***
За пять дней до предполагаемого отъезда Сакура почувствовала слабость. Она об этом незамедлительно сказала уже прибывшей неделю назад Фуки, которая должна была помочь ей. Фуки, в свою очередь, позвала Ино, и вот — они втроем сидели в спальне Сакуры, точнее, в спальне Ширы, и смотрели, как девушка стремительно бледнеет. — Дело дрянь, — выдала Ино, беспокойно проведя по лбу Ширы, покрытому холодной испариной. — Не то слово, — поддержала Фуки, с тревогой перебирая аптечку, которую она взяла с собой из Конохи. — Это звездец, — подытожила Шира, обведя девушек рассеянным взглядом. — Значит, примерно через неделю у меня начнется период. Ехать до места две недели. То есть, когда период закончится, у меня будет меньше недели в пути, чтобы прийти в себя, а потом… — она нервно сглотнула, и Ино с Фуки понимающе переглянулись, прекрасно понимая, что будет потом. Она вколет себе препарат, который разработала Фуки на основе того, что осталось в шприце с-якобы-Панацеей, и вызовет у себя повторный период, который должен будет прийтись как раз на неделю торгов. — М-да… — потянула Ино, заламывая руки от невозможности помочь. — Два периода подряд… Жесть. Я правда очень надеялась, что такого не будет. — Да, только моему телу немножко насрать на твои надежды, — скептически хмыкнула Шира, скорчив совсем не шировскую гримасу. — И на мои тоже. Ладно, что есть, то есть. Теперь другой момент. — Она чувствовала отвратительную слабость и покалывание в кончиках пальцев, там, где по идее у нее находились когтевые мешочки. — Чакра заблокирована, но что делать с моей слюной? Если во время поездки у меня сорвет крышу… — Ты будешь на успокоительном, — перебила ее Фуки. — Я привезла несколько видов, но тебе дам самое мощное седативное. Сакура-Шира презрительно усмехнулась, но Фуки не дала ей ничего сказать, быстро проговорив: — Я в курсе, что на тебя они не действуют. Но спать тебе вовсе не обязательно, достаточно того эффекта, что тебе просто будет не до того, чтобы зацикливаться на ком-то. Будешь в легкой бессознанке, этого вполне хватит. А для Саске я подготовила вот это. На крайний случай. — Фуки показала небольшой футляр, в котором лежало три маленьких шприца для инъекций. — Не говори мне, что это модифицированный тестостерон, — простонала Шира, неожиданно начав давиться смехом. — Ты, в самом деле, считаешь, что он пойдет на это? — Только в крайнем случае, — с нажимом проговорила Фуки. — Крутой выбор ты ставишь перед двадцатилетним парнем. — Шира снова рассмеялась, несмотря на туман в голове и кашу вместо тела. — Ему-то хоть кто-нибудь сообщил об этом? По тому, как снова переглянулись Фуки и Ино, ответ был более чем очевиден. — Я вообще-то думала, что ты ему об этом скажешь, — Ино, тоже будучи ниндзя-медиком, разумеется, поняла, о чем идет речь, и теперь своим высказыванием загнала Сакуру-Ширу в ступор. — Ты предполагаешь, что я… — Шира произнесла это с особой интонацией, — …я скажу Учихе, что из-за меня его придется кастрировать? Ты нормальная вообще? — Сакура, — переключила ее внимание Фуки, — Скажешь все, как есть. Либо химическая кастрация на время твоего периода, либо над ним будет постоянно висеть угроза того, что он сорвется. Хотя… — Фуки задумалась. Ино и Сакура выжидательно уставились на нее в надежде, что она сможет придумать что-то еще. — Есть еще такой вариант. Он же ни черта не понимает в медицине? — Ну… — нехотя согласилась Шира, уже понимая, что хочет предложить Фуки. — Скажем ему, что это инъекции для подавления сексуального влечения именно от твоего периода. — Слова Фуки звучали уверенно и весьма убедительно. — К тому же, суть химической кастрации именно в этом. Конечно, не факт, что ему вообще придется к этому прибегнуть, — странно замялась Фуки, — но если шприцы у него будут, в принципе, это может сыграть и как психологический фактор, что есть запасной выход, и ему будет спокойнее. Но тогда нужно подстраховать тебя. Тут уже надежда во взглядах Ино и Ширы сменилась недоумением. Сакура непонимающе уставилась на Ино, а та, в свою очередь, на Сакуру, слегка пожав плечами. — Я много думала об этом, — голос Фуки робко