— Эй, Семён, подъём! — донёсся чей—то до жути знакомый голос.
От неожиданности я рывком встал с кровати и поскользнулся на мокром линолеуме, приложившись затылком об пол. Где я, чёрт подери? Немного очнувшись и протерев глаза, я огляделся по сторонам. Я находился в довольно большом, хорошо освещённом зале с обшарпанными стенами, а всё видимое пространство было уставлено кое-как застеленными железными кроватями. Где? На мой дом, или пионерский лагерь как—то не похоже. Скорее, на... тюрьму? Психиатрическую больницу? И тут я, наконец обратил внимание на обладателя голоса.
Передо мной стоял Шурик собственной персоной и широко улыбался. Обритая голова и бежевая роба с клеймом на груди его значительно изменили со времён лагеря, где его ставили в пример, как образцового пионера.
— Ты такой соня, даже утренний обход тебя не разбудил.
— Какой еще нахуй приём таблеток? Где я вообще? — Огрызнулся я. Мне было совершенно не понятно, что происходит. Опять? Меня выбросило куда-нибудь в параллельную реальность?
— Ой, да ну тебя. — Огорченно махнул рукой Шурик. — Ты что, опять забыл? У тебя же амнезия, после того, как ты разбился на машине в аварии вместе с отцом. А это — психиатрическая больница. Только не заставляй меня объяснять всё заново, пожалуйста. Иначе я напишу всё это на листе бумаги и положу тебе под подушку.
— Эмм... — Почесал я затылок, всё еще ничего не понимая. — А почему ты здесь?
Впрочем, меня это волновало мало, но теперь я начинал кое—что понимать. Похоже, меня опять высадили в другой реальности, да вот только не в той, где надо...
— Ну, смущенно улыбнулся он. — Недавно я начал слышать голоса в голове. Спустя некоторое время, эти голоса мне начали нашептывать страшные вещи, — Тут он прокашлялся и немного покраснел. — После чего я взял арматуру и разбил голову одной девочке. В итоге меня запихнули сюда. Сказали, шизофрения.
Отлично... Голоса он слышит. Но меня не узнал. Значит, либо не помнит, либо это "новая игра", или даже не знаю, как назвать...
— А ты был когда—нибудь в пионерских лагерях? — Поинтересовался я. Ну а вдруг, попытка не пытка.
— Да, был. — с сумрачным взглядом ответил он. — Но...
—
СЕМЁЁЁЁН! НА ТАБЛЕТКИ! — Донёсся чей—то истошный крик. Что характерно, тоже до боли знакомый.
— Ладно, беги, потом гулять пойдём! — Весело крикнул Шурик и развернулся к выходу из палаты.
Выйдя в коридор, я заметил, как лысый мужик в белом халате тащит в палату лампу для кварцевания помещений. На бейджике было написано "Анатолий". Кажется, я его где—то видел...
— Семён, тебя долго ждать ещё? — Сердитый женский голос доносился из конца коридора. Обернувшись, я увидел Ольгу Дмитриевну в белом халате, и почему—то совершенно не удивился.
— Да, иду, Ольга Дмитриевна! — Отозвался я, и подошел к ней. Она отсыпала мне добрый десяток таблеток, многие из которых я даже в глаза никогда не видел, и стакан с водой.
— Смотри мне, не дай бог опять выплюнешь куда—нибудь! — Пригрозила она мне, помахав кулаком, и скрестив руки на груди, уставилась на меня.
"Что?"
Засыпав таблетки в рот и давясь от горечи, опрокинул стакан в рот, подпихнув таблетки под язык. Вроде не заметила.
— Я могу идти? — Заискивающе поинтересовался я.
— Да, конечно. — Растерянно пробормотала она, развернулась и ушла. Ну что, начало хорошее. Шурик — шизофреник, Ольга Дмитриевна — медсестра, что меня ожидает дальше? Оглянувшись, я прошел по коридору мимо какого—то горбатого типа, у которого изо рта свисала слюна. Мне стало немного не по себе. Сплюнув таблетки в руку, я устремился к двери, где была прибита табличка туалета, и открыл её. В нос мне ударил невероятный запах, какой только представить сложно, в нем смешались все ароматы — тюремной параши, армейского гуталина и хлора. По крайней мере, что-то похожее. Толчки тут мыли, похоже, последний раз этак год назад. Выкинув таблетки в толчок, я вышел из туалета и увидел Шурика.
