***
А про элит она теперь знала много. Во-первых, и среди них были довольно сложные отношения, несмотря на то, что некоторые, например, сама Шира, Тэя и Кохэку, на торгах были выставлены впервые. Но уже было четко видно, как Кохэку отчаянно втирается в компанию Мэми и Кодирой, постоянно поддакивая любой фразе и мерзко хихикая даже самым несмешным шуткам. Вообще Мэми себя позиционировала как главную, так что ничего удивительного в этом не было, что довольно невзрачная новенькая так старательно пыталась заполучить ее покровительство. Она не была дочерью своего хозяина, насколько поняла Шира, ее в детстве выкрали из довольно бедной семьи, которая даже не предпринимала попыток разыскать своего ребенка — одним ртом меньше, и то хорошо. Так что сам статус элиты ей был дан с большим авансом, и девушка из кожи вон лезла, чтобы его оправдать. Непонятно, что будет на торгах, но среди элит она быстро затерялась на фоне более ярких и эффектных девочек. Кодирой была классической сукой. И она не то чтобы это не скрывала, а всячески подчеркивала свой характер — ей бы мужиком родиться, цены бы не было. А так — очень меткие подколы в адрес той же Кохэку, над которыми смеялись все, но от того не менее обидные, колкие комментарии в адрес Керр — у той тоже характер оказался не сахар, как показалось сначала, — и, конечно, попытки задеть за живое Ширу, пока Мэми ее не одернула. Только Мэми могла ее заставить замолчать, и только в ее адрес Кодирой отпускала такие шутки, которые всячески подчеркивали достоинства элиты. Шире каждый раз было смешно, когда Кодирой в своей грубой манере пыталась польстить Мэми, но она сдерживалась, продолжая наблюдать этот театр абсурда. А Керр не могла ходить. Там была какая-то мутная история, которую ей поведала в сопли пьяная Кора, но Шира так и не поняла подробностей — слишком сильно у второй близняшки заплетался язык. То ли Керр попала хозяину под горячую руку, то ли она защитила Кору — в общем, хозяин бил ее так, что Керр упала и больше не встала. Жизнь ей сохранили только из-за ее голоса, решив оставить придатком к Коре, и потому близняшки и позиционировались, как одна элита. Донна была приятной и, пожалуй, самой беззлобной из всех. Но и с ней оказалось все не так просто. Шира не могла не заметить, как светились небесно-голубые глаза, стоило ей только взглянуть на Ачи. Конечно, парень был невероятно красив, и все девочки в какой-то степени млели от его улыбки и загадочного, полного обещания взгляда, но тут было совсем другое, и Сакура это видела. И видела, сколько тоски в глазах Ачи, когда Донна пела, или что-то рассказывала. Тут явно было что-то большее, чем взаимная симпатия, и пролить свет на ситуацию помогла всезнающая Мэми. — А, ты ж не в курсе, — потянула она, когда музыка заглушала разговоры других и прятала их голоса в пульсациях басов и звуков. — На прошлых торгах была презабавная ситуация. Предыдущий хозяин Донны — это были ее первые торги, зима была, — и хозяин Ачи решили развлечь всех красивым шоу. Я тебе говорила, что тут каждая была с Ачи, но только Донна с ним переспала не потому, что так захотелось, а потому, что приказал хозяин. Шоу было фееричное, — Мэми смачно отпила из высокого стакана мешанину из алкоголя, которую ей сделал Дони, — никогда не забуду, как краснела Донна под взглядами двух сотен человек, смотрящими, как Ачи ее драл на сцене. Все-таки дебют, и сразу такой. Деликатесом она не была, но и такие представления не очень частые, так что… В общем, насколько я знаю, они после этого больше не спали, но Донна влюблена в него по уши. — Это, наверное, ужасно — видеть, как любимый человек заигрывает с другими девочками и знать, что он спит с ними, — загрустила Шира, вспомнив, как сама пару дней назад страстно зажималась с Ачи, не сразу заметив опешивший взгляд Мэми. — Почему? — искренне не поняла она. Шира тут же затихла, с трудом вспомнив, с кем она говорит и что в этой компании ее реакция может показаться нелепой. — Странная ты, — фыркнула Мэми, — когда лишишься статуса деликатеса, ты поймешь, о чем я говорю. Твой новый хозяин может быть кем угодно, и если у тебя такое к этому