дрогнул, — и… Я, конечно, не думала, что это может потребоваться, но ты же меня знаешь — я если что придумала, тут же делаю… — Фуки наигранно рассмеялась, пытаясь скрыть неловкость и напряжение. — Может, Ино, ты… хм… выйдешь ненадолго? Это очень деликатный вопрос, и, если Сакура не хочет, то я не могу это обсуждать в присутствии… — она старательно подбирала синоним к слову «посторонний», и ее усердие даже отпечаталось на ее лице, в ответ на что Ино игриво улыбнулась и пожала плечами, вставая: — Я пойду сделаю нам что-нибудь попить. А то жарковато, да? — Она грациозно вышла, закрыв за собой новенькую дверь, установленную около месяца назад в комнату Сакуры, и звук ее шагов эхом отдался по коридору. Они остались вдвоем. — Я хочу запечатать твою девственную плеву, — без предисловий выдала Фуки, заставив Ширу густо покраснеть. — Чего? Фуки, это уже… слишком. — На девичьем лице Ширы отразилось негодование и стыд, но Фуки жестом заставила ее замолчать. — Сакура. Я долго об этом всем думала. Ты будешь в рассаднике извращенцев и садистов, и не исключена возможность того, что тебя попытаются изнасиловать. — Меня невозможно изнасиловать, — сквозь сжатые зубы процедила Шира. — Да. Когда ты в своем облике, блин! Если я правильно поняла Сая, то у тебя сейчас парализованы все мышцы, не относящиеся к структуре человеческого тела. Или ты считаешь, что каждая девушка может своей промежностью дробить камни в песок? После этого комментария повисла неловкая тишина, которая почти тут же была прервана дружным смехом обеих медиков. Сакура хохотала голосом Ширы, закрыв лицо ладонями, а Фуки пополам согнулась на стуле, схватившись за живот. — А ты можешь, когда хочешь, — задыхаясь, выдала Шира сквозь смех, вызвав своим комментарием новый приступ веселья, сгладивший остатки неловкости. — Даже не думала, что у тебя есть чувство юмора. — А его и нет, — икая, ответила Фуки. — Я не ожидала, что это прозвучит смешно. — Правда всегда звучит смешно, — резонно заметила Шира, сквозь недомогание заставив себя сесть. — Ладно. Но об этом никто не должен знать. — Само собой, — Фуки отдышалась и подошла к двери, замкнув ее изнутри. — Никому об этом не говори, даже Саске. Иначе может случиться так, что это сыграет тебе не на руку. — Да я понимаю, — Сакура-Шира продолжала сидеть, не зная, как вести себя дальше. Нет, конечно, она понимала, как проходят подобные осмотры, она их и проводила неоднократно, но быть самой на месте пациентки… — Я надеюсь, тебе не надо объяснять, что я себя почти ненавижу за то, что согласилась? — Я буду нежной, — выдала Фуки, вызвав у обеих новый приступ хохота. Все оказалось не так страшно. Фуки деликатно отвернулась, давая Сакуре возможность задрать платье и снять трусики, сама подготавливая вышеназванную печать, макет которой у нее был тут же, в аптечке. Сакура не удержалась и накинула на себя простыню, снова заливаясь малиновой краской, Фуки с легким хлопком поправила латексные перчатки, которые уже натянула. Когда она присела перед ней, очень деликатно разводя в сторону ее ноги, Сакура откинулась назад, упершись лопатками в стену, и постаралась расслабиться. — Дыши ровно, — озвучила Фуки и без того очевидный факт, но Сакура не стала язвить, а стала следить за дыханием, изо всех сил не обращая внимания на то, что происходит у нее между ног. От ощущения пальца у входа во влагалище почти заложило уши, Фуки ее как будто ущипнула за складку гимена, короткая, неприятная боль — и все закончилось. Фуки удовлетворенно сняла перчатки. — Жива? — Не так плохо, как я думала, — нервно усмехнулась Сакура, почти невидимым глазу движением вернув трусики на их законное место. — Я же обещала быть нежной, — искренне улыбнулась Фуки, снова отпирая дверь, проследив, чтобы Шира успела привести одежду в порядок. — Пусть это будет нашей маленькой тайной, — напомнила она, и Шира кивнула в знак подтверждения. Когда Ино вернулась с графином и тремя стаканами, которые, как опытный трюкач, она несла башенкой, уверенно балансируя их, ничто не напоминало о неловком разговоре и не менее неловком действии, произошедшем десять минут назад.***
