1
Как прежде не стало. Стало, как это часто бывает, лишь хуже. Кэйтлин разбудил настойчивый стук в дверь, она подбежала к глазку и увидела Элис Клэптон, ничуть не изменившуюся за годы разлуки. Порывистыми движениями сдвинув засов, Кэйтлин распахнула дверь и впустила подругу. — Элис, — простонала Кэйтлин. — Я что, сплю? — Могу ущипнуть, если тебе это поможет, — буркнула Элис. — Эй, ты чего? Я думала, ты мертва, и, бьюсь об заклад, ты думала ровно так же на мой счет! Так ты что же, не рада встрече? Элис устало закрыла глаза и помассировала виски, словно собираясь с мыслями. Тяжелыми мыслями. — Ты кое-что натворила, Кэйтлин. Опять. — О чем ты, черт возьми? — воскликнула Кэйтлин, заталкивая Элис на кухню. — Хочешь выпить? — Если достанешь бутылку чего угодно, клянусь, я разобью ее о твою бестолковую пропитую голову, — процедила Элис. — Черт, и как вести с тобой беседы без выпивки, если ты мне угрожаешь с порога, — огрызнулась Кэйтлин. Она налила в стакан воды и отпила немного, чтобы унять дрожь в руках. — Ты убила всю мою семью, Кэйтлин. Каждого. Кэйти поперхнулась водой и удивленно уставилась на Элис — откуда та могла узнать маленький секрет Кэйтлин? Однако вспомнив недавнюю череду смертей тех, кто мог рассказать, Кэйтлин нервно сглотнула — дело принимало скверный оборот. — Я даже не стану притворяться, будто не знаю, о чем ты говоришь. Да, я застрелила Джессику и растрепала о бумагах Гарри кому не следовало, но это было так давно, черт возьми! Да и ты никогда не выражала трепетных чувств семье Лиз, я там была более частым гостем, — сбивчиво начала Кэйтлин. — То есть, я, конечно, облажалась, но это ведь тебя не должно так трогать, Элис? Черт, ты ведь всегда говорила, что я тебе больше сестра, чем Лиз, и я думаю… — Заткнись уже, — процедила Элис. — Это я и сама хотела сделать, хоть и, по возможности, бескровно, ты лишь опередила меня. — К-какого ч-черта? — Что? Мне не слишком хотелось всю жизнь полотна в тубусах таскать, — фыркнула Элис. — Тогда в чем вообще дело? — отойдя от шока, воскликнула Кэйтлин. — Ты убила Рейли, — вздохнула Элис. — Моего брата. Кэйтлин потеряла дар речи. Рейли и правда был похож на Клэптон, правда на другую, на Лиз. Те же невинные глаза, те же шелковистые светлые волосы и те же аккуратные фарфоровые зубки. — Брата? Элис, черт возьми, мы знакомы столько лет, но ты никогда не говорила, что у тебя есть брат! — Вернувшись с острова, я поняла, что у меня никого и ничего не осталось. И тогда я стала искать родственников, чтобы не погрязнуть в одиночестве. И, вот чудо, да? Я нашла. Рейли. Ему повезло чуть больше, чем нам с Лиз, его усыновили. Однако он тоже занялся криминалом, с той лишь разницей, что избрал слежку. От себя ведь не уйдешь, да, Кэйтлин? Кэйтлин заложила за голову руки и тихо простонала: она и не думала, что их с Беном невинные игры приведут к таким неожиданным побочным эффектам. — Твой брат, с ума сойти, — пробормотала Кэйтлин. — Но ведь мы не знали… Я не знала… — Бен прекрасно знал. — Да брось, — отмахнулась Кэйтлин, подливая в стакан еще воды. Элис выбила его из рук, и он с дребезгом разлетелся о стол. — Именно он мне рассказал, кто стрелял в Рейли. Кэйтлин вздрогнула: Элис была настроена категорично, методично избавляясь ото всех, кто хоть сколь-нибудь виновен в гибели ее родни. И это могло привести к самому скверному для Кэйтлин исходу. — Ну что ты, он жив. До поры. Нервно рассмеявшись, Кэйтлин подобралась ближе к стойке с ножами. — Не лучшее уточнение, Элис. Ты ведь знаешь, я за него любого убью. — Кэйтлин нащупала пальцами рукоять. Элис подпрыгнула к ней, резко заламывая руку с ножом за спину, Кэйтлин взвыла от боли. — А за него стоит убивать, Кэйти? — Элис выбила нож и, схватив Кэт за левую руку, завела так же за спину. Щелкнули наручники. — А умирать? Кэйтлин почувствовала удар под дых и раскрыла рот, как рыба, выброшенная на берег. Снова удар, на этот раз в скулу, в глазах потемнело, Кэйтлин вдруг оказалась на полу. — Элис, — прохрипела Кэт. Новый удар. — Из тебя