Чудный сон

      — Как ты спишь, хорошо, крепко? — спросил Влад, и Андрей просто обалдел от такой лажи. Ведь до этого Влад держался весьма уверенно, что-то бубнил, махал брелком у девушки перед носом, прямо как гипнотизёр в кино. Андрею до последнего казалось, что Влад в этом не новичок и ему действительно удастся загипнотизировать Татьяну. Но спрашивать, спит ли она — это напоминало плохой анекдот.       — Да, я сплю хорошо, крепко, — ответила Татьяна, не открывая глаз. Андрей решил, что она просто смеётся над глупостью Влада, но голос прозвучал как-то глухо и абсолютно бесцветно.       — Да она прикалывается над тобой, — прошептал Андрей на ухо приятелю.       — Нет, — ответил тот как ни в чём не бывало, — наоборот, гипноз удался. Если бы она притворялась, она бы просто промолчала. Если хочешь проверить сам, спроси у неё что-нибудь.       — Ты спишь, Тань? — спросил Андрей, чувствуя себя полным идиотом. И кислота только усиливала это ощущение. Но девушка в ответ не издала ни звука. Она продолжала сидеть в той же позе, не шевелясь, даже не моргая.       — Видишь, — пояснил Влад, — она слышит только меня.       — Танюша, расскажи, как мы познакомились, — Андрей подумал, что такое обращение, должно было бы просто взбесить девушку. Насколько он успел узнать Татьяну, она не терпела фамильярности даже в общении с хорошими знакомыми. Что уж говорить о Владе, которого она видела от силы пару раз. Но Татьяна совершенно без эмоций ответила на вопрос.       — У Алёны. Была какая-то тусня. Много народа. Ты читал там свои стихи. Я пришла позже. Когда ты закончил читать, Алёна познакомила нас.       — Ты видела меня когда-нибудь ещё?       — В поезде метро. Мы часто ездили в одном вагоне. Только… я тебя в тот вечер у Алёны не запомнила, поэтому в метро я думала: «Почему этот мерзкий тип пялится на меня? Он что, за мной следит?»       Андрей едва удержался от смеха. А Влад пожал плечами с видом, что, мол, поделаешь, под гипнозом человек не может соврать.       — Ну а раньше? Ведь мы когда-то познакомились ещё раз? Мы уже знали друг друга до того, как Алёна познакомила нас. Как мы впервые встретились?       Андрей подумал, что вряд ли Татьяна что-нибудь сможет ответить на такой вопрос, но к его немалому удивлению, она всё тем же ничего не выражающим голосом произнесла:       — Я не знаю, когда мы познакомились. Я этого не помню. Ты был всё время.       — Как это? — удивился Влад.       — Я помню себя лет с четырёх-пяти. Я уже знала тебя тогда.       — Мы были братом и сестрой? — спросил Влад, удивляясь ещё больше. А Андрей непроизвольно покачал головой, уже предугадывая, что скажет Татьяна, и всё-таки поражаясь тому, насколько это совпадало с пушкинским сюжетом.       — Нет, твои родители были нашими соседями. Вы всегда играли вместе ты, Ольга и другие дети.       — Ольга? Кто это?       — Как, ты не помнишь? «Милый ангел Оленька» — моя младшая сестра, — только при упоминании об Ольге голос Татьяны снова окрасился эмоциями, но, к удивлению Андрея, это были презрение и едва сдерживаемая злость. Он попытался рассмотреть лицо девушки, чтобы понять, не кажется ли ему всё это из-за кислоты, но выражение этого лица было не определить: по нему пробегали волны, радужные тени и узоры.       — Значит, мы играли вместе, когда были детьми? — подытожил Влад.       — Вы играли, — уточнила Татьяна, — мне это было неинтересно.       — А где это было? — спросил он.       — В нашем имении, в деревенской глуши, в Псковской губернии.       — Твои родители были богатыми?       — Совсем нет. У них было всего каких-то триста душ. Не то что у твоих. Все знали, что ты, их единственный сын, будешь завидным женихом, когда вырастешь.       — А потом, когда мы стали старше, мы продолжали общаться? — Андрею было забавно наблюдать, как Влад пытается нащупать какие-то факты, которые связали бы сюжет его сна с тем, что говорила Татьяна. С другой стороны, Андрей понимал, что правильно сделал, не рассказав о связи сна с сюжетом «Онегина». Так он был уверен, что исключил всякую предвзятость, хотя бы в отношении того, что может сказать и подумать Влад.       — Ну да, вы общались. Потом ты уехал учиться в Германию, в Геттинген. Признаться, я даже удивилась. Из нашей глуши таким восторженным юношам вроде тебя, думала я, дорога только в гвардию. Ну, может быть, в Петербург, в университет. Что ж, я тебя, наверное, недооценила, и все твои романтические мечты о странствиях действительно чего-то стоили. Во всяком случае когда ты вернулся, с тобой хотя бы стало интересно поговорить. В те редкие моменты, естественно, когда ты не вздыхал по Ольге.       — Я был влюблён в неё? — уточнил Влад.       — И в этом ты был просто несносен. Надо же было тебе сделать меня поверенной своих сердечных дел! Как же я была рада, когда появился он и ты перестал мне досаждать, живописуя свои пламенные чувства к «ангелу Оленьке».       Андрей ожидал, что Влад тут же спросит, кто такой этот «он», но мысль приятеля, кажется, приняла иное направление:       — А как она выглядела, Ольга? Опиши её.       — Твой милый идеал? Неужели ты забыл эти белокурые локоны, невинный взгляд голубых глаз, это румяное приветливое лицо пятнадцатилетней дурочки? Ничего, что её черепная коробка совершенно пуста. Зато как изящно она двигается, как любезно говорит, как мило склоняет к плечу кудрявую головку, разливая чай. — Чем больше вопросов задавал Влад, тем больше Татьяна вовлекалась в беседу, тем эмоциональнее реагировала. Руки её всё ещё безжизненно лежали на коленях и спина всё в том же положении опиралась о спинку лавочки, но на лице теперь, даже несмотря на кислотные визуалы, Андрей мог разглядеть всю гамму её чувств: она хмурилась, кривила рот, зло сжимала губы.       — Ты так не любила сестру? — удивился Влад.       — Любила? Почему я должна была непременно её любить? Что вы все носитесь так с этой любовью? Почему всё вращается вокруг этого, почему люди не могут просто цивилизованно общаться, не заводя разговоров о какой-то там любви? Если единственный эффект от этого чувства, который я наблюдала своими глазами, — это лишь то, что она превращает даже дельных людей в мечтательных ослов.       — Но ты же сама постоянно читала любовные романы! — не выдержал Андрей. Несомненно, девушка, которая предстала перед ними после того, как Влад загипнотизировал её, была уже совсем не та Татьяна, с которой он болтал за жизнь в малогабаритке на Измайловской. Но и пушкинскую Татьяну, прочитав роман, Андрей представлял себе совершенно не такой. Девушка не ответила. Вероятно, она и в самом деле слышала только Влада.       — Спроси у неё про это, — обратился Андрей к Владу, совершенно забыв, что этот вопрос может показать приятелю, что он знает о Татьяне несколько больше, чем должен бы знать.       — Почему ты тогда читала любовные романы? — Влад или не заметил подвоха, или не счёл нужным сейчас задавать вопросы ещё и Андрею.       — Я читала все книги, которые были у нас в библиотеке. Очень трудно ориентироваться на поведение людей, чтобы осмыслить происходящее, люди ведут себя слишком нелогично. С книгами было гораздо проще. Всё, что я по-настоящему поняла, я поняла из книг. Но и в книгах кое-что оставалось для меня совершенно непонятным — то, что называют любовью. Все чувства мне удалось определить для себя и понять, но это не касалось любви. Все вокруг постоянно твердили о ней, но никто даже не пытался объяснить, что это. Словно для всех остальных это было понятно само по себе. Мой ум столкнулся с неразрешимой проблемой, и я читала все книги, которые только могли бы мне помочь её разрешить. Я уходила из усадьбы, чтобы никто не отвлекал меня, и часами пыталась представить себя на месте влюблённых героинь: Клариссы, Юлии, Дельфины. И ломала голову, что же могло заставить их так странно вести себя.       