Побочный эффект

0. Если уж говорить серьёзно, то как же следует жить? Если предположить, что каждая мелочь и правда влияет на нашу жизнь. Если условиться на том, что добра и зла нет, что всё, что люди считают важным — на самом деле лишь жалкая попытка скрыться, спрятаться от осознания бессмысленности всего того, что происходит вокруг. Если смысла и правда нет, то зачем мы живем? Кому и зачем нужно какое-то абстрактное и далекое от реальности счастье? Разумеется, Человек-Паук погиб. В общем-то, ничего удивительного в этом нет — все рано или поздно умирают, даже вымышленные персонажи. Всю свою жизнь, от начала и до конца, мы только и делаем, что постепенно умираем. Конечно, можно сказать о том, что если человек что-то оставил после себя, то в каком-то роде он становится бессмертным. Память о нем проходит через годы, столетия, и так или иначе люди помнят о нём. Жив такой человек или мёртв? Кто знает, будут ли помнить того же Человека-Паука спустя столетия? Суждение о том, что он и другие – просто продукт массовой культуры, довольно убедительно. Особенно если посчитать доходы от комиксов, фильмов и прочих товаров, выпускающихся под соответствующей торговой маркой. Возвращаясь к судьбе нашего героя. Да, он умер. Сложно сказать, что именно его убило. Возможно, «великая ответственность». Питер Паркер является отличным примером человека, чувствующего свою ответственность буквально за всё, что происходит вокруг. Такая ноша слишком тяжела, и, должно быть, её никому не под силу удержать. И чем больше пытаешься держать её, тем больше вокруг появляется обстоятельств, мешающих этому. Может быть, обстоятельством, после которого всё начало рушиться, стало убийство дяди Бена. Если человек надевает маску и идет бороться с преступностью, это похоже на сознательное саморазрушение. А, может, и нет. Если говорить конкретно об этой истории, с Факелами, Норманом Озборном и Гвен Стейси, то она слишком трагична. Чересчур много событий, после которых не хочется жить. Часто бывает так, что даже одна смерть полностью меняет мировосприятие человека. Здесь же было много смертей. Слишком много. Вдобавок постоянное чувство вины, беспомощности, нагнетание обстановки Гоблином и так далее. Возможно, чувство вины и желание покончить со всем этим, наконец, перевесило чувство ответственности, стремление к борьбе и справедливости. А, возможно, и нет. У этой истории есть множество концовок. Но рассказана будет только одна. 1. Человек-Паук сидел на крыше здания, свесив ноги вниз, и держал в руках клочок бумаги, на котором размашистым почерком был написан адрес. Если всё верно, Майлз Уоррен находится именно там. Ещё Гоблин дал пистолет. Питер достал его из пакета и повертел в руках. — Ну и чего ты медлишь? Иди туда и прикончи его, - донесся до него чей-то голос. Питер посмотрел по сторонам. Никого не было. — Тебя нет! – крикнул Питер, закрыв руками уши, — это всё гоблинский газ! — Да какая разница, Паучок? Есть я, или нет? Ты, как выяснилось, тоже не особо реальный. Питер сунул пистолет в карман, зацепился паутиной за крышу соседнего здания и полетел. — От себя тебе не убежать, - произнес голос уже громче, - ведь я — это и есть ты. Пойми, наконец, все проблемы исчезнут, как только ты это сделаешь. Всё закончится. Ты сомневаешься, да, я тоже. Ведь это касается нас обоих. Тебе ведь уже даже не приходится выбирать. Выбор сделан. Остается только выполнить то, что нужно. Питер летел молча, стараясь не вслушиваться в эти слова. Вокруг дома, небоскребы, свет из окон, внизу маленькими яркими точками мерцают автомобили. Неужели всего это нет? — Конечно, нет. Вот потому-то всё это и не важно, - ответил голос в голове, угадывая мысли Питера. Полёт продолжался. Вот он уже пролетал мимо того места, где когда-то возвышался огромный Эмпайр Стейт Билдинг. Теперь здесь стоит памятник погибшим в ходе теракта Факелов. Таких памятников в городе уже насчитывалось больше десятка. Питер огляделся. Того здания, на крыше которого они сидели и разговаривали с Гвен Стейси, уже тоже не было. — Знаешь, что больше всего меня раздражает в той слащавой истории про любовь? Лицемерие. «Скоро мы поймаем Факелов, скоро я вылечусь, скоро полетим в Париж, давай-ка обнимемся». Фу. Не знаю, кого ты больше пытался обмануть в тот момент, себя или её. Факелы до сих пор не пойманы, никакой болезни нет, Гвен мертва, и, как выяснилось, ты даже не испытывал к ней настоящих чувств. И ты смотрел ей в глаза и врал, прекрасно осознавая величину своей лжи. Ты только и делаешь, что врёшь. Ты врал даже Мэри Джейн, и это спустя считанные минуты после смерти твоей подружки! Питер летел дальше, вниз по Манхэттену. Вдалеке уже виднелся мост Уильямсберга. Где-то здесь, среди этих зданий, ещё летом была одна из стычек с Орлом и его отрядом Факелов. Битва за папку с данными по межвременному акселератору. Насколько важным был этот момент? Момент, когда они лежали на крыше припаркованного автомобиля и били друг друга, оба уверенные в своей правоте. — Враньё, Питер, сплошное враньё. Ты говорил ему, Орлу, когда лежал под обломками небоскреба, что зло порождает зло. Ну, и что это, по-твоему, значит? Можно ли считать злом безразличие? Считаешь ли ты себя безразличным, равнодушным? Наверняка, нет. Ты же герой, борец за добро и всё такое. Помогаешь людям, попавшим в беду, да? Спасаешь жизни и так далее. Но ведь это же враньё, от начала до конца. Кому как не мне это знать? Тебе ведь всё равно, тебе плевать на смерти, тебе плевать на убийства, тебе плевать вообще на всё, но ты не желаешь признавать этого. Ты врёшь себе самому, в первую очередь. Взять ту же Гвен. Искренни ли твои переживания по поводу её смерти? Я так не думаю. Тебя это не цепляет. Ты уже давно не здесь, не в этом мире. Твои мысли направлены совсем не на то, что тебя окружает. Но скоро ты поймешь, что игнорировать все эти противоречия больше нельзя. Погода портилась. Ветер срывал со зданий брошенные Пауком нити паутины и кружил их по небу. С досадой Питер отметил про себя, что этот голос принадлежит только ему одному. 