У Сакуры было великолепное настроение. Спала она всегда мало, а сегодня вообще едва смогла уснуть под натиском впечатлений и эмоций. Правда, снившиеся кошмары, которые она не смогла запомнить, немного опустили планку ее ощущений, но она быстро выкинула всю гадость из головы, встав задолго до предполагаемого рассвета и заняв ванную, пока на нее никто не претендовал.
Грудь разрывало счастье и ощущение собственной значимости. В теле до сих пор ощущались отголоски вчерашних
его прикосновений, а вид пустой ванной и выключенного душа заставили щеки алеть, напоминая, что она еще может чувствовать жар в своем холодном теле.
Она ощущала себя безответственной дурой, но это чувство не делало ее, в кои-то веки, несчастной. Она вообще давно не испытывала столько радостных эмоций, сколько в последнее время. Шло все к черту, все эти периоды, Ринненганы, анализы — какое это имело значение, когда Саске смотрел на нее горящим, полным немого, опасного обещания взглядом? Когда его дыхание срывалось рядом с ней? Когда ей казалось, вопреки голосу разума, что он нуждается в ней, хочет ее, люб…
Нет, это не любовь. Это похоть. Это его тело, один раз испытавшее на себе влияние ее яда, желающее снова попасть в сладкую зависимость.
Раньше ее коробило бы от этой мысли, но не теперь. Такеру что-то сломал в ее голове, то, что отвечало за брезгливость и ненависть к себе. Заставил смотреть, рассматривать себя, душить стыдливость перед малознакомым мужчиной, и видеть. А что, собственно, в ней было такого ужасного? Даже ноги, самое ее уязвимое для самолюбия место, больше не вызывали желание их оторвать и прикрепить вместо них деревянные ходули, чтобы выглядело симпатичней.
А как он ласкал ее бедро, закинув ногу себе на плечо…
Пока намыливалась, с удивлением отмечала, что ей нравится то, что она ощущает ладонями. Тело было крепким, сотканным из одних мышц, даже грудь своим размером была обязана именно мускулам — когда она двигала крыльями, плотные шарики груди тоже двигались. Как и вся большая грудная клетка, и полспины ходило ходуном, но даже в этом она научилась находить некоторое очарование.
Интересно, а если действительно плотно этим заняться, смогла бы она летать?
Ответ ей был уже известен — нет. Для полета нужно было уметь держать спину неподвижно, чтобы бедра были на одном уровне с лопатками, то есть, полностью горизонтально. Но позвоночник имел много мелких позвонков, был слишком гибок и просто не мог удержать всю конструкцию ее тела в необходимом положении. Не зря же в ее закрытой лаборатории стоял ее скелет — воссозданный из пластика, подробно отображающий каждую полую кость, позволяющий ей «видеть себя изнутри».
Позвоночник у человека в процессе формирования в материнской утробе образовывается вокруг спинного мозга, «укутывая» его костью. И, помимо функции защиты, он выполнял функцию опоры для органов и тканей туловища, поддержания головы, и имел прямое влияние на образование стенок грудной и брюшной полостей и таза. Нормальный позвоночный столб состоял из тридцати двух — тридцати четырех позвонков, в зависимости от длины копчика.
У человека выделяют семь шейных позвонков, двенадцать грудных, к которым крепятся ребра, пять поясничных, пять крестцовых, составляющих одну кость — собственно, крестец, — и копчик, от трех до пяти позвонков. Плюс, на протяжении всего позвоночного столба есть изгибы, лордозы — в тех местах, где он выгнут вперед, и кифозы — прогибы назад. Соответственно, четыре чередующихся прогиба позвоночника — шейный лордоз, грудной кифоз, поясничный лордоз и крестцовый кифоз. Такая изгибающаяся конструкция позвоночника была напрямую связана с тем, что человек — существо прямоходящее, и тело держит вертикально. За счет межпозвоночных дисков и этих прогибов позвоночник эластичен и имеет некоторую пружинистость. Каждый из прогибов появляется на определенном этапе развития человека, например, шейный прогиб вперед, лордоз, проявляется, когда младенец учится держать головку, и поясничный — к шести-семи годам только формируется полностью, когда ребенок уже уверенно ходит, и вырабатывает осанку. У детей ниндзя за счет чакры и более быстрого развития этот возраст наступал около пяти лет.
Так о чем говорить, если позвоночник человека состоит из, возьмем по максимуму, тридцати четырех позвонков, а у Сакуры их
шестьдесят два?