— А что, тут можно гулять? — Спросил я. Я себе немного по другому представлял психиатрические больницы. Обычно, полные орущих, бешеных психов, привязанных к кроватям, над которыми стоят санитары с дубинками и шприцами и накачивают их всем, что есть в арсенале Кащенки. Что же, первое впечатление, конечно не очень, но если я тут встречу Алису...
Дверь распахнулась, и мы с Шуриком вышли из отделения. В глаза ударил яркий солнечный свет. От отделения вело три асфальтированные аккуратные дорожки в разные стороны, от превосходных цветочных клумб просто взгляд нельзя было оторвать. Где—то вдалеке развевался флаг СССР, свидетельствующий о том, что я нахожусь в советской эпохе. Но какой год, определить было сложно.
— Пойдём! — Весело сказал Шурик и зашагал по центральной дорожке, ведущей прямо от отделения. — Сейчас в парке все гуляют, почему бы и нам туда не сходить?
— Ну, можно. — Согласился я. — Так ты был в пионерском лагере когда-нибудь?
...Не помню. — Он задумался. Впрочем, такой ответ я и ожидал. — Честно, не помню. Может и был.
Спустя несколько минут мы вышли на довольно большую асфальтированную площадь, которая видимо и была парком — везде росли деревья, цветочные клумбы были ухожены, на скамейках сидели разного рода "психопаты". Кто—то курил, кто—то читал книжку, а кто просто ходил кругами, видимо изображая из себя великого полководца, судя по довольно напыщенному лицу, отчего я прыснул. Усевшись на ближайшую лавку вместе с Шуриком, я начал оглядываться в поиске знакомых лиц. Спустя некоторое время, немного отчаявшись, я всё же заметил кое—кого.
Лена.
Конечно, со времён пионерского лагеря она немного потеряла свой былой блеск — растрепанные волосы, синяки под глазами, в каких—то трениках, футболке, и тапочках, которые ей были явно не по размеру, она сидела, уставившись в книжку рядом с курящим санитаром, который явно был приставлен к ней. И всё же, раз она тоже здесь...
— А это кто? — Махнул я на Лену. Раз у меня амнезия, и я ничего не помню, то пусть так и остаётся дальше.
— А это Лена из пятого отделения. — Некоторое время спустя заговорил Шурик, видимо забывший уже про моё существование. — я так особо о ней не знаю, но у как говорят, у неё раздвоение личности, и она неоднократно пыталась покончить с собой. Рассказывали, что она влюбилась в какого—то парня...
Дальше я его не слушал. Судя по количеству затянувшихся порезов на её руках и полностью отсутствующему выражению лица, его слова недалеко уходили от истины.
Но мой взгляд уже обратил внимание на другое лицо. То лицо, которое я ожидал увидеть больше всех остальных, вместе взятых. Да и ожидал ли, в психиатрической больнице? Хотел ли я её тут видеть?
Голова, обрамлённая копной рыжих волос, виднелась на опушке среди деревьев, резко контрастируя с цветущей зеленью. Её лицо я не видел, но я был уверен, что это Алиса. Это не могла быть не она. Доносилось тихое бренчание гитары.
Резко встав со скамейки и пройдя мимо почти заснувшего Шурика, я твердым шагом пошёл к опушке.
Она сидела на видавшей виды скамейке спиной ко мне и наигрывала ту самую песню со сцены в "Совёнке". Хотя, и несколько иначе. Я подошёл ближе, обошёл скамейку, и наконец, встретился с ней глазами.
Когда—то ярко горевшие рыжие глаза потускнели, а задорное выражение лица заменила маска безразличия. Она посмотрела на меня, в последний раз ударив пальцами по струнам.
Алиса... — только и смог с горечью выдохнуть я. Всё внутри сжималось и пульсировало, сердце грозилось вырваться наружу. Кто с ней это сделал? Или сделали? Или может, это уже другая Алиса, не из пионерского лагеря?
— Откуда ты знаешь моё имя? — безразлично поинтересовалась она, начав подстраивать струны, скорее от нечего делать.
— Я тебя знал раньше. — проговорил я. — Ты меня не помнишь?
— Почему я тебя должна помнить, если я с тобой раньше не встречалась? — хмыкнула она. — Хотя не спорю, лицо знакомое. Может, где-то и видела.