2. За этой самой дверью — он. Майлз Уоррен. Вела ли дорога Паука именно к этому человеку всё это время? Сложно сказать. Позади — избитая до полусмерти охрана, роботы с вывернутыми наизнанку внутренностями, взрывы, ранения, кровь… Но он здесь. Готовый пройти через толпы Факелов, но не готовый взглянуть в глаза человеку, который столько времени незримо присутствовал в его жизни. Что его ждет за этой дверью? Прозрение? Очищение? Удовлетворение жажды мести? Или же смерть? С пониманием того, что голос в голове принадлежит только ему, пришла и тишина. А может, просто кончилось действие газа. В любом случае, теперь он слышал только свои мысли, он мог размышлять так широко, как никогда прежде. Стены в его голове исчезли. Убийство — не «необходимый грех» ради того, чтобы всё просто закончилось, а вполне осознанное действие, логическое завершение всех предшествующих событий. Но теперь стоял вопрос — а кого именно стоит убить? Уоррена, как связующего элемента между прошлыми страданиями и настоящими? Или обоих? Теперь Питер допускал и самоубийство как вариант. Невозможность избавления мира от всего того зла, что он сделал, или же допустил, рождало вполне логичное желание избавить мир хотя бы от самого себя. И от Уоррена. Ни в одном из вариантов действий, отмеченных Питером в мыслях как допустимые, даже не рассматривалась возможность сохранения ему жизни. Он должен поплатиться за всё. Хотя бы он. Питер снял с себя маску и просунул в неё руку. Вот каким они его видят. Паутина, опутывающая голову и белые глаза, за которыми ничего нельзя увидеть. Человек-Паук. Герой. Но он уже не боролся внутри себя с этим героизмом, он осознал, что его нет и не было. Всё это надуманно, глупо. Никакого героизма. Никакого добра и зла. Никаких хороших и плохих поступков. Но что тогда вообще остается? Одна лишь месть? Слепой бунт? Желание делать то, что хочется, а не то, что якобы правильно? Но где здесь бунт, где здесь порыв к свободе, когда он делает то, что велит ему Гоблин? Выходит, он обрел не свободу действий, а хозяина. Он стал рабом. Эта мысль сводила его с ума. В отчаянии, или же в ярости, он бросил маску на пол и плюнул на неё. Но ведь Гоблин, в сущности, был прав. Он принуждал его к тому, с чем он и так согласен. Или же Гоблин лишь заставил думать, что он согласен? Если всё это нереально, то почему он должен вообще делать что-то? Почему он должен мстить? Если он свободен, то почему чувствует себя заложником этой абсурдной ситуации? Если в действительности он существует лишь где-то между строк чьих-то больных фантазий, то почему все эти смешанные противоречивые чувства сжигают его изнутри? Если ничего нет, то почему так больно? Ему хотелось прекратить всё это. Всё бросить, просто уйти отсюда, навсегда. К чёрту Уоррена, к чёрту Гоблина, к чёрту вообще всё это! Ему хотелось кричать, ему хотелось вырезать со своей груди символ паука и утопить его в холодной крови. Ему хотелось сдирать с себя кожу, танцевать, размахивая конечностями во все стороны, смотреть на себя в зеркало, пытаясь состроить самую страшную рожу в его жизни. Ему хотелось и жить, и умереть, страдать от водопада чувств и упиваться безразличием к миру и самому себе, но вместо всего этого он открыл дверь. 3. Майлз Уоррен сидел в своем кабинете перед главным компьютером и наблюдал. Следил за тем, как Человек-Паук пробирается сквозь толпы охранников, клонов-мутантов и роботов Смайта. Уоррен не мог понять, что им движет. Разумеется, Паркер давно ведет охоту на Факелов, желает остановить их. Но сейчас он был сам на себя не похож. Не ясно, в ярости он, или же в отчаянии, но то упорство, с которым он шел, та сила, с которой он избивал каждого, кто встанет у него на пути, проникала в кабинет даже через экран компьютера. Уоррена удивляла эта безжалостность Паука, как к своим врагам, так и к самому себе. Он был весь изранен, вместо лица — кровавое месиво, но продолжал идти несмотря ни на что. Уоррена охватил страх. Не столько за себя, за свою жизнь, сколько за свою работу, в которую он вложил всю свою душу. По сути, его труд и был его смыслом жизни. Всё то, что он выстраивал годами, рисковало рухнуть раз и навсегда. Если Паук всё разрушит, Уоррену уже никогда не восстановить созданное им за многие годы. И тогда жизнь для него по-настоящему лишится смысла. Он сидел и ждал. Что ему оставалось делать? Он ждал и надеялся, что Пауку не удастся добраться сюда, что он не победит. Он уже даже не был похож на живого человека, как будто пострадавший в жуткой аварии встал на ноги, чтобы упасть в последний раз. Но Паук всё не падал. Хранилище клонов, которые пребывали в отключенном от компьютера состоянии, находилось прямо за стеной кабинета Уоррена, но не было связано с ним дверью. Размышляя над выходом из этой ситуации, Майлз подумал о том, что стоит вернуть остальных лидеров «Факела», чтобы они смогли решить проблему вместо него. Он уже готов был нажать на нужные кнопки, но затем всё же одумался. Зачем? Какой от них теперь смысл, когда они здесь, в западне? — Нужно взять себя в руки, — сказал Уоррен. Он опомнился от своей минутной слабости и продолжил следить за происходящим. То рвение, с которым Питер бил по роботам, не давало поводов усомниться в том, что он сильнее по духу, чем предполагал Уоррен. Неужели он и сильнее его самого? Нет, не может этого быть. Уоррен трудился всю свою жизнь, работал, не покладая рук. Чтобы добиться желаемого ему многим пришлось пожертвовать. То упорство, с каким он выносил все тяготы жизни, прислуживание разному скоту вроде Седовласого… А те невероятные успехи, которых он добился в области клонирования! Несомненно, всё это закалило его характер и возвысило над простыми людьми. Даже над остальными лидерами «Факела». Он задумался о том, почему всё случилось именно так, а не иначе. Было очевидно, что планы начали основательно рушиться с того самого момента, когда был приведен в действие проект «Пятно». Проект, против которого он был с самого начала. Единственная инициатива Факелов, которая вызывала у него недоумение. Остальные были ему, в принципе, ясны — жажда денег, власти, влияния. Но зачем нужен был психопат в нелепом костюме? Ради каких-то абстрактных знаний? Столько денег было потрачено на технологии, на исследования, и к чему всё это привело? Человек-Паук ломает кости охране одного из самых засекреченных и охраняемых мест в городе. Вот к чему это привело. Во всем виноват Гоблин, иначе говоря, весь проект «Пятно» целиком. Так рассуждал Майлз Уоррен, сидя