пора выбить эту дурь, подруга. — Элис, стой. — А что поменяется, если я остановлюсь? Ты ведь любую глупость совершишь по его указке. А он потом тебя с потрохами сдаст. — Элис подняла Кэйтлин с пола. Ноги предательски подгибались, из губы сочилась теплая кровь, а картинка перед глазами никак не хотела представлять собой единое целое, постоянно раздваиваясь. — Ладно, хватит с тебя. Кэйтлин кивнула. — Я купила билет в один конец. Ты ведь уберешься отсюда? Кэйтлин, я чертовски зла на тебя, но что-то меня еще останавливает, чтобы не пристрелить тебя. Пожалуйста, просто уезжай. Кэйтлин снова отрешенно кивнула. Зачем он все ей рассказал? Зачем сдал? Элис бросила ключ от наручников на пол и вышла из квартиры.2
Кэйтлин сидела с пакетом льда, приложенным к губе, и с нескрываемой злостью смотрела на Лайнуса. Он пришел сам, но это его не слишком оправдывало. — Нечего на меня так смотреть. Ты получила за дело. — Ты ведь знал, что это ее брат, да? — процедила Кэйтлин. — Нет. — Врешь. — Тогда зачем спрашиваешь? — Действительно, — пробормотала Кэйтлин, вставая. Она нервно прошлась по комнате и остановилась у окна — стоял теплый солнечный день, никак не вяжущийся с произошедшим. Где-то внизу люди спешили по делам, наверняка имеющим значение для их жизней — собеседование, работа, учеба, семья, да даже просто свидание с хорошеньким парнем или девушкой. А что делает сейчас Кэйтлин? Какое значение имеет то, что происходит сейчас? Можно ли вообще назвать жизнью ее странное существование? Кэйтлин молча выругалась: да, черт возьми. Другая, совсем отличная от тех, кто копошится там, внизу, на улицах города, но все же жизнь. Ее жизнь с ее маленькими никчемными делишками и результатами этих дел. Ее горькие плоды, ее череда падений и новых падений. И она будет продолжать карабкаться, искать ответы, искать смысл. Но в другом месте. — Я улетаю. Сегодня. — Хорошо. Ты мне больше не нужна, — пожал плечами Бен. Кэйтлин почувствовала, как из-под ног уходит земля. В его словах была правда, он расправился со всеми людьми Уидмора, по крайней мере, с какими хотел, а для того, чтобы следить за «шестеркой», он всегда сможет найти людей. — Этого можно было не говорить, — усмехнулась Кэйтлин. — Думаю, тебе будет легче улететь, зная это. — Ты ведь понимаешь, что я тешила себя иллюзиями лишь забавы ради и прекрасно все это время осознавала свое значение, стремящееся к нулю, — усмехнулась Кэйтлин. — И все же, спасибо, Бен. Было весело. Кэйтлин облизнула разбитую губу и вытащила из-за дивана чемодан, открыв его и бегло окинув взглядом содержимое. — Прощай, Кэйтлин. Он вышел, Кэйтлин услышала, как плавно закрылась дверь. — Неужели это происходит на самом деле, — тихо пробормотала Кэйтлин.3
Прошел почти год с тех пор, как Кэйтлин покинула штаты и перебралась в небольшой городок Чехии. Она поселилась в маленьком частном доме и затворилась от мира, почти не выходя на улицу, заказывая продукты и оплачивая счета через интернет. Все дни теперь проходили одинаково. Кэйтлин просыпалась около полудня, а то и позже, и тотчас садилась за книги — единственное ее спасение в этом добровольном затворничестве. Мысли о прошлом отступали только во время чтения, и она читала до поздней ночи, почти не прерываясь на еду, изо всех сил вталкивая себя в вымышленные миры. Все сказалось на внешности: лицо осунулось, вдобавок приобретя довольно четко выделяющиеся на бледной коже темные мешки под глазами. Кроме того, Кэйтлин обзавелась извечной головной болью и слуховыми галлюцинациями — все чаще ей казалось, что ее окликают по имени — Бен, Элис, Гарри. Тогда она отвлекалась от книги и нервно вздрагивала, в страхе озираясь по сторонам, вовсе не боясь увидеть знакомое лицо, нет… Она боялась в очередной раз не увидеть никого. Ее тягуче-бессмысленное состояние оборвалось в один день. Кэйтлин встала намного раньше обыкновенного. Не тратя времени на еду, она принялась за чтение, развалившись в кресле возле неизменно включенного торшера. Она перечитывала «Грозовой перевал» — невыносимую