Без учета развитого копчика, в спине у нее было на один позвонок больше — в грудном отделе их было не двенадцать, а тринадцать. Крестец, в свою очередь, был объединен не из пяти, а из трех позвонков, чуть более длинных, чем у человека. Поясничный отдел был очень гибким, позволяя ей складываться назад почти пополам, макушкой касаясь основания хвоста — восемь позвонков, даже больше, чем у грациозных и гибких существ, таких как кошки — даже у них насчитывалось всего семь. Копчика у нее не было, потому что был хвост.
И тридцать один позвонок этого хвоста.
Поясничный лордоз был у нее самым сильным, из-за чего сбоку казалось, будто она все время оттопыривает попу назад. Но сильный прогиб вперед в сочетании с узкой, тонкой талией, выглядел почти красиво. Да, она, наконец, научилась применять это слово к себе.
Даже жутковатый вид крыльев, будто инородное тело, вросшее в спину, теперь не казался таким уж ужасным. Да и к мелкой чешуе, покрывавшей позвоночник с выступающими костяными наростами, она постепенно училась относиться, как к татуировке со змеиным принтом. А что, ведь и правда на ощупь похоже на гладкую, холодную змеиную кожу, а змеи при детальном рассмотрении существа весьма и весьма красивые.
Саске, наверное, не может испытывать отвращение к змеям, учитывая, что гигантская змея вообще его Призыв…
Слишком много Саске в ее голове. И в крови. И в душе.
Впрочем, так было всегда.
Обмотавшись полотенцем и распустив собранные волосы, вернулась к себе, бросив взгляд на сохнущее на спинке старого стула платье. Есть хоть какая-то вещь в ее окружении, которая не напоминает об Учихе и ее маленьком падении?! Смущенно отведя взгляд, стала рыться в сундуке, уже пару недель как выуженном из одного из тупиков лабиринта. Копаясь в ворохе вещей, искала что-то, что было бы ей по вкусу, как вчерашнее платье, не сразу даже сообразив, что уже второй день подряд собирается наряжаться. Обычно ей было плевать, как она выглядит, но — спасибо, Такеру! — теперь она хотела выглядеть так, чтобы на нее смотрели.
Смотрел.
Как вчера.
И желательно снизу вверх.
Как вчера.
Схватилась за пунцовеющие щеки, приводя себя в чувство. Черт, как можно вообще было о таком думать! Случившееся вчера было ошибкой, пошлой, грязной, непристойной, возбуждающей, волнующей, чертовски приятной… Тряхнула волосами, сбрасывая наваждение, ощущая себя Хинатой. Ей было стыдно, да только обманывать себя не было смысла — она почти летала от пережитого, тем более, такого Саске она не то чтобы даже не представляла, а он просто не укладывался в ее измученной мыслями голове. Да и от себя она не ожидала всего вчерашнего — Такеру пошутил на тренировке, что было бы неплохо как-то начать воспроизводить отношения Ширы и Бабаи, для более плотного вживания в образы, она похихикала… А потом отколола эту жесть на завтраке.
Может, она бы в какой-то момент бы и стушевалась, только застывший каменным изваянием Саске и ощущение его быстро возбуждающейся плоти под ней придало ей столько уверенности, что ее понесло хлеще, чем от наркотиков. Как много она прочитала в его глазах! Как он ее в этот момент ненавидел, как бесился от того, что она делала! И эти горящие глаза просто доводили ее до истеричного триумфа в душе, до злого сарказма во взгляде, от которого он злился еще больше.
«Сейчас разыграем другую сценку».
Даже испугаться не успела, только с возрастающим злорадством наблюдала, как доводит мужчину своей мечты до бессильного гнева. А все, что дальше… Она опять об этом думает. Хватит. И так уже ледяные пальцы, мявшие щеки, начали мелко трястись.
Легко сказать — не думать, потому что внутри все тряслось удовольствием и предвкушением нового дня. Нашла что-то похожее на удлинённые шорты, чем-то напомнивших ей ее любимые, зеленые, только черного цвета, и топ, который ей очень понравился. Только носить ей его невозможно, он без бретелей и держится за счет спины, а с ее лопатками, которые послушно взмахнули вверх-вниз опахалами крыльев, ничего не выйдет.