в своем кресле. Затем он задался вопросом — а как Пауку вообще удалось узнать местонахождение базы? Он был уверен, что просто так найти её было невозможно, а значит оставалось лишь одно логическое объяснение произошедшему — Гоблин. Проект «Пятно». Кучка кретинов, ослепленных желанием власти, вот что было причиной вторжения Человека-Паука. Майлз Уоррен и раньше задумывался над тем, правильным ли решением было присоединяться к Факелам. Но теперь, в этот критический момент, вопрос встал наиболее остро. Пока у него ещё было время подумать над этим. Да, без тех средств, которые Факелы вкладывали в его проекты, он бы не смог за каких-то шесть лет добиться таких внушительных результатов. Но рано или поздно он бы всё равно пришел к тому, что имеет сейчас. Он с грустью вспоминал о тех временах, когда все решения он принимал единолично, когда результаты его опытов никто не оспаривал, когда отвечать приходилось только за себя, а не за целую криминальную империю. Свобода действий. Вот чего, пожалуй, ему больше всего не хватало во время работы с Факелами. И теперь, когда к его кабинету стремилась полоса из избитых, измученных тел, Уоррен по-настоящему осознал это. Не будь никаких забот с Факелами, он бы смог сосредоточиться на том, что важнее всего. На клонировании. Он твердо был уверен в том, что в клонировании — спасение от всех бед человечества. Как только это открытие внедрится в общественную жизнь, оно перевернет всё с ног на голову, как открытие электричества в своё время. Сколько бед решится раз и навсегда, если бы только ему позволили делать то, что он и так делает. Старение, смерть, голод — список, как говорил Уоррен своим коллегам по «Факелу», можно продолжать бесконечно. Но нет! Толпа не хочет избавиться от проблем. Толпа боится нового, толпа устраивает гонения на тех, кто желает перемен. «Клонирование — аморально», «у клонов нет души»… Эти лозунги, думал Уоррен, просто никчемны. Они прикрываются какой-то жалкой лицемерной моралью, держатся за свои устаревшие стереотипы, даже не пытаясь вникнуть в сущность вещей. Неужели такая участь постигает все великие умы? Неужели толпа никогда не перестанет тормозить прогресс? Что есть они по сравнению с ним, с человеком, который вознесся над природой, который совершил то, что большинство считало невозможным? Своими экспериментами он решил множество извечных проблем, а что получил взамен? Запрет на клонирование, упреки, Человека-Паука, шагающего прямо к его кабинету. Уоррен думал обо всем этом и окончательно убедился в том, что присоединение к Факелам было ошибкой. Большой ошибкой. Именно они окончательно загнали его в эту яму, в которой он и сам позабыл, ради чего всё было задумано. Они использовали его гений, рассматривали науку как средство, а не как цель. Игнорировали величие науки, превратили его в раба их воли к власти. Но теперь всё изменится. Если удастся выбраться из этой ситуации, он займется тем, чем и должен был заниматься всегда. Наукой. Наукой истинной, совершенной. Именно поэтому он должен спасти, защитить всё то, что у него уже было. Нельзя допустить того, чтобы Человек-Паук разрушил всё. Нельзя. Это было просто немыслимо. Кто такой Человек-Паук по сравнению с ним, Майлзом Уорреном? Никто. Он не принес своим «геройством» миру и половины той пользы, что принесло, например, клонирование той же Мэри Джейн. Один из первых удачных опытов клонирования… Но не из последних! — Я не я, если не разберусь с Пауком, — с решимостью в голосе вслух произнес Уоррен. Он вспомнил, ради чего всё это делается. И это ещё больше подстегнуло его желание бороться. Он не мог допустить того, к чему стремился Паук. Победа любой ценой — вот какова цель Уоррена. Больше Майлз не ощущал страх, только ненависть. Ненависть и желание разобраться с Пауком. Он готов был придушить его голыми руками. В этой порыве эмоций Уоррен ударил кулаком по столу, вскочил с кресла, полный решимости всё закончить. Он и сам не понимал, зачем встал. Сделал это неосознанно, в мыслях весь поглощенный борьбой. Он не видел больше ни мониторов, ни кресла, лишь образ умирающего Человека-Паука крутился у него в голове. Предвкушение расправы захватило его, он уже воображал, будто бы держит труп Питера Паркера у себя на руках. Вот он, жалкий и беспомощный. Сухое, безжизненное, окровавленное тело. Мусор, не достойный существования. Уоррен сжимал обеими руками только воздух, но пальцы его чувствовали, как под их тяжестью ломается шея Паука. Очередное дьявольское убийство рассеялось, исчезло так же внезапно, как и появилось. Мысль о том, что его мечты перерастали в галлюцинации, заставила Уоррена содрогнуться от ужаса. Но вот дверь открылась. Паук вошел внутрь. Пора было переходить от мечты к реальности. 4. Несколько минут они стояли в тишине и смотрели друг на друга. Всё было кончено. Вот он этот момент, вот она последняя точка, за которой уже нет никакой вражды, никакого противостояния. Это конец. Оба понимали, что из этой комнаты выйдет только один. И каждый из них думал, что этим единственным выжившим будет именно он. Питер, несмотря на всё то, что творилось у него в голове, вполне здраво оценивал ситуацию. Он понимал, что даже будучи израненным и обессиленным, всё равно сильнее Уоррена. Да и о какой силе идет речь, если в руках у него пистолет. Один выстрел и от Уоррена кроме воспоминаний ничего не останется. Это должно случиться. Он не был настроен говорить. Конечно, он мог бы сказать что-нибудь в духе «ага, вот ты и попался», или же «час расплаты настал», а потом толкнуть какую-нибудь речь о том, какими были ужасными его злодеяния. Или же он мог узнать всю правду, узнать, какой в этой резне был смысл с точки зрения Факелов. Но теперь всё это казалось Питеру глупым и бесполезным. Это уже не важно. Ему казалось, Уоррен тоже не настроен говорить. Он застал его в растерянном виде, и с тех пор, как Питер вошел, Уоррен только и делал, что стоял и смотрел на него. Затем он слегка успокоился, собрался с мыслями. Питер уже было подумал, что Майлз понимает в чем дело и просто ждет, когда его прикончат, но нет… — Ну что, так и будем стоять? — абсолютно спокойным, как будто безразличным к происходящему, тоном произнес Уоррен, поправляя свой зеленый пиджак. Питер задался в мыслях вопросом о том, к чему это