Шира приходила в себя рывками. Ее страшно тошнило от качки в повозке, но рессоры были совсем новые, и никак исправить ситуацию было нельзя. Только терпеть. От очередной таблетки она проваливалась в полудрему, прекрасно осознавая, что происходит вокруг, но тем не менее не реагируя на происходящее. Живот крутило, тело ломило от ощущения запертой в нем чакры, и это было фантастически больно, что Шире приносило некоторое облегчение. В боли хотя бы есть определенность, нежели в тупом, неприятном ощущении выламывания суставов и внутренностей. Акаи Бабаи, сидящий напротив, не испытывал от ее периода никаких неудобств. А, собственно, что могло их вызвать? Только ее чакра. Которой не было. Вот и неудобств не было. Зато злость на него была, но опять же, была заперта в страдающем, почти парализованном мукой теле, и не доставляла вышеназванному господину Бабаи никаких неудобств. На мясистых, влажных и странно гладких для его возраста губах блестел пузырек слюны, который постоянно слегка надувался в такт дыхания ее хозяина-отца. Шира отчаянно пыталась заглушить в себе Сакуру на время миссии. Но иногда мелькала предательская харуновская мысль — каково сильному, красивому Саске в этом жутком облике? От него даже воняло, как от старика — преющим от жары немытым телом, плюс специфический запах старости и тонкая нотка плохо стряхиваемой мочи. В короткий момент вспышки сознания Шире стало остро жаль Учиху, и она вдруг выдала слабым голосом: — А ты знаешь, что самый распространенный типаж — темноволосый и темноглазый мужчина? — К чему ты это сказала? — прохрипел старик. — Не знаю. Просто этот факт показался интересным. Опять повисла тишина, прерываемая только ржанием лошади снаружи да тихими понуканиями их извозчика. — Получается, таких как я — полно? — вдруг выдал Бабаи своим шамкающим, почти беззубым ртом. — Не совсем. Чаще всего встречаются брюнеты с карими глазами. — Перед глазами самой Ширы все плыло. — Это вопрос генетики. Наша внешность задается определенным набором генов. А от хромосом зависит наш пол. Это скучная тема, — подытожила она, прикрыв глаза, чтобы не так сильно тошнило. — Что за хромосомы? — Бабаи явно тяготила тишина, и Шира, немного улыбнувшись, принялась объяснять: — У каждого вида свой набор хромосом. У человека их сорок шесть, например, кроме половых клеток — гамет. В них по двадцать три хромосомы, собственно, половина набора. У мужчин это сперматозоиды, у женщин — яйцеклетки. К тому же, интересный факт — пол будущего ребенка у пары зависит только от мужчины. — Разве? — слегка удивился Бабаи, внезапно садясь ровно, будто старик внезапно помолодел. — Я думал, что это от женщины зависит. Шира слабо покачала головой. — Это не так. Как бы объяснить… Хромосомы существуют только попарно в ядре каждой клетки нашего организма. Они отвечают за всю наследственную информацию, начиная от вида и заканчивая цветом кожи, глаз, волос, даже пол — все определяется ими. Вот последняя, крайняя, скажем так, пара, является половыми хромосомами. У женщин они одинаковые, им условно дали название X-хромосомы, потому что они похожи на иксики, — максимально попыталась упростить Шира. — У мужчин же одна хромосома — не до конца икс, а как бы одной палочки не хватает. Поэтому эту хромосому назвали игрек-хромосомой. Вот у женщины XX, а у мужчины XY. Так вот и получается, что в женской половой клетке, которая имеет только половину стандартного набора хромосом, есть только икс-хромосома. А в мужских гаметах — то есть в сперматозоидах — есть и икс, и игрек хромосомы. Так что в момент зачатия только мужскими клетками определяется пол ребенка. — Интересно. — Судя по тону его голоса, ему и правда было интересно, так что Шира продолжила: — А сами хромосомы состоят из генов — это слово, наверное, тебе знакомо? — Улучшенный геном? — спросил Бабаи. — Именно. Все наследственные техники, обусловленные улучшенным геномом, как раз и передаются потому, что, однажды мутировав, ген навсегда сохраняет эту информацию для передачи следующему поколению. Иногда этот ген может не проявлять себя сразу, или совсем не проявиться, если он рецессивный — но он точно сохранит память о случившимся