1
Огни города размазывались в дождевых струях, стекающих по стеклу. Кэйтлин мчалась в такси, отсчитывая кварталы до церкви Элоиз. Это была не последняя ночь, но время сжималось, хотелось успеть, вот только Кэйтлин не знала, что именно ей хочется успеть. Но совершенно точно знала, что должна сейчас быть рядом. Такси замерло у подъезда к церкви. Кэйтлин, не глядя на водителя, протянула деньги и почувствовала прикосновение чужих пальцев. Вместе с этим прикосновением ей словно передалось некое живое тепло, на душе вдруг стало светло, легко, как не было уже очень давно. Кэйтлин вздрогнула и удивленно посмотрела на водителя — это был светловолосый мужчина лет сорока, с жесткой светлой щетиной и пронзительными голубыми глазами. Поймав ее недоуменный взгляд, он улыбнулся и на миг сжал ее пальцы, словно в знак одобрения и поддержки. Кэйтлин не помнила, как выбралась из такси, она оказалась вдруг у лестницы церкви. Оттуда ей навстречу спускался Джек. Он казался до крайности растерянным, и, когда его блуждающий взгляд встретился с ее, он нервно вздрогнул и в смущении опустил глаза. Он злоупотреблял, но что-то подсказывало Кэйтлин, что дело здесь не только в длительных запоях. Элоиз должна была всего лишь разъяснить им вкратце, как было найдено «окно» для возвращения домой, но Кэт допускала, что Бен несколько приуменьшил важность этого «собрания» и там было озвучено что-то еще. Что-то, что ей знать не нужно. Вернулась паранойя, вызванная дневником Гарри. Не о Кэйтлин ли шла речь? Она усилием воли заставила сомнительные мысли убраться на задворки сознания — в ее привычки не входило излишнее преувеличение собственной роли в этом мире. — Бен внутри? — спросила Кэйтлин. Джек кивнул. Он мог уйти, ведь им не о чем было говорить, но отчего-то не спешил, в нерешительности замерев в двух шагах от Кэйтлин. — В чем дело? — раздраженно поторопила его Кэт. — Ты веришь в то, что делаешь? — наконец спросил он. — В то, что они тебе говорят? — Даже больше, чем следует, — мрачно усмехнулась Кэйтлин, и, обойдя Джека, поднялась по ступенькам, и вошла в церковь.2
Кэйтлин проходила между рядами скамей, проводя кончиками пальцев по темному дереву. Свет от свечей и прохлада камня создавали своеобразный уют, но стремящиеся ввысь колонны и строгие лики святых, взирающие с икон, напоминали об истинной сути этого места. Сосредоточие надежд, раскаяния и чего-то еще, едва уловимого, на стыке всепоглощающей любви и почтительного страха было заточено в этих стенах. Кэйтлин всегда избегала посещения церквей — слишком много сокровенных мыслей обнажали подобные места, они словно заставляли заглянуть в себя так глубоко, что Кэйтлин боялась захлебнуться под обрушившимися на нее потоками чувств. И сейчас ее больше обычного пугала подобная перспектива. Потому что у ее душевных волнений мог быть свидетель. Бен сидел в самом конце, словно хотел хотя бы на миг оказаться подальше от суеты этого мира. Кэйтлин знала, что он человек веры, и не хотела тревожить его сейчас, догадываясь, пожалуй, даже зная наверняка, сколь тяжелыми мыслями переполнено сейчас его сознание. И если Бену станет хоть чуточку легче от веры в то, что кто-то сверху готов простить его за покаяние, то в это готова была поверить и Кэйтлин. Она замерла в ожидании, пока Бен закончит говорить с тем, кто не зрим для глаз, то, что не слышно уху, чувствуя, как сердце, словно с силой, до боли сжимает чья-то невидимая рука, а по коже пробегают мурашки. Ей стоило подождать снаружи, но сегодня, сейчас, когда осталось так мало времени до их вполне возможной смерти, хотелось наплевать на правила приличия, на все искусственно созданные условности и дать себе вволю налюбоваться на человека, ради которого она так упорно шагает в самую бездну. Он, наконец, обернулся и встал, давая понять, что снова доступен для разговора. Кэйтлин слабо улыбнулась и подошла ближе. — Как видишь, без кофе. — Я и без кофе сегодня едва ли усну. Кэйтлин усмехнулась и отвела глаза. Что-то надвигалось, что-то страшное, губительное и неумолимое. Он дал ей год, чтобы она могла законсервировать себя в депрессии и апатии и ни о чем не тревожиться, но теперь она оказалась слишком резко вытащена в реальность, поставлена перед фактом. В шаге от пропасти. И это обнажало все сокрытое, потому что все силы были брошены на то, чтобы не сойти с ума от страха перед неизвестностью. — Могу составить компанию, — подняв глаза, сказала Кэйтлин.3