Хотя…
Тут же взгляд зацепил что-то блестящее, заваленное ей в угол сундука, и она открыла рот. Супер, то, что нужно! Ярко-красная кофточка тут же безжалостно лишилась длинных рукавов, и всего, что закрывало тело ниже ребер. А что, она худая, ей можно. Под острыми когтями один из рукавов превратился в лохмотья, из которых она выбрала самый, на ее взгляд, ровный, длинный лоскуток, продев его в металлический круг на груди искромсанной шмотки. Это незамысловатое украшение было, можно сказать, ее символикой, от чего настроение стало еще лучше.
Кустарно сделав себе что-то типа топа, завязанного на шее, но при этом не мешающее крыльям, так как спинка была ниже лопаток, посмотрелась в зеркало, с удовольствием отметив, что получилось неплохо. Хотя подшить бы не мешало там, где она разорвала красную ткань, но решила, что можно просто подпалить спичкой, чтоб нитки не лезли, удовлетворенно кивнув своему отражению. Шорты тоже пришлось «переделывать» — а именно, просто надорвать по шву сзади сверху, чтобы не терло под основанием хвоста. Ткань была плотная, пожалуй, не дешевая, но Такеру предупредил, что все эти тряпки на торгах ей не понадобятся, так что она может их хоть сжечь, хоть утопить — все равно выкидывать.
Элиты одеваются на порядок лучше и дороже.
Выйдя из комнаты, кинула короткий взгляд на дверь, ведущую в спальню Саске, и слегка усмехнулась. Может, снова выбить его из колеи? А что, он вчера с утра устроил ей это показательное выступление, а потом за весь день они виделись раза три, и каждый раз Сакура делала вид, что ничего не случилось, и не смотрела на него, краем глаза все же отмечая, что Саске от нее не может взгляда оторвать. Хорошо, что рядом не было в эти моменты никого больше, да и она успевала быстро ретироваться из кухни, где становилось нестерпимо жарко — она даже не знала, как теперь с ним говорить. Стоило только подумать,
как ее целовали эти губы, и у нее сразу подкашивались ноги.
Прошла на кухню, но, поняв, что пока не хочет ни есть, ни пить, немного растерялась. И что ей делать? Все спят, утро еще настолько раннее, что, попробуй она разбудить Ино или Такеру, в первом случае ее пошлют далеко и надолго, а во втором — прочитают лекцию о том, что элита не имеет права беспокоить господина. От всех этих внушений она уже начинала уставать, но выбора у нее не было, приходилось впитывать знания об этом новом мире, как губка. Немного постояв у закрытого холодильника, решила опять отколоть нечто безрассудное.
Хотя разве это безрассудство? Два месяца под землей. Она соскучилась по свежему воздуху.
Крутая, шаткая лестница наверх. Ступени едва слышно скрипели под гибкими ногами, пока она поднималась, не прикасаясь к перилам — они и так почти рассыпались в труху. Осторожно и быстро откинула люк. От скрипа ее затрясло, комната Ино была опасно близко, но, прислушавшись и поняв, что, кроме ее рваного дыхания, никаких звуков больше нет, уверенно выбралась, опустив деревянную крышку на место.
Ее обдало ледяным ветром. Стены его слабо сдерживали, щели между деревянными брусьями были толщиной с палец. Она с наслаждением, полной грудью вдохнула. Обе пары легких раздулись до предела, до боли. Кожу покалывало от холода, но для нее было просто прохладно. Сколько сейчас на улице? Градусов тридцать? В доме все равно, как бы то ни было, теплее. Ей хотелось леденящего ветра, хотелось чистого воздуха, не сдерживаемого старым, трухлявым деревом, из которого был сложен домик.
Чувствуя себя вором, прошла из дальней комнаты в предполагаемую гостиную, и руками уперлась в дверь, ведущую на улицу. Стало немного страшно — она понимала, что они находятся в домике на склоне горы, вокруг густой лес, до деревни путь долгий и трудный — торговец, который приходил раз в неделю, получал достойное вознаграждение за свои визиты, иначе, наверное, даже не сунулся бы, — но страх, что кто-то ее увидит, все равно был силен.
Толкнула дверь, но она не поддалась. Сакура про себя чертыхнулась, и уже потянула на себя, отперев незамеченный ранее засов, как сильная рука захлопнула дверь обратно.
Саске.