в своей жестокой правдивости книгу о том, что бывает, когда влюбляются эгоисты. По радио зазвучала знакомая мелодия. Кэйтлин оторвалась от книги и прислушалась, играла песня «Love» в исполнении Майкла Бубле, именно под эту песню они с Беном катались в то самое Рождество. Рождество этого года пронеслось мимо Кэйтлин. Она знала, что сегодня уже четвертое января. Воспоминания неудержимым потоком нахлынули на Кэйтлин и ее, впервые за долгое время, потянуло прочь из своего мрачного убежища. Она нацепила темные очки, оделась, и вышла на улицу, оставив Бубле петь об этом странном и непостижимом чувстве, в котором сама Кэйтлин находила мало приятного.4
В будний день на катке никого, кроме Кэйтлин, не было, и она могла выложить льду все, что было на душе. Исчеркав гладкое полотно хаотичными резкими линиями, Кэйтлин перешла на более плавные шаги — энергия скопившихся тяжелых мыслей нашла выход, и теперь стало легче. Звук разрезаемого льда вдруг стал громче, он словно раздвоился — Кэйтлин тут же поняла — она больше не одна. Краем глаза она заметила вдали мужскую фигуру, но, потеряв объект из виду, не стала оборачиваться. Сердце учащенно забилось, но Кэйтлин стиснув зубы, продолжала движение, мужчина тоже, кажется, не спешил приближаться, его ледяные росчерки звучали на противоположном конце поля. Кэйтлин поспешила себя успокоить: не мог это быть он. Зачем бы Лайнусу ехать в такую даль? Ради нее? Уж не принести ли свои извинения лично? Кэйтлин чуть не рассмеялась, настолько абсурдной казалась эта мысль. Наверняка катающийся был просто таким же, как Кэт, ценителем одинокого единения с ледяной гладью. И она понимала и уважала такое желание, а потому еще больше не хотела оборачиваться и всматриваться в одинокую фигуру. Однако вскоре закралась мысль: а что, если это вообще враг? А у нее и оружия-то с собой нет. Усиливая тревогу, сзади послышалось приближающееся шуршание коньков. Кэйтлин резко развернулась, решившись, наконец, прояснить ситуацию, и опешила: это все же был Бен. От удивления и резкого разворота Кэйтлин занесло, и она чуть не упала, но Лайнус успел схватить ее за шиворот куртки и вернул равновесие. Она на миг окунулась в столь привычные внимательные глаза и на долю секунды готова была простить все на свете их обладателю, но голос Бена вернул к реальности: — Через пятнадцать минут у входа. Бен выразительно посмотрел на свои наручные часы — Кэйтлин с удивлением отметила, что он их еще носит. Они снова разъехались, Кэт услышала за спиной размеренные звуки разрезающих лед коньков, похоже, Бен теперь намного увереннее держался на льду. Кэйтлин встряхнула головой в попытке забыть вновь хоть ненадолго эти глаза и принялась терзать ледяную гладь резким ломаными линиями.5
У Кэйтлин часов не было, так что, когда она, поглощенная своими мыслями, подошла к бортику, Бена уже не было. Он, разумеется, давно привык к ее непунктуальности, так что, Кэйти не сомневалась, стоит сейчас у входа. Зачем он вообще дал ей время? Хотел дать остыть и привести мысли в порядок? Это было лишено смысла, ведь она могла вспылить от застрявшей в ней обиды, а могла и смолчать, и зависело это от одного лишь фактора — вовремя принесенных извинений. Однако Кэйтлин подошла к Лайнусу без всякой надежды на просьбу о прощении. Зачем Бену такая бесполезная вещь, как ее прощение? Она была и остается для него всего лишь подчиненной. — Я здесь, говори, — сухо бросила Кэт. В холле было пустынно, и они могли спокойно поговорить обо всем, что только потребуется для дела. Ведь, она не сомневалась, без конкретного дела Бен бы не приехал. — Пришел предупредить, что скоро мы все возвращаемся на Остров, — констатировал Лайнус. Кэйтлин разозлилась, но про себя заметила, что в такой вопиющей бесцеремонности с его стороны не было ничего нового. — Рада за всех вас, — равнодушно пожала плечами Кэйтлин. — Тебя это тоже касается. — Чтобы все было так, как ты изначально запланировал? Нет, — упрямо отозвалась Кэйтлин. Озлобленность начала овладевать ее