представление, но продолжал молчать. — Ты мог бы и ответить. Хотя бы ради вежливости. Уоррен сел в своё кресло, откинул голову на спинку и сложил руки у себя на коленях. Питера трясло от злости. Он крепко сжимал в руке пистолет. Ему ничего не стоило выстрелить, он чувствовал, что готов, но что-то останавливало его. На ум ему пришла мысль о том, сколько злодеев, из-за того, что они сразу не убивали его, он сумел в итоге победить. А по его лицу тем временем стекали капли перемешанной с потом крови. Хотелось вытереть их, поскорее избавиться, чтобы не мешали, но он ничего не делал. — Меня интересует вот что. Как ты нашел это место? Это ведь Озборн подсказал, я прав? — Какая теперь разница? Питер поднял пистолет. Прицелился. Его палец уже на курке. Одно нажатие — и Уоррен умрет. Отправится вслед за теми, кто погиб по его вине. — Вот оно что. Решил прикончить меня. Затея, конечно, любопытная, по-своему оригинальная. Но неужели ты, правда, думал, что можешь придти сюда и просто так отправить меня в мир иной? Тебе кажется, что я легкая добыча, или что? Думаешь, я слабый и беззащитный, и спасти меня могут лишь кучка идиотов, поклоняющихся Факелу? На это ты намекаешь своим пистолетом, а? Затем случилось то, чего Питер никак не ожидал. Внезапно Уоррен начал меняться. Его тело стало более крепким и высоким. Под напором этого превращения одежда Уоррена изорвалась и посыпалась на пол, оголяя его тело, стремительно обраставшее густой зеленой шерстью. За несколько секунд из Майлза Уоррена он превратился в огромного зверя, с острыми когтями и телосложением хищника. Питер вскрикнул от неожиданности и нажал на курок. Звук выстрела раздался по всему кабинету. Он закрыл глаза и вздохнул. Что же Уоррен с собой сделал? В любом случае, теперь это создание было мертво. Или же нет? Питер открыл глаза, чтобы убедиться. Перед ним открылась весьма жуткая картина. Он целился Уоррену в голову, но после превращения его голова оказалась намного выше, чем была в его человеческом обличии. Пуля вошла в область груди. Уоррен сидел на стуле и словно выжидал момента, чтобы наброситься. Пуля, по-видимому, не очень навредила ему, лишь разозлила. Питер сделал шаг назад. В ответ на это Уоррен завыл, не способный на человеческую речь в таком состоянии. Этот вой перерос в злобный рык, и вот он уже сорвался со стула и бросился на Питера. Невероятная скорость. Питер даже подумать не успел о том, чтобы выстрелить повторно, как Уоррен повалил его на пол и придавил одной рукой, а другой отбросил пистолет в сторону. Уоррен было начал бить Питера по лицу, затем впился когтями на руках в его тело, оставляя глубокие раны, затем и вовсе вскочил, взял Паука за ногу и, подняв, швырнул обратно на пол. Он будто не знал, как именно хочет с ним расправиться, поэтому пускал в ход всё, на что способен. Сила Уоррена поражала, он бил намного сильнее, чем большинство прошлых противников Человека-Паука. Сильнее, безжалостней, бесчеловечней. Да, Уоррен совсем утратил свой человеческий облик, обнажив свою звериную сущность. Гениальный учёный уступил место совсем не похожему на него животному. Или наоборот? Возможно ли, что именно таким он и был внутри всё это время? Интеллект Уоррена, которым он так гордился, сменился на животные, первобытные инстинкты. Питер понимал это и, под натиском ударов, он думал о том, как бы вырваться из этой ситуации, как победить. Обычно в таких ситуациях ему помогали его ум, ловкость, внимательность к мелочам… Паутина, в конце концов. Могло ли всё это спасти его сейчас? Сам он так не думал. Он был обессилен, изранен, а зверь, с которым он сражался, был настолько стремительным и сильным, что не давал Питеру даже секунды, чтобы перевести дух и попытаться начать атаковать самому, а не только безуспешно пытаться укрыться от Уоррена, его зубов и клыков. Питер попытался отвлечься от того факта, что Уоррен избивает его в углу, и взглянуть на ситуацию со стороны. Вот он, лежит в углу возле двери в кабинет. Вот Уоррен, дикий зверь, готовый разорвать его на части. Пистолета, с которым он пришел сюда, нигде не было видно. Конечно, можно было бы попытаться найти его, но не в условиях такой битвы. По сути, и всё. Кроме компьютера и кресла здесь больше ничего не было. Не за что зацепиться, ничего не использовать. Хотя… Он мог выскользнуть из лап Уоррена, проскочить прямо под ним и взять инициативу в свои руки. Начать атаковать сзади, ещё до того, как тот успеет повернуться. Но действовать нужно было быстро. Питер выждал момент, когда Уоррен встанет так, чтобы между его ногами было достаточно места, чтобы можно было проскользнуть прямо под ним. Он выстрелил паутиной в противоположную стену и потянул изо всех сил. Да, вышло! Питер оказался позади Уоррена, и, оттолкнувшись от стены, он подпрыгнул, чтобы ударить зверя прямо в затылок. Питер рассчитывал на то, что Уоррен растеряется, и этих нескольких секунд хватит, чтобы атаковать его. И он ошибся. В тот момент, когда Питер оттолкнулся от стены и подпрыгнул, Уоррен уже вырвал стальную дверь вместе с креплениями и приготовился ударить Паука прямо в воздухе. Когда Питер понял, в чем дело, было уже поздно. Удар дверью оказался неожиданно мощным. И вот он снова на полу, весь в крови. Тело онемело, он не находил в себе сил, чтобы пошевелиться. И боль. Адская боль охватила его целиком. Несколько костей были явно переломаны, но что теперь он мог сделать? Мысль о том, что эта битва закончится его смертью, укрепилась в его сознании. Всё кончено! Но не для Уоррена. С дверью в руках, он приближался к Питеру. Он шел и грозно рычал. Сейчас он будет снова наслаждаться своим звериным превосходством, бить, терзать свою жертву, доводить её до полного изнеможения, но не убивать. Пока что нет. И он ударил. Дверь прошлась по всему телу Питера. С каждой секундой становилось всё больнее и больнее. Теперь Питеру хотелось только одного — прекратить эту боль, окончить страдания. Он ждал, когда Уоррен в приступе животного безумия убьёт его, или хотя бы ударит так, чтобы он уже, наконец, потерял сознание. Но долгожданное облегчение не приходило. Ощущение присутствия в этом кабинете не покидало его, он отчетливо видел каждую деталь вокруг, ощущал каждую часть своего тела. Он ещё был жив, но ему казалось, что он должен вот-вот