Он удержал дверь и вопросительно посмотрел на нее. От неожиданности вспыхнули щеки — она же была уверена, что не слышала ни звука, пока поднималась сюда! Видимо, ее смятение отразилось на ее лице, от чего Саске лишь слабо ухмыльнулся, уже сам открыл дверь и вышел. Меньше чем через минуту вернулся, протянув ей руку —
приглашая ее на волю.
В лицо ударил острый, холодный порыв ветра. В домике завертелся маленький ураган, но ей было плевать — она уже босыми ногами ощущала мягкий, мокрый снег, заваливший порог, почти полностью стерший следы вчерашнего визита торговца, и тепло еще не остывшей руки Саске, крепко и надежно сжавшей ее пальцы. Следующие несколько шагов дались ей с трудом — она совсем забыла, каково это — выходить на улицу, покидать укрывавшие ее от посторонних взглядов стены, скрывающие ее странный, жутковатый облик.
Сколько лет она не выходила на улицу без иллюзии…
Заставив основное сердце биться медленней, чтобы не мерзнуть, прошла немного вперед, по символической тропинке, оставляя за собой следы, больше похожие на отпечатки лап крупных кошачьих. Он отпустил ее, оставшись на пороге, и внимательно следил за ней взглядом. Сакура беспокойно принюхалась, сквозь порывы ветра, определяя, был ли тут кто-то еще со вчерашнего дня. Нет.
Быстрее, чем успела подумать, сконцентрировала чакру в побочном сердце, одним мощным его ударом взорвав чакру в своем теле, ударной волной от которой прошило всю окружающую местность. Теперь она точно знала, что за исключением Саске, и пары животных, трусливо защемившихся в паре километров от нее, вокруг в довольно приличном радиусе не было никого, кто мог ее увидеть. Из-за этого будто отпустило какую-то пружину внутри нее, и Сакура счастливо рассмеялась, подставляя крылья сильным порывам ветра, взмахивая ими, высоко подпрыгивая, хвостом разметая вокруг себя снег.
Это было похоже на приступ счастливого безумия, которому она отдалась, больше не задумываясь, правильны ее действия или нет. В груди щемило, оба сердца бились ритмично и медленно, легкие работали в полную силу, от чего у нее закружилась голова. Как было классно ощущать напряжение в спине, тугое натяжение перепонок крыльев и хвоста, свежий, ледяной ветер, снег, тающий между пальцами…
Спиной чувствовала, что Саске смотрит за ней и улыбается ее радости, как внимательный родитель позволяет резвиться своему ребенку, не сбавляя при этом бдительности.
Она хватала снег горстями, раскидывала его вокруг себя взмахами крыльев, кончиком хвоста вырисовывала бессмысленные узоры. Впервые за эти годы — впервые, наверное, за всю ее жизнь — она ощущала себя
свободной. Ошейника, сдерживающего столь необходимую организму чакру, не было, и тех, кто мог прервать ее веселье, тоже.
В конце концов, она же не делает никому плохо?
Она повернулась, приглашая Саске присоединиться к ее сумбурному веселью, но не успела его даже позвать — он так же, с улыбкой, слегка покачал головой. Руки скрестил на груди — он был почти раздет, только штаны и тонкая футболка, совсем не защищающие от холода, который его явно мучил, но Сакуре не доставлял никаких неудобств. Она лишь пожала плечами и продолжила, как маленькая, радоваться горстям белоснежного снега, очень медленно тающего в холодных руках, порывам ветра, наполнявшим перепонки крыльев волшебным ощущением полета, врывающимся в легкие и обжигающим изнутри всю ее сущность.
Внезапно взгляд привлекло красное пятно, странно и дико выделяющееся на белоснежной поляне снега. Она даже замерла, настолько неожиданным было увиденное. Сфокусировав зрение, сильно сузив зрачки, она стала приближаться к пятну, которое при ближайшем рассмотрении оказалось идеально разглаженным на снегу красным платком с кружевами по краям. Она опешила. Откуда тут, на безлюдной поляне перед почти заброшенным домом, там, где — она готова была поклясться — ближайшие сутки не было намека на человека, не было даже следов, кроме ее собственных, мог взяться красный платок? Он выцветшим не выглядел, да и был так разглажен, будто его положили только что, даже ветер его не смял.
Саске будто почувствовал ее недоумение, быстрым шагом, игнорируя то, что он босиком, приблизившись к ней. Сакура так же, молча, кивком головы указала на платок, он вздернул бровь, ясно давая понять, что тоже понятия не имеет, откуда он мог тут взяться.
