Сокровище дракона

Quo timoris minus est, eo minus ferme periculi est. (Чем меньше страх, тем обычно меньше опасность)

На безымянный лес неподалеку от Железных холмов спустилась ночь. Бильбо сидел под кустом, как ему было велено, и с каждой минутой чувствовал себя все большим дураком. Ну с какой стати он решил, что Торин будет оберегать его от дракона и вообще от любых опасностей?! Ясно было с самого начала, что будущий Король-под-Горой жаждет вернуть свои сокровища и благо чужака для него вторично. Но все же... Бильбо не мог перестать обижаться. Ему было больно при мысли о том, как Торин хладнокровно отдал его дракону, — и кто знает, для каких ужасных целей жуткому ящеру нужен полурослик? Хоббит уже чего только не передумал — и пока что самой вероятной мыслью для него оставалась версия, что его используют для какого-нибудь черного ритуала, а потом употребят по назначению, с точки зрения дракона. То есть в пищу, разумеется. Умирать не хотелось жутко — хотя бы для того, чтобы иметь возможность вернуться и высказать предавшему его гному, что Бильбо Бэггинс ему больше не слуга, что он не собирается спасать его от всех бед и носить его королевский шлейф — фигурально выражаясь. — Вот вернусь и скажу все это! — бурчал Бильбо себе под нос. — И что я еду домой, в Шир, и пусть даже не думает присылать за мной потом или писать мне, я его письма в камин выкину! Эх, проклятье, только бы с ним все было хорошо... К досаде Бильбо, он не мог думать о своих бедах, поскольку все его мысли занимал Торин. Обида и горечь во рту стягивали скулы будто веревкой, но к ним примешивалась тревога. Торин болен, это было ясно. С ним что-то происходит, он готов пожертвовать всем ради кучи золота? Да нет же, Торин, которого он знал, таким не был — а значит, это просто морок, наваждение, которое со временем пройдет! Лишь бы не было слишком поздно! Бильбо тряхнул головой, отвлекаясь от своих нерадостных мыслей, и осмотрелся по сторонам. Чаща леса была довольно густой, не поймешь, в какую сторону бежать, если что. Вдалеке слышался треск веток и падали деревья — наверное, Смауг охотился. Хоть бы лес не спалил случайно, а то поди потом убеги от пожара! У него-то, хоббита, крыльев нет, летать он не умеет. Бильбо зябко поежился и прикинул, не наломать ли веток, чтобы развести костер. Что ни говори, а сидеть тут в темноте и ждать неизвестно чего было холодно — и страшно. Он поднялся, потопал ногами, подышал на озябшие руки. А ведь где-то там, у печей Эребора, так тепло сейчас... Бильбо согласился бы даже оказаться рядом с одержимым Торином, лишь бы согреться. Ветки перед ним затрещали, и мистер Бэггинс зажмурился от показавшегося слишком ярким после темноты света, исходившего от дракона. Смауг мельком глянул в его сторону, убедился, что пленник на месте, и удовлетворенно оскалился. — Собери веток, — велел он, указав кивком на поваленные деревья. — Я подожгу их. Я принес тебе поесть. На землю плюхнулась туша косули размером с самого хоббита. Столько мяса Бильбо не съел бы за неделю — однако от ужина отказываться он не собирался, даже несмотря на то, что туша была свежей и истекала кровью. — Спасибо, господин, — торопливо поблагодарил полурослик, вскочил и засуетился, собирая будущие дрова. Смауг наблюдал за ним с ленивым интересом, с которым заботливый фермер может смотреть на возню домашних кроликов за решеткой вольера. Дракон не выглядел агрессивным, хотя Бильбо и спрашивал себя, зачем бы ему кормить добычу. Впрочем, он, конечно, был не против. Хоббит сложил хворост горкой, и дракон, наклонив голову, послал из пасти тоненькую струйку пламени. Костер взметнулся сильным столбом, Бильбо с воплем отпрыгнул, едва не обжегшись, и Смауг негромко засмеялся, рокочуще и низко. Ветки сразу прогорели, и Бильбо немного забросал землей края костра, чтобы исключить опасность пожара, а потом стал прикидывать, как бы ему разделать косулю. Судя по сытому прищуру дракона, тот тоже успел пообедать, так что в ближайшее время полурослику ничего не грозило — если только не злить ящера. Бильбо огляделся по сторонам в поисках того, чем бы разделать тушку косули, но ничего не нашел. Тупить свой клинок, единственную защиту, которую у него почему-то не забрал дракон, не хотелось. Закусив губу, он помялся, но все же решился: — Господин, прости меня, но ты не мог бы... — Мог