погибнуть. Ещё один удар, или два, и он труп. В этом он снова ошибся. Уоррен продолжал с размаху бить его дверью. С каждым разом становилось всё больнее и больнее, невыносимо больно, но смерть по-прежнему была где-то далеко. После очередного удара боль достигла своего пика, а затем исчезла. Питер больше не чувствовал ни боли, ни своих конечностей. Стало намного легче. Он вдохнул воздуха и взглянул на Уоррена. Тот, похоже, понял, что его жертва перестала сопротивляться. Он швырнул дверь в сторону и подошел к Пауку. «Давай же, прикончи меня уже, тварь», - хотел сказать Питер, но понял, что не в силах открыть рот и произнести несколько слов. Уоррен понял его и без слов. Но убивать всё так и не собирался. Он прижал его ногой к полу и вцепился клыками в левую руку. Затем резко дёрнул. Это вышло у него с легкостью, словно он и вовсе не прилагал никаких усилий. Оторвал руку по самое плечо и вцепился в неё зубами. Теперь ощущение боли вернулось. С новой силой. Кровь разбрызгалась повсюду, Питер кричал, от боли, от страха и ненависти. Беспомощность, отчаяние… Отсутствие конечности. И боль. Бесконечная, неописуемая боль. Уоррен на время притих. Затаился в углу, откусывая пальцы на своей новой игрушке. Настоящее животное. Не было сомнений — в этот момент Майлз Уоррен не управлял собой. Битва, если это слово вообще здесь уместно, на время прекратилась. Казалось бы, вот он, шанс! Но в таком состоянии Питер и думать не мог о том, чтобы попытаться победить Уоррена. Он был не уверен, что способен встать, о какой битве может идти речь? Исход предрешен, и, вероятно, Гоблин знал, что всё так и будет. Он думал об этом, лёжа в собственной крови, думал о том, почему он до сих пор жив. И эти мысли мучили его, и он думал об избавлении от них, и от всего остального. Он выстрелил паутиной в Уоррена, чтобы привлечь его внимание. Сработало. Уоррен сорвал с лица паутину и, оставив руку, бросился к Питеру. Он снова бил его, снова швырял из стороны в сторону. И очередной такой бросок изменил всё. Уоррен бросил Паука об стену так сильно, что та проломилась, и тот оказался в другом помещении. И тогда его охватил страх. Зверь отбежал в сторону, заскулил, как побитая собака, и, упав на колени, он начал превращаться обратно в человека. Майлз помнил произошедшее. Без особых подробностей, однако, увидев оторванную руку Человека-Паука, он нисколько не удивился. Голова кружилась. Он подошел к отверстию в стене и заглянул в темноту. Что же он наделал? Неужели, думал он, я и правда вышел из-под контроля? По ту стороны стены была лаборатория, в которой Уоррен создавал своих клонов, в которой он хранил их. Там находились все образцы ДНК, капсулы с клонами разных людей, и, конечно же, там хранились и его коллеги по «Факелу», пребывающие в долгом, глубоком сне. Переход битвы в то помещение мог разрушить всю его работу, и это, несомненно, большая удача, что он всё же сумел взять себя в руки. Среди обломков стены, у стола с инструментами, валялось тело Паука. Было непонятно, жив он или нет, но выглядел он неважно. Весь в крови, израненный, без одной руки, он даже не шевелился. Уоррен решил, что победа, наконец, за ним. Он уже видел, как будет расчленять то, что от него осталось, разложит его по банкам. И тогда, избавившись от всех, кто ему мешает, он сможет внедрить нового Человека-Паука, своего Человека-Паука. Для начала, конечно, нужно будет разобраться с тем, что сделал из Паука Браун, но это Майлзу казалось не таким уж и сложным. Он наклонился вниз, внутрь лаборатории, и потянул Паука за ногу наверх, обратно в кабинет. Но чья-то рука схватила его из темноты и потащила за собой. — Ты здорово постарался, Уоррен, но я ещё жив. Говорить Питеру было тяжело, и говорил он плохо, из-за выбитых зубов, но он говорил. Держа его своей единственный рукой, он медленно и тихо продолжал говорить. — Не знаю, что ты с собой сделал, но теперь каждое движение приносит мне дикую боль. Да, ты сделал то, чего до тебя не получалось ещё ни у кого. Чёрт, да ты же оторвал мне руку! Сколько же в тебе силы? И почему это ты вернулся к своему обычному виду? Он огляделся. Здесь почти ничего не было видно, но всё же ему удалось заметить выключатель света. Один выстрел паутиной, и лампы осветили всю лабораторию. Здесь было множество столов с инструментами, различными приборами, прозрачные трубы с зеленоватой жидкостью были подведены к каждому столу, и все они были соединены с огромным контейнером, от которого шла и главная труба — к капсулам с клонами. Таких капсул здесь находилось около двадцати, но было очевидным, что далеко не каждый клон из всех, что он видел до этого, был рожден тут. — Это что, я? — спросил Питер, указав на одну из капсул. — Не ты, — возмутившись, ответил Уоррен, — он лучше тебя! Майлз вырвался из руки Паука и подошел к капсуле, разглядывая её с искренней гордостью создателя. — Очередной уродливый клон? Уоррен разозлился от этих слов. И злоба в его взгляде, в его голосе была настолько сильной, что Питер не мог понять, действительно ли он так злится, когда о его творениях говорят неподобающе, или же это был просто какой-то эмоциональный сбой, вызванный превращением из зверя в человека. — Они не уроды! — закричал Уоррен, — это ты урод! Грязная, несовершенная тварь! Ты уже почти сдох, и ещё смеешь издеваться надо мной и моей работой? Мне ничего не стоит прирезать тебя, в таком состоянии ты точно ничего не сделаешь со мной. И Уоррен действительно взял со стола остроконечный скальпель. Питеру не составило труда в очередной раз воспользоваться своей паутиной. Скальпель оказался в его руках. — Спокойно, Уоррен. Без лишних движений. Что ж, вроде бы перед тем, как превратиться в эту уродливую тварь, ты хотел поговорить? Давай. Я едва живой, почему бы и не поболтать перед смертью, а? Уоррена трясло от злости. — Я не превращался в уродливую тварь! Заткнись! Я не стал уродливым, я стал лучше, я стал сильнее. Понимаешь? Я улучшил себя, сделал то, чего не в состоянии сделать природа! По-настоящему изменился! Моя сила… Да что там, ты и сам видел! Я сильнее, быстрее, ловчее всех, любого, кто посмеет ворваться в мой кабинет и напасть. Даже если бы перед битвой ты не был бы так изранен, даже если бы ты сражался в полную силу, то в тебе не было бы даже половины