Алфавит

Примечание автора: а вот тут, мне кажется, Мейбл уже менее оосна, нежели в 'Отражениях', поэтому эту работу я засуну в сборник, хотя, если честно, мне кажется, она куда более перекликается с вышеупомянутыми 'Отражениями', чем с настроением 'Алфавита'. Но все же, я не могу, У МЕНЯ СЛИШКОМ МНОГО ЧУВСТВ и мне нужно ими делиться. Тем, кто будет читать позже - таймлайн после 'Истории о двух Стэнах'. Среди серого утреннего неба вдруг раздается раскат грома – и спустя пару мгновений сполох молнии заливает комнату синим электрическим светом. Дождь срывается с неба парой нерешительных капель, и вдруг весь лес, что плотным кольцом обступает Хижину Тайн начинает шуметь, шептать, шуршать и шипеть на разные голоса. Сотни капель стучат по крыше, катятся по водостоку и гремят, словно железо. Ночь тает, растворяется в лужах, и вода смывает с небосвода звезды. Луна бледнеет, и бледная дымка рассвета пробирается сквозь тонкие стволы мокрых сосен. Мейбл тихо сползает с кровати, нерешительно бредет к двери, закутавшись в плед, босая, взъерошенная и полусонно-потерянная. В Хижине тихо и пусто, сыро и свежо. Дождливый воздух, полутемный коридор и окно, сквозь него видно сосны и воду, которая с грохотом падает с крыши. Тихо, чтобы никого не разбудить, она крадется по лестнице, переступает спящего Вадлза, который смешно хрюкает во сне, мягко ступает по ворсистому ковру, и вдруг останавливается, чувствуя, как нос щиплет от пыли. Мейбл звонко чихает, сама пугаясь такого непростительно громкого звука и осторожно замирает, прислушивается к звукам вокруг, будто ожидая ответа. Но вокруг все как прежде – где-то шумит дождь, где-то скрипит крыша, где-то ветер гуляет в трубе и сосны шумят в лесу. Где-то вода льется на мягкую землю, чавкает сырость и хлюпает лужа, где-то кто-то дышит сквозь сон, кто-то молчит, а кто-то – и вовсе не спит… Мейбл отворяет входную дверь и выходит на террасу. Мокрые доски щекочут ступни стынью, капли ледяного ливня скачут по полу и лижут холодные щиколотки. Рассвет прячется среди мокрых деревьев, и лес, внезапно большой и незнакомый, шепчет, шумит и шуршит, грустно глядя девочке в глаза. - Дядя Стэн… - Мейбл вдруг поворачивает голову влево и видит его – одинокого, мокрого, сгорбившегося. Внезапно-старого, бесконечно-одинокого и потерянного, виноватого и непрощенного, испуганного и разочарованного. Он молча сидит на диване, уронив голову на руки, и даже не глядит на нее. Мейбл пугается, потому что привыкла – взрослые не показывают детям свои слезы, но сейчас ей вдруг кажется, что никакой дядя Стэн не взрослый. Сейчас он – маленький ребенок, который так и не стал пиратом, золотоискателем и лучшим на свете братом. - Х-е-ей, дядя Стэн… - начинает она, но слова теряются, застревают в брекетах, ржавеют от капель дождя, и скрежет их оглушает, разрушает и душит. Зачем она только вышла сюда? Зачем ей только захотелось выйти на улицу? Лучше бы ей и не видеть этого, лучше бы и не знать. Ей хочется побежать обратно, спрятаться под одеяло, закрыть глаза, заплакать, выплакать этот миг прочь из головы, позабыть этот отчаянный всхлип дяди Стэна и его слезы, но Мейбл не такая, нет. Она сжимает руки в кулаки, шлепая босыми пятками по мокрым доскам, идет вперед, и садится на старый мокрый диван рядом с дядей. - Эй… - нерешительно, почти шепотом говорит она, опуская руку на дрожащее плечо. – Вы обязательно помиритесь, я знаю!.. - Мейбл, я хотел все сделать правильно, - хрипя, произносит Стэн сквозь еле сдерживаемые слезы. – Хотел все исправить. - И сделал! Ты все сделал правильно! – отчаянно шепчет Мейбл, прижимаясь к нему и забираясь с ногами на диван. Грязные ступни пачкают обивку и сиреневую пижаму, но ей совершенно все равно. - Я думал, что смогу… но нет. - Мейбл вопросительно молчит, а дядя Стэн прячет лицо в широкие ладони, и все его тело вдруг снова сотрясают тихие рыдания. Мейбл еле сдерживается, чтобы не бросится прочь – ей страшно, страшно видеть это. - Из Осколков никак не склеишь зеркало… Дождь лупит по террасе, по крыше, перебирая черепицу, словно клавиши пианино. Потоки холодной воды с грохотом падают на землю, шуршат в траве, и небо взрывается скрежетом грома. Молния падает в лес, озаряя облака электрическим сиянием, а Мейбл только крепче обнимает дядю, встает на ноги, прямо на диване, пачкая обивку грязными ступнями, становится большой и сильно - в сравнении с дядей, который сидит, ссутулившись и сгорбившись. Она отчаянно целует его в макушку, в затылок, в лоб, сама едва сдерживая слезы и думает, что обязательно попробует собрать каждый, даже самый маленький осколок этого зеркала и склеить лучшим клеем на свете, чего бы ей это ни стоило.