Влад растерянно молчал. Андрей же подумал, что ему тоже никогда не доводилось получать столь необычный ответ на вопрос, для чего девушка читает любовные романы. И тут совершенно некстати, грубо выпадая из контекста ситуации, в его памяти всплыл другой ответ на этот же вопрос, данный ему когда-то, ещё в школьные времена, старшей подругой. «Зачем читать любовные романы? Как это зачем? Если какие-то проблемы с фантазией, то в одной руке ты держишь любовный роман. И читаешь. А другой рукой ты мастурбируешь». Женщины… Кто же их поймёт? Впрочем, у Андрея возникло смутное подозрение, что в пушкинские времена любовные романы, скорее всего, сильно отличались от тех, которые читали его школьные подруги. Но теперь уже, с появлением дешёвого и повсеместного доступа к интернету, и такой способ себя развлечь стал казаться крайне несовременным. Андрей почувствовал себя ужасно старым, понимая, что теперешним школьницам вряд ли пришло бы в голову для этой цели использовать любовный роман.       — А как ты выглядела тогда? — спросил Влад после продолжительной паузы, видимо понимая, что надо вернуть себе инициативу в ведении беседы.       — Так же, как и сейчас, только в платьице, — ответила Татьяна. Андрей понимал, что под гипнозом она, скорее всего, не может пошутить, но всё равно в её словах ему послышалась какая-то злая ирония. — Ну да, и ещё были эти ужасные длинные волосы. Как же они раздражали меня! Как я мечтала избавиться от них! Как часто я представляла себе, что заболею тифом и мне остригут их после болезни, я готова была даже на это.       — Это же красиво, когда у девушки длинные волосы, чем они могли так тебя раздражать? — в недоумении проговорил Влад.       — Красиво! Как может быть красиво то, что постоянно напоминает тебе о собственном рабстве, о той униженной покорности, с которой должна вести себя «благовоспитанная девица», о том, что каковы бы ни были твои мечты, стремления, возможности и таланты, в конечном итоге тебе придётся ограничить жизнь домашним кругом! — Татьяна внезапно превозмогла неподвижность, её руки взметнулись вверх и вцепились в коротко остриженные волосы, словно ей по-прежнему что-то мешало. Она запрокинула голову, глядя в небо и раскачиваясь, как сумасшедшие в кино. А потом также внезапно этот порыв иссяк, и её спина расслабилась, а руки бессильно опустились вдоль тела. — Когда я читала книги, моими кумирами были Вампир, корсар, Мельмот — все эти одинокие скитальцы, отвергнувшие нормы общества, но взамен получившие свободу поступать, как им заблагорассудится. Вот кем я чувствовала себя, — сказала Татьяна, глядя исподлобья, — а все видели во мне только девочку с косами! Как я порой завидовала тебе, ведь у тебя, не наделённого особенным умом и талантами, была эта возможность уехать, повидать мир, почувствовать вкус приключений…       — И неужели тебя никогда не хотелось понравиться мужчине? Не хотелось, чтобы на тебя всё-таки посмотрели, как на женщину? — спросил Влад, а Андрей подумал, что он спросил об этом, только бы уйти от неприятного разговора о его заурядности, и что надо бы придумать какие-то более адекватные вопросы, чтобы они смогли выяснить хоть что-то, но Татьяна сказала:       — Да, он изменил меня… Эжен, — Андрей понял, что вот так, на французский манер звучало бы имя Евгений. Татьяна же замолчала, словно погрузившись в воспоминания, а Андрей подумал, что всё-таки жаль, что этот её приятель, Джек, как Татьяна называла его сейчас, отказался к ним присоединиться. Но, в отличие от Влада, он не считал, что Джек повёл себя как-то странно. В Питере Андрей проводил время в компании чуваков, которые, порой, вели себя куда более странным образом. Если же, по словам Татьяны, парень употребляет что попало, то у него вполне может быть необычный ход мыслей, или неслабая паранойя, или, что более вероятно, и то и другое одновременно. Посмотрев на них, он легко мог подумать, что сейчас не подходящее время или не то место, чтобы ему находиться в компании двух убитых в хлам чуваков, даже если с ними тусуется его хорошая подруга.       Может, они и договорились встретиться возле прудов, но мало ли куда, откуда и в каком состоянии направлялся этот приятель. А если ты барыга, то приходится быть осторожным и не шататься где зря и с кем попало. Андрей почувствовал, как под действием кислоты, разрозненные до того факты, складываются у него в голове в единую стройную картину. Татьяна с её неприятными вопросами на первой же встрече. И этот чувак, который появляется и исчезает, когда захочет, опаздывает, не отвечает на звонки и всячески шифруется. Теперь всё было ясно. Так кристально ясно, что Андрей встряхнул головой, словно пытаясь таким образом вытряхнуть из неё весь этот «кислотный детектив». Слишком часто, вспоминая потом, по трезвости, свои «умозаключения» приходилось ему удивляться, как он мог напридумывать такой ерунды.       — Эжен? — Влад ухватился за новое имя. — Расскажи о нём, кто он был?       — Кто он был?! — закричала Татьяна. — Иуда! Да как ты смеешь произносить его имя!       Движением, молниеносным, как бросок змеи, она вскочила со скамейки и схватила Влада за руки, бешеной хваткой стиснув запястья. К такому повороту никто из них не был готов. Андрей, оторопев, наблюдал, словно в замедленной съёмке, как тело приятеля содрогнулось, будто от удара током, когда Татьяна коснулась его рук.       Влад же застыл, не в силах даже попытаться что-либо сделать, он только в немом удивлении таращился на неё, а она трясла его, как тряпичную куклу, продолжая кричать:       — Ты притворялся его другом, хотя что общего у него могло быть с таким ничтожеством, как ты! Он снизошёл до тебя и твоих глупостей, и чем ты ответил ему? Ты вызвал его на дуэль! И из-за чего!? Из-за того, что приревновал свою дурочку Ольгу! Как будто он и правда мог заинтересоваться такой посредственностью! Ты мог бы примириться с ним, мог бы отказаться от дуэли, когда он опоздал, но нет, ты убил его! Хладнокровно убил человека, которого называл своим другом! И после этого у тебя хватило наглости продолжать являться в наш дом, как ни в чем не бывало! Хватило бесстыдства жениться на этой лицемерной твари! Я не могу даже ненавидеть тебя — так сильно я тебя презираю!       Татьяна оттолкнула его и отвернулась. Влад же продолжал стоять, как громом поражённый, а потом, к удивлению Андрея, он протянул руку к Татьяне, опасливо коснулся её плеча и сказал:       — Таня, подожди, послушай, всё было не так! Пожалуйста, выслушай меня, я могу всё объяснить…       — Не надо ничего мне объяснять! — она резко отбросила его ладонь. — Не надо говорить, что ничего не было! Не надо этих немецких докторов, которые будут твердить мне, чтобы я расслабилась и отдохнула! Горе побеждённым, я понимаю. Или же победителей не судят. Но пусть мне придётся пойти против всех, я не буду пытаться всё скрыть и делать вид, что ничего не случилось. Я не могу расслабиться и отдохнуть, зная, что он лежит в безвестной могиле, похороненный как самоубийца!       — Разгипнотизируй её, — обратился Андрей к Владу, чувствуя, что ситуация стремительно выходит из-под контроля. Но тот, словно не слыша его, продолжал гнуть своё:       — Таня, ты совершаешь чудовищную ошибку, обвиняя меня или своих родных, вспомни, как всё было на самом деле!       — Прекрати! Теперь ты больше не заставишь меня слушать эту ложь! Теперь вы ничего не сможете мне сделать! — воскликнула она и бросилась бежать от них по асфальтированной дорожке, ведущей от пруда в сторону станции метро.       — Влад! Ты что, оглох, разгипнотизируй её! — заорал Андрей и побежал следом, боясь потерять Татьяну из виду.       — Я не могу, — откликнулся Влад, догоняя его. — Что-то пошло не так, она не смогла бы себя так вести, если бы была под гипнозом. Но она не права, я вспомнил, как всё было на самом деле! Я никогда ей не врал!       — Ладно, ты запомни это, потом расскажешь, — выпалил Андрей, задыхаясь от быстрого бега. — В той стороне метро, сейчас надо её догнать, пока она не вляпалась в неприятности!       Только теперь он сообразил, что всё ещё сжимает в руке телефон и диктофон всё ещё что-то записывает. Андрей остановил запись и спрятал мобильник в карман, надеясь, что потом в спокойной обстановке можно будет прослушать весь разговор и получше разобраться, что произошло. Но и сейчас было понятно, что Татьяна почему-то уверена, что Ленский убил Онегина и женился на Ольге. Может, в этом и заключалась вся проблема. Если подобная ситуация и впрямь произошла с Владом и Татьяной в прошлой жизни, а Пушкин, зная о ней, тем не менее в своём романе написал, что дело было наоборот, то, может быть, Татьяна сейчас вспоминает об этом, желая «восстановить историческую справедливость»? Раздумывать, однако, было совершенно некогда. Татьяна бежала так быстро, что они с Владом едва поспевали за ней.       Хорошо ещё, что в такое время поблизости никого не было. Вряд ли сторонний наблюдатель, увидевший, как они вдвоём преследуют ночью в парке одинокую девушку, мог бы подумать, что делают они это в её же интересах. Как бы полицию не вызвали. А ведь не факт, что что-то могло бы ей угрожать — попробуй сначала её догони. Андрей впервые подумал, что распространившаяся мода на подтянутых телок-физкультурниц имеет и свои минусы. Красиво, никто не спорит. Но, зараза, они слишком хорошо бегают!       Влад, судя по его виду, нисколько не утомился — не зря занимался йогой, сто пудов. А вот сам Андрей почувствовал, что в последнее время слишком много курил и закидывался всякой дрянью — дышать было тяжело и после этих марок пульс стучал в висках, как кузнечный молот. Татьяна же совершенно не выказывала признаков усталости и не собиралась снижать темп — белые подошвы её кед так и мелькали в темноте. Андрей подумал, что с каждой минутой по мере приближения к станции метро вероятность наткнуться на людей возрастает, а значит, и проблема усугубляется.       Они пробежали по аллее вдоль лужайки, и тут Татьяна внезапно свернула с освещённой фонарями дорожки и бросилась в темноту. Андрей вздохнул с облегчением — они сошли с прямой дороги к выходу из парка. Несмотря на отсутствие фонарей, здесь он очень хорошо видел: луна светила так ярко, что видна была не только Татьяна, но даже и её растянувшаяся по дорожке тень. Да и кислота была на самом пике, и, если не обращать внимания на расцвечивающие картинку узоры и вспыхивающие то тут, то там неоновые огни, видел Андрей гораздо лучше, чем видел бы ночью в обычном состоянии. Татьяна снова свернула, приятели кинулись за ней, но уже через несколько шагов остановились в недоумении: Татьяна исчезла.       Андрей огляделся. Вот тут было уже по-настоящему темно. Точнее было бы, если бы не всё те же огни и узоры. Над головой плотным пологом сомкнулись ветви каких-то вечнозелёных деревьев. В отличие от редеющей осенней листвы, густая хвоя совершенно не пропускала лунный свет. Стволы деревьев, посаженных очень густо, почти вплотную друг к другу, образовывали что-то вроде сумрачного, уходящего вдаль коридора, дальний конец которого терялся среди радужной ряби. В воздухе приятно пахло хвоей. «Туевая аллея», — сориентировался Андрей. Ему приходилось бывать здесь раньше, и он знал, что под этими деревьями не очень-то светло даже днём. Сейчас же здесь должна была царить полная темнота, а значит, всё, что он видел, было в основном кислотными визуалами. Сомневаться в этом не приходилось — силуэты деревьев дрожали, очертания ветвей расплывались и меняли форму. Он прислушался, надеясь различить шаги, но слышал только своё тяжёлое дыхание да скрип гравия под ногами Влада. Тот переминался с ноги на ногу, видимо, тоже пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Андрей хотел уже как-то прокомментировать ситуацию, но тут он замер, раскрыв рот, а Влад сказал:       — Это она, прямо как из сна!       — Ты видишь то же, что и я? — не удержавшись, спросил Андрей, осознавая всю нелепость этого вопроса. По-хорошему, он считал, что это не стоит спрашивать и по трезвости: как ты можешь быть уверен в том, что видит другой человек? Даже если он называет это теми же словами, что и ты, кто поручится, что вы видите одни и те же вещи? А под кислотой этот разговор и вовсе заводить не следовало.       Влад ничего не ответил, только закивал, как китайский болванчик, не переставая таращиться вглубь аллеи. Андрей тоже не мог оторвать глаз от этого места, потому что там… Слегка опираясь о ствол дерева маленькой бледной рукой, стояла Татьяна. Но это была совершенно не та Татьяна, за которой они гнались минуту назад. Одетая в длинное, светлое платье с оборками, с прозрачными рукавами, пышными, как маленькие облачка, она казалась ещё более хрупкой, изящной и печальной. Повернув к ним бледное лицо, обрамлённое завитыми локонами, девушка произнесла с оттенком недовольства:       — Зачем вы посетили нас…       «В глуши забытого селенья», — подумал Андрей, с удивлением понимая, что помнит эти строки письма Татьяны.       — …в глуши забытого селенья, — договорила девушка, голос её звучал точь-в-точь, как голос настоящей Татьяны.       — Ах, лучше б мы не знали вас, — голос был всё тот же, но раздался с другой стороны.       Андрей и Влад посмотрели туда и в недоумении увидели, как из-за дерева на противоположной стороне аллеи, несколько ближе к ним, чем стояла первая, вышла и вторая Татьяна. На этот раз в мужском костюме: на ней была свободная белая рубашка, кожаный жилет и обтягивающие брюки, заправленные в высокие сапоги. Тонкую талию охватывал широкий пояс, к которому крепилась сабля и пара пистолетов. Голова её была, на пиратский манер, повязана платком, из-под которого выбивались короткие черные кудри.       — Не знали б горького мученья… — это, сплюнув на землю и скривив рот, — произнесла ещё одна Татьяна, одетая по-современному в джинсы и толстовку. Андрей уже подумал было, что перед ними настоящая Татьяна: таким знакомым движением она накинула на голову капюшон с круглыми ушками, превращаясь в девушку-медвежонка. Но тут он понял, что толстовка у неё не тёмная, как была, а белая с черными рукавами — под панду. И уши на белом капюшоне тоже черные, а ещё… черные круги вокруг глаз, тоже как у панды, и чёрный треугольник на носу. Андрею внезапно стало жутко — он понял, что раскрашенное лицо напоминает ему не медвежонка, а череп.       — Она какую-то иллюзию наводит, — прошептал Влад.       — Да какая там иллюзия, — тихо ответил Андрей, — нас просто плющит как собак, — он следил за тремя девушками на аллее, думая, что какие-то из них должны исчезнуть, но ничего подобного не происходило, все три, несмотря на их экзотический внешний вид, казались такими же настоящими, как Влад. Все три внимательно смотрели на приятелей, словно ожидая, что те предпримут дальше.       — Да ладно, — возразил Влад, — то, что мы здесь видим, выходит далеко за рамки кислоты.       — Рамки? Тебе кажется, что у кислоты есть какие-то рамки только потому, что по трезвости ты всегда забываешь самый трэш, — убеждённо ответил Андрей.       — Вообрази, я здесь одна, — приятели стали свидетелями появления ещё одной Татьяны — на этот раз, в декольтированном бальном платье алого цвета. На шее её кроваво-красными искрами сверкало рубиновое ожерелье, в высокой причёске качались страусовые перья.       — Никто меня не понимает, — это сказала вполне обычная Татьяна, выглядевшая точь-в-точь как та, с которой Андрей этим вечером принял кислоту.       — Рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна, — это сказали хором две девочки лет десяти, появившиеся в центре тропы. Обе очень походили на Татьяну и выглядели, как близнецы, только одна была одета в старинное платье, а вторая по-современному в шорты и футболку с мультяшками. Длинные волосы были у обеих. Чёрные, разметавшиеся по плечам. А ещё каждая держала в руке по медвежонку: у той, что была в платье, медвежонок выглядел сильно обгоревшим, а у Татьяны в современной одежде он был весь обмотан кровавыми бинтами.       — Бля, это прям ужастик какой-то, — не выдержал Андрей. Одна Татьяна — это ещё ничего. Но видеть столько разных воплощений Татьяны было жутко. Они выстроились вдоль аллеи, как в каком-то дьявольском показе мод, и, казалось, выжидающе, смотрели на приятелей. Андрей и не думал, что его может так жестоко заглючить.       — Которая из них, как думаешь? — шёпотом спросил Влад.       — В смысле? — Андрей оторопел, понимая, что Влад, сам не зная того, практически цитирует «Онегина».       — Ну, которая Татьяна? — пояснил приятель, делая цитату ещё более точной. — Она же подсказала — «я здесь одна», значит, мы должны выбрать, какая из них настоящая. Андрею показалось, что если бы Татьяна и правда собралась загадать им загадку, то, скорее, поприкалывалась бы, чем стала подсказывать ответ, но он решил сделать хоть что-нибудь, чтобы прервать этот пугающе бесконечный поток цитирования:       — И что ты предлагаешь? — прошептал он.       — Ты лови одну, а я какую-нибудь другую. Два шанса из семи не так плохо.       — Окей, — только он сказал это, как Влад бросился под деревья. Андрей тоже не стал терять времени. Идея выбрать Татьяну, похожую на настоящую, показалась слишком банальной, поэтому он отбросил её и подбежал к девочкам-«близнецам». Решить, кто из них, он не смог и попытался схватить обеих, однако в руках оказалась только пустота. С тихим смехом девочки растворились в воздухе. На этом, в принципе, надо было и остановиться, чтобы больше не позориться, но Влад выкрикнул: «Ещё попытка!», и Андрей не успел глазом моргнуть, как обнаружил себя вместе с приятелем, гоняющимся по аллее за разнообразными Татьянами. Девушки тоже не остались в долгу: они больше не стояли столбом, а со смехом разбегались в разные стороны. Впрочем, в считанные минуты всё было кончено, иллюзии развеялись, и на аллее остались только двое парней.       — Что теперь, — спросил Андрей, привалившись к дереву и тяжело переводя дух, — призовая игра?       Влад проигнорировал содержащуюся в вопросе иронию и, не отвечая, сказал:       — Я, кажется, изменил своё мнение по поводу неё. Та, что в красном платье была, — прямо красавица. Жаль, что девушки сейчас так не одеваются. Хотя бы иногда.       Андрей не ответил. Его внимание снова привлекло движение на аллее. Хотя за сегодняшний вечер ему не раз уже казалось, что невозможно сильнее офигеть, всё в этом трипе, похоже, складывалось для того, чтобы разубедить его в этом. По аллее лёгкой непринуждённой походкой, направляясь к ним, шла Татьяна. И эта непринуждённость выглядела просто удивительной, потому что из одежды на ней были только стринги, состоящие из тоненьких резиночек и микроскопического треугольничка ткани между ними. Андрей подумал, что нашлись бы люди, которые охарактеризовали фигуру Татьяны словами «не на что глянуть», такой тонкой и изящной была девушка. Но Андрей смотрел и не мог отвести глаз. Не доходя до них, Татьяна остановилась, кокетливым жестом поправила, короткие волосы, а потом растянула резиночки стрингов и, прогнувшись вперёд, как в стриптизе, спустила их до колен. Она разжала пальцы. Бельё упало. Татьяна выпрямилась, сделала шаг вперёд одной ногой, а потом другой подцепила трусики и отбросила их в темноту.       — Можете сколько угодно объективировать меня, я не стану обижаться, — сказала она с улыбкой, без всякого смущения демонстрируя свою наготу, подсвеченную перламутровыми отблесками и разноцветными кислотными огнями. — Мы живём в цифровую эпоху, так что ни вас, ни меня это уже не касается. Всё, что мы считаем собой, это просто случайный набор неточно воспроизведённых мемов. А здесь — никого нет, — она ткнула себя пальцем в грудь, но палец прошёл насквозь, её фигура заколебалась, поплыла и иллюзорная плоть растаяла.       — Сохраняй телефон барыги! — Андрей не думал, что Влад может насколько офигеть, чтобы утратить свой «эзотерический лоск» и повторить эту глупейшую фразу. Но, видимо, происходящее так потрясло его, что он исчерпал все собственные средства выражения эмоций и не оставалось ничего другого, как воспользоваться «готовым шаблоном», вне зависимости от того, насколько тот на самом деле подходил к ситуации.       Некоторое время после этого приятели молчали. А потом Андрей сказал:       — А тем временем, она может быть где угодно.       Влад только кивнул.       — Пока мы созерцали это представление, Татьяна, скорее всего, уже далеко успела убежать. Во всяком случае, я на её месте сделал бы именно это, — подытожил Андрей.       — Ты думаешь — это были только наши глюки? То есть её с самого начала не было на аллее?       Андрей пожал плечами.       — И что теперь делать? — спросил Влад. — То есть можно было бы применить какие-нибудь техники поиска, использовать амулет или хотя бы карты разложить, но из-за твоей марки я совершенно не дееспособен.       — Думаю, тут пока ничего нельзя сделать. Парк огромный, если мы будем искать наугад в нашем теперешнем состоянии, то только сами где-нибудь заблудимся. Конечно, наш косяк, что мы позволили Татьяне убежать, но хоть она и в полном неадеквате, она вроде не пытается выйти в город и себя в обиду явно не даёт. Это уже неплохо. Поэтому я предлагаю просто подождать. Пойдём, посидим где-нибудь, отдохнём, придём в себя немного.       — Подождать? — Влад скептически покачал головой, но всё же пошёл вслед за Андреем к выходу из аллеи. — А долго придётся ждать? И что потом?       — Эти марки действуют часов пять. Но уже через три часа, перестанет так плющить и ты почувствуешь гораздо большую ясность мысли.       — Ясность мысли, ну-ну, — по тону Влада было понятно, что он отнёсся к словам Андрея весьма скептически, — Но это же ещё куча времени.       — Да ладно, ты скажи спасибо, что это не ЛСД и тем более не ДОБ, вот это бы нас на сутки вывело из строя. Тем более, мы с Татьяной приняли на час раньше, чем ты. Так что около часа ночи можно будет попробовать ей позвонить, может, она уже более-менее придёт в себя.       Влад вытащил телефон, разблокировал, посмотрел и разочарованно сунул его обратно в карман:       — Я не вижу цифр, там всё всплошную покрыто лабиринтом с какими-то пляшущими человечками.       — Значит, ещё рано, — уверенно сказал Андрей. — Вон впереди детская площадка. Пойдём на лавке посидим. Я уже устал бегать.       Они присели на лавочку, и тут Андрей спросил:       — Так что ты мне хотел рассказать? Что ты вспомнил?       — Ох, это такая стрёмная история и запутанная не хуже какого-нибудь сериала. Вот я бы сам не поверил, если бы кто-то рассказал мне то, что я тебе собираюсь изложить. Но я клянусь, всё было именно так, я вспомнил это. И она зря гонит на меня, совершенно зря.       — Ладно, давай без предисловий. Выкладывай всё, что вспомнил. Я не буду перебивать и сомневаться в твоих словах.       — А дежавю от твоих марок бывает? — спросил Влад невпопад.       — Вообще не должно быть, а что?       — Да меня преследует чувство, что история, которая произошла с нами в прошлой жизни, уже откуда-то мне знакома, что она мне что-то ужасно напоминает, только не могу сейчас вспомнить что.       — Ты не парься, просто расскажи, — сказал Андрей, а сам подумал, что Татьяна могла бы решить, что Влад в области литературы не так безнадёжен, как он сам.       — Короче, всё было так, как сказала Таня, мы знали друг друга с детства, я учился в Германии. Я был помолвлен с её сестрой. Это всё так. Сестру звали Ольга, и я потом женился на ней. Это тоже правда. Но этот человек, Эжен — он не существовал. Мы вместе с Таней его придумали.       — Как так? — Андрей настолько сильно удивился, что даже забыл, что обещал не перебивать.       — А вот так. Когда я приехал из Германии, мне было около восемнадцати. Таня была немного младше меня, сейчас бы все думали, что мы просто глупые школьники, но тогда я уже считался взрослым мужчиной, вполне способным создать семью, а Таня была девушкой на выданье. Но, пожалуй, мы сами не чувствовали себя такими. Я был влюблён в её сестру и собирался жениться на ней, когда она станет старше, ведь ей было только пятнадцать. Но при этом сейчас бы я сказал, что и я, и Таня всё ещё были мечтательными подростками. Она читала книги, так погружаясь в них, что порой не замечала ничего вокруг, я писал стихи. Как ты можешь представить, я часто бывал у них в доме, поскольку мне хотелось как можно чаще видеться с Олей. Но парадокс в том, что при этом общался я в основном с Таней. При Ольге я часто смущался, ну знаешь, как это бывает, да и мы были так друг в друга влюблены, что нам не нужно было лишних слов, Таня же была мне как сестра. С ней я мог поговорить о чём угодно. К тому же она была умна и начитанна, с ней действительно было, о чём поговорить. Пожалуй, мы сошлись, потому что были очень одиноки в сельской глуши, где помещики почти так же необразованны, просты и глупы, как и их крестьяне. Мне очень не хватало друга. Она отвергала ухаживания всех сватавшихся к ней соседей. Мы оба понимали, что никогда не сможем найти общего языка с этими людьми. И вот мы придумали человека, с которым нам бы было интересно. Я уже не помню, как именно это получилось. Может, это произошло, когда я сказал, что столичные франты совсем не похожи на книжных героев, по которым Таня вздыхала тайком. Но с тех пор началась история человека, которого не было. И вскоре это стало нашей любимой игрой: мы придумали его внешность, характер, обстоятельства, которые могли бы заставить его поселиться в деревне, придумали историю его жизни. Понимаешь, этот человек был отчаянно нужен, так нужен нам обоим, что его следовало бы придумать. Деятельный ум, изнывающий от сельской скуки — это страшная вещь.       — Ну да, «мой ум бунтует против безделья» — так оправдывался Шерлок Холмс, принимая кокаин, — сказал Андрей.       — Ну а ум Татьяны порождал странные истории. Причём это было всегда. Я помню, как в детстве она пугала нас страшными сказками по вечерам. У неё был дар рассказывать так, чтобы все верили в то, о чём она говорит. Но проблема заключалась в том, что она, похоже, и сама слишком сильно в это верила. В какой-то момент я понял, что она говорит об Эжене так, словно он действительно существует. Я, в общем-то, не считал, что это так уж страшно. Но потом я получил письмо.       — Письмо? — у Андрея глаза полезли на лоб. Он подозревал, о каком письме может пойти речь, и даже забеспокоился, что Влад всё-таки вспомнит о Пушкине. Но тот, похоже, был слишком поглощён и взволнован воспоминаниями, чтобы думать о литературе, он торопливо продолжал:       — Да, крепостной мальчишка принёс его мне, сказав, что велено передать соседу в собственные руки. Это было письмо Тани к нему… любовное письмо!       — И что ты сделал?       — Я… — Влад глубоко вздохнул, набираясь решимости для следующих слов, руки его дрожали, — я допустил ошибку… я написал ответ.       — Ответ? — изумился Андрей.       — Да, я думал, что так будет лучше. Я написал ответ от его имени, вежливо объяснив ей, что я не люблю её и у нас нет будущего.       Андрей закрыл лицо рукой. А потом всё-таки спросил:       — И как, помогло?       — Мог бы и не иронизировать. Поначалу всё действительно стало лучше. Она перестала говорить о нём, мы стали общаться как прежде. Но потом, после её именин, она внезапно стала очень холодна со мной. Перестала спускаться в гостиную, когда я приходил, отворачивалась, словно не видела меня, стоило нам случайно встретиться. Оля сказала, что она вдруг, без причины перестала также общаться и с ней. Когда мы вдвоём решили поговорить с Таней о том, что случилось, мы услышали то, что ты слышал сегодня. То есть Таня решила, что у нас с Эженом была дуэль из-за Ольги и я убил его. Сколько мы ни пытались разубедить её — это было бесполезно. Это превратилось в настоящую манию. Она просто ненавидела нас. Потом она заболела, к ней вызывали лучших докторов, каких мы смогли найти, но те только разводили руками. Тем временем Ольге исполнилось шестнадцать, мы поженились, и она переехала жить в моё имение. С тех пор я старался не показываться на глаза Татьяне, чтобы не провоцировать вспышек её гнева. Не знаю, вернулся ли к ней рассудок в полной степени, но через пару лет, она пришла в себя настолько, что матери удалось увезти её в Москву и выдать замуж. Но я не могу понять, почему меня преследует дежавю, когда я рассказываю об этом.       — Вот это, думаю, мне удастся тебе прояснить, — сказал Андрей, — но только сначала ответь мне на вопрос, кто из вас придумал его имя?       — Таня.       — А фамилия у него какая-нибудь была? Ведь должна же была быть?       Влад наморщил лоб:       — Что-то ничего не приходит в голову. Мы называли его Эжен, ей так нравилось, на французский манер, она и меня называла ВладимИр, с ударением на последний слог. О! А ещё, когда она не хотела, чтобы кто-то посторонний понял, что мы говорим о нём, она не называла его имя, а говорила «жени у неж».       — Что? — не понял Андрей.       Влад поднял веточку и нацарапал на земле: «Génie ou neige».       Буквы слегка светились, покачивались и норовили расползтись, но Андрей подумал, что Влада уже не так сильно плющит, ведь в начале разговора он не мог рассмотреть цифры на телефоне, а теперь же был в состоянии писать.       — Это французский. А значит — «гений или снег».       — Гений или снег? — повторил Андрей машинально, чувствуя, что начинает терять нить и увязать во всей этой галиматье.       — Да, прям как Капитан Белый Снег у Гребенщикова, — сказал Влад. — Только я всё-таки не совсем… Он не договорил и замер, уставившись на землю, наверное, всё же его ещё недостаточно отпустило и он увидел там какой-то особенно красочный глюк.       — Эжен, это же пишется «Eugénie», — Влад написал внизу те же буквы, но в другом порядке.       — Мне кажется, у тебя где-то здесь ошибка, — сказал Андрей. — Я не знаю французского, но прочитал бы это как «Евгений».       — Так «Эжен» и «Евгений» — это одно и то же имя, — отмахнулся от уточнений Влад, — ты лучше посмотри на те буквы, которые остались: «O…N…E…G…I…»       Он замолчал, а Андрей прямо-таки видел по лицу приятеля, как в его голове быстро идёт неотвратимая кислотная работа, связывающая разрозненные факты в осмысленные, логичные, хоть и совершенно невероятные цепочки.       — Татьяна и Ольга! — воскликнул тот. — Владимир и он — Эжен Онегин! И то, что она рассказала — это был сон Татьяны, прямо как у Пушкина. Теперь я понял. Но это невозможно, это невероятно!       Андрей молчал.       — Я бы давно узнал сюжет, если бы это не касалось нас лично, — сказал Влад слегка успокаиваясь. — Как может вообще в голову взбрести, что ты был героем Пушкина?       — Вот это я и пытаюсь понять.       — Так ты знал, знал с самого начала? — понял Влад.       — Ну да, — не стал отпираться Андрей, — мне Татьяна рассказала, что сразу поняла, откуда её сон.       — А мне почему вы не сказали?       Андрей стал говорить про чистоту эксперимента, про то, что надо было исключить предвзятость, но приятель бурно возмущался и не желал принимать эти объяснения. Некоторое время они совершенно бесплодно проспорили, потом выдохлись и просто сидели молча. Потом Андрей вытащил мобильник и посмотрел на время.       — Уже второй час ночи. Я попробую ей позвонить.       Он набрал номер, но Татьяна не сняла трубку. Гудки шли бесконечно долго, после них прозвучало сообщение оператора, что номер не отвечает, и вызов прервался. Он попробовал ещё, но результат был тот же.       — Ладно, хотя бы телефон не отключён, — прокомментировал Андрей. — Надо попытаться позднее.       