отношение, молись, чтобы тебя не купил хозяин Тэи. — А что с ее хозяином? — встрепенулась Шира. — Да ничего с ним, просто Тэя, — Мэми даже не пыталась скрыть презрение в голосе, — Тэя на прошлых торгах продавалась как нижняя. Я отлично ее помню, и для меня вообще не понятно, что она забыла среди элит. Она пришла к своему первому хозяину сама из внешнего мира, и у них даже был заключен какой-то договор, вроде. Типа того, что если кто-то из гостей ее хозяина захочет дать ей денег, они будут принадлежать только ей, а не ее хозяину. То, что платят ему, разумеется, его, но все, что попадает непосредственно в руки ей… Ума не приложу, зачем ей такие деньги, но сам факт — я слышала, что он давал развлекаться с ней иногда и пятерым мужчинам, и они все — понимаешь, все! — оставляли ей по монете. Не знаю, что она там своей дыркой вытворяет, но если судить по слухам, одеваться она могла бы на порядок лучше, а так ходит, как оборвашка. Еще и в статусе элиты теперь — даже не представляю, если так дальше пойдет, на следующих торгах вообще элит не будет, так, одно название. Терпеть не могу таких выскочек, — Шира рассеяно кивнула, невольно окинув взглядом сидящую в другом конце комнаты Тэю. Она по-прежнему сидела с книжкой, тусуясь среди элит больше из формальности, нежели из желания развлечься и пообщаться. Судя по шелку, почти полностью скрывавшему ее тело, не так уж она и экономила на своем гардеробе, но Мэми, видимо, это все равно казалось дешевым тряпьем. И такие разговоры с Мэми случались каждый день. Точнее, вечер. Мэми была убеждена в лояльности Ширы, и поэтому без опаски сливала ей информацию обо всех, кто были ее конкурентками, с той целью, чтобы Шире было легче расчищать путь к победе Мэми на торгах. Так что «разоблачение» сыграло Шире исключительно на руку. С Ачи, после того, как их застукал Бабаи, они смеялись. Он искренне хохотал над ситуацией, заметив, что ее отец чуть не порвал его на лоскуты. Дони, возле которого и происходил обмен впечатлениями, широко улыбался и своим корявым рабским наречием отметил, что лучше вообще деликатесы не трогать — хозяева за них трясутся, как за хрустальных. Шира поведала грустную историю о том, как была наказана, и что у нее от трости отца до сих пор болит задница, а Ачи нагло предложил «размять несчастные окорочка», чем вызвал очередной истерический припадок у Дони с Широй. Шире все было странно и казалось диким, но она изо всех сил старалась анализировать ситуацию с точки зрения рабыни, и, исходя из этого, строила свою линию поведения. Так что их с Ачи облом был воспринят ими обоими просто как забавная ситуация, последствия которой были весьма незначительными — легко отделались.***
Сначала начали зудеть кончики пальцев. Потом вспухло нёбо в том месте, где были железы, отвечающие за выработку яда. Потом стегануло живот, будто ее бесполезная матка изо всех сил пыталась завязаться в узел. А потом пришел голод. Ачи в этот момент как раз соревновался с Дони, кто больше сможет отжаться с девочкой на спине под одобрительные выкрики остальных. На спине Ачи восседала Донна, а Дони досталась Кодирой — они были примерно одинаковой комплекции. Глядя на то, как напрягаются мышцы рук у обоих парней при каждом движении вверх-вниз, поймала себя на мысли — а ведь стоит ей только захотеть, они все будут поклоняться ей, как божеству, как лучшей, нет, как единственной женщине на земле. Эта мысль настолько испугала, что, даже не попрощавшись, она почти пулей выскочила из «их» зала и бегом добежала до своей комнаты, тут же заперев за собой дверь. Черт, о чем она вообще думала? Неужели верила, что в дурмане периода еще сможет вести себя рационально и осмысленно? Повезло еще, что свечение, исходившее от обоих парней, только-только начало проявляться — вовремя спохватилась. Тяжело дыша, осела прямо возле двери, обняла себя за колени и начала слегка покачиваться, будто баюкая себя. Только тут осознала, что так и не выпустила из рук стакан с выпивкой, которой осталось полстакана, и она даже умудрилась его не расплескать, пока бежала. Скоро придет Бабаи. Она залпом допила содержимое стакана, ведя отчаянную