той силы, что сейчас во мне! Я — новая ветвь развития, а ты своими действиями тянешь меня назад, а вместе со мной и само развитие, ведь моя работа — и есть развитие, прогресс в его наилучшем виде! — Ты – не новая ветвь развития, ты просто животное, Уоррен. Ты теряешь над собой контроль, превращаясь в эту тварь, твой разум уступает место инстинктам, неужели ты сам этого не понимаешь? — спросил Питер и начал подниматься на ноги, опираясь на стол. — Я всё контролирую, Паркер. Доказательством этому может послужить то, что я превратился обратно, когда мне это стало нужно. Питер стоял, опираясь на стол, и глядел в кабинет Уоррена. Отсюда было видно пистолет, который дал ему Гоблин. Он валялся под компьютерным столом, вот куда Уоррен его выбросил. — Да, Майлз, не туда тебя завели твои опыты. Конечно, ты и раньше своими экспериментами приносил только зло. Но раньше ты хотя бы занимался возвращением исчезнувших людей — Мэри Джейн, Гидромен… А что сейчас? Штампуешь уродов, не имеющих ничего общего с людьми. — Они люди! — закричал Уоррен, — люди! Они не просто люди, они лучшие люди, более развитые, более совершенные! Я их создал, я знаю, о чем говорю! Я — Майлз Уоррен, я гений, я победил законы природы! Твоя лицемерная мораль ничего не значит. Нет никакой пользы от морали, она лишь тормозит прогресс, делает людей более ограниченными, чем они могли бы быть, не будь у них этих мерзких стереотипов, навязанных ценностей и установок. Клонирование — это путь к прогрессу! Задумайся, Паркер, сколько жизней оно могло бы спасти, сколько людей оно могло бы вернуть с того света! Клонирование поможет оставить в прошлом многие болезни, да и о каких болезнях может идти речь, когда каждый сможет достать из шкафа свою копию со всеми воспоминаниями и передать управление ей? Вот к чему я стремлюсь, к прогрессу, неужели ты до сих пор не понял? На клонах можно ставить опыты, совершенствовать медицину, сплошная польза! Думаешь, что «Факел» — зло? Я пришел сюда не ради власти, не ради денег, а ради прогресса, науки! Что ты знаешь об этом? Думаешь, если «Факел» забрал чьи-то никчемные жалкие жизни, значит, он несет вред, а не пользу? Что стоит кучка жалких людишек в сравнении со спасением миллионов жизней? Я не совершил зла, ведь это не зло, а вынужденные меры, в конечном счёте, оправданные. — Это глупо, жестоко и бессмысленно. Почему должны страдать невинные люди оттого, что кое-кто решил поиграть в бога? Ладно, допустим, я верю в то, что ты действительно хочешь служить медицине, двигать науку и так далее. Но зачем впадать в эти безумные крайности? Зачем убивать людей, взрывать здания, сотрудничать с бандитами? Есть только один верный путь — путь ненасильственный. Чтобы спасти людей, не обязательно их убивать. — Невозможно таким путем достичь успеха. Это так наивно и глупо. Всё в мире достигается иным путем. Побеждает всегда сильнейший. Тот, кто не останавливается и не думает, правильный ли это поступок, или нет. Тот, кто делает то, что должен сделать, без сомнений и размышлений о добре и зле, о природе вещей. Цель — прогресс, остальное неважно. Цель всегда оправдывает средства. Вот поэтому ты и погибнешь, Паркер. Я ведь долго наблюдал за тобой, изучал тебя, мне известно о тебе очень многое. И меня всегда удивляло — почему ты не убиваешь их, преступников? Они ведь всегда возвращаются. И снова делают «зло», как ты это называешь. И ты ловишь их. А они сбегают, и всё начинается сначала. Твоя жизнь — это ходьба по замкнутому кругу. Ты — самый глупый человек из всех, кого я когда-либо видел, но всё же твоё самомнение достигло таких высот, что ты смеешь учить меня жизни, указываешь мне на «верный путь». Твой верный путь — путь в могилу. Неужели ты до сих пор не понял этого? — Я тебя понял, Уоррен. Но кое-чего не понял ты. Дело даже не в добре и зле, дело в страданиях, которые ты причиняешь людям. Страдал ли ты когда-нибудь? Страдал так, как я? Давай я расскажу, как я провел сегодняшний день. Я очнулся после комы. В логове Зеленого Гоблина. Затем мне пришлось сделать тяжелейший выбор в своей жизни. Я выбирал, кого убить, а кого оставить в живых. Я убил свою девушку. Я это сделал. Затем я отправился в параллельную Вселенную, чтобы взглянуть на Мэри Джейн, ту самую, которую ты клонировал. Я увидел то, как сложилась её жизнь, как сложилась жизнь Человека-Паука из другой реальности, который таки нашел её. Счастливая жизнь, которой мне никогда не видать. Знал бы ты, как ужасно увидеть своими глазами, как сложилась бы твоя жизнь, если бы не одно небольшое обстоятельство. Я увидел это. И это сравнение, их жизни с моей, доставило мне неописуемые впечатления. Удивительные, я бы сказал. Затем я вернулся обратно в эту реальность. И тут мне Гоблин, значит, говорит, мол всё нереально, нас с тобой не существует, и все наши мысли, чувства, переживания, они нереальны, всего этого нет. Мы, говорит, просто персонажи рассказа по мотивам мультсериала, снятого по комиксам для детей. А, даже не спрашивай, что всё это значит. А затем Гоблин говорит: «У тебя нет никакой болезни. Всё это — просто результат опытов Майлза Уоррена над тобой. Галлюцинации, раздвоение личности, вот это всё». Можешь себе представить, оказывается, я убил Джеймсона. Вот этой самой рукой. И все мои страдания, вся боль, что причиняла мне «болезнь» — в этом повинен ты. Один ты и никто больше. И тогда он предложил мне отомстить. Дал пистолет, чтобы застрелить тебя, я пришел сюда, перевернул всю вашу базу верх дном, но нашел тебя. А что было дальше — мы и так знаем. Ты избил меня, оторвал руку, заставил чувствовать такую боль, которую я не чувствовал никогда в жизни. Паршивый денёк, выдался, да? Знаешь, если Гоблин прав, и всё это — лишь фантазии какого-то паренька, страшно подумать, насколько он жестокий и бесчеловечный. Пишет он, а страдаю я. И ведь это всего лишь один день из моей жизни! Сколько их ещё таких было? Уйма. Так вот. Я, Майлз, настрадался сполна. Я постиг все виды страданий, какие только можно было. Я знаю о страданиях всё. И эти знания, они лишь в очередной раз открыли мне глаза на то, что нельзя допускать повторения этих страданий. Да, дело не в добре и зле, не в «хорошо» и «плохо», дело только в страданиях, в них одних. Ни один человек не должен страдать. Особенно