальную картину событий.       — Нам нужно это вспомнить, — передразнила его Татьяна. — Как будто я сейчас щёлкну пальцами и вспомню, как в прошлой жизни я была Татьяной Лариной. Как ты вообще предлагаешь это вспоминать?       — Способ есть, — сказал Андрей. — Я не гарантирую, что непременно получится, но попробовать можно.