бы, — милостиво согласился Смауг. — Я вообще много чего могу. Что тебе нужно, воришка? — Я не смогу съесть сразу все это, — смущенно сказал Бильбо. В следующий миг он испуганно шарахнулся, поскольку дракон широко распахнул ужасную пасть, полную острейших зубов. Бильбо подумал, что Смауг рассердился на что-то и съест его, но этого не произошло. Дракон просто одним укусом отхватил почти две трети косульей туши, с хрустом разгрызая кости, и заглотнул, не жуя. — Так лучше? — ухмыльнулся он, глядя на куда меньший кусок мяса. — Да... конечно, — растерянно закивал полурослик. Пришлось преодолеть некоторую брезгливость и отделить мясо, перепачканное драконьей слюной, но он справился. Остатки мяса, нанизанные на палку, отправились на место над костром, чтобы стекла кровь. Бильбо аккуратно вытер руки платком, что у него завалялся в кармане. Подумать только, первым, что он попросил у жителей Эсгарота, была даже не одежда и горячее питье, а носовой платок! — Ешь и спи, — распорядился Смауг, приподнимая голову и прислушиваясь к ночным шорохам. Лес затих, все животные в страхе попрятались, все боялись огромного и страшного дракона, и это было приятно ящеру. — Завтра прибудем к цели. Бильбо подождал, пока мясо как следует прожарится, а освежеванный им кусок перестанет быть таким неприятно податливым под палочкой, и принялся за еду. О специях и приправах можно было не заикаться, как и о гарнире, но хоть чем-то набить желудок было приятно. Закончив трапезу и утерев рот и руки, полурослик старательно закопал кости, оставшиеся от пиршества, робко покосился на дракона, соображая, благодарить ли его, и улегся на землю, как было велено, подложив руку под голову. Он думал, что замерзнет к утру, ведь костер понемногу угасал, и у хоббита не было сил следить за ним. Однако дракон был совсем рядом, и от его огромного тела шел такой жар, что Бильбо стало даже душновато. Успокоившись на этот счет, он уснул. Утром Смауг даже не стал его будить, просто вздернул когтем за шкирку, так что Бильбо перепуганно вскинулся со сна. Сообразив, что кошмар с драконом ему не приснился, он обреченно вздохнул. Значит, опять полет на страшной высоте, когда и взглянуть-то вниз жутко... а потом что? Куда же несет его Смауг? Ответы на свои вопросы он вскоре получил — даже быстрее, чем ему самому хотелось бы. Дракон летел над землей, довольно высоко, и Бильбо старательно зажмуривался, чтобы не смотреть, куда именно они летят. Было жутко глядеть на крохотные деревья и ниточку реки внизу — полурослик до дрожи боялся высоты. Наконец, когда он уже успел снова слегка проголодаться, дракон стал спускаться. Осторожно глянув вниз, Бильбо не поверил своим глазам: земля, а точнее, высокие скалы, были совсем рядом, почти под животом Смауга. Как же высоки эти горы? Смауг приземлился, длинные когти царапнули камень, вниз полетела мелкая крошка. — Вот мы и на месте, — дракон оглядывался с некоторым неудовольствием. — Давно я тут не был, даже успел понадеяться, что не вернусь... Бильбо осторожно сполз с его шеи, не без радости коснувшись ногами земли. Пусть и камень один, травы нет, но все лучше, чем горячая чешуя постоянно двигающегося ящера и перекатывающиеся под ней мускулы! — Здесь я был рожден, вор, — Смауг кивнул на широкую пещеру, что чернела в лоне горы чуть в стороне от них. — Здесь учился летать и охотиться на добычу. Иди внутрь и жди, я буду за тобой. Бильбо не очень-то понял, как громадный дракон влезет в эту дыру: та ведь была не слишком велика. Конечно, для полурослика это могло сойти за ворота, но такой здоровенный ящер туда не протиснется! Как оказалось, он очень плохо был осведомлен о возможностях драконов. Когда полурослик ступил внутрь пещеры и сощурился, пытаясь привыкнуть к темноте, позади него послышался шорох. Поспешно обернувшись, Бильбо с изумлением увидел ошеломительную картину. Смауг, сидевший у входа в пещеру, уменьшался. Твердая чешуя пропала, сменившись смуглой кожей, а на сузившиеся плечи упали длинные пряди черных волос. Ужасная морда тоже потеряла свои очертания, меняясь. Бильбо в жизни не видел такого красивого и в то же время пугающего лица. Густые темные брови, продолговатые глаза темно-медового цвета, почти желтые, чуть светились в темноте. Острые скулы наводили на мысль, что тот, кто был минуту назад драконом, не слишком хорошо питается. Итак, спустя