Устав сидеть на одном месте, Андрей предложил прогуляться по парку. Влад не возражал, однако шёл молча. То ли всё ещё дулся, что его не ввели в курс дела, то ли погрузился в размышления, то ли его увлекли какие-то бессловесные кислотные переживания. Через некоторое время он вдруг сказал:       — Я вот одного не понимаю: все персонажи, которых мы вспомнили, вполне пушкинские, но что за извращение случилось с сюжетом? У Пушкина всё было просто и понятно — Онегин убил Ленского. А тут выходит, что Татьяна выдумала Онегина, потому что сошла с ума? Или сошла с ума, потому что его придумала? И почему мы вообще вспоминаем всё это? Есть какие-нибудь идеи?       Андрей рассказал свою «рабочую гипотезу» о прошлой жизни и реальных прототипах героев.       Влад пожал плечами:       — Это уже не Пушкин получается, а Корней Чуковский!       — Почему Корней Чуковский? — растерялся Андрей.       — По уровню бредовости, — пояснил приятель. — Зайчики в трамвайчике, медведи на велосипеде и лисички поджигают спичками синее море — вот что это такое! Меня только поражает, что я так хорошо это помню. Как будто это и правда случилось. Ну а ты? Ты же во сне видел себя медведем. А сейчас вспоминаешь хоть что-нибудь? Ты наверняка сожрал больше этой кислоты, чем мы с Таней.       — Хоть убей, ничего. Даже сам удивляюсь, — Андрей только понял, что под таблетками в предыдущем трипе его посетило самое настоящее предвидение. Он ведь тогда слышал, как Татьяна кричала «Он убил его!» и обвиняла Ольгу, что она продолжает видеться с убийцей. В сюжете Пушкина ничего подобного быть не могло, зато это в точности соответствовало воспоминаниям Влада. Но рассказывать об этом приятелю он не стал, а спросил вместо этого:       — Мне вот теперь интересно насчёт сна. Мы все видели его в этой жизни, но он есть и у Пушкина в сюжете. А что если вы видели его ещё раз? Ещё тогда? Может, в этом весь прикол?       Влад посмотрел на него, как на сумасшедшего, а потом всё-таки сказал:       — Мне кажется, такого не быть не может, просто не должно быть. Но вспомнить я сейчас ничего не могу. Мне нужно очень хорошо подумать. И, желательно, по трезвости. А ты поразмысли, кто ты вообще такой и какого черта ты делаешь в этой истории? Существование твоего реального прототипа и его прошлой жизни у меня вызывает больше всего вопросов. Есть идеи?       — Мне и самому это интересно. Если бы я знал, я бы не стал заморачиваться со всем этим.       Влад неодобрительно покачал головой. На этом беседа прервалась. Пока они шли по аллее, освещённой редкими фонарями, Андрей почувствовал, что пик действия кислоты миновал. Цвета всё ещё не пришли в норму и неподвижные предметы по-прежнему казались живыми, но в голове и правда стало яснее, а на душе спокойнее. Ушла вся эта особенная, непонятная кислотная жуть, мысли и слова перестали казаться чересчур многозначными. Правда, всё ещё было ощущение, что тени стоят за деревьями и пристально наблюдают за ними двоими, но теперь хотя бы не казалось, что они, эти лесные духи, не рады человеку и желают ему зла. По правую руку за деревьями показался бревенчатый забор. Приятели какое-то время шли вдоль него и вскоре очутились на расчищенном пространстве. Из его центра, от большой клумбы, разбегались в разные стороны заасфальтированные дорожки. Влад огляделся и, увидев резные ворота и деревянные домики за ними, спросил:       — Что это за место?       — Царская пасека, — ответил Андрей. — Мне здесь нравится. Самое спокойное место в этом парке. И мёдом пахнет. Чувствуешь?       — Ты любишь мёд? — спросил Влад, но Андрей не успел ответить. Зазвонил телефон. Он вытащил мобильник, увидев, что звонит Татьяна, быстро снял трубку.       — Андрей, вы где? Что произошло? — слышно её было очень плохо, в телефоне что-то потрескивало и пощёлкивало, словно она звонила издалека, из какого-то места с очень плохой связью.       — Мы на пасеке.       — Я не знаю, где это.       — А ты где? Помнишь что-нибудь?       — Я не знаю, где я, — растерянно сообщила Татьяна, — Походу, всё ещё в парке, но место не узнаю. Раньше я тут никогда не была.       — Опиши, что там вокруг, — быстро сказал Андрей, переживая, что связь может в любой момент оборваться.       — Ну, тут есть пруд. Есть фонари. Я сижу на лавочке напротив пруда.       — А какой пруд?       — Я плохо тебя слышу. Что ты спросил?       — Я говорю, какой пруд? — закричал в трубку Андрей.       — Ну, он вытянутой формы. Вокруг деревья. Я стою возле его узкой стороны… постой… тут есть камень с табличкой.       — Что на ней написано? Там должно быть название.       — Подожди, я подойду…. — в телефоне затрещало. — Красный пруд, — прочитала Татьяна. Андрей едва расслышал её слова, временами связь пропадала, и он мог разобрать только отдельные слоги.       — Красный пруд? — повторил он, желая удостовериться, что не ошибся.       — Да.       — И ты стоишь на асфальтовой дорожке?       — Ну, я сошла с неё, чтобы прочитать надпись. У меня все буквы расплываются и плохо видно из-за этих узоров, — Андрей едва разбирал её слова из-за помех в телефоне.       — Послушай меня, Тань, это очень важно, — быстро заговорил он. — Оставайся там. Никуда не уходи. Мы сейчас придём, буквально через пять-десять минут. Лучше вернись обратно на лавочку и жди нас. Только не ходи на правый берег.       В телефоне затрещало.       — Что? Что ты сказал?       — Не ходи на правый берег, — закричал он в трубку, не обращая внимания на треск. — Что бы ни случилось, не ходи на правый берег!       Связь прервалась.       — Бежим! — сказал Андрей, — она на Красном пруду.       — Зачем бежать-то? — удивился Влад, — Мне показалось по голосу, что она уже вполне в адеквате. Посидит немножко. Надеюсь, тут не далеко?       — Ты не знаешь эти марки, — выпалил Андрей на бегу, — может, это ещё не всё. Сейчас она нормальная, а через пять минут её опять переклинит. В моей практике такое бывало. Тем более, меня смущает, что Татьяна разговаривала со мной так, словно ничего не помнит. А если она вспомнит что-нибудь? Что будет делать тогда? Нельзя ещё раз её потерять.       Влад не стал спорить и последовал за ним. Андрей внимательно смотрел по сторонам, надеясь, что он не перепутал и выбрал прямую дорожку, ведущую от пасеки к пруду. Парк он знал очень хорошо, но в темноте в таком состоянии любой мог бы ошибиться. Впрочем, вскоре он стал замечать знакомые ориентиры и понял, что нашёл правильный путь. Под ногами был ровный асфальт, дорожка шла слегка под уклон, так что они бежали быстро.       Вскоре Андрей увидел впереди оранжевый свет фонарей. Приятели выбежали из-под деревьев на открытое пространство. Слева был пруд, справа за чередой фонарных столбов, подсвеченные электрическим светом, выстроились осенние берёзы, за ними угадывались очертания огороженной сеткой спортивной площадки. У пруда, под ивой стояла лавочка. Она была пуста. Андрей пробежал вперёд до второй лавочки, но и там никого не оказалось.       — Ты уверен, что нам сюда? — с сомнением спросил Влад. — У меня какое-то нехорошее ощущение от этого места.       — Потому-то я и спешил, — сказал Андрей. Он прошёл ещё немного и оказался у камня с надписью. Это был действительно Красный пруд, но Андрею не нужно было читать надпись, чтобы убедиться в этом. Само чувство наползающей жути, беспричинного желания оказаться как можно дальше от этого места ни с чем нельзя было спутать.       — Куда ты? — в недоумении воскликнул Влад, — ты же сказал ей, чтоб не ходила на правый берег.       — Это бесполезно, не отставай, теперь медлить нельзя.       Он, не колеблясь, бросился в темноту по песчаной тропке вдоль берега пруда, оставляя фонари за спиной. Повеяло холодом. На берег медленно катились свинцовые волны, во мраке под деревьями, казалось, двигались тени. Андрей бросил беглый взгляд туда, где за лодочным сараем всегда были тренажёры, но увидел вместо них ряды поблёскивающих в свете луны могильных крестов. Картинка дрожала и расплывалась, но казалось, что на крестах можно различить даже венки из увядших цветов. С ветвей деревьев свисали то ли бороды мха, то ли клочья рваных сетей, то ли густые космы пыльной паутины.       