В тесном экране телевизора кого-то разрывали ожившие мертвецы, Кэйтлин без особого интереса смотрела старый ужастик на практически нулевом уровне громкости. Рядом мирно спал Бен. Он сдался после первого бокала виски, который по настоянию Кэйтлин был заказан в номер. Ничего не было, потому что сейчас это было неуместно и ненужно. Кэйтлин потянулась за бутылкой и отхлебнула глоток. Ей бы тоже поспать, ведь мыслей в голове не осталось, все высосала бессонная, тягучая ночь, но эта гулкая пустота внутри словно отключила в ней эту способность. Эти ночи… Сколько их было? Не так много, чтобы говорить о привычке, но ровно столько, чтобы помнить каждую. А эта — наверняка последняя, потому что завтра он хочет побыть один, потому что послезавтра ему предстоит перед отлетом сделать что-то настолько ужасное, что он должен все еще раз взвесить. Что это за таинственное «дело», Кэйтлин не знала, но хорошо помнила разговор, такой же бессонной ночью состоявшийся на пути в Портленд. Последний удар по Уидмору, последний штрих мести — вот, что это было. — Хотела бы я разделить с тобой ответственность за то, что предстоит, — прошептала Кэйтлин. Экран телевизора отбрасывал синие блики на белую постель, Кэйтлин проследовала взглядом за этими искусственными лучами до лица Бена. Его ресницы дрогнули, он открыл глаза и внимательно посмотрел на Кэйтлин. В его взгляде и на миг не пронеслось той нерешительности и оторванности от реальности, которая свойственна большинству людей после пробуждения. — Прости, разбудила, — вздохнула Кэйтлин. — Я не планировал сегодня спать. — Ты успеешь понервничать и подумать обо всем и завтра, — усмехнулась Кэйтлин. — Не в этом дело. — Он приподнялся на локтях и сел, неприязненно посмотрев на творящиеся на экране зверства. — И как ты можешь смотреть эту чушь? Не раз видя настоящую смерть. — Здесь ведь другое, — усмехнулась Кэйтлин. — Есть четкое разделение на добро и зло, нет полутонов. А у добра есть шансы победить зло. Потому смерти в мире, лишь общими чертами похожем на наш, не вызывают отторжения. — Полутона, — усмехнулся Бен. — Да, думаю, это подходящее слово, — нервно передернув плечами, проговорила Кэйтлин. — Даже если говорить о человеке крайностей, о решительном и, казалось бы, неумолимом, отрицающем полумеры. — Ты хочешь, чтобы я передумал? — Я даже не знаю, что тебе предстоит, но я вижу, как это мучает тебя. Бен молча вытащил из ее пальцев пульт и стал листать каналы. Кэйтлин раздраженно смотрела на мелькающие кадры и считала секундные промежутки темноты между ними, когда в погасшем на миг экране можно было разглядеть их бледные в ночной темноте лица. «Твою холодную кровь не разжечь до лихорадки: в твоих жилах течет студеная вода; а в моих всё кипит, и, когда я вижу такое хладнокровие, меня трясет!» — сказала с экрана Кэтрин Эрншо. Для Кэйтлин она всегда была Эрншо, даже когда вышла замуж за Линтона. Кэйтлин зашлась звонким смехом и, утерев выступившие слезы, едва заметно кивнула в солидарность нелюбимой, но такой родной и знакомой героине. Бен щелкнул пультом и экран погас, на этот раз окончательно. Кэйтлин заметила плохо скрываемое раздражение в этом жесте и легко коснулась руки Бена. — Видишь, тебе лучше поспать. Моменты со мной — не то, что стоит коллекционировать. — Я этого не говорил. — Не обязательно озвучивать свои намерения, чтобы подтвердить их существование. — Как всегда много на себя берешь. — И только с тобой попадаю в точку, — усмехнулась Кэйтлин, пытаясь заглянуть Бену в глаза, но он смотрел в сторону. — Ну же, я прекрасно с этим