Чудный сон

      Чем больше Андрей думал о происшедшем, тем больше убеждался, что из всех его знакомых сказать что-нибудь интересное по этому поводу мог бы только Влад. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо в том смысле, что Влад сейчас жил в Москве и он был из тех людей, которые никогда не отказываются встретиться и поболтать. Ну, а плохо было то, что это Влад. То есть не то чтобы это было так уж плохо. Но перспектива общения с Владом вызывала у Андрея чувства смешанные и неоднозначные.       Андрей знал Влада и в Питере, и в городе, о котором лучше не вспоминать, теперь Влад переехал в Москву и жил в квартире тётки, которая то уезжала куда-то в провинцию, то время от времени опять возвращалась в столицу. Как-то Андрею случилось занять у Влада денег. К тому времени, когда он готов был их вернуть, Влад в очередной раз переехал, и посылать деньги пришлось почтовым переводом. И только тут Андрей с удивлением узнал, что Влад по паспорту Владимир. Представить себе это было трудно, сколько Андрей не думал о том, что родители, должно быть, называют Влада «Вова» или «Володя», это не укладывалось в голове. Случай был как раз тот, когда имя разительно не соответствовало имиджу.       Если бы кто-то попросил Андрея описать Влада двумя словами, Андрей бы сказал, что он «эзотерический тусовщик». Всё время пока они были знакомы, Влад редко надолго задерживался на одном месте. Он ездил по стране, в основном, автостопом, и встречался с «эзотериками», «практикующими», «ищущими» и «духовными учителями» всех возможных мастей.       Андрей подумал, что он сказал бы, если бы нужно было описать Влада только одним словом. Отбросив определения «приёбнутый» и «странный», как слишком неконкретные, Андрей понял, что он остановился бы на слове «разный». Проблема общения с Владом состояла в том, что он был всё время очень разным. Не менялось только то, что он находился в «духовном поиске», но вот вектор, способ этого поиска и, соответственно, темы разговоров и манера поведения Влада подвергались самым непредсказуемым метаморфозам. То он тусил с кришнаитами, то обитал в аршамах каких-то гуру, то вдруг ездил в православные монастыри, то общался с практикующими церемониальную магию, то ездил к каким-то шаманам, то увлекался Таро, то изучал астрологию, то занимался осознанными сновидениями.       Уж Влад-то наверняка в своей обширной практике сталкивался с каким-нибудь явлением, похожим на то, что произошло с Андреем. И Андрей был уверен, что Влад не станет скрывать информацию. Наоборот, Влад всегда говорил слишком много, особенно если тема беседы касалась «духовности» или «саморазвития» или каких бы то ни было практик. Но вот понять его Андрею было нелегко из-за того, что речь Влада всегда была перегружена весьма мутной эзотерической терминологией, почёрпнутой из самых разнообразных учений. И теперь, договорившись с приятелем о встрече, Андрей с содроганием думал, что, если он хочет хоть что-нибудь понять по интересующему его вопросу, ему опять придётся окунуться в этот терминологический винегрет.       Квартира тётки Влада находилась на Новоясеневской, что тоже не улучшало дела. Андрей трясся в метро, слушал плеер и размышлял, что лучше бы перед встречей с Владом у него было поменьше времени на сомнения и размышления. Не принял он решения и по вопросу, стоит ли говорить Владу что-нибудь о кислоте. Так же, как и всё остальное в жизни Влада, его отношение к веществам много раз изменялось в зависимости от того, какой системы взглядов он придерживался в тот или иной момент. Вещества или включались как нечто важное, или исключались как недопустимое в его бурную деятельность по саморазвитию и получению духовного опыта. Андрей вспоминал, что в городе, о котором и упоминать не стоит, в компании Влада вполне можно было выпить пару-тройку бутылок сиропа от кашля. К тому же он знал, что как-то Влад съел какую-то сумасшедшую дозу грибов, после которой он вспомнил все миллионы своих прошлых жизней, начиная от бактерии. С другой стороны, когда они в последний раз виделись у общего знакомого, Влад весьма негативно отзывался о траве и колёсах, как о «бездуховном времяпровождении». Хотя, кажется, в этот же день он предлагал присутствующим сушёные мухоморы.       