изменении. — Реце… какой? Не понимаю. — А, это деление генов. Есть рецессивные, а есть доминантные. Давай объясню на примере. Например, моя мама рыжая, а папа розововолосый, — на мгновение ее голос дрогнул, стоило ей вспомнить последнюю встречу с родителями, но она сделала вид, что это из-за слабости и жары, от которой она страшно страдала, и продолжила: — вот цвет волос их обоих определяется рецессивными генами. Если бы у одного из них фенотип — то есть внешнее проявление генотипа — определялся доминантным геном, например, папа был бы черноволосый, то тогда я бы тоже родилась, скорее всего, с черными волосами. А так как у обоих родителей рецессивный ген, то вероятность рождения меня что рыжей, что с розовыми волосами, была примерно равна. — То есть, темноволосые и темноглазые люди встречаются чаще, потому что это определяется доминантными генами? — понял Бабаи. — Именно. Вот какой фенотип был у твоих родителей? — неосмотрительно брякнула Шира, тут же пожалев о своем вопросе. — Прости, можешь не отвечать. — Почему же? Я отвечу. У нас черта клана — черные волосы и черные глаза. И мама, и папа, и мой брат были черноволосыми, как и я. — Он говорил ровно и спокойно, и Шира про себя порадовалась, что эта тема оказалась не так болезненна, как она думала. — Вот, кстати, черные глаза — это редкость. Самый редкий цвет глаз вообще считается фиолетовый, такой, знаешь, фиалковый. У Хинаты, если под определенным углом посмотреть, глаза цвета лаванды. Даже у Ханаби, ее младшей сестры, не такие яркие. Правда, иногда мне кажется, что они вообще белые, но это не так. Вторые по редкости — зеленые, без примесей. Потом идут красные, кажется, золотые и черные. Да, точно, черные — по последним исследованиям, на пятом месте. И кстати, исходя из этого, можно предположить, что твои предки жили либо в условиях крайнего севера, либо наоборот, в жарких странах. Ведь меланин в радужной оболочке глаза, который определяет цвет наших глаз, тоже имеет свою функцию — защита глазного дна. И чем его больше — в твоем случае, меланина в радужке очень много, — тем более был интенсивный свет, от которого он защищал. — С жаркими странами понятно. А почему север? Там не так много солнца же. — Белый снег, — коротко ответила Шира, и Бабаи кивнул, поняв ее мысль. — А почему склоняюсь к северу — обычно люди из жарких стран имеют гораздо более темную кожу, опять же из-за большого количества меланина, который защищает от ультрафиолета. А ты светлый. — Значит, ты — на втором месте по редкости? — толстые губы ухмыльнулись до боли знакомой усмешкой, и Шира отвернулась, сбрасывая наваждение. — Да. Зеленоглазых вообще очень мало. И зеленый цвет вызван очень маленьким количеством меланина. Кстати, если брать во внимание только три основных цвета глаз — карий, голубой и зеленый — то в процентном соотношении кареглазых около семидесяти пяти процентов, голубоглазых порядка двадцати трех, а зеленоглазых — не больше двух процентов. Вообще генетика — весьма интересная наука. В ней еще столько неизученного… — Шира тяжело вдохнула раскаленный воздух, и Бабаи, поняв ее состояние, снова обильно полил ее платье водой, дабы охладить. Все же из-за отсутствия полноценного потоотделения способность ее организма к охлаждению была очень и очень низкой. — То есть, в принципе, можно предугадать, какой будет ребенок, скажем, у Наруто с Хинатой? — продолжил после некоторого затишья Бабаи. — Вполне. Ребенок точно будет голубоглазый. Это, конечно, рецессивный ген, но все же он сильнее, чем ген фиолетовых глаз Хинаты. Я даже не уверена, что у их ребенка будет Бьякуган, в смысле, активный. Ну, а цвет волос, вероятнее всего, темный. Хотя природа играет интересные игры с генами, и запросто может быть, что ребенок будет блондином, но вероятность не очень большая. — А если бы у нас с тобой был ребенок? — вдруг спросил Бабаи. Шире стало неловко, но неловкость быстро сменилась сильной болью где-то в районе груди, и она спокойно ответила: — Если бы он мог быть, то, скорее всего, он был бы черноволосым и черноглазым. Все же все мои гены — рецессивные, а твои наоборот, доминантные. Так что твои гены победили бы