Чудный сон

      Татьяна шла к станции метро, чувствуя, что если и существовали моменты, когда она жалела, что бросила курить, то сейчас явно один из них. Насколько проще было бы, если бы она была убита в хлам. Проще было бы не чувствовать волнения, тревоги, не думать ни о чём, не пытаться что-то сделать с обуревающими сомнениями, просто перемещаться на автопилоте, как по рельсам попадая из одной ситуации в другую.       «Нелепо, всё это просто нелепо! — подумала она. — И как меня угораздило ввязаться в такую ерунду!»       Оставалась только надежда, что Андрей не придёт или хотя бы хорошенько опоздает.       «Если он опоздает, я подожду только минутку, и сразу же уйду», — эта мысль её несколько успокоила.       Однако подойдя к станции и взглянув вверх, на переход через пути, девушка увидела, что её новый знакомый уже стоит там, где они договорились встретиться. Татьяна отметила, что одет он практически так же, как и она — в тёплую толстовку, узкие облегающие джинсы и непромокаемые кеды. Андрей не смотрел в её сторону, он курил, облокотившись на перила и глядя сквозь сетчатое ограждение куда-то вдаль. У Татьяны возникло желание отойти и раствориться в толпе, пока он её не заметил, но Андрей, словно почувствовав её взгляд, тут же обернулся и помахал рукой. Татьяна поднялась по лестнице, подошла и поздоровалась.       — Я почему-то думала, что ты опоздаешь, — сказала она, сама не зная зачем.       — А я, наоборот, раньше пришёл, были дела в городе, а домой возвращаться уже не хотелось, да и не успел бы. Вот и решил тут подождать.       — И долго поскучать пришлось?       — Да я не скучал. Я смотрел на поезда. Я же вырос в маленьком городке, у нас нет метро, а вокзал на отшибе, поезда по городу не ездят. Так что мне до сих пор это интересно. У нас даже считается, что если стоишь на мосту, а под ним проходит поезд, то надо желание загадать.       — Прикольно. Не слышала про это. Может, и мне загадать? — Татьяна кивнула в сторону приближающихся огней. Поезд метро показался из-за поворота, блестя фарами и отбрасывая пятна света из освещённых вагонов на высокие деревья в парке.       — Как хочешь, — сказал Андрей, — но настрой важен. Так что можешь пожелать себе разобраться в этом и узнать то, что ты хочешь.       — Кстати, насчёт настроя, — сказала она, когда поезд, сбавляя скорость, проплыл под ними и въехал на станцию, — что-то не особо хорошо с настроем у меня на самом деле. Может, давай отменим всё это или перенесём, ну хотя бы на следующую субботу.       — В следующую субботу не получится. У меня свадьба.       — Да ладно? Ты что женишься? — удивилась Татьяна.       — Нет, фотографирую, — рассмеялся Андрей, — поэтому отменить никак не могу.       Татьяна помолчала некоторое время, переваривая новость, что её знакомый оказался свадебным фотографом. В общем-то, она не задумывалась, кем работает Андрей, но в качестве фотографа почему-то его себе не представляла.       — Но вообще, лучше бы никуда не переносить. Я даже Влада уломал. Он придёт. А на следующей неделе ещё неизвестно, на чём его переклинит — вполне может отказаться.       — Ну да, Джек тоже сказал, что придёт. Правда, это ещё ничего не значит. Он сказал, что, наверное, опоздает.       — Классно, выходит, практически все действующие лица соберутся, — подытожил Андрей. — Всё равно твою подругу из магазина, думаю, не стоило бы приглашать.       — Да, это уж точно. Вряд ли она поверит в эту лабудень… да и провести с нами время я бы предлагать ей не стала.       Тут раздался писк мобильника. Андрей вытащил из кармана джинсов старый, как Татьяне показалось, даже заклеенный скотчем, телефон, прочёл сообщение и сказал:       — Влад задерживается, пишет, что раньше, чем через час, не приедет. Предлагаю пока в парке погулять.       Татьяна кивнула. Они спустились по лестнице с другой стороны, вошли в парк и неторопливо пошли по освещённой фонарями дорожке вдоль лавочек. Вечер выдался на удивление тёплый и сухой, потому практически все лавочки были заняты обнимающимися парочками, выпивающими компаниями, выпивающими парочками, компаниями, щёлкающими семечки и прочей разнообразной публикой.       — Ну и что не так с твоим настроем? — спросил Андрей.       — Да на самом деле — фигня, — как обычно не стала врать Татьяна, — сомнения, тревоги — ничего конкретного. Просто как-то мне не по себе от всего этого.       — Это не удивительно. Но мне кажется, тебе лучше не отказываться от попыток разобраться, что к чему. Скажи, у тебя вообще бывает, что ты видишь будущее?       Этот вопрос несколько выбил Татьяну из колеи, она не привыкла, чтобы кто-то вот так запросто спрашивал о подобных вещах, она задумалась ненадолго, а потом сказала:       — Скорее нет, чем да. С мыслями у меня получается получше. Если я и могу что-то предсказать, то это какая-нибудь ерунда, а вот когда случается что-то серьёзное, то для меня это такая же новость, как для любого другого человека. Ну а ты, значит, ведёшь к тому, что я зря волнуюсь?       — Я бы не стал говорить, что зря. Это вполне естественно, когда волнуешься, собираясь сделать то, чего раньше не делал. Волнение — не повод отказываться, вот к чему я веду.       — Ну ты прям меня так уламываешь, как будто хочешь что-нибудь продать, — Татьяна попыталась перевести всё в шутку.       — Мне кажется, есть шанс, что ты узнаешь что-то важное и перестанешь беспокоиться, — продолжил Андрей, словно не замечая подкола, — и перестанешь приходить в снах.       — Ты видел меня ещё? — теперь Татьяна действительно взволновалась, самым неприятным и пугающим было то, что он сказал именно «приходить», а не «сниться».       — Да, один раз.       — И что было в этом сне? — нетерпеливо спросила она, чувствуя, что Андрей не собирается продолжать.       — Я толком не помню, — как показалось Татьяне, он соврал. — Я не очень хорошо запоминаю сны. Наш общий сон был скорее исключением. — Она пристально посмотрела на Андрея и попыталась почувствовать, о чём он умалчивает, но не поняла этих ощущений, однако почему-то ей на мгновение стало очень холодно и возникло чувство, что земля уходит из-под ног.       — Давай посидим немного, — предложила она, увидев пустую лавочку. Они сели. Татьяна вытащила пачку сигарет и закурила.       — Кроме того, я прочитала комментарий к «Онегину». Лотман пишет, что у героев Пушкина не было определённых реальных прототипов. Так что, скорее всего, твоя «рабочая гипотеза» о прошлой жизни никуда не годится. Ведь это серьёзный исследователь, в отличие от нас с тобой.       — Ну, это не самая главная проблема моей идеи. Ведь если так рассуждать — получается, что я в прошлой жизни был медведем, причём говорящим медведем, приснившимся тебе во сне. Ведь больше нигде в романе этот персонаж не упоминается в отличие от Ленского, Онегина, и Татьяны.       — Ты прочитал? — вот тут Татьяна по-настоящему удивилась.       — Конечно, не такой уж он длинный. Надо же знать, с чем мы можем сегодня столкнуться. Вдруг мы правда вспомним что-нибудь. Когда я говорил, что подготовка важна, я в том числе и это имел в виду.       — Прикольно, — сказала Татьяна. — Ты уж извини, Андрей, но я сначала подумала, что ты вообще ничего не читаешь.       — Ну как тебе сказать, у меня разные периоды бывают, иногда читаю, иногда — нет, но школьная программа никогда меня не интересовала. В Питере была куча свободного времени — я много читал, и Лири прочёл, и Хоффмана, и Грофа, и Маккенну, Хаксли, Томпсона, Вулфа, ну и всяких таких. В то время меня всё это очень воодушевляло.       — В то время? А сейчас нет? — машинально спросила Татьяна, не совсем понимая, о чём идёт речь, и одновременно отметив, что давно не слышала от собеседника такого длинного списка авторов, которых она не читала.       — Сейчас… — Андрей помолчал немного, словно пытаясь сформулировать свои ощущения, — многое изменилось. На самом деле чтение книг не даёт ничего, кроме чтения книг. Само по себе это неплохо, но тогда я думал, что что-то открою, что-то пойму, именно это побуждало меня читать. Но я слишком увяз в тех вещах, о которых нельзя рассказать словами.       Татьяна не стала это комментировать. Насчёт того, что чтение ничего не даёт, она могла бы и поспорить. Могла бы, если бы ей не твердили, что не очень-то хорошо начинать взаимодействие с человеком со споров, если ты хочешь адекватно общаться. Хотя она искренне не понимала, почему люди так кипятятся, когда им кто-то возражает.       — Кстати, — сказал Андрей, — ты-то точно читаешь побольше моего, вот я и хотел у тебя спросить. Мне сова сказала одну вещь, а я не понял. Может, ты объяснишь мне, что это значит.       — Сова сказала? — Татьяна в недоумении уставилась на него. — Какая сова? Ты что, Гарри Поттер?       — Ну, это было под кислой, — слегка смутившись, пояснил Андрей.       — И что же она сказала? — Татьяна поняла, что начинает всерьёз волноваться по поводу своего ближайшего будущего, хотя нельзя было не признать, что к этому волнению примешивается сильное любопытство.       — Проблема в том, что я забыл, что именно. Первое слово было «одержимость», а вот второе, что-то такое «ану..», «ани…». Вроде как «одержимость Анубисом», но как-то совсем не так. Хотя что-то из «Гарри Поттера» это тоже навевает… Мне показалось, что это как-то связано с Сириусом Блэком… «одержимость Сириусом»? Нет, совсем не то, — продолжал гадать Андрей.       — А ты и «Гарри Поттера» читал? — спросила Татьяна.       — Нет, кино смотрел. По обкурке — самое то. Подожди, Сириус он же был этим, как его…       — Анимагом?       — Во, что-то вроде этого. «Одержимость анимагом»? Нет, «одержимость ани…»       — Анимой?       — Нет, но что-то похожее.       — Анимусом?       — Да, точно! — обрадовался Андрей. — Точно! «Одержимость анимусом»!       — И это сказала сова? — удивилась Татьяна. — А по поводу чего?       — Это долго рассказывать. А ты можешь объяснить, что это значит?       — Ну, это тоже быстро не расскажешь. «Анимус» — это понятие из психоанализа. Если сказать максимально просто — это мужское начало в женской психике, бессознательная мужская сторона личности женщины. Точно так же как у мужчин есть бессознательное женское начало — «анима». Эти два начала проявляют себя в снах, проецируются на людей противоположного пола. В идеале эта сторона личности должна быть человеком интегрирована, то есть осознана. Если этого не происходит, она «овладевает» человеком. В случае с женщиной это и называется «одержимость анимусом». Женщина, сама того не замечая, начинает проявлять мужские качества в ущерб своей женственности — что-то вроде этого.       Андрей покачал головой:       — Всё равно, я не совсем понимаю, зачем она сказала это… Может, потом ты поподробнее мне про это расскажешь?       — Может, и расскажу, хотя, сказать по правде, я не любитель всяких психоаналитических рассуждений — слишком, на мой взгляд, понятия психоанализа расплывчаты и многозначны. Я всё-таки жду, пока точные науки со всеми их электродами, томографией, наконец, психохимией доберутся до мозга и исследуют его настолько, чтобы можно было выяснить, имеют ли под собой какую-то материальную основу все эти комплексы и архетипы, или это просто очередные красивые выдумки, которые «всё объясняют». Вот тогда и можно было бы поговорить об этом. А пока что современный человек с его верой в психоанализ не менее дик, чем наши давние предки, которые считали, что Солнце и Луна — это божества, или что на небе живёт бородатый дядечка и кидается оттуда молниями. И мы бы гораздо быстрее сдвинулись с мёртвой точки, если бы учёные могли проводить больше экспериментов на людях. Сложно надеяться, что мы очень много узнаем о себе, изучая крыс.       — Звучит как-то по-фашистски.       — Почему сразу по-фашистски, — Татьяна передёрнула плечами. — Я же не предлагаю ставить какие-то издевательские опыты на разного рода идейных врагах. Эксперименты должны проводиться на добровольцах. Сколько людей попусту губит себя пьянством и наркотиками. Я имею в виду тяжёлыми, — уточнила она, почувствовав замешательство собеседника. — Сколько, не видя смысла в жизни, решается на самоубийство, а ведь все они могли бы вместо этого принести пользу науке. Если общество обладает таким влиянием, что создаёт любителей экстремальных развлечений, спортсменов, калечащих себя в погоне за славой и рекордами, людей, которые решаются на опасные пластические операции, только бы получать одобрение и признание, почему бы вместо всего этого не сформировать образ другого героя — человека, готового рискнуть собой ради продвижения научных исследований. Тем более что наука развивается, и её методы становятся всё более и более аккуратными, — она не стала продолжать, ощущая, что всё равно Андрею её слова почему-то кажутся дикими, или как минимум он решил, что её очень уж занесло.       — А как ты думаешь, — сменил тему Андрей, — твой друг скоро приедет?       — Даже и не знаю, что тебе ответить. Если он сказал, что опоздает, это значит, что, возможно, он вообще не придёт, ну или придёт очень поздно. Когда он просто опаздывает, он обычно ничего не говорит.       — Тогда я предлагаю не терять времени и приступить к экспериментам с психохимией на добровольцах прямо сейчас.       — Я почему-то думала, что мы должны все вместе принимать, — несколько растерялась Татьяна.       — Лучше было бы, конечно, так. Но, я думаю, Влад скоро уже подтянется, какие-то полчаса сильно не повлияют. К тому же пройдёт где-то час, прежде чем ты хоть что-нибудь почувствуешь. А если твоего приятеля мы можем ждать ещё долго, то и не стоит на него ориентироваться. Потом он присоединится к нам, если захочет. Как думаешь, он до этого принимал кислоту?       — Вроде он не говорил, но мне кажется, что он принимал вообще всё.       — Ну, значит, сориентируется на месте, если что, — Андрей встал с лавочки и сделал приглашающий жест рукой. — Пойдём.       Татьяна пошла за ним. Они прошли по аллее вглубь парка, нашли незанятую беседку и уселись спиной к дорожке. Беседка стояла довольно далеко от фонаря, и поэтому в ней было практически темно. Андрей достал из кармана малюсенький свёрток из фольги, развернул и вытащил что-то похожее на небольшой кусочек бумаги, оторвал две части, а остальное убрал обратно. Татьяна пристально наблюдала за его действиями, но всё равно практически ничего не смогла разглядеть.       — Держи, это твоя. — Татьяна протянула руку, и Андрей положил ей на ладонь квадратик плотного картона размером не больше ногтя.       — Это ЛСД? — спросила она.       — Нет, но смысл тот же. ЛСД я достать не смог, — сказал Андрей. Он назвал вещество, но Татьяна о таком никогда не слышала. Она посветила мобильником на ладонь, рассматривая марку. На кусочке картона были напечатаны какие-то мелкие, затейливые и красочные узоры, но было понятно, что на марке, как на детальке пазла, находится только часть большей по размеру картинки. Татьяне показалось, что это символично — у каждого из них своя часть некой общей большой картины.       Андрей объяснил, что марку надо держать за губой, а глотать нельзя. Татьяна так и сделала. Какое-то время она вообще ничего не ощущала, но потом почувствовала, как во рту расползается противная горечь, а десна и губа начинают слегка неметь. «Ну ладно, значит на ней действительно что-то прокапано», — подумала Татьяна. И тут же поняла, что, как бывало всегда, когда она принимала какое-то новое вещество, которое действует не сразу, её охватили сомнения, будет ли вообще хоть какой-то эффект. Но если Андрей сказал, что почувствовать что-нибудь она сможет только через час, то сейчас было ещё чертовски рано об этом думать.       — А сколько ты принял? — спросила она, чтобы отвлечься от этих бесплодных размышлений.       — Полторы. Для меня это не очень много, в последнее время я довольно часто их ел, зато смогу сохранять адекватность и контроль над ситуацией.       — А я, значит, не смогу? — Татьяну почему-то рассмешил серьёзный тон Андрея.       — Да не думаю, что прямо совсем не сможешь. Просто тебе не надо будет заморачиваться об этом.       — Почему мы вообще пошли в парк?       — Чтобы что-нибудь вспомнить, нужна соответствующая атмосфера, сэттинг. В квартире слишком современно, про клуб я уж молчу. Поэтому всякие исторические времена лучше представлять себе в парке. Было бы совсем круто, если бы ещё какая-нибудь старая усадьба была, как в Кусково или в Кузьминках, но уже вечер, если захочется попасть домой, оттуда мы пешком не выберемся. Ну а днём там слишком людно. Так что нам и Измайловский сойдёт. Тем более, насколько я помню по книге, Татьяна любила на природе гулять, так что усадьба — это не принципиально, — пояснил Андрей. Девушка удивилась его многословию и серьёзности, с которой он всё это продумал. — А ты, кстати, любишь гулять на природе?       — Вообще-то люблю, — ответила она, — но что-то уж очень здесь холодно. У меня прямо ноги отмерзают.       — Ого! Это на тебя действует уже.       — А не рановато?       — Может быть по-разному, это от твоей реакции зависит. Кого-то быстрее накрывает, а кому-то приходится подождать. Сначала может немного морозить, или, наоборот, в жар бросать, но ты не заморачивайся, это потом пройдёт. Если почувствуешь тошноту, тоже не обращай внимания, на входе это бывает. Когда хорошо накроет, ты о ней забудешь. А вообще надо бы пройтись. Заодно и согреешься.       Андрей вышел из беседки, и Татьяна последовала за ним, попутно прислушиваясь к своим ощущениям. Несомненно, с ней уже происходило что-то не совсем обычное. Она чувствовала сильное волнение и дрожь в теле, как бывает когда накрывает фен, пульс тоже сильно участился.       Пройтись и в самом деле было очень хорошо. Правда, ей не столько стало теплее, сколько само ощущение холода отодвинулось на второй план, вытесненное другими впечатлениями. Татьяне приходилось читать в книгах и видеть в фильмах, как герой принимал кислоту. Но к тому, что происходило с ней сейчас, она оказалась совершенно не подготовленной. Она поняла, что эти ощущения столь сильные, столь стремительно нарастающие, никак нельзя было показать в фильме, да и в книге затруднительно было бы описать. Ведь если взглянуть на вещи трезво, то в ней и вокруг совершенно ничего не изменилось. Она не видела галлюцинаций, не слышала никаких необычных звуков. Она просто шла рядом с Андреем по аллее парка. Но в том-то и дело, что взглянуть на вещи трезво она уже не могла. Всё выглядело и ощущалось вроде бы как обычно, и, несмотря на это, казалось, что окружающее изменилось неузнаваемо, изменилось на самом глубоком уровне. Татьяна ощутила, словно в одно мгновение рухнули все основания, опираясь на которые, она делала выводы и строила суждения о чём бы то ни было. И потому она почувствовала себя совершенно беспомощной перед обрушившимся на неё потоком информации. Её мышление и восприятие стали невероятно быстрыми, к тому же мелочи, не имевшие ранее никакого значения вроде формы камней на дорожке или ветвей на деревьях показались просто переполненными тайным смыслом. Все они будто бы указывали на что-то очень важное, и при этом совершенно ничего нельзя было понять. Чувство было очень тревожным и неприятным. К тому же от едкой горечи, наполнявшей рот, её сильно затошнило, челюсти свело, а половина лица онемела, как после обезболивающего укола у стоматолога.       