так, как страдаю я. И поэтому, Майлз, именно поэтому, я не убивал их, именно в этом главная причина. — Хотелось бы сделать небольшое замечание. Не знаю, так ли всё на самом деле, как ты говоришь, но никаких опытов я над тобой не ставил. Ничего подобного и близко не было. К твоим болезням я не имею никакого отношения. — Гоблин, конечно, псих, но обычно его слова подтверждались. Что до тебя, то ты создал организацию, которая внушала людям, будто я — всего лишь правительственный проект. — Пропаганда про клонов — дело рук Брауна, я тут не при чём. Подумай вот о чём. Зачем мне врать тебе? Особенно сейчас, когда ты вот-вот подохнешь? — То есть, ты ждёшь, когда я просто умру от всех своих ранений, от потери крови? Даже не попытаешься добить меня сам? — А зачем? Сейчас я слишком слаб, а тебе и впрямь осталось недолго. Ты умрёшь, а я продолжу работать и дальше, во благо прогресса. Тем более, пока ты жаловался на жизнь, я вызвал дополнительный отряд Факелов, они прибудут с минуты на минуту. — Прогресс? Майлз, твоя одержимость этим мнимым прогрессом так забавна. Твоя так называемая работа принесла больше страданий, чем пользы, да и кого ты обманываешь? Никогда бы твои эксперименты не стали источником медицинских открытий, какой-то пользы людям. Ты ведь думаешь только о себе. Какая к чёрту наука, когда ты потратил столько времени, чтобы создать моего клона, чтобы сделать из себя мерзкое животное? Ты — не спаситель, ты не помогаешь простым людям. Ты — убийца и безумец, тебе никогда не стать тем, кем ты себя считаешь. Твоя работа бессмысленна, и я уничтожу её, как и тебя самого. Питер выстрелил паутиной в пистолет, потянул его к себе. Оружие снова вернулось к нему в руки, он прицелился прямо в Уоррена. — Перестань! Хорошо, хорошо, ты победил, я сдаюсь! Ты не сделаешь этого! Не убьёшь ни меня, ни моё дело. А как же всё то, о чем ты сейчас говорил? Как же страдания? Ни один человек, ты сам это сказал! Питер отрицательно покачал головой. — Я дам тебе всё, что угодно! Хочешь вернуть Мэри Джейн? Пожалуйста, я готов клонировать её прямо сейчас. Твою новую девушку, которую ты сегодня убил? Без проблем. Я клонирую её, и верну ей все воспоминания, которыми она обладала до того, как всё произошло. Мне это под силу, правда! Даже руку твою могу вернуть обратно, клянусь! Вернем всё, как было! Даже дядю твоего! Омолодим тётю, вернем родителей, ты сможешь наверстать все эти упущенные годы. — Ты жалок. — Пожалуйста! Не уничтожай мои труды! Это ведь вся моя жизнь, смысл моего существования! Ты говоришь, я не приношу никакой пользы. Это не правда! Позволь мне дать тебе убедиться в том, что ты был не прав! Я могу принести пользу этому миру! Пожалуйста! Человек-Паук вспоминает Мэри Джейн. Столько лет он её не видел. И сегодня… Сегодня его мечта осуществилась. Но какой ценой… Она сказала ему, что он не виноват, что не смог выбрать сразу обеих. В этом был определенный смысл. Невозможно идти по двум дорогам одновременно. Чтобы он услышал эту простую истину, Гвен пришлось поплатиться жизнью. Он подумал о том, что, наверное, и правда, не его вина в том, что Гвен умерла. Он сделал выбор. Но будь всё так, как должно быть, а не так, как хочет Гоблин, ей бы не пришлось умирать. Никому бы не пришлось. А Уоррену? Ещё недавно он был уверен, что убьёт его. Но теперь… Теперь он сомневался. Вот она, эта мысль. Уоррена нужно оставить в живых. Он так решил. Зеленый Гоблин говорил о том, все слова, мысли — не принадлежат нам, они выдуманы кем-то другим, кого мы никогда не сможем узнать и увидеть. Его невидимая рука выше нас, она направляет нас, указывает путь. Делает нашу жизнь бессмысленной. Какой смысл жить, когда ты — не ты, и не властен над собой? Мнимая свобода — это не свобода, это иллюзия, обман. Даже в тот момент, когда ты идёшь, совсем один, по заснеженному полю, где вокруг ни души, только трава и деревья. Тебе кажется, что ты выпутался изо всех сетей, стал по-настоящему свободным, дышишь полной грудью. Всё отлично. Но на самом деле даже в этот момент чувство свободы не принадлежит тебе. Оно навязано, и если так, то жизнь глупа, абсурдна, и бессмысленна. Человек-Паук считал это бредом. Но в этот момент… Внезапно он ощутил всю силу чужой мысли, он уловил это едва заметное ощущение того, что всё это не его, это принадлежит кому-то другому… Все его слова были кем-то сказаны. А все действия предписаны заранее. Он ощутил это так ясно и чётко, он прочувствовал слова Гоблина, понял, в чём их суть. Это было сродни прозрению. Ощущение нереальности отпечаталось на всём, что он сейчас видел и ощущал — клоны, Майлз Уоррен, пистолет. Гоблин не врал. Теперь Паук ощущал чью-то незримую власть над собой. И тогда он улыбнулся. И эта улыбка была его улыбкой, она принадлежала только ему одному. Единственный момент, в котором на него огромной волной нахлынуло ощущение своей полной безграничной свободы. Момент, когда он один властен над собой и своими действиями. И интуитивно он понимал, что этот момент скоротечен, и больше таких уже не будет. Он чувствовал это, он это знал. Но что есть он? Что есть я? Улыбаясь этим новым мыслям, новым ощущениям и новым знаниям, он нажал на курок и выстрелил Уоррену прямо в голову. Пуля вошла в лоб Уоррена с характерным звуком, пробила кость и увязла в его «гениальном» мозгу. Сначала его глаза были испуганными, умоляющими, пытающимися донести какую-то великую просьбу. Затем их просто залило кровью. Кровь текла. Питер Паркер бросил пистолет рядом с трупом и с облегчением вытер пот с лица. 5. Гоблин находился в своем убежище. Он рисовал. Он сидел с зеленым карандашом в руках и что-то вырисовывал на листке бумаги. Ему не нужно было контролировать процесс. Он довёл всё до идеального состояния, разложил каждую деталь на своё место. И, несомненно, он добьётся желаемого уже совсем скоро. Он не устанавливал никаких камер на базе Факелов, чтобы наслаждаться происходящим, так как видел всё своими глазами уже сотни раз. Он повторял эксперимент снова и снова, чтобы не допустить никаких непредвиденных обстоятельств. Зачем ему снова смотреть на это? Битва с Уорреном, оторванная рука, убийство, самоубийство. Это зрелище успело надоесть ему ещё давно. Он видел, как Паук уничтожает всех клонов, как взрывает здание, как и сам погибает