Наклонилась, выпустила когти и осторожно его подцепила, словно боясь, что он взорвется. И он взорвался. Но только в ее голове.
Под платком, немного утопленные в снег, лежали две маленькие таблетки с маркировкой «С» посередине.
С-кьюр.
Как такое возможно?
Она отшатнулась, в панике оглядываясь. Это бред, этого не может быть. У нее галлюцинации? Нет, не похоже. Новым взрывом чакры пробила пространство вокруг себя, но осторожнее, чем первый раз. Если кто-то и был поблизости, он бы даже не ощутил. Саске схватил ее за предплечье, чуть дернув на себя, оттаскивая от странной находки.
Никого, кроме них. Их только двое, никого посторонних.
Что за бред?
За паникой постепенно просыпался голод. Но это было не желание еды, вовсе нет. Это было странным, сосущим, щемящим чувством в сердце. Тем самым, которое она испытывала каждый день, когда просыпалась, каждую ночь, когда засыпала, каждое мгновение своего бессмысленного существования с того момента, как очнулась в реанимации, с дикой болью во всем теле и пустотой в душе. Желание избавиться от боли. От чувств, которые рвали ее пополам. И эти два маленьких овала перешибли ей все, что она научилась испытывать.
Разум вопил изо всех сил, что надо бежать. Бежать обратно, в подземелье, в свою комнату, залезть под одеяло и просто забыть. А еще лучше — рассказать всем, что кто-то знает, что Сакура здесь, и этот кто-то явно не помочь им хочет.
Кто-то знает.
— Успокойся. — Саске наверняка ощущал, как ее затрясло, даже сильнее, чем он трясся от жестокого холода.
— Кто-то знает…
— Я уже понял. Возвращайся, позови Ино и Сая, мы сами разберемся. — Саске слегка подтолкнул ее в сторону дома, но Сакура упрямо замотала головой.
— Нет. Я хочу… — голос сорвался на шепот.
— Не вынуждай меня, — он не договорил, но она отлично поняла, что он имел ввиду. Не вынуждать его
приказывать.
Что-то последнее время он злоупотребляет властью своего Ринненгана, или ей показалось?
Он беспричинно усмехнулся, как будто она произнесла вслух то, что думала.
— Никого вокруг, Саске. Я никого не чувствую, но это совершенно бессмысленно. Кто-то же должен был сюда принести кьюр! И этот кто-то знал, что я… — последнее слово далось со страшным трудом, но она заставила себя признать это, —
зависима от них.
— Ты не зависишь от них, — жестко отрезал Саске.
— Ты даже не представляешь,
насколько я от них завишу! — Она вырвала руку из его хватки, нахмурившись. — Ты невыносим! Почему ты все время думаешь, что ты прав? Что ты все знаешь? М? Почему ты так в этом уверен?
— Потому что я знаю тебя, — тихо, будто не веря самому себе, медленно проговорил Саске. — И я знаю, что такое зависимость.
— Ой-ли? И от чего же ты зависишь? От своей силы? От власти? От своего гнева? Как будто я не вижу, каких усилий тебе стоит быть таким… таким… — она хотела подобрать ругательство поизощренней, посчитав недостаточным просто обозвать его бессердечным гадом, которым он так успешно прикидывался все это время, показывая свою истинную суть только один на один с ней, но он тихо пробурчал себе под нос то, от чего слова застряли в горле.
— Я завишу от твоей любви.
Он не лгал, это была правда. Она видела это в его глазах, которые он опустил, слишком внимательно разглядывая красный платок, отнятый у нее. С самого возвращения он искал встреч с ней, не имея для этого никаких рациональных причин. Саске хотелось, нет, ему необходимо видеть, как она светится, видя его. Даже когда ее глаза говорили ему, что он последний человек на земле, достойный любви — он все равно видел, что она его любит.
— Это придает мне сил, хотя совершенно не имеет ничего общего с логикой. Я хочу ощущать это от тебя. Просто хочу.
У Саске посинели губы. Он сильно замерз. Но она смотрела в его разномастные глаза, и впитывала каждое его слово всей своей сутью. Она не столько слышала, что он ей говорит, сколько ощущала всеми клеточками своего тела.