Андрей был уверен, что даже если Влада снова переклинило, это не означает, что он будет резко против разговора о кислоте. Поговорить-то с ним можно было о чём угодно. Но Андрея дико выбешивало, что Влад на любое упоминание о веществе с весьма напыщенным видом мог сказать, что «ему уже не нужна никакая кислота для получения духовного опыта». В переводе на нормальный человеческий язык это означало, что если кому-то она всё ещё нужна, то человек этот духовно слабый, неразвитый и ничего не понимающий в жизни. Тон, с которым Влад произносил подобные фразы, не позволял усомниться, что смысл их именно такой.       Андрей даже не понимал, почему его настолько сильно это раздражает. Ведь если вдуматься, ценности Влада в виде «гонки духовных вооружений», совершенно не были ему близки. Развитие, к чему его ни примени, хоть к бизнесу, хоть к духовности, по мнению Андрея, напоминало болото. Если хоть раз вляпаешься в какую-то ерунду, связанную с развитием, потом невозможно уже выбраться из неё, что ни делай — только больше увязаешь. Развитие предполагает, что ты ощущаешь свою неразвитость как стимул что-то делать. Но что ни делай и как ни развивайся, — прощай сон и покой — всегда открываются какие-то новые горизонты, встречаются какие-то более развитые люди, появляются знания о новых возможностях. Так что в каждой точке этого процесса ты всегда ощущаешь себя недостаточно развитым, и этому нет конца. К тому же возникает полярность — всё окружающее делится на способствующее развитию и мешающее ему, а, в конечном итоге, на «хорошее» и «плохое». Такое положение вещей никогда не устраивало Андрея.       И уж тем более нельзя было сказать, что Андрей рассматривал вещество, как средство получения духовного опыта. Вещество никогда не было для Андрея средством. Не было оно и целью. Вещество было для Андрея, как старый приятель, или как летний вечер, или как закат над лесом, или как пение птиц — просто частью жизни, которая существует сама по себе и не нуждается в рассмотрении через систему целей и средств.       Может быть, раздражало просто, что Влад никогда не слушает, не воспринимает чужое мнение, не представляет, с кем он общается на самом деле. И что вместо этого у него есть собственное «авторитетное суждение» обо всех людях, которых ему доводилось встречать. И, конечно же, это авторитетное суждение всегда касается «степени их развитости». Ну так это же Влад. В этом смысле у него ничего не менялось. И Андрей понимал, что этим Влад бесил его всегда.       Тем временем поезд метро доехал-таки до Новоясеневской. Андрей вышел, купил в киоске печенья и отправился к приятелю. Не без труда нашёл он нужный дом среди одинаковых панельных девятиэтажек. Влад ответил на домофонный звонок и через минуту встретил Андрея на пороге квартиры, радушно улыбаясь, пригласил войти. Хорошо, обниматься не стал. Был одно время у Влада период, когда он вёл себя как «религиозный позитивчик» — так охарактеризовал бы это Андрей. То есть Влад демонстрировал полнейшую терпимость, улыбался всем, беспрестанно говорил, что «Бог всех любит» и обнимался при встрече со всеми знакомыми. Всё было бы ничего, но, по ощущению Андрея, Владу это дико не шло, ведь по внешнему виду он больше всего напоминал некроманта из РПГ: высокий, нескладный, с худым бледным