справлюсь, не сопротивляйся. Тебе нужно только лечь и закрыть глаза. — Я не хочу наступления завтра. Послезавтра. И каждого следующего дня, — наконец признался Бен. Эта ночь вскрыла истину даже в нем. — Ты сделаешь все правильно, как и всегда, — лишенным эмоций голосом проговорила Кэйтлин. — Как всегда? — эхом повторил Бен. — Пусть не сразу, но теперь я подписываюсь под каждым твоим решением. И то, что тревожит тебя… выберешь ли ты то, что задумал, или передумаешь и поступишь иначе — ты сделаешь правильный выбор. — Все люди ошибаются. — Понятие ошибки субъективно. Ты не можешь знать, что случилось бы, выбери ты другой вариант. — По твоей логике — прав каждый. — Так и есть, но мне плевать на абстрактных «каждых». — Кэйтлин грустно улыбнулась и взялась за краешек тонкого одеяла. Она бросила быстрый взгляд на часы — 3:50 — время словно щадило их, замедлив свой бег. У нее, несомненно, были свои причины не спать в эту ночь. Страх перед неопределенным, но, судя по обрывкам получаемой отовсюду информации, мрачным будущим сдавливал сердце, в панике бьющееся с удвоенной частотой. И Кэйтлин не переставала думать об этом. Единственным спасением, смягчающим боль, было присутствие Бена. — И почему я? Кто угодно справился бы лучше, — тихо проронила Кэйтлин, подавая Бену край одеяла. — Возможно. Но мне плевать на абстрактного «кого угодно».4
Кэйтлин проснулась, когда солнце уже светило вовсю. Часы показывали одиннадцать, а в комнате не ощущалось присутствия Бена. Рывком подскочив с постели, Кэйтлин наспех натянула кроссовки и прошлась по номеру в поисках записки — поиски увенчались успехом, к зеркалу в прихожей был прилеплен стикер, Кэйтлин содрала его и вчиталась в ровный аккуратный почерк. «Знаю, что это не твой любимый город, и все же — проведи последний день с удовольствием. Не думаю, что тебе представится возможность в ближайшее время вернуться в штаты. Деньги на расходы и билет на самолет в верхнем ящике тумбочки, номер оплачен. Не ищи меня, встретимся в аэропорту». Кэйтлин нервно рассмеялась — теперь, когда ей давали дозволение в последний день творить, что угодно — отплясывать в клубах, напиваться в барах — ей все это стало не нужно. И все же, она была рада оставленным деньгам — они ей очень понадобятся, чтобы колесить по городу ближайшие сутки. Утро принесло осознание того, что, как это часто бывает, все сказанное ночью не вполне соответствует истине. Не любое решение Бена будет верным, ведь, проснувшись, Кэйтлин вдруг ясно поняла, что за план засел в его голове. Бен хотел убить дочь Уидмора, Пенелопу. И эта жестокая месть, конечно, не принесла бы никому удовольствия. Потому Кэйтлин дрожащими от нетерпения и тревоги руками набирала номер единственного, знакомого ей в Лос-Анджелесе хакера — нужно было узнать, где сейчас находится Пенелопа. Из трубки раздался странный звук, смесь писка и щелчка — включилась антипрослушивающая система. Затем на другом конце послышался искаженный программой голос. — Призрак. — Нужно определить местоположение человека по имени. Расценки? — Зависит от сложности. — Пенелопа Уидмор. Возможно, придется искать под фамилией Хьюм. Продолжительное молчание. Кэйтлин нервным шагом смерила комнату с десяток раз, прежде чем Призрак ответил. — Дочь Чарльза Уидмора? — Ну да, — раздраженно пробормотала Кэйтлин. — Это проблема? — Это скидка, — искаженный голос скрипуче рассмеялся. — Пятьсот долларов. Половина авансом. — Диктуй. Призрак продиктовал номер счета, Кэйтлин старательно записала цифры на оборотной стороне стикера и, подхватив рюкзак, вышла из номера. Едва на дисплее банкомат высветилось, что операция прошла успешно, телефон завибрировал. Снова писк-щелчок и снова искаженный голос Призрака. Он сообщил адрес: Пенни пришвартовала свою яхту в Лонг-Бич и, по всем данным, находится там. Кэйтлин поблагодарила сговорчивого хакера и перевела оставшуюся часть суммы. Пятьсот долларов. Неужели столько по нынешним меркам стоила чужая неприкосновенность, чужая жизнь? Впрочем, в свое время Кэйтлин обрывала чужую жизнь бесплатно. Кэйтлин хотела перезвонить Призраку и спросить, не наводил ли справок о Пенелопе кто-то еще, но знала, что он не ответит, да и это не имело большого значения — у Кэйтлин было достаточно времени. Бен собрался совершить месть завтра, наверняка, перед самым отлетом, чтобы успешно избежать последствий.5