За ледяной коркой его поведения скрывалось пламя, разъедающее душу. Оно было такой силы, что даже огонь, пылающий в Аду (куда она, безусловно, однажды попадет), казался пламенем спички, зажженной на фоне лесного пожара в десятки гектаров. Может, в этом была причина того, что она никак не может убить в себе любовь, с каждым днем все сильнее нуждаясь в Саске? В ней-то уже давно была, несмотря на внешнюю горячность и импульсивность, ледяная пустыня. Нет, конечно, она испытывала чувства, особенно после того, как слезла со всей наркоты, которую сама разработала, но это было больше внешнее, напускное. Она переживала потому, что это было
правильно — переживать за друзей, за родителей, за дорогих ей людей…
А с Саске все по-настоящему.
— Пошли в дом. Ты скоро станешь ледяной статуей такими темпами. — Саске словно в подтверждение ее слов нехорошо закашлял, и она улыбнулась. — В доме вылечу. Тут бесполезно.
Он кивнул, подобрал платком таблетки, почти пропавшие под натиском метели в снегу, и неуверенно двинулся следом. Пальцы на голых ступнях уже совсем побелели.
Что-то говорить по поводу его слов было бы глупо. Это же Саске — зачем вытягивать из него то, что он и так, пусть и с трудом, говорит ей? Так что она вела себя так, как будто не было этого странного, молчаливо-отрывистого диалога, не было вчерашнего, терзавшего ее тело, ощущения от его близости, ничего не было. И он странно понял ее, взглянув почти с благодарностью, когда она обернулась возле двери.
Уже не пытаясь ступать бесшумно, спустились по лестнице, и Сакура тут же, не видя смысла ждать, приложила засветившиеся зеленым светом ладони к его груди.
— Повернись спиной. — Сакура от удивления выдохнула, когда он со странной улыбкой притянул ее к себе, вынуждая обнять.
— Так тебе будет удобнее, — прохрипел он, снова закашлявшись, когда исцеляющая его чакра проникла в легкие.
— Тебе виднее, — улыбнулась она, прижавшись крепче и упершись лбом в его плечо.
***
Ино разглядывала таблетки, лежащие перед ней на красном платке.
— Не, ребят, мы все каждый день следим за окрестностью, плюс печати никак не сигнализировали. — Она томно вздохнула, положив пальцы на виски.
— А торговец? Он мог? — Сай хмурился, и было непривычно видеть его лицо без хронической улыбки, приклеенной к губам.
Саске закутался в одеяло, точнее, Сакура заставила его закутаться, и пил какую-то пародию на кофе.
— Нет. Я проследил его уход, и он был далеко от этого места. К тому же, метель замела вообще все следы, и если бы платок был оставлен вчера — его бы просто похоронило под снегом.
— Меня больше волнует тот факт, что тот, кто оставил это, — Сакура нервно кивнула на таблетки, — знает, что я здесь. Потому что это похоже на предупреждение, в духе «я знаю, что Сакура тут». Только какая цель? Запугать нас? К тому же, я сама не знала, что пойду погулять сегодня.
— Это, кстати, было очень необдуманно, — перебила Ино. — Ты вообще соображала, что делала?! А если бы тебя кто-то увидел? Мы даже не знаем, когда придет гонец известить нас о дате торгов, а вдруг это было бы сегодня?!
— Ино, я все проверил, прежде чем ее выпустить. — Саске встретил прямой взгляд Ино, метавший молнии, совершенно не стушевавшись. — Она была под присмотром, и, как видишь, ничего не случилось. Это тоже неправильно — держать ее здесь, как узницу, тут даже окон нет. Мы каждый день выходим на улицу — патрулировать, или еще что, — а она сидит в этом каменном гробу.
Сакура благодарно посмотрела на Саске, который, встретив ее взгляд, без улыбки, слегка кивнул ей, будто показывая, что не даст ее в обиду.
— И давно ты возложил на себя обязанности ее няньки? — вдруг едко выдала Ино.
Сай прыснул, улыбка вернулась, и от его смеха обстановка заметно разрядилась. Саске, правда, напрягся, но ничем себя не выдал, спокойно отчеканив:
— С тех пор, как понял, что мой Ринненган — единственное, чем можно ее контролировать.
— Может, хватит вести себя так, как будто меня тут нет? — не выдержала Сакура. — Что сделано, то сделано. Надо решать, что мы будем делать дальше. И особенно, — она выразительно посмотрела на Ино, — что делать с этой странной находкой.
— Ладно, ладно, — сдалась Ино, манерно подняв руки, тут же начав оглядывать свои идеальные ногти. — Я свяжусь сегодня с Шикамару, все ему объясню, и посмотрим, что он скажет делать дальше. А пока, Сакура, пойдем к Такеру. У нас тренировка скоро начнется.