лицом, вьющимися волосами до плеч и тяжёлым взглядом тёмных глаз. Широкая улыбка на его лице появлялась очень часто, но Андрей почему-то думал, что смотрится она как приклеенная. Андрею приходило в голову, что Влад мог бы быть весьма коммерчески успешен в качестве колдуна «на все случаи жизни». Вроде тех, что помещают объявления о своих услугах в рекламных колонках газет. У чувствительных женщин всех возрастов (а, скорее всего, в основном они и ходят к колдунам за решением проблем) не возникло бы сомнения, что Влад способен навести порчу или сделать качественный приворот.       Андрей спросил как дела. Влад стал повествовать о своих новостях «духовного развития», по сравнению с которыми все опыты Андрея, конечно же, меркли. За разговором они прошли на кухню пить чай. Андрея всегда поражало, что, где бы Влад ни жил, его кухня всегда выглядела, как будто она не используется по назначению. А если быть точным — вообще никак не используется. Так было и здесь — немногочисленная посуда, которую тётка оставила, уезжая, уже успела покрыться пылью на открытых полочках. Возле мойки рядом с электрочайником стояла вскрытая пачка листового чая. Кухонный стол был абсолютно пуст. По опыту общения с Владом Андрей был уверен, что и в холодильнике у него такая же грусть и печаль. Если заглянуть туда, то можно обнаружить разве что пакет кефира, да подсохший с краю постный паштет в целлофановой упаковке. Так что печенье было весьма кстати. Влад заварил чай прямо в чашках. Дождавшись пока заварка опустится на дно, Андрей приступил к чаепитию. Тут неожиданно в разговоре дошла очередь и до него.       — А ты как поживаешь? — спросил Влад. — Какие успехи?       Несмотря на то, что постановка вопроса, не особо располагала к продолжению беседы (во всяком случае, Андрей всегда считал, что после подобных вопросов, как и после фразы «скажи что-нибудь умное», очень трудно начать говорить), Андрей рассказал-таки про свой опыт. Рассказал и про кислоту, и про то, что это было на неё не похоже.       На удивление Влад в этот раз почему-то воздержался от обличительных комментариев.       — Мне интересно, — закончил Андрей, — что бы это могло быть?       — Ну, во-первых, — ответил Влад, — это был не осознанный сон, а самое большее — люцидное сновидение.       — А что это? — Андрей понял, что он впервые, встретив в речи Влада непонятное слово, переспросил, а не пропустил его мимо ушей.       — Люцидный сон — это когда понимаешь, что ты спишь, но всё равно участвуешь в сюжете сна, да и ничего особо не можешь сделать.       — Ну да, так оно и было. Только я не уверен, что это вообще был сон. То есть, я помнил, что я — Андрей Медведев, что живу в Москве и всякое такое, но на сон как-то не похоже было. Слишком всё было чёткое, прямо как настоящее.       — А что это, по-твоему, тогда было? Похищение инопланетянами? Ну а насчёт чёткости я тебе скажу, что у тебя никогда не было нормальных выходов из тела, потому тебе кажется, что в этом состоянии всё мутное. Бывает, всё выглядит и ощущается реальнее реального. Во всяком случае, надо добиваться именно этого.       — Ну а про девушку что скажешь? Я ведь потом её встретил в реальности. Прямо такая же была — только со стрижкой. Как думаешь, она и правда была в этом сне и помнит его так же, как я?       — Я бы не стал на это надеяться, — Влад покачал головой, — других сновидящих можно встретить очень редко, да и почему она так увлечённо участвовала в сюжете? Даже если такая девушка и существует, то, скорее всего, ты видел её спрайт.       — Что?       — Ну спрайт, фантом. Это была не она, а как бы часть твоего сна, образ в твоём сознании.       — Но я никогда до этого её не видел.       — Такое бывает, — сказал Влад. И спросил: — А, кстати, как выглядели её глаза?       — Глаза? Да обычные такие, чёрные, ресницы пушистые… А почему ты спрашиваешь?       — Чёрные, то есть карие? — уточнил Влад.       — Ну да, наверное, — Андрей задумался и продолжил: — Они были какие-то очень тёмные, я не разглядел.       — Ну, значит, это не сновидящий. В снах у них другие глаза, ни с чем не спутаешь.       — А какие? — спросил Андрей.       — Подожди-подожди, — сказал Влад и замолчал ненадолго. Андрей видел по лицу приятеля, что тот пытается что-то вспомнить. — Опиши ещё раз эту девушку. Она была невысокого роста, худая, волосы чёрные, вьющиеся, длинные до пояса, платье белое — в пол?       — Да, ты всё правильно сказал. Платье странное у неё было, мне даже показалось, что это ночная рубашка — длинное, широкое, и пояс не на своём месте, а где-то вот тут, — Андрей показал на себе, поставив руки гораздо выше ремня брюк, прямо под грудью.       — Да, пояс, — согласился Влад, — меня тоже удивило, почему он там, — и сразу же, видя изумление Андрея, пояснил: — Мне кажется, я тоже видел во сне эту девушку. Причём недавно. Только у неё были глаза нагваля. Но там всё так бредово было, что я даже и забыл. Подожди, поищу. Я записываю все свои сны.       Влад ушёл в другую комнату и вскоре вернулся, листая пухлую, где-то до середины исписанную тетрадь.       — Глаза нагваля — это как?       — Они полностью чёрные, и белки тоже. Так выглядят глаза тех, кто осознаёт себя во сне. Если посмотришь в зеркало в осознанном сне, скорее всего, и у себя увидишь такие.       — Нифига! — удивился Андрей. — Никогда не пробовал. Так что там со сном?       — Ну вот, читаю. 10 сентября, понедельник. Этот сон совсем короткий был, если бы мы не заговорили о глазах, я бы вообще никогда про него не вспомнил. Короче, я не помню, как попал в этот сон, но увидел я себя сразу в какой-то халупе полутёмной. Со мной ещё девушка была, белобрысая, пухлая, в кудряшках вся, как ангелочек со старой открытки. Но её я особо не рассматривал, некогда было. Как зашёл — вижу та девушка, из твоего сна, прям такая же, как ты описывал. Лежит она на лавке, да не одна, а в компании такого… эм… как бы это сказать… существа. Что ужас просто! Я если б такого во сне встретил — я бы к нему на километр не подошёл. А она с ним в обнимку!       — А как оно выглядело, это существо?       — Да выглядел-то он как человек, причём симпатичный парень, тут нечего сказать, но ведь сразу было понятно, что это какая-то демоническая сущность. Когда я зашёл, он так злобно на меня посмотрел…       — Ещё бы! Думаю, я его вполне понимаю, — прервал его Андрей, — он тут с девчонкой зажигает, а ты вламываешься.       — Ты ничего не понимаешь. Это был не осознанный сон, он был с сюжетом. И я там был не совсем я — я был младше, наверно, мне и двадцати не было, я был поэт и, кажется, розенкрейцер. Может, это была какая-то моя прошлая жизнь, потому что это явно происходило в прошлом. Наверное, до революции — я был во фраке и цилиндре, а рубашка на мне была со стоячим воротником, таким высоким, что он упирался в подбородок. И девушку эту я знал. И я знал, что с этим существом — она в беде.       — И что было дальше?       — Он бросился на меня с ножом. Но у меня с собой был очень мощный защитный амулет, он ничего не смог мне сделать. Я визуализировал перед собой чистейший божественный свет, ему это очень не понравилось и он исчез.       — То есть ты убил его? — уточнил Андрей, силясь правильно понять торопливую речь приятеля.       — Думаю, нет, скорее всего, просто изгнал. Не думаю, что сущности вроде этой вообще можно уничтожить — физического тела у них нет. Они просто переходят на другие уровни сна.       — Подожди, — сказал Андрей, чувствуя, что совсем запутался во всей этой истории. — Ты говоришь, это был не осознанный сон — то есть ты не знал, что ты во сне. И тут же я слышу, что эти сущности обитают во снах, переходят на всякие там уровни. Как одно соотносится с другим?       — Я же говорил, что в этом сне всё было слишком бредово, — ответил Влад. — В осознанном сне я знаю, что я — это я, я понимаю, что сплю. Я не участвую в сюжете, а делаю, что мне вздумается. А тут всё было странно. Я не был собой, но при этом понимал, что нахожусь во сне. Причём мне даже казалось, что у нас совместное сновидение с этой девушкой или что я пришёл в её сон. Тогда я был уверен, что она осознаёт себя во сне, что она пришла туда, чтобы встретиться с этой сущностью.       — А тебе не кажется, что твой сон может быть по сюжету продолжением моего? — спросил Андрей. — Если девушка та же самая, то я видел, как она попала в лес и хочет найти хижину. Я, собственно, и принёс её туда, а потом ушёл. А ты рассказываешь, что увидел её в какой-то халупе. Что ты имеешь в виду?       — Ну да, это было что-то вроде хижины. Там были закопченные бревенчатые стены и пол, наверное, земляной — я плохо рассмотрел, было довольно темно.       — Вот. Получается, я положил её на порог и ушёл, а она пришла в себя, зашла внутрь и встретилась с этой сущностью. В лесу у неё было какое-то дело — я тогда это хорошо понял. Наверное, она и хотела встретиться с ним.       — Ну, это уже какая-то фантастика, — сказал Влад. — Конечно, всякое бывает, но я не слышал, чтобы один и тот же сон снился разным людям по частям.       — Да, странно, конечно, — согласился Андрей. — Но ведь даже день, а точнее ночь, совпадает. У тебя в дневнике записано, что это было десятого сентября, и я видел свой сон в ту же ночь, десятого сентября с воскресенья на понедельник. А чем всё закончилось в твоём сне?       — Да ничем. Когда сущность исчезла, девушка тоже очень злобно на меня посмотрела, я видел, что она просто кипит от злости. И тут же хижина эта зашаталась, потолок стал рушиться, и я проснулся.       — Знаешь, — сказал Андрей, — я думаю, что она тоже может что-то про это знать. Было бы любопытно с ней поговорить.       — Кто — она?       — Ну, эта девушка, говорю же тебе, она существует, я видел её, она живёт на Измайловской в малогабаритке.       — Да брось, — отмахнулся Влад, — если даже ей и снился похожий сон, какова вероятность, что она вообще его вспомнит? У тебя это было после кислоты, я все свои сны записываю, а она вот — не факт. Тем более, уже неделя прошла с тех пор.       Он помолчал, задумавшись, а потом добавил:       — Вообще, это всё странно. Мне начинает сейчас казаться, что я тоже видел похожую девушку в реальности. Только живёт она не на Измайловской, а прямо тут. Где-то в соседнем дворе. Мы раньше вместе в метро ездили отсюда, с Новоясеневской. Я работал с одиннадцати. В это время народу в метро не так много, вот и запоминаются некоторые люди, особенно если видишь их почти каждый день. Не сказать, что симпатичная она, а вот ноги у неё ничего. Я любил смотреть, как она ногу за ногу закидывает, когда книжку читает. А потом я работу сменил, стал ездить утром в час пик и больше её не видел. Хотя… — Влад опять замолчал, что-то припоминая. — Может быть, мы с ней в гостях у приятеля встречались, он тут недалеко живёт. Вроде сказал, что она его соседка.       Несмотря на то, что Влад не верил в успех этого предприятия, Андрей решил как-нибудь поговорить с незнакомкой. Может быть, тут действовал принцип «послушай Влада и сделай наоборот», а может быть, Андрей больше доверял своему внутреннему ощущению, а не чужим словам. Искать её он тоже решил не на Новоясеневской, а на Измайловской. Несколько вечеров он околачивался возле дома Максика, наблюдая за «соседними подъездами» и за теми, кто заходит в них и выходит оттуда, сам стараясь при этом не особо появляться на виду. Меньше всего ему хотелось в неподходящий момент повстречать приятеля или чтобы тот заметил его из окна. Максик знал, что у Андрея никогда не было привычки прогуливаться вокруг его дома, и потому это могло вызвать ненужные вопросы.       