в огне, окончательно потеряв смысл в жизни. Уоррен повержен. Это последнее, чего он хотел. Так думал Гоблин, сидя перед листком. Карандаш сломался. Он отбросил его в сторону и достал новый. Веселье только начиналось. Больше нет ни Человека-Паука, ни Факелов. Он уничтожил их всех. Что делать дальше? Захватить власть? Наладить отношения с сыном? Нет. Всё это подождёт. Сейчас ему было нужно другое. Он сообщил полиции о взрыве. Он знал, что сейчас там уже были копы, пожарные, медики, репортеры. И он знал, что они искали тело Человека-Паука. Отличная получится сенсация. Он уже знал, что Паука опознают. Он знал, как отреагируют в прессе на это, ведь ещё несколько дней назад он разослал разным издательствам материал, который доказывал, что все слова Абеля Брауна о Человеке-Пауке — явная ложь. Он знал, что тётя Мэй, увидев главную новость по телевидению, умрёт ещё до того, как полиция успеет заявиться к ней домой. Всё прекрасно, не хватает лишь одной детали. Мэри Джейн Уотсон. Гоблин хотел расправиться и с ней. Он давно решил перенести её после смерти Паука в эту Вселенную. Но пока для этого ничего сделано не было. Хотя он и знал, что так всё и будет. Он планировал купить дом, в котором живут Паркеры, обставить его так же, как и в их реальности. Затем перенести Мэри Джейн в этот дом, пока она спит. Гоблину оставалось только гадать, насколько восхитительной будет её реакция, когда она проснется в совсем ином мире. Она будет недоумевать — где же муж, где дети? А потом включит телевизор. Но ведь будет ещё один тип, за которым стоит понаблюдать. Сам Паук. Мэри Джейн снова пропала, а он сам станет отцом-одиночкой-супергероем. Будет любопытно на это посмотреть. Он рисовал, в предвкушении этого момента, радовался, как ребенок, который ждёт новую игрушку. Он даст пожить ей так где-то месяц. Пусть настрадается, пусть испытает всю эту боль на себе. И тогда можно будет убить её. 6. Дверь убежища открылась. Кто-то вошел внутрь. Гоблина охватил страх. Ужас. Это противоречило всему тому, что он видел до этого. Ни в одной реальности в этот момент никто не входил сюда. Невозможно. Он испугался ещё больше, когда увидел, кто именно к нему пришел. — Этого не может быть! Ты должен был умереть! — Как видишь, я едва жив, — произнес Человек-Паук, помахав хозяину здания своей единственной рукой. — Нет! Я видел твою смерть! Гоблин схватил со стола нож и побежал в сторону Паука. — Я думал о том, что ты попытаешься убить меня. Поэтому пришел не один. Входи! Дверь снова открылась. Внутрь вошел Росомаха из Людей Икс. Он подошел к Пауку и выпустил когти. — Логан присмотрит за тобой, пока мы говорим. Росомаха молча кивнул. В отчаянии Гоблин отбросил нож в сторону и остановился. — Не может этого быть, — лишь промолвил он. — Может, ещё как может. Стой, где стоишь, Озборн. Я знаю, что у тебя есть акселератор, мы не дадим тебе им воспользоваться. Логан резко подбежал к Озборну, схватил за зеленый костюм и бросил на пол. Гоблин не пытался сопротивляться. — Такого просто не могло произойти, — повторял он. — Но произошло. А что, кстати, не так? Удивлен, что я оказался жив? Твои знания тебя подвели? Питер подошел к Гоблину. — Если ты сейчас здесь, это значит лишь одно. В каком-то моменте произошло ответвление от реальности. Что-то переломило ход событий. Или кто-то. По моему сценарию всё было не так. Ты должен был убить Майлза Уоррена, остальных Факелов, взорвать здание и погибнуть вместе с ними. Но почему ты здесь? — Я убил лишь клона Майлза Уоррена. Того, который мог превращаться в волосатую тварь. Самого же Уоррена я и пальцем не тронул. Судя по тому, что я от него слышал, воспоминания об этом случае останутся в его голове. Так что… По сути, я никого не убил. Лишь избавился от одной из его оболочек. А насчёт меня… Выходит, на это и был расчёт, чтобы я сдох вместе с Факелами? — Я развлекался. — Ты соврал мне насчёт болезни, не так ли? Уоррен тут не при чём, да? — Может, и так. Но не думай, что я тут собираюсь тебе выкладывать всё. Ладно, допустим, ты поймал меня, молодец, здорово. Но даже если так, ты всё равно долго не протянешь. Оно убивает тебя. В лучшем случае, тебе осталось несколько дней. А я… Убивать меня, как я понял, ты не собираешься. Значит, для меня не всё потеряно. Моих знаний хватит на то, чтобы вырваться из любой тюрьмы, воссоздать что угодно, будь то межвременной акселератор или аппараты Уоррена для клонирования. Я сбегу. И это будет на твоей совести. Гоблин лежал на полу и смеялся. — Знаешь, Озборн, я многое понял за этот день. И нет смысла рассказывать всё это тебе, ты всё равно не поймешь. Скажу лишь вот что. Ты говорил, будто мы все тут нереальны, ничего этого нет. Что кто-то из другой реальности управляет нашими судьбами. Да. Так оно и есть, Норман, я испытал это на себе. Сегодня я почувствовал, что контроль есть. Но вместе с этим чувством пришло и другое. Чувство свободы. На одно мгновенье я стал свободным. И если я что-то и понял в этот миг, так это то, что нет ничего нереального. Всё это — есть! Раз мы стоим здесь, раз мы имеем способность чувствовать! Я почувствовал эту боль, почувствовал свободу. Самые реальные ощущения в моей жизни. Они дают осознание того, что я живу. Я жив, Норман, понимаешь? Я живой. Как и все вокруг. И жизнь не бессмысленна, она стоит того, чтобы её прожили, хотя бы ради этих моментов, ради самого чувства жизни. — Кажется, я понял, в чем дело, Пит. Однажды я сказал тебе, что любой человек может переменить ход событий реальности, создать ответвление. И, поздравляю, у тебя это получилось. Ты создал новую реальность. Но в старой ты уже умер, а Гоблин, идентичный мне, собирается убить Мэри Джейн Уотсон. Акселератор, кстати, настроен так, чтобы никто кроме меня не мог им воспользоваться. Итого, что мы имеем. Мэри Джейн, чью жизнь ты спас, убив Гвен Стейси, совсем скоро умрёт. Ты тоже умрёшь. Я останусь жив, и, как только освобожусь, доведу дело до конца. Счастливого дня! — Уведи его, — попросил Питер, тяжело вздохнув. — Пойдем, Логан, — засмеявшись, сказал Гоблин, — по пути могу рассказать подробную историю твоего прошлого. И они вышли. Питер решил осмотреться здесь. Он подошел к столу Гоблина. На нем лежал листок с изображением зеленого змея, который вцепился зубами в свой собственный хвост.