несколько секунд после начала странного превращения перед изумленным хоббитом стоял довольно высокий, полностью обнаженный... хм, человеком его Бильбо не назвал бы все же. Существо было высоким, нечто среднее между человеком и эльфом, и имело острые уши — тоже почти эльфийские. Но ширина плеч и крупная фигура наводили на мысль скорее о гномах. Бильбо запутался в определениях и просто опасливо смотрел, как Смауг подходит к нему и с усмешкой глядит сверху вниз. — Ты теперь кажешься немножко крупнее, вор, — голос у него остался таким же низким, но потерял змеиное шипение и густоту. — Но все же не настолько, чтобы победить меня. Я не стану отнимать у тебя твой ножичек, но даже не думай, что сможешь сбежать. — И не думал об этом, господин, — покачал головой хоббит. — Гм... Тебе не холодно так?.. Смауг удивленно осмотрел свои голые руки и пожал плечами. Кажется, горячая кровь дракона грела его даже в таком виде. — Сейчас я покажу тебе, для чего ты здесь, вор, — изрек он торжественно, сделав хоббиту знак идти за ним. — К этой цели я шел долго — и, по правде говоря, думал, что не найду подходящего мне существа... Но ты подходишь вполне. — Для чего? — едва дыша, пискнул Бильбо, торопясь за широко шагающим проводником. Человек-дракон хмыкнул: — Мне понадобится твоя кровь. Не дергайся так, совсем немного, несколько капель. А потом ты должен будешь поработать на меня, да как следует. В чем заключается суть работы, Бильбо понял ровно в тот момент, когда они прошли глубже в пещеру. Там, у дальней стены, в стороне от света и дискомфорта внешнего мира, покоилось огромное гнездо. В нем были навалены обломки скорлупы от яиц, подобных которым по величине Бильбо никогда не видел. Должно быть, тут когда-то плодились драконы. В основном в гнезде валялась только скорлупа. Однако в дальнем углу полурослик увидел одно яйцо, совершенно целое. Смауг присел у гнезда на корточки и коснулся кончиками пальцев шершавой поверхности темного яйца. — Это — мой нерожденный сын, — пояснил он. — Драконы были истреблены, а часть из нас вымерла от старости — и мать не успела дать ему жизнь. Я не хотел тратить время на это создание, однако теперь, когда я остался единственным драконом в мире, было бы неплохо обзавестись поддержкой. Чтобы родился дракон, нужно много тепла — и некоторое количество крови, которой нужно поить новорожденного. Причем это должна быть кровь существа с определенным запахом. Объяснить это тому, кто не является драконом, я не могу, однако это и не нужно. Твой запах подходит моему сыну — это все, что тебе нужно знать. Яйцо лежало здесь три сотни лет, и теперь пришло время ему развиться в живое существо. Бильбо слушал его, открыв рот. Вот уж никогда бы не подумал, что придется работать наседкой на драконьем яйце! А Смауг, между тем, указал ему на гнездо: — Привязывать я тебя не буду, все равно ты не сможешь сбежать с этой скалы. Сюда нельзя попасть иначе, как по воздуху. Забирайся в гнездо и грей яйцо своим теплом. На это должно уйти несколько дней, потом родится мой сын, а твоя кровь станет для него пищей на первое время. Видимо, мнение самого хоббита в расчет не принималось — но Бильбо на это и не рассчитывал. И уж точно лучше пока не злить чудовищного хозяина этих мест, даже если он требует от него невозможного. Осторожно забравшись в гнездо, Бильбо собрался умоститься рядом с яйцом, но Смауг тут же остановил его. — Нет, — резко сказал он. — Разденься. Твоя одежда помешает запаху проникнуть к чутью нерожденного дракона, а он должен пропитаться им и запомнить его. Ты же не хочешь стать его пищей в миг его рождения? Бильбо раздумывал недолго. Даже если ему предстоит сгореть со стыда, пока лучше исполнять все повеления этого колдуна-дракона неукоснительно. А потом можно будет подумать и о побеге — не может быть, чтобы отсюда нельзя было улизнуть! Он разделся, сложив одежду на полу у гнезда, и устроился на соломе, морщась от покалывания слежавшейся травы. Тут было холодно и мокровато: за много лет солома почти сгнила, превратившись в перепревшее месиво, хотя ее никто и не трогал, — и Бильбо старался об этом не думать. Он просто устроился на дне гнезда и обреченно обнял руками большое яйцо, прижав его к себе. Под скорлупой не чувствовалось ничего, похожего на жизнь, — оставалось лишь надеяться, что Смауг ошибся и его сын никогда не родится.