Андрей сам удивился, что его вдруг заинтересовала такая примитивная игра «в детектива». Но это напоминало поиск закладки. Конечно, цель беспалевно получить стафф, но и сам процесс поисков в чём-то увлекателен. Хотя игра явно затягивалась: прошло дня три, а девушку он так и не увидел. И, если вернуться к метафоре с закладкой, то явно уже пора было «попросить другой адрес». На четвёртый день он, ни на что особо не надеясь, пришёл пораньше, не вечером, а часа в три. Только он успел занять свой «наблюдательный пост» за трансформаторной будкой, как увидел, что «объект» идёт через двор по направлению к дому. Но до дома девушка не дошла. Она села на лавочку, достала из рюкзачка пачку тонких сигарет и закурила.       Не желая упускать такой удачный случай, Андрей вытащил сигарету и подошёл к девушке.       — У вас огоньку не найдётся? — спросил он.       — Был бы паренёк — найдётся и огонёк, — сказала она и тут же смущённо добавила: — Извини.       — За что? — не понял Андрей.       — Рифма, — сказала она. — Иногда я совершенно ничего не могу с этим поделать. Слова говорятся сами собой.       Андрей зажёг сигарету, вернул зажигалку и присел на лавочку. Такое, мягко скажем, необычное начало разговора несколько выбило его из колеи. Он почувствовал, что ему надо бы собраться с мыслями, чтобы что-нибудь сказать. Неловкое молчание. Это было оно, прямо такое же, как возникает в лифте. Андрей исподтишка разглядывал девушку и видел, что она занята тем же самым. Он понял, что она выглядит старше, чем в его сне. Уже не школьница, может, даже и не студентка, хотя это было трудно сказать наверняка. Она была небольшого роста, но казалась всё же повыше, чем во сне (и это выглядело вполне логичным, ведь он смотрел на неё тогда из глаз стоящего на задних лапах медведя). Косметики на её лице почти не было, а причёска у неё была из тех, что называются «асимметрия». С одной стороны вьющиеся волосы едва прикрывали ухо, а с другой свешивались аж до подбородка. Когда она затягивалась, Андрей обратил внимание, что кисти рук у неё и правда очень маленькие, а ногти и вовсе микроскопические. Он подумал, что ей должны делать скидку в маникюрном салоне. А может быть, наоборот, брать втридорога, потому что сделать маникюр на таких маленьких ногтях смог бы только ювелир. Впрочем, никакого маникюра не было. Её ногти были просто коротко обрезаны, а местами даже измазаны чем-то вроде синей краски.       — Вот только не говори мне сейчас, — внезапно сказала девушка, — что ты куришь и тоже живёшь в этом доме.       Конечно же, Андрей сразу понял, что она имеет в виду. Глупо было бы не понять. Она и так видела, что он курит сигареты, и, по-любому, речь шла не о них. Только Андрея очень удивило, что незнакомый человек может так сходу заговорить об этом. Особенно девушка.       — Я не живу в этом доме, — улыбнувшись, ответил он.       — Ну прям гора с плеч, — вздохнула она.       — Почему?       — А потому! Я собираюсь бросить курить, заметь это. Бросить, — чётко, с ударением произнесла девушка. — Ну, может, не совсем прям радикально бросить, но уж точно как следует подзавязать. Я даже переехала в другой район, подальше от друзей своих… замечательных. И что я вижу в этом доме?!       — Что? — спросил Андрей, не скрывая улыбки, хотя и сам знал ответ.       — А то, что это не дом — это какой-то сплошной притон! Я ни с кем здесь не знакомлюсь, но как в такой атмосфере, в принципе, можно что-нибудь бросить? — вопрос явно был риторическим. Она снова затянулась своей тоненькой сигареткой, пристально посмотрела на Андрея, покачала головой и сказала: — А ты ведь не только куришь. Но не торчок.       — Не торчок, — подтвердил Андрей, опять не соглашаясь прямо с её словами, но и не отрицая.       — И не барыга? — здесь вместо утверждения уже был вопрос.       — Не барыга, — твёрдо сказал Андрей, глядя ей прямо в глаза, но внутри у него всё оборвалось. Почему эта девушка со взглядом милиционера вдруг заговорила о том, о чём он никому никогда не говорил в Москве, о чём он старался даже не вспоминать лишний раз. Он подавил приступ паранойи, продолжая смотреть прямо на неё, милиционер пропал, вместо него снова появилась девушка, молоденькая, взволнованная, чем-то слегка похожая на эмо. Паранойя прошла, но процесс в голове уже запустился. Ему вновь вспомнился и поспешный отъезд из Питера, и квартира. Эта безумная квартира, где высокие потолки плавятся, выгибаются и текут, где потрескавшаяся лепнина свивается в спирали и просто закипает от бурлящего цвета, где воздух искрится и сверкает, а ток оглушительно шумит в проводах.       Андрей поймал себя на том, что всё-таки отвёл глаза и опустил голову и теперь смотрит на ноги незнакомки, обтянутые узкими джинсами. Он заметил, что они очень напряжены. Одна нога, закинутая поверх другой, будто окаменела, носок вытянут, другая, вроде бы опорная, тоже не стоит пяткой на земле. Словно девушка готова сейчас вскочить со скамейки и убежать в подъезд, громко захлопнув за собой дверь.       — Успокойся, — сказал Андрей. — Я не барыга. Ничем не торгую, ничего ниоткуда не вожу. И прямо сейчас у меня с собой ничего нет.       Ноги расслабились. Обе пятки опустились на землю. Андрей поднял глаза, и, желая поскорее уйти от неприятной темы, спросил:       — А почему ты решила, что я не только курю?       — Твой свитер, — ответила она.       — А что с ним не так? — не понял Андрей.       — Он фиолетовый. Ты часто встречаешь парней в фиолетовых свитерах? Я вот что-то не очень. И если это не распространено, то что заставляет человека выбрать именно этот цвет? Фиолетовый — очень психоделический цвет. Причём не банально, не в лоб психоделический — как неоновые или флюоресцентные цвета. Женщины носят фиолетовый и просто так, особенно когда это модно, а за мужчинами я как-то этого не замечала. Я тебя не убедила? — спросила она, наблюдая за выражением его лица.       — Просто это кажется странным. Ты делаешь выводы только из-за цвета. А вдруг я этот свитер купил на распродаже? Просто потому, что было дёшево.       Девушка улыбнулась.       — Дело не только в цвете. Цвет — это то, что я хоть как-то могу объяснить. А вообще, я просто чувствую такие вещи, вот и всё. Я как-то на тусне встретилась с девчонкой — мы до этого не знали друг друга. Так вот, она лесбиянка и говорит, что всегда видит — девушка лесбиянка или нет. Хотя не может объяснить, как она это чувствует.       — Может, она гонит, проверить-то нельзя.       — Почему нельзя. Мне она прямо это сказала, хотя я тогда с парнем была.       — А ты лесбиянка? — не постеснялся спросить Андрей, чувствуя что-то похожее на лёгкое разочарование. Он даже и не понял, что ему больше не понравилось — речь о парне или о лесбиянстве.       — Нет, я не лесбиянка, — ответила девушка, — но раньше я и правда так думала. Да и не только думала. Так что она была права. Ну, это ладно. Мне вот интересно, если ты не живёшь в этом доме, то откуда так хорошо знаешь, что тут за дела? Или малогабаритки все такие? Я никогда не жила до этого в малогабаритке.       — Ну, в других малогабаритках я не был. А здесь у меня друг живёт, Максик, может, знаешь его? В бейсболке ходит, — Андрей показал жестом, что одевает бейсболку и надвигает козырёк как можно ниже на глаза, — я к нему часто в гости захожу.       — Может, я и видела его, — сказала девушка, — тут таких полно. Но я не знакомлюсь ни с кем в этом доме.       — А со мной познакомишься? Я ж не отсюда. Меня зовут Андрей.       — Татьяна, — ответила девушка, и Андрей с облегчением почувствовал, что разговор наконец-то выезжает на нормальные рельсы. Сейчас ещё поболтать о чём-нибудь, а там и номер телефона можно будет спросить, встретиться ещё раз. Познакомятся получше, потом спросит и про сон, чтоб не заводить такие странные разговоры при первой встрече. Тем более что девушка оказалась интересная, да и не малолетняя. Андрей понял, что вне зависимости от того, что он хотел узнать про сон, он не против был бы встретиться с ней ещё раз.       — Итак, она звалась Татьяна, — продекламировал он, но к его удивлению, девушка тут же сморщилась, словно от зубной боли.       — Бли-ин, опять! — сказала она.       — Что опять? — не понял Андрей.       — Все так говорят, когда знакомятся со мной. Ты даже представить себе не можешь, как меня это достало. Тем более что связи никакой.       — Ну просто так говорят. Это же прикольно. Думаю — это из фильма, — сказал Андрей.       — Из фильма, о боже! — она закрыла лицо рукой.       — А что, нет?       — Это Пушкин. Ты что, в школе не учился?       — Ну, знаешь, — ответил он, — я как-то по литературе не особо убивался в то время.       — Химия больше нравилась?       — Не, биология. Эта, как её, ботаника, — сказал Андрей и они вместе заржали. — Химия — это уже после школы.       Татьяна докурила свою сигаретку и сунула окурок в металлическую трубку, к которой крепились доски сиденья лавочки. Андрея почему-то позабавило это действие.       — Тебе, наверное, уже к Максику пора идти, — сказала она.       — Да нет, я не особенно тороплюсь, — ответил Андрей, рассчитывая на продолжение разговора.       — А вот мне пора.       — Подожди, Тань, может, дашь телефончик? Как-нибудь ещё поговорим. Хочешь, о литературе, хочешь — о ботанике.       — Телефончик? — она покачала головой, — телефончик не дам, я терпеть не могу, когда мне звонят. Но дом ты мой знаешь, квартира сорок пятая у меня. Как-нибудь будешь от Максика идти — заходи, поболтаем.       — Ну, если я буду от Максика идти, будет не очень, — смутился Андрей.       — Будет нормально, — спокойно сказала она, — только ничего с собой не приноси. Прямо как сейчас. Я же завязала, ты помнишь?       — Помню.       — Ну вот и отлично. Будем, значит, чай пить. Чай у меня есть.       — Знаешь, Тань, — сказал Андрей, видя, что вопреки своим словам девушка не торопится уйти. — Вот я много раз знакомился с девушками, о чём угодно разговаривал, как угодно, но не так, как сегодня с тобой.       — А в чём разница? — спросила она.       — Ну ты как-то обо всём прямо говоришь, мы ещё толком не познакомились, а уже такое обсудили, что не все и с хорошими приятелями обсуждают.       — Не заморачивайся по этому поводу, — девушка махнула рукой, — у меня же это… Ну, по-простому, расстройство общения. Я не умею врать. Говорю прямо, что вижу и чувствую.       — Это считается расстройством? — удивился Андрей.       — Конечно, люди довольно много врут. Они так адаптируются.       — А ты?       — Я тоже адаптируюсь, но по-другому. Это и правда многим кажется странным.       — И что, ты всё время говоришь правду? — Андрей вдруг задумался, насколько неудобно, должно быть, жить так.       — Ну я могу и промолчать, — сказала Татьяна, — когда очень надо. Могу не договорить. К тому же я всё-таки учусь у других людей, так что я не совсем потеряна для общества. Ладно, — сказала девушка, вставая со скамейки. — Мне и правда пора. Пока, Андрей! — она закинула на плечо рюкзачок и пошла в сторону подъезда.       — Пока, Таня! Я зайду! — сказал он ей вслед.