мои. Ну, это в случае, если бы я была человеком, конечно, — Шира постаралась снизить накал неловкости, который чувствовала буквально кожей, но по лицу Бабаи нельзя было сказать, чувствует он сейчас что-либо или нет. Все же его старое, морщинистое лицо больше напоминало ей моську шарпея, а не лицо человека. А если вспомнить, какие мерзости он творил всю жизнь — его она тоже не могла бы назвать человеком. Слишком ублюдком он был. Снова воцарилось молчание. Шира уже давно потеряла счет времени, мучаясь от жары и подавляемого седативными периода, но легче ей от этого не становилось. Кажется, ехать оставалось еще дней десять или одиннадцать, значит, период закончится только дня через четыре. Через очень долгих, мучительных четыре дня, наполненных удушающей жарой, постоянной качкой повозки и сосущей, мертвенной пустотой внутри.***
— Хината-сама! — Шира радостно вскочила с койки, когда Хината только успела войти в запечатанную комнату, и кинулась к ней с объятиями. Хината, стиснув зубы, обняла девочку в ответ, тут же заметив, как та недвусмысленно прижалась к ней всем телом, слегка поелозив в районе груди. Она не могла к этому привыкнуть, это по-прежнему вызывало стыд и отвращение, но и отвернуться от потерянного ребенка совесть не позволяла.***
После того поцелуя вернуться к Шире она смогла только через неделю. И стало особенно жутко, когда девочка при виде ее тут же бросилась ей в ноги, умоляя наказать ее за плохое поведение. Это настолько шокировало и без того растерянную Хинату, что она дала самой себе обещание сделать все, что в ее силах, чтобы вернуть несчастную девочку в нормальное общество, избавив от всех демонов прошлого. Оказалось, что все совсем не просто. Шира не то, чтобы по-особому боялась мужчин, а она как будто просто не видела в них людей. Хината познакомила ее с Кибой, который нравился всем без исключения, но все, чего она добилась — восторженные вопли девочки по поводу Акамару, который пришел вместе с хозяином. На самого Кибу внимания она обратила меньше, чем на назойливого комара, который мешал играть ей с песиком размером больше ее самой. Первый раз провалился — даже такой добрый и обаятельный парень, как Киба, не вызвал никаких эмоций. Вообще. Во второй раз она, скрепя сердце, попросила Наруто познакомиться с Широй. Конечно, он согласился, хотя все еще настороженно относился к желанию жены вернуть девочку в общество, в котором она, собственно, никогда и не жила. Все повторилось, кроме одного момента. Хината представила улыбающегося Наруто Шире, сказав, что это ее муж. Оказалось, что Шира вообще не понимает, что такое «муж». Когда Хината ей объяснила, что, когда два человека любят друг друга, они женятся и становятся мужем и женой, Шира крепко задумалась. И через некоторое время спросила, а является ли она теперь женой Хинаты, если она ее любит? Такой неловкости она еще не испытывала. Решив, что, раз Шира не понимает, что такое муж и жена, то надо объяснить ей на «ее» языке, она сказала, что женятся для того, чтобы рожать детей. Ведь когда два человека любят друг друга и женятся, у них рождается ребенок. И вот тут ей пришлось прикусить язык и опереться на обалдевшего Наруто, слушая то, что выдала ей Шира. Оказывается, дети рождаются не от любви. А от того, что хозяин трахает. Да, это было сказано именно так. Хозяин трахает, и рождается либо хозяин, либо нижняя, либо деликатес, либо элита. То есть получается, что Наруто — хозяин Хинаты-сама? Под пристальным, кошачьим взглядом Ширы она начала судорожно объяснять, что тут нет хозяев, или элит, или прочих, о ком упомянула Шира, а есть просто люди, которые друг друга любят. Это окончательно сбило девочку с толку, и она без всякого стеснения спросила, почему же тогда Хината-сама не хочет ее? Это было просто ужасно. Благое намерение Хинаты больно ухнуло по ней самой, поставив в патовую ситуацию. Они с Наруто долго и старательно объясняли ей, что такое отношения, что все совсем не сводится к одному только «трахать» и вообще устроено не так, как ей внушили с детства. Рассказывали, какими прекрасными бывают чувства, и что они всегда бывают только между мужчиной