Влад выругался. Андрей понял, что приятель тоже увидел нечто подобное. Они прибавили шагу, вскоре видение исчезло, но идти было невероятно тяжело, словно ноги увязали в рыхлом песке. Причём Андрей отдавал себе отчёт, что почва под ногами на самом деле твёрдая. Ощущение было чисто энергетическим. Присутствовало к тому же чувство застревания во времени, словно ткань его из бегущей воды превратилась в вязкое желе.       — Я слышал, что в Коломенском есть такие места, — сказал Влад, — не думал, что и здесь тоже.       Андрей не стал комментировать. Было некогда и не до того. Тропа вильнула пару раз, то отступая под деревья, то приближаясь к воде. И вот оно, это место: отлогий песчаный берег и тут же глинистый обрыв, невысокий, в полтора человеческих роста. И мёртвое дерево на краю обрыва, переломленое бурей. Вывороченные корни, словно скрюченные, кривые пальцы указуют в ночное небо, ствол опрокинулся над водой, далеко выступая над краем обрыва, как уродливый, опасный трамплин. Андрей ненавидел эти особого рода дурные предчувствия, которые всегда оказываются правдой. Всё было в точности, как он представил себе, пока бежал сюда: на самом краю поваленного ствола застыла девушка в бесформенном белом платье, напоминающем саван. Татьяна. Узнать её было нелегко, она стояла, запрокинув лицо навстречу лунному свету, вцепившись в волосы и раскачиваясь как сумасшедшая. Но теперь её жест казался оправданным: длинные пряди чёрных волос опутывали её фигуру, извиваясь, как щупальца осьминога, оплетали руки, захлёстывали горло. Татьяна изгибалась в отчаянной борьбе с внезапно ожившими, наполнившимися злой волей волосами.       — Я полез, — тихо сказал Андрей, указав рукой на дерево. — А ты спустись вниз на случай, если она всё-таки прыгнет.       Ответом ему стал возмущённый взгляд. Дискутировать было некогда. Андрей осторожно взобрался на дерево и увидел, что Влад всё же спускается к воде.       Ствол был широким и не раскачивался, видимо, оставшиеся в земле корни, всё ещё крепко его держали. Андрей маленькими шажками приблизился к девушке, благо та не смотрела на него, поглощённая борьбой с волосами. Он протянул руку и крепко обхватил Татьяну за талию, прижимая к себе. Ладонью он почувствовал плотную ткань толстовки, худенькую девичью фигуру под ней. Татьяна попыталась оттолкнуть его, но он удержал её холодную как лёд руку в своей. Андрею стало страшно, что Татьяна начнёт сопротивляться сильнее, и они вместе свалятся в воду, но она больше не боролась. Наваждение стало таять, и вместо белого платья Андрей увидел привычную одежду Татьяны, а вместо зловещих длинных волос — взлохмаченную короткую стрижку с крашеными прядями. Он зашептал что-то успокаивающее и стал осторожно отступать назад, увлекая её за собой. Татьяна позволила себя вести, но на речь никак не реагировала. Глаза её были открыты, но по их выражению было совершенно непонятно, куда она смотрит, видит ли вообще что-либо перед собой, расширенные зрачки казались глубокими, непроницаемыми чёрными омутами. Андрей медленно пятился, не отпуская Татьяну, пока не почувствовал, что нога упёрлась в корень дерева. Тогда только он слез с поваленного ствола и кое-как заставил спуститься девушку. Та совершенно не понимала, чего он хочет от неё, и пока Андрей не стал тянуть её за руки, оставалась на месте. Влад подбежал к ним и, указав на пруд, выпалил:       — Там что-то было, был кто-то кроме неё!       — Утопленница, — сказал Андрей, — вечно она пытается заманить к себе. Возвращаться не стоит, пойдём по другому берегу.       Он пошёл дальше вдоль берега, по-прежнему обнимая и придерживая Татьяну за талию. Она шла медленно, спотыкаясь, словно ноги не всегда её слушались.       — Что с ней? — спросил Влад.       — Я пока не понял, но первым делом надо убраться отсюда. Думаю, всем нам сразу полегчает.       Услышав голос Влада, Татьяна посмотрела в его сторону и тут же попыталась отодвинуться, словно не хотела, чтобы он подходил слишком близко. Впрочем, движение это было слабым, и его сложно было правильно истолковать.       К дальнему краю пруд становился всё уже. Андрей знал, что осталось пройти совсем немного и они окажутся на левом берегу. Чем дальше они отходили от поваленного дерева, тем лучше ему становилось, тем легче было идти. Тропа углубилась в заросли густых кустов и резко пошла вниз. Здесь её пересекал впадающий в пруд ручей. Предполагалось, что он должен был течь в трубе, и труба — большая, бетонная — была прямо перед ними, однако вода с плеском и шумом сбегала в пруд и из трубы, и вдоль трубы прямо по земле.       Разделяясь на несколько протоков, размыв окружающую пруд дорожку, воды ручья весело журчали между рытвин и кочек. Татьяна остановилась. Судя по тому, как она до этого шла, Андрей понял, что эту преграду ей не преодолеть. Мельком успев удивиться, что в этом трипе опять воспроизводятся детали их общего сна, Андрей поднял Татьяну на руки и перенёс на ту сторону ручья. Она показалась ему тяжелее, чем во сне, но главное, она не сопротивлялась, потому он легко перешёл по кочкам и осторожно опустил её на твёрдую землю.       Там тропа снова увела их в заросли деревьев и кустов, потом они ещё свернули и наконец-то оказались на левом берегу. Татьяна шла всё так же неуверенно, спотыкаясь на каждом шагу и едва поднимая ноги. По сути дела, Андрею приходилось практически тащить её на себе. Влад тоже подошёл, чтобы помочь приятелю. Но стоило ему только коснуться, как Татьяна оттолкнула его руку, забормотав: «Уйди, убийца, уйди!» Влад отпрянул, а Татьяна тут же снова погрузилась в прострацию. Кое-как они все втроём добрались до лавочки, стоящей у берега. Андрей усадил Татьяну и плюхнулся сам. Он порядком устал от неадекватных ночных приключений. Влад тоже присел, но на некотором расстоянии от них.       — И что будем делать? — спросил он.       — Для начала отдохнём немного. Я задолбался совсем.       — Ну а дальше что? — продолжал беспокоиться Влад.       — Выйдем из парка, возьмём такси и поедем ко мне.       — Ну а с ней-то что делать, — Влад опасливо кивнул в сторону Татьяны. — Я боюсь, эти марки с ума её свели.       — Да ну, брось. Ей тоже отдохнуть надо, обстановочку сменить, поспать. Её отпустит, и всё придёт в норму.       — А мы не запалимся на улице? Она же вообще неадекватная.       — Да чего там переживать, — отмахнулся Андрей. — Мы с тобой уже вполне адекватны, а Таня на пьяную похожа. Да и кто нас будет рассматривать? Щас четыре утра.       Влад не ответил. Андрей был рад просто посидеть молча и отдохнуть после ночи, насыщенной событиями и беготнёй. Тем более что ощущение на этой стороне пруда разительно отличалось от того, что они почувствовали на правом берегу. Здесь было хорошо и спокойно. Большие деревья, обступившие лавочку, словно излучали уют и теплоту. С лавочки открывался отличный вид на пруд. В зеркальной водной глади отражалось небо, тёмные силуэты деревьев и оранжевые огни фонарей.       — Удивительно, до чего здесь тихо. Как будто совсем другой пруд, как будто и не было всей этой жути! — изумился Влад.       Андрей кивнул. Он стал глядеть на огни за высаженными вдоль дорожки на пасеку деревьями, он знал, что где-то там находится спортивная площадка, а за ней аллея, ведущая в сторону метро. Но теперь у него возникло чувство, что там, за кружевом осенней листвы темнеет силуэт господского дома, где колеблются за стеклами больших окон огоньки свечей и проплывают тени нарядно одетых дам и кавалеров. Погружённый в эти ощущения, он уже и забыл о Татьяне, как вдруг она произнесла:       — И пусть везде раскинул сети Вавилон,       Но есть и те, кого рабом не сделал он.       