— Что, вообще ничего не помнишь?! — взорвался я, всё внутри кипело. — "Совёнок", пионерский лагерь, семь дней... ты учила меня играть на гитаре, играли в карты и я у тебя выиграл, подземный бункер, бутылка "Столичной", после чего мы...
Выражение её лица начало меняться. Как будто силилась вспомнить.
Это был сон... — пробормотала она, устало отложив гитару в сторону. — Просто сон. Ничего больше.
Это был не сон! — Крикнул я. Да что же с ней такое? — Всё было настолько реально, что сном это быть просто не могло!
— Не кричи на меня! — тут уже на повышенный тон перешла Алиса. — Псих гребаный, что ты пристал ко мне?! Хотя, чего я спрашиваю, тут все немного умом тронулись...
Я присел на лавочку. Алиса закрыла лицо руками.
— Да, я помню, но это был сон, просто хороший сон...
Я, не обращая внимания на её стенания, схватил в охапку и крепко прижал к себе. В ответ она обхватила меня за шею и захлебнулась в рыданиях.
Я так долго этого ждал... Просто прикоснуться к ней, ощутить тепло её тела, знать, что она рядом со мной. Всё остальное не имеет значения. А теперь нужно думать, что делать дальше.
А что дальше? Думал я. Совершенно очевидно, что и я, и Алиса — мы не принадлежим этому миру, выдуманном каким—то гребаным психопатом, раз она всё помнит. Или этот мир — тоже выдуман тем же, кто запихнул меня в "Совёнок"? Кто? И зачем?
На самом деле, к разгадке я так и не приблизился ни на йоту. Как и в "Совёнке", всё казалось до необычайного естественным, правдивым. Что мир, что его обитатели. Свежий ветерок, ласково трепавший мои волосы, щебетание птиц, сидящих в кронах деревьев... Но теперь я оказался в более равных условиях с его создателем — я помнил. Помнил всё, что произошло, и теперь я подготовлен.
Как же я ошибался.
— Я так долго тебя ждала... — всхлипнула Алиса.
Я тоже, — растерянно ответил я, гладя её по голове. Мозг взрывался, кипел, хаотично рассыпаясь мириадами мыслей, чтобы собраться в некое подобие единого целого и снова так же разложиться на отдельные части.
Из гипноза меня вывел звон колокола, судя по всему, призывающий на обед. И только сейчас я вспомнил, что сильно, нет, просто до безумия голоден.
Пошли? — предложил я. Алиса схватила гитару.
— Подожди, сейчас, я в своё отделение занесу её! — Прокричала она, и скрылась между деревьев. Примерно минут пять я жарился на опушке, подставив бледное, небритое лицо навстречу палящему солнцу. Алиса прибежала чуть ли не в припрыжку, глаза горели прежним огнём, на лицо вернулась та самая надменная ухмылка.
Мы взялись за руки и пошли в столовую. Столовую ли? Место для принятия пищи больше напоминало какой—то цех по внешнему виду, у входа толпилась небольшая кучка "психопатов". Пройдя в столовую, мы прошли пункт раздачи, я набрал всего не глядя и уселся с Алисой за ближайший пустой стол.
Да уж, питание в пионерском лагере было куда лучше. Гороховый суп, по всей видимости, варили из подметки и гнилого топорища, чай в красной чашке, чуть побольше напёрстка отдавал какой—то тухлятиной, а куском сливочного масла можно было забивать гвозди. Единственное, что было приличное — это хлеб.
— Ты давно здесь? — спросил я, давясь этой жижей, которую по недоразумению называли здесь супом.
— Да. Не помню, сколько. — ответила она, задумчиво ковыряясь ложкой в тарелке. — когда я тут очнулась, перед носом трясли бумажкой с диагнозом "алкоголизм последней стадии". Первое, что я подумала — я сошла с ума. Начала рассказывать про "Совёнок", тебя, и всё, что тогда произошло, но когда санитары начали ухмыляться, я поняла, что нахожусь в дурдоме. После чего меня регулярно накачивали таблетками, я была похожа... на растение? Наверное. Уже позже я начала выбрасывать таблетки, и осознавать, что я на самом деле у меня не поехал шифер, как мне упорно утверждала Виола, наша заведующая отделением. Хотя, кто знает? — ехидно ухмыльнулась она. — Но если ты — плод моего воспалённого воображения, то я с радостью останусь здесь навсегда, с тобой.