и женщиной, а между двумя женщинами не бывают. Шира очень внимательно слушала, в некоторых моментах прерывая их нескладную речь и вставляя такие вопросы, на которые они даже не сразу могли ответить. Хотя вопросы-то были совершенно простые, но просто никто из них никогда над ними не задумывался, потому что не было причины — они-то росли в совсем иных условиях. Например, а зачем жениться, если и так друг друга любишь? Или — зачем хотеть детей, если они и так рождаются, сами по себе? Что такое семья? Чем отличается любовь Наруто к Хинате от ее, Шириной, любви? Это был очень долгий и очень тяжелый разговор. Девочка точно не была глупой, так как старательно пыталась уложить совершенно новый уклад жизни в своей голове, но стоило ей понять — как ее глаза тут же зажглись враждебным огоньком. Она буквально сверлила Наруто взглядом, полным ревности и ненависти, поняв, что он — тот, кто занял ее место. Ведь Хината-сама должна быть только ее, Ширы! А не быть женой какого-то Наруто! А что было самым жутким для нее — это невероятное сходство Ширы с Сакурой, с той Сакурой, которой она была до перерождения. Причем это сходство было настолько неуловимым, что даже сложно было сказать, в чем именно заключается. Если брать внешность в целом — почти копия, только на три года младше и без крыльев. А если вглядываться детальнее — и разрез глаз другой, и губы пухлее, и лицо имеет немного другие черты, даже пальцы на руках — отличалось все. И эта юная «Сакура» с исковерканным мировоззрением и совершенным незнанием реальной жизни теперь зависит от нее, доверяет ей, и — как она сама думала — любит ее. Нет, конечно, Хината тоже испытывала к несчастному ребенку теплые чувства, но совсем не такие, какие хотелось Шире. Хината все же верила, что это объясняется тем, что она стала первым человеком в жизни Ширы, кто отнесся к ней по-человечески, а не как к вещи или куску мяса, которое растят на продажу.***
Бережно отстранив от себя девочку, Хината улыбнулась и показала ей пакет, который принесла с собой. — Я принесла нам мороженое и пару книг, чтобы скрасить твой досуг. Хотя сейчас на улице потрясающая погода, может, хочешь погулять? — Нет, — Шира вприпрыжку поскакала к кровати, резко на нее запрыгнув. — Шира хочет читать и есть мороженое с Хинатой-сама! Хината пожала плечами и села на кровать рядом с Широй, которая уже дрожала от нетерпения и тянула руки к пакету, чтобы выудить из него ведерко с мороженым. — Хината-сама будет кушать с Широй? — она уже открывала ведерко, неловко уронив пакет с книгами и потянувшись за ним, чтобы поискать в нем ложечки. — Буду. — Хината помогла поднять пакет и достала одну из книг, открыв ее. Это были обычные детские сказки, но для Ширы это было будто окно в незнакомый мир, где существовало добро, не имеющее отношения к варварским поощрениям за хорошее поведение. Хината читала вслух, изредка прерываясь, чтобы зачерпнуть мороженого и встретиться с восторженным взглядом Ширы, которая в эти краткие перерывы нетерпеливо задавала кучу вопросов по уже прочитанному. Сама читать она не умела, но с каждым днем проявляла все больший интерес к «черным закорючкам», в которых было зашифровано так много нового и интересного. Закончив читать очередной рассказ, они долго обсуждали его. Шира снова и снова задавала вопросы — она была, как трехлетний ребенок в этом плане. Даже во взгляде теперь начала появляться какая-то детская наивность, восторженность, которой не было в самом начале их знакомства, когда они только заменили Ширу на белого Зецу. Тогда она была под действием гендзюцу Саске, но глаза у нее были с прищуром, хитрые и недоверчивые, как будто в иллюзии она все время была начеку. Позже, конечно, это все объяснилось ее образом жизни, но тогда она и правда казалась взрослой. Сейчас же — ну совершенный ребенок. Хотя касаемо интимной стороны отношений она была просвещена гораздо лучше, чем Хината, пусть и в искаженной и извращенной форме, но все же. И Хината очень надеялась, что однажды сможет вытеснить эти ужасные воспоминания о прошлой, страшной жизни светлыми, счастливыми — по настоящему счастливыми — картинами ее новой жизни.