Холодный ветер пробирался под куртку. Солнце заливало пристань, но тепло его коротких зимних лучей не доходило до земли. Кэйтлин втянула сырой воздух промозглого утра и заняла выжидательную позицию. Она нашла корабль Пенелопы, но не знала, с какой стороны подойдет Бен, и оставалось полагаться на случай. Не было никаких гарантий, что она верно угадала его план, и не так была велика вероятность, что она сможет его отговорить. Небо было пронзительно-ясным, сегодня оно видит все. И все же Кэйтлин была уверена, если ее догадки верны, но она не справится, небо останется равнодушным, как и всегда, и случится непоправимое. Она увидела Бена издалека, солнце, несмотря на его утреннюю слабость, светило столь старательно, что и без того острое зрение Кэйти обрело еще большую четкость. Кэйтлин подбежала к Бену до того, как он вышел к яхтам. Он с досадой взглянул на нее, но остановился, наверняка догадываясь о ее намерениях, но не решаясь позволить ей поднять шум. — Не делай этого, — задыхаясь от быстрого бега, проговорила Кэйтлин. — Что изменилось со вчерашней ночи? — Я поняла, что это не выход. Только не для тебя. — Ты, кажется, забыла, кто я? Он подошел ближе и притянул ее к себе. — Забыла братскую могилу на острове? — Это был не ты, а отец этой бедной женщины, — сбрасывая с себя его руки, пробормотала Кэйтлин. — О нет, это был я. Я все знал и не стал мешать. Как и ты не стала предупреждать ее. — Я никогда не пойду против тебя. И мне совсем не жаль любого, кого ты сочтешь нужным убить. Но с каждой загубленной жизнью мир становится темнее, неужели ты не видишь? И когда свет исчезнет совсем, ты очнешься в пропасти, с осознанием, что ничего не осталось от твоего мира, от тебя самого. — Не нужно пророчеств. Особенно, если не знаешь собственное. — Как бы там ни было, я сказала все, что хотела сказать. — Это было лишено смысла. — Отнюдь. Теперь я тоже несу ответственность за то, что произойдет здесь сегодня. Кэйтлин развернулась и пошла прочь с причала, не позволяя себе замедлить шаг, оглянуться. Теперь оставалось только верить в здравомыслие своего лидера.6
Кэйтлин вошла в здание аэропорта за полчаса до объявления посадки. Она не любила предполетную суету и едва сдержала себя, когда работник аэропорта придралась к объему ее рюкзака. Стоило Кэйтлин закончить со всеми процедурами досмотра и регистрации и подойти к воротам номер пятнадцать, ее окликнул Джек. — Ты не знаешь, что случилось с Беном? — Вероятно, задерживается, — раздраженно бросила Кэйтлин. — Да, он звонил и просил меня забрать гроб. Я имею в виду, ты не знаешь, почему он задерживается? Кэйтлин, сузив глаза, с ревностью посмотрела на Джека, гадая, почему Бен не дал это поручение ей. Неужели он думал, что она пристанет с расспросами? Или, что казалось куда более вероятным и менее обидным, подсчитал, что она так и сама может опоздать на самолет — лавка Джил находилась совсем не по пути. — Судя по его голосу, что-то случилось, — продолжил Джек. — Только то, что должно, как и всегда, — мрачно ответила Кэйтлин. — Садись в самолет, Джек, и постарайся ни о чем не думать. Чувствую, нас ждет непростое путешествие. Кэйтлин обошла его и направилась к самолету. В очереди на посадку она заметила Элис. Кэйтлин не было нужды расспрашивать, что все же заставило Элис лететь обратно на остров, слишком хорошо имея представление об этом. Вспомнились слова, сказанные на могиле матери. В конечном счете, это всегда мужчины. Заметив Кэйтлин, Элис приветственно кивнула ей и отвернулась. Некоторые отношения невозможно вернуть назад, даже если когда-то они имели значение для обоих. Кэйтлин села на свое место и в