Татьяна посмотрела на своего спутника. Тот выглядел абсолютно невозмутимо. Она поняла, что эти ощущения, необычные и пугающие для неё, для него, скорее всего, были хорошо знакомыми и не вызывали тревоги.       — Ты чувствуешь что-нибудь? — спросила она, отметив, что, несмотря на онемение, губы вполне слушались её.       — Угу, — кивнул Андрей, — самое начало.       — И ты так спокоен? Меня вот штырит, офигеть просто, — Татьяна начала говорить и поняла, что как бы ей ни хотелось описать Андрею своё состояние, она не может подобрать слова. Казалось, что ни одно слово, ни одна фраза не опишет в точности того, что она чувствовала.       — Эти все вещества, они психоделики-стимуляторы. Потому да, конечно, штырит. Но ты же не знаешь, что будет дальше. Вход противный у них, не спорю, но вот дальше всё будет гораздо интереснее. Просто расслабься и подожди.       — И ты можешь вот так взять и расслабиться? Такое впечатление, как будто все эти ощущения тебя совершенно не парят.       — Кислота так действует, что ум начинает всё преувеличивать, а на самом деле загоняться не стоит, — сказал Андрей. — Кроме того, я привык. Кто-то любит в футбол играть, кто-то танцами занимается, кто-то путешествует, а у меня такое хобби — психоактивные вещества.       — Хобби! — фыркнула Татьяна. Таких оригиналов, которые рассматривали своё пристрастие к наркотикам просто как хобби, ей встречать ещё не доводилось. И тут же, словно кто-то тянул её за язык, она произнесла:       — Я не худею и не занимаюсь спортом,       Не принимаю никаких для счастья мер.       Я путешествую, сопровождаемый эскортом       Больного разума причудливых химер.       Татьяну охватило чувство неловкости. И почему она не успела подумать, прежде чем сказала это вслух? Достаточно того, что у неё не к месту сочиняются глупые стишки, но то, что они ещё и озвучиваются сами собой, вообще ни в какие ворота не лезет.       — Ты извини, случайно вырвалось. И, пожалуй, это скорее не о тебе, а обо мне.       — Почему ты извиняешься, прикольно получилось. Ты прямо сейчас это сочинила? Татьяна кивнула.       — Запиши куда-нибудь, хоть в телефон, а то забудешь.       — Я не записываю свои стихи.       — Почему? — Андрей выглядел искренне удивлённым.       — Понимаешь, помимо чтения мыслей, у меня ещё масса проблем, — пояснила Татьяна со вздохом. — Одна из них в том, что я практически никогда не забываю стихи. Стоит мне их несколько раз прочитать, или услышать, или, что ещё хуже — записать, и всё — я никогда их не забуду. А я всё-таки не считаю, что мои стихи так хороши, чтобы помнить их всю жизнь.       — А почему ты думаешь, что это проблема? Тебе, наверное, в школе учиться было легко. Мне вот, наоборот, приходилось помучиться, чтобы что-то запомнить.       — Ты просто не представляешь что это такое — знать кучу стихов. Далеко не все из них мне нравятся, некоторые я просто терпеть не могу, а они могут вспомниться когда угодно и пристать, как навязчивый мотивчик. Иногда это бывает настолько не в тему, что ужас просто.       — Например?       — Например, когда посуду моешь.       — Ну и ладно, зато не скучно мыть.       — Ну или когда делаешь что-то, требующее концентрации.       — И что — стихи мешают работу выполнять?       — Да нет, не мешают, просто в голове вертятся.       — Ну и норм тогда.       — Ну а во время секса? — сказала Татьяна. — Тебе совершенно не до того, а тут вспоминается какой-нибудь стих, и отвязаться от него никак не получается.       — Да, это реально засада, — согласился Андрей.       Татьяна потёрла озябшие руки и спрятала их в карманы толстовки. Расслабиться, как предлагал Андрей, не особо получалось, не помог отвлечься и разговор. К тому же она поняла, что уже не может определить, куда и зачем они идут. Они несколько раз свернули и ушли с аллеи, освещённой фонарями, но при этом Татьяна с удивлением отметила, что хорошо видит в вечерней темноте. Вскоре у неё возникло ощущение, что она, несмотря на чувство тревоги и дискомфорта, будто бы засыпает на ходу, теряя связь с окружающим, с памятью о прошлом и представлениями о ближайшем будущем. «Этого ли я хотела? — пронеслась в её голове тревожная мысль. — Неужели я хотела именно этого?»       В глубине парка им не встретилось ни одного человека. Здесь пахло сыростью, мокрой корой, грибами и прелыми листьями. Вскоре послышался плеск воды. Татьяна увидела узкий ручей, петляющий в невысоких обрывистых берегах среди старых деревьев. Ручей исчезал в бетонной трубе под дорожкой, чтобы вновь появиться на другой её стороне и опять затеряться в тёмной глубине парка. Место показалось очень знакомым, но она всё-таки не могла понять, куда они направляются. Она посмотрела вперёд, надеясь припомнить, куда ведёт дорожка, и не смогла сдержать возглас удивления. Ветви деревьев шевелились. Можно было бы подумать, что они качаются от ветра, но, во-первых, никакого ветра Татьяна не чувствовала, а во-вторых, движения ветвей были не похожи на обычное качание, они двигались в разных направлениях, совершая ритмичные повторы, словно вдруг обрели способность танцевать. Татьяна взглянула себе под ноги и увидела, что асфальт тоже не остался неподвижным. Мелкие камешки, мокрые пятна и опавшие листья на нём вздрагивали, покачивались и как будто текли.       — Походу, у меня глюки, — сказала она, заметив, что Андрей с любопытством смотрит на неё.       — Да брось, — ответил он, — это тебе просто кажется.       Они заржали. Татьяна смеялась долго, чувствуя, как в этом смехе разряжается накопленное напряжение, сгорает энергия недавней тревоги и страха. Всё казалось ей ужасно смешным: и Андрей со своей глупой шуточкой, и внезапно ожившие деревья, и ползающие по асфальту листья, и сам факт, что она находится в таком состоянии.       — Посмотри-ка, — сказал Андрей, когда она немного отдышалась, и помахал рукой, — видишь что-нибудь?       — След от руки — отозвалась Татьяна.       — Только один? — удивился он.       — Нет, очень много. Как будто движение отпечатывается в воздухе… И ещё они слегка радужные по краям.       Андрей сделал медленное движение руками.       — Прямо как индийские божества, у которых много рук, — прокомментировала Татьяна.       — В Индии растут сильно могучие грибы, я в этом уверен.       — А что, грибы тоже так действуют? — спросила она.       — Да, похожим образом.       — Блин, походу, и древние греки жрали всякую дрянь, — засмеялась Татьяна.       — Почему ты так думаешь?       — Тут под деревьями всё в меандровых орнаментах, ну знаешь, таких, как стилизованные волны. Только они ещё сияют всеми цветами радуги. Ой, а на дорожке — кельтские узоры!       Андрей ничего не сказал в ответ, да и Татьяне совершенно не хотелось тратить время на разговоры, когда вокруг вдруг появилось столько всего интересного. Она увлечённо рассматривала сияющие движущиеся орнаменты, качающие ветвями деревья и сверкающие в воздухе яркие точки. Время от времени по всей картинке пробегала или мелкая рябь, или прокатывались большие волны, словно вдруг весь парк очутился под водой, в которой затейливо преломлялись разноцветные лучи.       У Андрея зазвонил телефон.       — Мы на Лебедянском пруду, — сказал он в трубку. — Подождём здесь. Постарайся побыстрее.       Пока Андрей объяснял собеседнику, как пройти, Татьяна с удивлением подумала, что не видит никакого пруда. Но тут деревья расступились, отодвинулись от дорожки, и она вышла на открытое пространство. Слева раскинулся большой пруд, окружённый высокими деревьями, за деревьями вдалеке у самого горизонта виднелось несколько многоэтажек. Татьяна поняла, почему дорога показалась знакомой, ей уже доводилось здесь гулять. Но теперь это место было не узнать. Было светло, как будто осенью в Москве наступили самые настоящие питерские белые ночи. Впрочем, назвать их белыми можно было только с большой натяжкой, ведь теперь всё вокруг больше всего напоминало какой-то примитивно сделанный, но очень ярко раскрашенный мультфильм. Это выглядело так, словно кто-то взял фото этого места и разрезал на отдельные элементы, вырезав кусты, группы деревьев среднего и дальнего плана, далёкие силуэты домов, берега пруда. Теперь эти элементы казались анимированными, они то съезжались, то разъезжались, то покачивались и совершали волнообразные движения. К тому же каждый из этих планов словно бы подсвечивался сзади каким-то ярким и неземным светом: розовым, жёлто-зелёным, фиолетовым, как будто оттуда светил цветной прожектор. Лучи скрещивались в небе и окрашивали его в перламутровые тона.       — Влад подъехал, — сообщил Андрей. — Пойдём, посидим где-нибудь, дождёмся его.       Они немного прошли вдоль берега пруда, нашли лавочку и сели.       — Ну что, тебе стало лучше? — спросил Андрей.       — Да, уже не тошнит, только всё ещё бросает то в жар, то в холод.       — Ты тогда отвлекись от всего этого, — Андрей сделал широкий жест руками, а Татьяна подумала, что это ничуть не отвлекает, поскольку вновь засмотрелась на шлейфы от его рук, — и попробуй вспомнить что-нибудь.       — Легко сказать, отвлекись, когда такое творится!       — А ты всё-таки попробуй. Направь своё внимание на нашу проблему. Представь, что может связывать тебя и ту, другую, Татьяну. Подумай, может, помимо этого сна у тебя когда-то были воспоминания о подобных временах, просто ты не придала этому значения. Сейчас мозг работает не так, как обычно. Ты вполне сможешь вспомнить что-нибудь, надо только сосредоточиться.       — Не так, как обычно! Я не думала, что ты можешь так мягко выражаться. Да у меня просто капец, что происходит в голове! Не знаю, как вообще можно думать и сосредотачиваться в таком состоянии, — возмутилась Татьяна.       — Но ты ведь именно этим и занята. Ты всё время думаешь, что тебе сложно думать привычным образом и сосредотачиваешься на том, что у тебя в голове творится что-то странное. Я предлагаю просто перенаправить внимание, — спокойно сказал Андрей.       — Ладно, я попробую, — согласилась Татьяна, понимая, что под кислотой ей его не переспорить.       Она закрыла глаза, чтобы не отвлекали метаморфозы, происходящие с окружающими предметами, но тут же поняла, что это не лучший способ сконцентрироваться. До этого всегда, когда Татьяна закрывала глаза, зрительные раздражители исчезали и становилось темнее. Это казалось само собой разумеющимся. Теперь же, опустив веки, она обнаружила, что видит на нестерпимо ярком фоне меняющие форму сложные объёмные тела и фигуры, все поверхности которых были густо покрыты движущимися цветными узорами. Тут же у неё промелькнуло ощущение, что она уже где-то видела подобные вещи, причём не в интернете или по телевизору — она видела их так же, как сейчас, своими глазами. Больше ничего она вспомнить не могла, но ощущение почему-то было на редкость неприятным. Она быстро открыла глаза и вздохнула с облегчением при виде какой-никакой, а всё-таки ночной темноты и пусть и искажённых, но всё же вполне обычных предметов вокруг. И тут же поняла, что не говорила Андрею о совсем коротком воспоминании, промелькнувшем, когда они с Джеком собирались на концерт. Она пересказала этот эпизод, и Андрей сказал с воодушевлением:       — Ну вот, это уже что-то. Подумай ещё, может, вспомнишь ещё что-то, обстоятельства или каких-то людей.       Татьяна некоторое время помолчала, рассеянно глядя вдаль и стараясь не присматриваться к движениям деревьев на противоположном берегу пруда. Всё-таки она чувствовала, что это состояние совершенно не подходит для размышлений или какого бы то ни было самоуглубления.       — Ну хоть убей, ничего не приходит в голову. Мне кажется, всё это просто полный бред.       — Неужели совсем ничего?       — Ну, разве что… — она засомневалась, стоит ли об этом говорить, ведь ощущение было слишком слабым и неопределённым, но всё же продолжила, так как ей хотелось, сказать хоть что-нибудь, чтобы Андрей перестал досаждать ей вопросами: — Эти узоры, которые я сейчас увидела с закрытыми глазами, они почему-то кажутся очень знакомыми. Словно я когда-то их уже видела, но как такое может быть?       — У некоторых людей бывают подобные галлюцинации при высокой температуре. Может, ты видела это, когда была больна.       — Не было такого, — уверенно возразила Татьяна.       — Было и не было — вещи относительные, — покачал головой Андрей.       В другое время Татьяна посмеялась бы над его глубокомысленным тоном, но сейчас, в этом непривычном, движущемся, сверкающем, беспокойном мире ей почему-то стало жутко. Казалось, что Андрей подразумевает что-то такое, о чём не просто страшно думать, страшно даже представить, что ты когда-либо подумаешь об этом. Татьяна поёжилась, натянула капюшон и спрятала руки в рукава толстовки, сама удивляясь такой быстрой смене настроения — пару минут назад ей было дико весело, теперь же совершенно без причины она почувствовала сильный страх.       — Прикольно! У тебя уши на капюшоне, — заметил Андрей.       — Ну да. Я как тедди-долл, — сказала она и, подумав, что собеседник не знает этого слова, сразу пояснила: — Это медвежонок с лицом куклы.       Андрей воздержался от очередного «прикольно», хотя Татьяна думала, что он скажет именно это. Вместо этого он посоветовал:       — Марку выплюнь. Уже пора, — и сам сплюнул на землю.       Татьяна последовала его примеру, поморщившись от ядовитой горечи.       — Если пока не можешь ничего вспомнить, ты сильно не напрягайся. Может, потом это получится само собой. Сейчас Влад придёт, а ты посмотри на него и подумай, узнаёшь ли его и как его вообще угораздило попасть в твой сон. И, кстати, я не говорил ему, что этот сон по сюжету, как сон Татьяны. И ты тоже не говори. Для чистоты эксперимента. Сначала посмотрим, что он скажет.       Татьяна только покачала головой. В школе эта тема с «Евгением Онегиным», бесконечные разборы характеров романа, сочинения, цитирования стихов достали так, что хуже некуда. А теперь откуда-то появилась эта самая «чистота эксперимента», как будто кто-то мог не знать этого сюжета. Под кислотой это казалось гораздо более диким, чем раньше. Как вообще учились эти люди?       — А что ты тогда ему сказал, чтобы он согласился прийти?       — Ну, Влад вообще не верил, что я смогу найти тебя и что ты помнишь этот сон, — пояснил Андрей. — Он сказал, что маловероятно, чтобы несколько человек видели разные фрагменты одного и того же сна. Когда я рассказал ему, что говорил с тобой на эту тему, он тоже очень заинтересовался. А так я ему сказал, что мы решили, будто нас что-то связывало в прошлой жизни, и будем пытаться это вспомнить. Он сказал, что способ мы выбрали не самый лучший, но согласился присоединиться к нам.       — А какой, по его мнению, лучший способ? — спросила Татьяна.       — Думаю, надо духовно развиваться и работать над собой, но я не стал сильно его расспрашивать. И тебе, в общем-то, не советую, если не хочешь, чтобы он насмерть тебя загрузил своей эзотерической фигнёй.       — Ладно, тогда, пока Влад не пришёл, ещё кое-что. Я не стала бы, конечно, об этом упоминать, не подумав как следует и не разобравшись, что именно я чувствую, но в таком состоянии думать просто бесполезно. Короче, мне кажется, что с могилой что-то не так. Когда я об этом вспоминаю сейчас, меня почему-то это сильно беспокоит.       — С какой могилой? — не понял Андрей.       — Ну как же, «могила юного поэта», «там, у ручья, в тени густой, поставлен памятник простой», — процитировала Татьяна.       — Могила Ленского. А что не так по-твоему?       — В том-то и дело, что я не знаю, просто не могу понять. Но мне кажется, что это маленькая часть какой-то очень большой лжи, — сказала Татьяна, чувствуя неловкость, что выдаёт такую необоснованную ерунду.       Их прервал телефонный звонок.       — Мы на лавочке сидим, — сказал Андрей в трубку, — продолжай идти, как идёшь, потом поверни налево и иди вдоль берега. Ты сейчас нас увидишь.       Татьяна с любопытством посмотрела на тропинку, по которой они пришли. Вскоре там возник тёмный силуэт. Когда человек приблизился, Андрей встал и протянул ему руку, здороваясь.       — Это Татьяна, — представил он.       — Влад, — представился в ответ пришедший, широко улыбнувшись, — но мне всё-таки, кажется, что мы уже знакомы.       — Дай угадаю. Ты видел меня во сне? — всё-таки не удержалась и съязвила Татьяна.       — Не только. Думаю, мы встречались в гостях у моей подруги. Только вот не могу вспомнить, у какой.       Татьяна кивнула:       — Наверное так и было. Я тоже тебя узнала.       Сказать-то она это сказала, но только для того, чтобы не вдаваться в лишние детали и не палиться. Чувак был определённо тот, который когда-то так досадил ей чтением стихов в гостях у приятеля, он же был и Ленским из сна. Но теперь выглядел он совершенно дико из-за того, что лицо его искажалось, то вытягиваясь, то сплющиваясь, глаза то съезжали на щёки, то всползали на лоб и никак не хотели оставаться на положенном им природой месте. К тому же освещённая половина его лица была интенсивно розовой, а погружённая в тень — ядовито-зелёной. Андрей выглядел приблизительно так же, но Татьяну почему-то это не шокировало. Изменения в его внешности развивались постепенно, и она уже успела к ним привыкнуть. Кроме того, только сейчас она поняла, что ей искренне казалось, что у её нового знакомого такой вид, потому что это ЕГО сильно прёт.       — Давай, присоединяйся, — Андрей вытащил марку и протянул Владу.       — А что, вы уже закинулись? — спросил тот.       — Да, час назад.       — А по вам и не скажешь, — к удивлению Татьяны сказал Влад. Ей-то казалось, что у них совершенно неадекватный вид. — Зрачки, конечно у вас подозрительные, но в такой темноте особо и не разглядишь.       Андрей проинструктировал Влада, что делать с маркой, из чего Татьяна заключила, что этот чувак не такой уж заядлый наркоман. Влад сунул марку в рот, и они с Андреем уселись на лавочке. Татьяна порадовалась, что рядом с ней сел Андрей, а Влад оказался на другом краю, почему-то он казался ей очень неприятным, хотя она совершенно его не знала.       — Ну и как вам, — поинтересовался Влад, — накрыло вас уже? Что чувствуете?       — Да так, нормально прёт, — ответил Андрей.       