Послышался скрип отодвигаемого стула, и с нами рядом села Лена.
— Можно? — краснея и смотря в пол, спросила Лена. Если у неё раздвоение личности в этом мире, то скорее всего, сейчас преобладает та самая сторона, стеснительная и скромная, которую я всегда знал.
— Конечно. — ответил я, и подвинул поднос. Лена уселась рядом и начала быстро жевать пищу, носом чуть ли не уткнувшись в тарелку. Интересно, она тоже реальный человек, как и я?
А кто знает, насколько реален я? И насколько реальна Лена или Алиса? С чего я вообще взял, что я — настоящий, а они — лишь плод моей фантазии, а не наоборот?
Под эти псевдофилософские размышления я закончил с обедом, встал и отнёс поднос к окну раздачи. Дождавшись Алису, я вышел вместе с ней на улицу.
— Мне пора в своё отделение на тихий час и таблетки. — проговорила Алиса недовольно. — если не приду, выпускать не будут.
Моментом позже я прижал её к стене и поцеловал, вложив в этот поцелуй все свои чувства к ней. Стояли мы так около минуты, пока она не начала брыкаться.
— Ну все, отпусти. — засмеялась она, кашляя. — А то задушишь ведь.
— Ты сама кого хочешь, задушишь. — Ухмыльнулся я. — сегодня ещё сможем увидеться?
— Да. После ужина, на том же месте. И без опозданий! — Бросив на меня лукавый взгляд, Алиса развернулась и пошла к своему отделению.
Мимо меня прошел... Электроник, держа в руках книжку "451 градус по Фаренгейту", насколько я успел понять по обложке. Хотел было его окликнуть, но ко мне подошёл Шурик.
— А что с ним? — Поинтересовался я. Шурик вздохнул.
— Аутист. Тихий, спокойный, ни с кем никогда не разговаривает, но способности у него по части математики и механики, чтобы не соврать, впечатляющие. Да и вообще! Я тебе точно когда—нибудь напишу всё на бумажке и буду тыкать каждый момент, когда будешь забывать.
— А напиши. — вдруг неожиданно согласился я. — А то вдруг забуду.
Он вздохнул ещё больше. — Ладно, напишу после ужина, а то сейчас поваляться хочу. Кстати, на таблетки не забудь придти.
***
Я завалился на свою кровать, едва отыскав её. Рядом стояла тумбочка, на ней была моя фамилия. И как я её раньше не заметил? Она была закрыта на замок. Покопавшись в карманах, я нашёл ключ, ранее который не замечал, и открыл тумбочку. Там обнаружилась пара пачек сигарет "Менеджер", украинских, судя по "Сигаретам з фiльтром", банка сгущёнки, батон колбасы и в самом дальнем углу — что—то завернутое в газету, судя по всему, бутылка. Тихо развернув её, я обнаружил, что это "Столичная". Причем полная до горлышка. От греха подальше запихнув свой первоначальный набор предметов (при этом возникла ассоциация с компьютерными RPG, где персонаж появляется в мире без ничего). А у меня хоть водка есть! Накатить бы сейчас, да не положено...
***
— Стой! — пискнул я. Ни на что большее меня не хватило. Сердце, казалось, выскочит из грудной клетки, а спина мгновенно покрылась холодным потом. Прицелившись в его сторону, я крикнул ещё раз. Без толку. Он только наращивал скорость. В руке был зажат кусок изогнутой, ржавой арматуры, его горящие, полыхающие тупой, животной злобой глаза, казалось, смотрели мне прямо в душу. Я прицелился ему прямо в грудь, надавил на спусковой крючок, и...
Ничего не произошло.
А ты его с предохранителя снял, кретин?! — Откуда—то издалека послышался визг Алисы. Но она была рядом, стояв за моей спиной.
Нужно всего лишь немного сосредоточиться — секунд пять у меня ещё в запасе есть. Я глубоко вдохнул, перевёл дрожащим пальцем положение предохранителя на стрельбу очередями, и надавил на спусковой крючок.
Из—за неправильного положения для стрельбы меня сильной отдачей сбило с ног. Большинство выстрелов ушло "в молоко", но последний патрон вошёл ему в лоб и в лучших традициях голливудских боевиков разворотил лобную долю, и фонтан из мозгов разлетелся по сторонам...
***
— Опять ты спишь! — услышал я голос Шурика.