— Я не в настроении сегодня тренироваться, — Сакура встала, под одобрительный хмык Ино закутавшись в крылья, скрывая свой самодельный наряд. — От одного дня ничего не изменится, а я правда хочу отдохнуть. Слишком много всего каждый день.
Подруга издала странный звук, похожий на мычание, и как-то двусмысленно ухмыльнулась, но, тем не менее, кивнула.
— Окей, раз так… — Что-то подозрительно легко Ино позволила ей «прогулять» сегодняшнюю тренировку, но Сакуре было немного не до странного поведения подруги, — Проследи, пожалуйста, чтобы наш Бабаи-сама не скопытился от бронхита раньше, чем мы выполним миссию.
— Будет, как новенький, — передразнила манеру подруги Сакура, — Папочка, — Саске заинтересованно вскинул бровь, посмотрев на нее так, что снова стало жарко, — тебе пора спать. С твоим слабым здоровьем нужно себя беречь.
Глядя на то, как Саске медленно розовеет, согретый одеялом и кофе, Ино расхохоталась, да так заразительно, что уже через минуту все четверо, забыв и о странном платке, и о миссии, из-за которой они были заперты здесь, смеялись, перекидываясь парой-тройкой фраз и снова взрываясь хохотом.
Один день выходного заслужили все.
Особенно Сакура.
***
Ино лежала, удобно устроив голову на груди Сая. Он перебирал ее волосы, пальцами разделяя светлые пряди, и слегка кивал в знак согласия с тем, что она говорила. Правда, Ино было непонятно, насколько он действительно поддерживает ее мнение касательно Сакуры, и это слегка бесило.
— Сай! Ты вообще меня слушаешь?
— Конечно. Ты сказала, что у Саске и Сакуры интрижка, которая может иметь очень печальные последствия как для миссии, так и для Сакуры.
— Ты все переврал, — она недовольно хлопнула ладонью по его груди. — Я даже не уверена, что между ними, но ты же заметил, что они фразы договаривают друг за друга?
— Ты утрируешь. Ты все время в напряжении из-за этой миссии, вот и мерещится всякое. Расслабься, красавица.
— Нет, я совершенно уверена, что тут что-то не так, — Ино сморщила идеальный носик, устроившись поудобнее в объятиях Сая. — У меня ощущение, что у Саске тоже появилась мутация. Но только как это проверить?
— Да легко. Подойди и спроси у Сакуры, — безмятежно выдохнул Сай. Капец, как у него все просто!
— А она-то откуда это знать будет? Анализ у него возьмет? — фыркнула Ино.
— Уже брала. Перед миссией, забыла?
Ино задумалась. А ведь Сай прав. Их всех проверяли перед миссией, и Саске не был исключением. Не могла же Сакура, заполучив кровь Саске, не проверить его на все, на что только можно было проверить? В том числе…
Нет, она не может этого так оставить. Любопытство пополам с беспокойством взяли верх, и она встала, с неохотой освободившись из теплого плена тела Сая.
— Я схожу к ней.
Сай кивнул, сладко потянувшись, заставляя этим движением жалеть о том, что она вообще встала. Наклонившись и чмокнув его в губы, игриво шепнула:
— Я быстро к ней, и сразу обратно. Дождешься?
— Не обещаю, — наиграно-сонно потянул Сай, закрыв глаза и зевнув. — Хороший день был. Веселый.
— Ага. Чепуху несли мы, конечно, неслабо, — согласилась Ино, быстро накинув поверх одежды теплый плащ.
На отопление лабиринта уходило слишком много дров, так что они экономили, не подбрасывая поленья в топку вечером, так что к ночи в коридоре становилось холодно. Этот факт не смущал только Сакуру, последнее время даже с некоторой гордостью напоминавшей, что она хладнокровная. Постоянную температуру поддерживали только в комнате Такеру и Бабаи, так как они были единственные, кому из-за слабого здоровья переносить холод было тяжелее, чем остальным.
Хотя Ино бы с удовольствием заставила ублюдка Бабаи медленно подыхать от холода, и ей бы никто не стал мешать, но увы — эта тварь все еще нужна им. И, к сожалению, живой.