голосом. — После того, что случилось в прошлом году, после этих манипуляций, я не хочу снова с тобой связываться. — Ты, кажется, забыла, что работала на меня. И это были не манипуляции, а прямой приказ, — пояснил он неохотно. Кэйтлин не могла понять, то ли эта тема ему неприятна, то ли скучна. — И у тебя все еще нет выбора, кроме как следовать моим указаниям. Тебе хватит благоразумия, чтобы не спрашивать, почему? — Шантажировать будешь, догадываюсь. Только как ты можешь мне навредить еще больше? Убьешь меня? — Кэйтлин усмехнулась, чувствуя на миг превосходство и неуязвимость, которые иногда вопреки логике ощущает человек, потерявший все. — Зачем, ведь есть Элис, — мрачно заметил Лайнус. Кэйтлин до боли стиснула кулаки: Бен умел довести любого человека до трясучки, не слишком при этом усердствуя, а со вспыльчивой Кэйтлин не приходилось стараться вообще. Тем не менее, Кэйтлин, сосчитав про себя до двадцати, ровным голосом поинтересовалась: — Неужели кроме Острова ничто не представляет для тебя и малейшей ценности? — Ты просто не представляешь, насколько это все важно, — снисходительно пояснил Лайнус. — А ты никогда, ни разу не пытался мне объяснить, — заметила Кэйтлин. — Разве должен был? Кэйтлин, да, я открылся тебе чуть больше, чем твоему отцу, но для меня ты ровно такая же шестерка. — Кэйтлин почувствовала, как тупая боль разливается по сердцу, делая его словно тяжелее. Она даже не могла решить, что было услышать обиднее: что она не важна или напоминание, что ее отец умер, как пешка в этой затянувшейся партии. — Знаешь, я ведь готова в это поверить. — Кэйтлин грустно улыбнулась. — Но я не пойду больше за тобой.6
Кэйтлин сидела дома в оцепенении вот уже час, не в силах понять, готова ли она взять всю вину на себя, подавить обиду и броситься за Беном туда, куда потребуется? Или останется в одиночестве и безумии в неизменной компании тоски и отчаяния? Она не знала, во сколько вылет, не знала даже, сегодня ли, в США ли рейс или куда еще, но нужно было что-то делать, потому что тягучее ожидание, не могущее разрешиться само по себе, добивало ее. Такси, как на зло, заглохло на въезде к аэропорту, а Кэйтлин все казалось, что она не успеет, потому она вышла из машины и побежала. Дыхание то и дело сбивалось, обжигая горло сухим воздухом, а сумка больно била по бедру, но Кэйтлин не останавливалась, не чувствуя ног несясь к небольшому приземистому стеклянному зданию, подгоняемая невеселыми мыслями. Да, ему было плевать, когда он вынуждал убивать, да, ему было плевать, когда она уходила. Но он вернулся за ней, снова. За тем, что ему это было выгодно, или, зная о ее душевном состоянии, из жалости — не имело для нее значения. Просто Кэйтлин было не плевать, что бы там ни было, потому она бежала вперед. Расталкивая людей, Кэйтлин пробиралась к залу ожидания. Судя по табло, вылет в штаты задерживали, и у нее был шанс… Кэйтлин заметила Лайнуса в безликой толпе: он стоял возле больших окон и смотрел вдаль. Кажется, он вполне смирился с отказом Кэйтлин. Значило ли это, что ее возвращение не имело смысла? Или что он проделал этот путь все же из личных побуждений? Кэйтлин с сомнением замерла на месте. Не имеет значения, осенило ее. Все, что сказал Бен, могло быть правдой, а могло быть сгоряча выплеснутым ядом, кроме того, зная Лайнуса, в его действиях и правда могла заключаться железная логика, которая станет ясной лишь позже, а может, и никогда. Но, так или иначе, это был ее лидер. И быть ведомой им все еще было для Кэйтлин честью, и эти теплые чувства было не зарыть даже в самой большой обиде. Кэйтлин подошла ближе, Бен не обернулся. Может, не заметил, а может, решил, что теперь ее очередь начинать разговор. — И когда вылет? — со вздохом спросила Кэйтлин, расписываясь в своем безволии и невозможности идти наперекор воле лидера. Бен обернулся и посмотрел на часы, подаренные ему Кэйтлин. Было в этом что-то оправдывающее ее нахождение здесь, ее слабость, какая-то призрачная надежда, что брошенная в жертву гордость не напрасна.