— Да. Опять. — Согласился с ним, потирая глаза.
— Скоро ужин. Собирайся, пошли.
По быстрому одев свою тюремную робу, я собрался, и прошёл мимо санитара Толика, который прижимал к кровати какого—то лысого буйного пациента лет 60 на вид, вытаскивая из кармана шприц. Зрелище, конечно, было увлекательное, но меня ждёт Алиса.
— Отъебись от меня, грёбаный либерал! — кричал пациент, пытаясь ухватить зубами санитара за руку, делающего ему укол. — Я всё ещё жив! Я легитимен! Мочить в сортире! Она утонула...
Договорить он не успел, потому что его глаза закатились, и блаженная улыбка растянула его лицо.
— Встаём с колен... — мечтательно пробормотал он, и уронил голову на подушку. Что—то мне это напомнило. Выйдя на улицу, я вдохнул свежий воздух, наполненный ароматом цветов. Солнце уже заходило, багрово—красным диском утопая на горизонте. Где—то наверху тянулся белый след от пассажирского самолета, устремившегося навстречу своей Фортуне.
Теперь я был более избирателен в выборе еды — я взял лишь чай, хлеб и тарелку с чем—то, напоминающим запеканку. Поскольку Алисы нигде не было видно, я уселся за ближайший стол, за которым уже сидела Лена... и Славя?
Она меня, видимо, не узнала — когда я сел, она не обратила на меня ни малейшего внимания, продолжая увлеченно ковырять запеканку и о чем—то спорить с Леной. К их разговору я не прислушивался. Тут ко мне подсел Шурик.
— А с ней что? — тихо спросил я, кивая головой на Славю.
— Вот что с ней, я не знаю точно, не могу сказать. — прошептал он мне на ухо. Я с ней особо не общался.
Впрочем, по ней было видно, что она ничем таким не болеет. Слюни не капают, глаза не на выкате... Что она тогда здесь делает? Нет—нет—нет, сейчас опять мозг начнет задавать неудобные вопросы, лучше не думать об этом. Доев свой нехитрый ужин, я отнёс поднос, и выйдя из столовой, направился к месту встречи.
Зайдя на опушку, я увидел на лавке одиноко лежащую Алису, мечтательно уставившейся в небо.
— Наконец—то ты пришел. — прошептала она, встала с лавки и бросилась мне на шею.
— Почему на ужине не была? — Поинтересовался я, глядя ей в глаза. — Я тебя ждал.
— Не хотелось. — небрежно бросила Алиса. — теперь я начинаю всё вспоминать в подробностях. Лена, Славя, Ульяна, Ольга Дмитриевна... Они мне казались вымышленными, но теперь... Чёрт с ними. — зло проговорила она.
— Что—то случилось? — учтиво спросил я, выпустив её из объятий.
Да! — вспыхнула она. — Мороженого хочется. И ещё кое—чего.
— И чего же, позвольте узнать?
— Ну а ты как думаешь? — промолвила уже более мягко, заглядывая мне в глаза. — Я как раз вспоминала в подробностях наш последний вечер в "Совёнке"... Не желаешь повторить?
— Конечно же хочу... — мой рот растянулся, наверное, до ушей в ехидном оскале.
Как бы я назвал то, что со мной происходит? Весь мой механизм, наконец начал работать на полную силу. Я наконец обрёл цель жизни, чётко расставив приоритеты. Мне было к чему стремиться. И это самое главное.
Когда меня спрашивают, с чего всё началось, я говорю им: всё началось в тот день, когда я встретил Алису в солнечном пионерском лагере "Совёнок" и с тех пор мы полюбили друг друга навеки. В настоящую историю никто и никогда бы не поверил. Мы были детьми, не ведали забот, мы поклялись любить друг друга вечно, и теперь мы цельный организм, одна часть которого не будет работать без другого. Потому что по другому нам не выжить.
***
Мы лежали с Алисой, обняв друг друга и смотрели на ночное небо, усеянное мириадами звёзд. Мы ничего не говорили — слова были лишними.
Я не хочу больше тебя терять. — прошептала Алиса мне на ухо. — Не уходи больше никогда.
— Я отвечаю "конечно". Потому что другого ответа я даже в мыслях не допускал. Более честно, конечно было бы ответить
"Это не от меня зависит"...
Возвращаясь к вопросу о том, как бы я назвал происходящее? Бесконечное Лето, пожалуй...