Недаром жалуют их скупо государи.       Ах! Боже мой! Он растафари!       Услышав из уст Татьяны рифмованные строки, Андрей почувствовал, что нужно непременно их записать. Он вытащил телефон и быстро включил диктофон. И был совершенно прав, поскольку после первых четырех строк девушка не замолчала, а совершенно без паузы, хотя и в другом ритме продолжала:       — В свою деревню в ту же пору       Помещик новый прискакал       И столь же строгому разбору       В соседстве повод подавал:       По имени Владимир Ленский,       С душою прямо декадентской…       Андрей узнал отрывок из только что прочитанного «Онегина», но вот что случилось с последней строкой? Он был уверен, что там были какие-то другие слова. Влад тоже в недоумении уставился на Татьяну, но она, не обращая на них ни малейшего внимания, уставив в пруд бессмысленный взгляд, продолжала говорить:       — Будто издали невнятно доносятся звуки…       Где-то каплет с крыши… где-то кашель старика…       Безжизненно цепляются холодные руки…       И свет дрожит и гаснет в расширенных зрачках…       Как страшно! Как бездомно! Там, у забора,       Девушка легла некрасивым смятым комком.       Прийти бы в себя, не идти бы домой так скоро       С красными глазами, как с дьявольским клеймом…       В этот момент происходящее снова показалось Андрею пугающим, причём он даже не мог понять точно, что кажется ему самым неприятным: содержание стихотворных строк, или же неожиданная, беспричинная смена ритма и сюжета, или то, что произнеся последние слова, Татьяна без всякой паузы начала повторять уже сказанное, убыстряя темп. Её слова, несмотря на их полную бессмысленность, а может, именно благодаря ей, звучали как какое-то пугающее заклинание. Она говорила всё быстрее и быстрее, пока, наконец, не сбилась на невнятное бормотание, становящееся всё тише и тише. Некоторое время она беззвучно шевелила губами, а потом снова замерла. Андрей выключил диктофон и убрал телефон в карман.       — Пойдём, — сказал он Владу, поднимаясь со скамейки и помогая встать Татьяне.       — Думаешь, уже можно? — с сомнением спросил тот.       — В самый раз.       Беспечность в его словах была напускной, но вскоре Андрей понял, что интуиция его не подвела. После этого «поэтического вспелеска», Татьяна вела себя спокойно, а когда под ногами оказался ровный асфальт, даже смогла более-менее уверенно идти. Так что к станции метро они добрались без приключений. Возле круглосуточного киоска Андрей заметил старенький жигулёнок, водитель которого пил кофе, наклонившись к окошку, и на каком-то восточном наречии болтал с продавцом, жестикулируя зажженной сигаретой. Андрей порадовался, что не придётся ждать такси, и предложил Владу тоже поехать к нему, но тот отказался.       — Я лучше здесь подожду первый поезд, — сказал тот. — Вряд ли от меня будет какая-то польза сейчас. Таня на меня плохо реагирует, мне кажется, будет лучше, если я не поеду с вами.       Возле станции метро Андрей распрощался с Владом. Ну а дальше началось вполне привычное: езда с нетрезвым пассажиром на «восточном экспрессе», как для себя в шутку Андрей называл этот вид транспорта. Самое обычное его занятие в Питере и в Москве. Случалось, что этим самым нетрезвым в компании пассажиром оказывался он. И тогда его бросали в салон, как мешок, потом вытаскивали из машины, поднимали на этаж и транспортировали в квартиру. Татьяна эту роль исполняла так, как можно было только пожелать: она вела себя тихо, поднималась на ноги и сама шла, когда это было нужно. А переступив порог квартиры, и вовсе самостоятельно разулась, сняла толстовку и аккуратно повесила её на крючок в коридоре.       В квартире на Андрея что-то нашло, и он стал разговаривать с девушкой, словно она слышит и понимает его слова.       — Тебе чаю надо попить горячего, — сказал он, — и съесть немного шоколада. Против бэда — это самое лучшее средство.       Он сопроводил Татьяну в комнату, укутал её большим одеялом и помог сесть на диван. Продолжая болтать, он пошёл на кухню, сделал чай, нашёл шоколад. Но когда Андрей со всем этим вернулся в комнату, он увидел, что Татьяна уже спит, свернувшись под одеялом в клубок. Он постоял немного возле неё, прислушался к дыханию, присмотрелся к положению рук и ног под одеялом, отметив, что они не дрожат. Убедившись, что девушка действительно уснула, Андрей вернулся на кухню. Уселся на табурет и выпил чай сам, закусывая его шоколадом. Кислота уже совсем отпустила, исчез даже противный привкус марки во рту. Андрей почувствовавл, что давно следовало поесть, поэтому после чая сжевал ещё и банан. Потом он тихо прошёл в коридор, по пути заглянув в комнату и удостоверившись, что Татьяна продолжает спать. Любопытство у него всегда было сильнее желания следовать правилам хорошего тона, к тому же он не хотел упускать такой удобный случай узнать что-нибудь о своей новой знакомой. Никакой сумочки или рюкзачка у девушки с собой не было, так что Андрей решил быстро проверить карманы её толстовки. В наружных карманах нашлись только пачка сигарет с зажигалкой и начатая упаковка бумажных платочков. В одном из внутренних карманов, застёгнутых на молнию, лежали паспорт и небольшая связка ключей, в другом — маленький складной кошелёк и новый смартфон. Смартфон был заблокирован и поставлен на беззвук, в кошельке обнаружилась банковская карта, пара сотенных купюр, немного мелочи и единый билет. Никаких фотографий в прозрачном окошке, потёртых валентинок, денежных талисманов и прочих сентиментальных мелочей не было. Андрей сложил вещи по карманам в том же порядке и пролистал паспорт. В нём тоже ничего не было, ни засунутых под обложку фотографий или записок, ни даже забытых чеков. Узнать удалось только то, что сообщал сам документ: его знакомая оказалась Федоровой Татьяной Сергеевной двадцати пяти лет отроду, незамужней. Улицу, где она была прописана, Андрей не знал, но у него почему-то возникло ощущение, что она может находиться где-то в районе Новоясеневской. На фотографии у Татьяны тоже была асимметричная стрижка, только длинные волосы были не слева, а справа, а вместо двух цветных прядей, белой и красной, была одна — бледно-зелёная, губы были поджаты в искусственной улыбке, а глаза смотрели весьма скептически. Андрею на минуту стало не по себе, он вспомнил, что, может быть, девушка способна прочитать его мысли и узнать, что он рылся в её карманах. Но тут же он успокоил себя тем, что в подобных обстоятельствах его действия вполне оправданы: если бы нужно было вызывать ей скорую, он должен был знать её полное имя и год рождения, ну и, конечно же, убедиться, что у неё нет никакого палева с собой. Андрей выписал на бумажку фамилию, имя, отчество, дату рождения и адрес прописки Татьяны, а потом убрал паспорт в карман толстовки в том же положении, в котором он там лежал.       Он снова пошёл на кухню, но есть не хотелось, а думать о чём-либо после такой насыщенной событиями ночи он был просто не способен. За окном уже брезжил серенький осенний рассвет, а Андрей почувствовал, что отчаяно хочет спать. Он вообще-то собирался подольше покараулить Татьяну, но посмотрев, что девушка мирно спит, решил, что в этом, скорее всего, нет необходимости. Он достал из шкафа спальный мешок и коврик-пенку, закрыл дверь в коридор, расстелил коврик и спальный мешок так, чтобы его ноги перегородили выход из комнаты, забрался внутрь и заснул. Перед тем, как отключиться, в краткий миг между сном и явью, он почувствовал, что в квартире очень неспокойно.       Большие чёрные тени бродили по коридору, их бесплотные, вытянутые тела колыхались, как тёмные волны океана. Андрей успел ощутить только лёгкую досаду. Надо же, когда ему нужны были «буквы А», он долго не мог их обнаружить, теперь же, когда единственным, чего он желал, был спокойный сон, они явились просто так.