ожидании остановила свой взгляд на входе. Оставалось лишь верить и надеяться. Минуты бежали с неумолимой скоростью, отсчитывая то немногое время, что осталось до взлета, до точки невозврата. Каждый раз, садясь в самолет, она всегда, как и многие, допускала мысль, что этот полет может стать последним. Находиться в утробе гигантской металлической махины на колоссальной высоте само по себе страшно, ведь всегда есть риск падения, а теперь, когда этот риск практически равен ста процентам… Посадка закончилась. Бен не пришел. Кэйтлин хотелось выскочить из самолета — Бен мог просто опоздать на самолет, замешкавшись со своим страшным делом, но все могло быть куда хуже — его мог достать Уидмор. Но она осталась сидеть на месте. Ей было глубоко плевать на Остров и тех, кто остался там, и не хотелось расплачиваться одиночеством за возможность вернуться, но она была готова пойти на это, потому что знала: для Бена слишком важен Остров и баланс в нем. И она была недостающим элементом для этого баланса, элементом Острова. Она твердо это знала и не сомневалась, что знал и Бен. Ведь ему было известно ее пророчество. Сердце билось глухо и болезненно, Кэйтлин чувствовала, как к горлу неминуемо подступает тошнота. Ей хотелось кричать и вырываться, хоть никто, помимо ее собственной воли, ее не держал. — Не заставляй меня проходить через это в одиночку, — одними губами прошептала Кэйтлин, в последний раз взмолившись в пустоту. И он пришел. Хёрли тут же в панике вскочил с места, порываясь ни то выйти из самолета, ни то заставить Лайнуса уйти. Кэйтлин знала, почему Бена не любят или даже боятся другие, но каждый раз удивлялась этому. Она никогда не боялась, даже когда он держал ее на прицеле, и всегда любила, даже когда он причинял ей боль. Джек успокоил Хёрли. Бен сел на свое место, которое оказалось совсем не рядом с ней. Его снова кто-то избил, на этот раз, кажется, даже с переломом — Бен прижимал к себе согнутую в локте левую руку. Это могло значить, что он исполнил свой план. Но Кэйтлин не спешила с выводами, сейчас это было не важно. Потому что самолет поднимался и все, что осталось за бортом, превратилось в далекое, словно из другой жизни, прошлое.7
Кэйтлин подсела к Бену, едва он закончил разговор с Джеком. Шел десятый час с тех пор, как они поднялись в воздух. «Окно», по расчетам Хокинг, уже совсем скоро должно было оказаться на пути плавно рассекающего белые облака самолета. Бен читал «Улисс» Джойса. Кэйтлин придвинулась ближе и заглянула в книгу. Эпизод восемнадцатый. Кэйтлин усмехнулась. Взгляд Лайнуса, который до того пробегался по всему тексту, остановился на одной строчке. Бен нервно перевернул страницу, хотя еще не дочитал предыдущую. — Лучше бы ты села к Элис. Нужно, чтобы условия максимально совпали с теми, при которых вы летели прежде. — Тогда у меня есть идея получше, — с воодушевлением сказала Кэйтлин, засунув руку в карман и извлекши оттуда черную повязку для сна. Усмехнувшись, она нацепила ее на глаза и расслабленно потянулась. — Ты спала во время полета? — Я ничего не видела во время полета. — О чем ты? — Попала в аварию накануне, приложилась головой и ослепла. Остров исправил это, ничего нового, верно? Не переживай, тебе не придется убивать меня, как Локка, ведь я не претендую на твою корону. — Кэйтлин улыбнулась и повернулась к Бену. Она сейчас не видела его лица, но картинка четко стояла перед глазами — сейчас он, конечно, изобразил недоуменный взгляд, ведь он никогда ей не говорил, что убил Локка, и, конечно, не собирался в этом признаваться. — Я понимаю, что это не придает мне уникальности и не дает никаких особых прав, — продолжила Кэйтлин. — Не дает, — ответил Бен. — И не добавляет причин вернуться на Остров. — Ты единственная летишь туда без всякой причины. — Не без всякой, — ухмыльнулась Кэйтлин. — И тебе это известно. — Это неправильно. И… Может, снимешь эту дурацкую повязку? — Нет. Уже скоро начнется. Я чувствую. Увидимся на острове. — Кэйтлин улыбнулась. Самолет затрясло.