Выйдя из комнаты и плотней запахнувшись в плащ, постаралась идти как можно быстрее, чтобы не успеть замерзнуть, и довольно быстро добралась до комнаты Сакуры, постучавшись в дверной косяк — все, что осталось от двери. Не услышав ответа, заглянула в дверной проем, вглядываясь в темноту комнаты, и с удивлением обнаружила, что Сакуры тут нет. Нахмурившись, прошла дальше, к ванной — но там тоже была темнота, дверь была не заперта и Сакуры не обнаружилось.
Мимо ее комнаты Сакура не проходила, и на кухне тоже никого.
Значит, вариант только один.
Не зная, радоваться или плакать, Ино резко подошла к двери в спальню Саске, тихо постучав и тут же отдернув руку. В ответ снова тишина. Осторожно, убеждая себя, что ей просто нужно удостовериться, что Сакура опять не вылезла наружу, открыла дверь на узкую щель, достаточную, чтобы заглянуть в комнату.
И увидеть, что Саске дернулся на кровати, просыпаясь и внимательно глядя на побеспокоившую его Ино.
— Саске? Прости, что разбудила, но я не могу найти Сакуру. — Она старалась говорить тихо, ощущая себя виноватой. Он был один.
— И ты решила поискать ее в моей спальне? — хмыкнул он. Черт, даже сонный, он остается язвой!
— Прости, думала… Ой, сама не знаю, что я думала, — неуверенно рассмеялась Ино, тут же извинившись еще раз и тихо закрыв за собой дверь.
Теперь она совсем растерялась. Куда могла деться Харуно?
Совершенно обескураженная, направилась в сторону лестницы наверх, почти уверенная, что найдет подругу на улице (безответственная дура, совсем забыла о конспирации!), и столкнулась нос к носу с выходящей из тренировочного зала Сакурой.
В ней что-то изменилось. Какая-то неуловимая деталь, которую Ино даже не могла определить, но разительно преобразившая Сакуру. Она даже забыла, зачем ее искала, так ее удивила эта перемена.
У Сакуры потух взгляд. Волосы казались блеклыми в полумраке коридора, спина сгорбилась, больше не держа приобретенную гордую осанку. Ино опешила, не понимая, что могло так сильно расстроить Сакуру, и выдала:
— Кицунь? Все нормально? Ты чего?
— Все хорошо, Ино, — бесцветно выдала Сакура, глядя сквозь нее. — Я тренировалась. Все-таки это была плохая идея — пропускать день тренировок. Вот я чуть-чуть наверстала, как могла. А теперь я спать. Спокойной ночи.
Ино окликнула ее, когда Сакура пошла дальше, в сторону своей комнаты, сгорбив крылья и почти не двигая хвостом против обыкновения, но подруга никак не отреагировала. Оставшись одна в коридоре, она, как рыба, выброшенная на берег, хватала ртом воздух, не в силах справиться с противоречивыми эмоциями, но наконец, подозрительность взяла свое, и Ино метнулась в сторону кухни, торопливо выуживая из одного из ящиков красный платок. Развернув его, вперилась взглядом в единственную таблетку С-кьюра, оставшуюся на ладони, и испуганно выдохнула.
Их было две.
Это катастрофа. Это конец. Сакура… Это так не похоже на нее! Или наоборот? Нет, это было вполне в духе Харуно — когда все идет хорошо и гладко, вытворить что-нибудь эдакое, от чего привычный мир окружавших ее людей рушился, как карточный домик.
Она убьет ее. Убьет за эту глупость и безрассудство. Сакура взрослый, адекватный человек, и то, что она ведет себя так… Так… Да как дура, в общем! Отчаянно пыталась вспомнить, были ли белки ее глаз черными, но память отказывалась ей содействовать — зеленые глаза светились в полумраке, и она просто не могла разглядеть то, что выдало бы Сакуру с потрохами. Хотя что значит — выдало бы? Было две таблетки, осталась одна, Сакура — наркоманка в принудительной завязке, что бы там ни было, она просто не сдержалась…
Ино отшвырнула смятый платок от себя, как кусок гнили, и бросилась вон из кухни. Куда бежать сначала? К Саю? Или к Сакуре, задать ей трепку? Нет. Тут может помочь только один человек, и к нему она и направилась, стараясь не глядеть в зияющий пустотой дверной проем в спальню Сакуры.
***
И конечно, второй раз за ночь, яростно и сильно стуча в дверь Саске, она не могла видеть, как из складок красной тряпки, брошенной ею на кухне, выкатилась овальная пилюля, упав с тумбы и закатившись под стол.