Они заговорили об ожидающихся или уже присутствующих эффектах вещества, Татьяна же с облегчением почувствовала, что наконец может не участвовать в беседе. Всё-таки состояние казалось ей совершенно непригодным для общения. Смысл слов, а порой и их звучание, сильно искажались у неё голове. Иногда было совершенно невозможно понять, что именно от неё требуется в разговоре и не имеет ли собеседник в виду ещё чего-нибудь, чего она не поняла или не расслышала из-за странного шума в ушах, напоминающего радиопомехи. Когда же она сама начинала говорить, ей было едва ли не впервые в жизни очень сложно подобрать слова. Все слова казались слишком многозначными, а ощущения, не поддающимися определению. В этой ситуации лучше было бы просто молчать. Татьяна недоумевала, как Андрей и Влад могут так оживлённо болтать. Впрочем, на Влада кислота ещё не подействовала, а для Андрея, судя по всему, это состояние было уже слишком привычным. Татьяна вдруг подумала, как бы отреагировал на кислоту Джек, и поняла, что ей сейчас очень не хватает его всегдашнего равнодушного спокойствия и невозмутимости.       Хотя кто знает, каким бы он был под кислотой. И каким бы она его увидела? Татьяне на минуту стало смешно, когда она представила себе его лицо, такое же искажённое, раскрашенное яркими цветами и узорами, как лица Андрея и Влада. А какой бы он увидел её в этом состоянии? Чтобы ответить на этот вопрос, хорошо было бы знать, какой он видит её вообще, но Татьяна вдруг призналась себе, что она никогда этого не знала. Как будто бы её способность понимать, что думает и чувствует человек, по отношению к Джеку совершенно не работала. Они столько времени провели вместе, курили, смотрели глупые фильмы, гуляли, ходили на концерты, болтали о всякой ерунде, но при этом она поняла, что этот человек по-прежнему представляет для неё неразрешимую загадку. Татьяна призналась себе, что, несмотря на то, что они так много общались, она по-настоящему не знает, каков её друг, о чём он думает, когда остаётся один, что любит кроме игры на гитаре и наркоты, что ненавидит, что вообще скрывается за его безразличным видом. Ей очень захотелось, чтобы он пришёл и она могла взглянуть на него сейчас, но Татьяна поняла, что и в том, что они сегодня встретятся, нет совершенно никакой уверенности. Опоздает он или вообще не придёт, сбросит вызов, если ему позвонить или просто не снимет трубку. А, может быть, позвонит сам. Или придёт, никого не предупреждая. Татьяна почувствовала, что общение с Джеком было сродни игре в лотерею, и она не могла понять, то ли она начала уставать от этого, то ли стала зависимой, как становятся зависимыми от азартных игр. Тут она поняла, что настолько глубоко задумалась, что даже не заметила, что Влад пытается обратиться к ней.       — Извини, я прослушала, что ты сказал? — переспросила она.       — Расскажи, что тебе приснилось. Андрей рассказывал мне вкратце, но мне интересно услышать это от тебя.       — А давайте пройдёмся, по пути поговорим, — предложил Андрей, — не прикольно на месте сидеть.       Они встали и пошли по дорожке. Причём Татьяна обратила внимание, что, отойдя от пруда, Андрей свернул на какую-то другую дорогу, не ту, по которой они пришли. Она начала пересказывать Владу свой сон, наблюдая за ним и стараясь понять, не узнает ли он в её рассказе литературный сюжет. Но, похоже, как и для Андрея, для него эта история казалась совершенно новой. Когда она стала рассказывать про страшных обитателей хижины, он прокомментировал:       — Похоже, тебя закинуло в нижний астрал. Там ещё и не таких тварей можно встретить.       Татьяна едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Сделав вид, что задумалась, вспоминая, она глубоко вздохнула и продолжила рассказывать. Когда же она сказала, что среди тварей за столом увидела Джека, Влад удивился:       — Значит, это был какой-то человек, которого ты знаешь?       — Ну да, я же говорю, он выглядел точно как мой друг, разве что он был гладко выбрит и во сне у него были короткие волосы.       — Может, он только выглядел так, а на самом деле это был не он? — спросил Влад.       — Ну откуда же я знаю? — возмутилась Татьяна. — Это был просто сон. Я рассказываю, что видела.       — Да ты, может быть, сам скоро увидишь этого чувака, — сказал Андрей, — мы его тоже пригласили на нашу встречу, только он опаздывает.       Татьяна просто офигела от этого «мы». Андрей явно преувеличивал свою организаторскую роль.       — И он тоже вспомнил этот сон? — поинтересовался Влад.       — Я пока с ним об этом не говорила. Просто сказала, что мы хотим вместе позависать под кислотой. Его это заинтересовало. А так Джек настроен весьма скептически, особенно когда трезвый. Поэтому, если он придёт, можете сами обо всём у него спросить.       — Ладно, подождём. Ты пока лучше дорасскажи, что ты видела.       Татьяна рассказала.       — Очень странно, — подытожил Влад. — Мы встретились во сне, но это был не осознанный сон, а сон с таким странным сюжетом. Я много чего видел в жизни, но такого со мной ещё не случалось.       — Андрей сказал мне, что под кислотой мы сможем понять, почему с нами это произошло, но я пока ничего подобного не ощущаю, — сказала она, — только плющит очень жёстко. Вот и всё.       — А ты не думала, что мы могли быть знакомы в одной из прошлых жизней и во сне видели эпизод из неё? Мне кажется, я вспоминаю того человека, которым я был тогда.       — Поэт и розенкрейцер? — Татьяна была уверена, что на этот раз Влад почувствует насмешку в её словах, но он продолжал, как ни в чём не бывало:       — Андрей пересказал тебе наш разговор. Ну, насчёт розенкрейцера я не совсем уверен. Хотя, конечно, интересно было бы вспомнить их практики, сейчас о них слишком мало достоверной информации.       — Ну а я вот совершенно ничего не могу вспомнить, даже ассоциаций никаких не возникает. Не могу представить себе, что я когда-то была… другим человеком, — она едва не сказала «Татьяной Лариной», но в последний момент вспомнила об их с Андреем уговоре.       — Знаешь что, я могу тебя загипнотизировать тебя, если хочешь. Под гипнозом многие с лёгкостью вспоминают прошлые жизни. Пока меня сильно не накрыло, это можно сделать.       — А ведь прикольная идея, — согласился Андрей.       — А почему не тебя, например, — фыркнула Татьяна, — ты тоже видел этот сон, тебе это больше всех не даёт покоя, вот пусть Влад тебя и гипнотизирует.       — Нет, — сказал Влад, — мне кажется, вся эта история вертится вокруг тебя, Тань. Только ты знаешь всех людей, видевших этот сон. И только ты видела его от начала до конца.       — Но я не поддаюсь гипнозу.       — Так говорят многие, но это ещё надо проверить. Не каждый гипнотизёр — хороший гипнотизёр.       Татьяна поняла, что самоуверенность Влада начинает её бесить. Ей захотелось как-нибудь поставить его на место, но под кислотой ничего в голову не шло.       — А как же Джек, — сказала она, — нехорошо, если он позвонит, а я буду в отключке.       — Да, фигово получается, — согласился Андрей. — Давайте ещё какое-то время подождём.       «Ждите, ждите», — подумала Татьяна с усмешкой, понимая, что они просто не представляют, что такое — ждать Джека, если он предупредил, что может опоздать.       За разговорами они вышли из-под деревьев на открытое пространство. Это место она узнала: они оказались на лугу недалеко от Декоративных прудов. Пройдя через луг, они вошли в аллею. И тут Татьяна вдруг замерла. Она потянула Андрея за рукав, призывая остановиться. Влад тоже остановился, увидев, что они встали.       — Что такое, — спросил Андрей.       — Там Джек, вон стоит у дерева.       — Тот самый твой приятель? Так давай подойдём, — предложил Андрей, — может, он нас не видит, темно же.       — Подожди, он смотрит в нашу сторону, — Татьяна сбросила капюшон с головы. — Давай постоим немного, если он решит, что так нужно, он сам подойдёт.       — Да что у вас за общение такое? — возмутился Влад.       — Не торопись, — сказал Андрей, — пусть чувак сам решает. Может, мы ему не нравимся.       Татьяна даже удивилась, что он понял её ощущение. С замиранием сердца она смотрела на Джека. Его силуэт тоже слегка подрагивал и казался смазанным среди радужных теней. Джек некоторое время пристально рассматривал их, а потом повернулся и бесшумно исчез за деревьями.       — Ну нет, так нет. — Андрей развёл руками.       — И всё-таки я не понимаю, что это за прикол, — бросил Влад. — Зачем тогда надо было приходить? И как он, кстати, нас нашёл в парке?       — Он не искал, — пояснила Татьяна. — Мы договорились встретиться где-нибудь у этих прудов. Джек должен был позвонить, когда придёт. Но, похоже, мы оказались здесь одновременно.       — Ну, хотя бы не надо его больше ждать, — сказал Влад. — Можем попробовать тебя загипнотизировать.       — Давай, Тань, не бойся, — подбодрил Андрей, — это безопасно.       Она почувствовала, что вместо обиды, которую ощутила, когда Джек решил уйти, в ней закипает гнев. Какими тупыми иногда могут быть парни! Решили, что она испугалась гипноза. Действительно, надо их слегка проучить, особенно Влада, и, кажется, она уже поняла как. Они ещё узнают, что такое школьная программа по литературе.       — Хорошо, — сказала Татьяна, — давайте. Я согласна.       — Только тебе нужно будет сесть. Тут есть лавочки поблизости? — спросил Влад.       Андрей жестом пригласил идти за ним. Они прошли аллею и увидели несколько лавочек, стоящих вдоль пруда. Татьяна выбрала ту, что подальше от дорожки, и села, расслабленно привалившись к спинке.       — Только запишите меня на диктофон, — попросила она, — хочу потом услышать всё, что я скажу, что называется, из первых уст. У тебя же есть диктофон в твоём антиквариате? — обратилась она к Андрею.       Тот кивнул.       — Ну, тогда начнём, — сказал Влад, вытащив из кармана брелок в виде блестящего диска на цепочке. Следи глазами за брелком и слушай мой голос. Тебе вообще видно брелок?       — А что, тебе всё ещё темно? — удивилась Татьяна. — Я вижу твой брелок ясно, как днём. Только он ещё весь весёлых узорчиках.       — Хорошо. Сосредоточь взгляд на брелке, — сказал Влад, покачивая брелком перед лицом Татьяны, — слушай мой голос. Прими удобную позу. Сейчас ты чувствуешь, как твоё тело расслабляется, ты чувствуешь покой и безмятежность.       Влад вещал монотонным голосом привычную гипнотизёрскую ерунду, но Татьяна слушала его вполуха. Чтобы он убедился в успехе, надо было слегка подыграть ему, поэтому Татьяна действительно следила глазами за брелком в полной уверенности, что на неё не подействует подобная чушь. Хорошо, что рассматривать брелок было действительно прикольно. Узоры на нём сверкали и меняли форму, к тому же его движение сопровождалось красивыми радужными шлейфами.       Татьяна знала, что гипноз не подействует, если тот, кого гипнотизируют, не доверяет гипнотизёру. Никто из её спутников не удосужился спросить, испытывает ли она к Владу хоть каплю доверия. Но, по её мнению, ответ был очевиден. Влад высокий, в тёмной одежде, слегка сутулый, с длинными нескладными руками и ногами, напоминал большого чёрного паука. Эффект только усиливался, когда при движении его окружали шлейфы. Татьяна даже вспомнила картину Одиллона Редона «Улыбающийся паук». Какие бы эмоции ни вызывал этот человек, симпатия и доверие в их число явно не входили. Татьяна до сих пор недоумевала, как она могла увидеть в роли Ленского такого человека. Хотя она поймала себя на том, что сейчас почему-то сама мысль о Ленском была ей крайне неприятна. Может быть, покачивание брелка перед глазами снова вызвало у неё тошноту, и это окрасило все её мысли и эмоции, но она вдруг обнаружила себя во власти весьма неприятных ощущений. Наблюдая за брелком, краем глаза она видела и обоих своих спутников. Теперь они казались ей мрачными тенями, появившимися из потустороннего мира, чтобы увлечь её за собой. Сейчас она почти пожалела, что решилась принять кислоту. Этот опыт не принёс ей успокоения, как обещал Андрей. Напротив, Татьяна чувствовала, что всё больше увязает в ощущении, что всё вокруг стало непонятным и пугающим. Её тревога только усилилась, переходя даже не в страх, а в чувство уверенности, что с ней уже произошло что-то ужасное. Чувство было таким, словно она падала в пропасть.       «Это просто измена. Надо успокоиться, — подумала она. — Я хотела их разыграть, и я сделаю это, как бы я себя ни чувствовала».       — Твои веки тяжелеют. Тебе очень хочется спать. Сейчас ты погрузишься в сон, но будешь продолжать слышать мой голос, только мой голос, — услышала она Влада. — Твои глаза закрываются.       Татьяна послушно закрыла глаза.