борьбу с собой. Она разумный, взрослый человек, который осознает, что с ней происходит и отлично понимает, что это происходит только на физиологическом уровне. Да, как же. А откуда все эти дикие мысли? Когда она стала такой? Когда у нее появилось желание подчинить себе, унизить, доказать свое превосходство? Она никогда такой не была. Раньше. А потом в нее запечатали эту тварь, сделав ее саму монстром, и тогда… Нет, это началось не тогда. Не сразу. Первые полгода она помнила слабо, только отрывками, и то — самыми страшными. Неспособность самой ходить, взять ложку чужими, онемевшими пальцами, огромный живот, дикая боль, запах тухлого мяса и гнили, слизь на спине, снова жуткая боль — и глаза Цунаде и Хинаты. В которых она каждый раз, когда видела их, читала свой приговор. Она заталкивала эти воспоминания подальше, поглубже в себя, потому что иначе не смогла бы даже поднять глаз на Хинату, черт знает сколько времени менявшей ей памперсы и кормившей с ложки, как малое дитя. Смешно даже — Хината, можно сказать, в свои семнадцать стала для ровесницы Харуно матерью, которую Сакура так бездарно потеряла, даже не по своей вине. Она стала костенеть изнутри, пожалуй, через год-полтора. Когда появились первые таблетки. Когда начались самые первые эксперименты с комой, не очень удачные. Тогда же она начала жестко фиксировать еще совсем слабые, маленькие крылья ремнями — дай бог там метр размах был, не больше. Просто чтобы не двигать ими, не ощущать это отвратительное бремя на своей спине. Тогда же она и начала заниматься самоедством уже основательно. Нет, снова ошибка. Не тогда. А через год после запечатывания, когда она уже была вполне самостоятельна, но еще не додумалась до таблеток и комы, потому что это было перед ее первым периодом. Когда она смотрела на себя в зеркало — бледную, худую, совсем не такую, какой она себя помнила, с безобразно выпирающими ребрами и острыми скулами, проступившими из-за жуткой худобы. Тогда она и пыталась покончить с собой. Ошейник уже был на ней. Кожаная удавка больно перетягивала кожу, тогда еще не став ее неотъемлемой частью, и служила постоянным, каждодневным напоминанием об утраченных способностях куноичи. Самоубийц она уже вытаскивала, иногда и с того света, хотя и не видела в этом смысла. Если человек настолько не ценит такой дар, как жизнь, а есть ли смысл его спасать? Но работа — это работа, она была прежде всего медиком, причем высококлассным, и поняла очень быстро, что часто самоубийство не имеет под собой конкретно такую цель, это больше отчаянный крик о помощи. И она тоже просила о помощи, когда таблетка за таблеткой запихивала в себя сильнейшее седативное, хотя и надеялась, что ее хватятся слишком поздно, что никто не будет ее искать какое-то время, и мозг успеет погибнуть. Были способы радикальнее. Загнать себе скальпель в глаз по самую рукоять, чтобы травмировать мозг. Почти мгновенная смерть. Или выпить ртути — если найти ее в таком количестве, конечно, чтобы не просто сжечь пищевод, а травмировать все внутренности за очень короткий промежуток времени. Или кислоты. Или добыть катану (что не особо сложно) и загнать ее в себя, изобразив на своем теле хороший такой зигзаг. Чтоб насквозь. Но нет, она предпочла таблетки, отчасти романтичная смерть, но не самая разумная для человека, четко определившегося со своими намерениями. И нарвалась на многочисленные промывания желудка, кучу процедур, во время которых было сложно найти хоть одно отверстие в ее теле, в которое не была бы запихнута какая-то трубка, гневные причитания озлобленной донельзя Цунаде и слезы Хинаты. Ино вообще после того, как она оклемалась, влепила ей неслабую затрещину, а потом случился первый поцелуй в ее жизни — с той же Ино. Опыт неудачного самоубийства и запустил процесс. В ней словно боролись два человека — прежняя она, которая изо всех сил верила, что можно все исправить, а если даже и нельзя — то ничего столь ужасного не случилось. Она ниндзя, с чакрой или без, с крыльями или без них, с двумя легкими или с четырьмя — она могла продолжать приносить пользу, быть полезной, помочь другим, стать счастливой снова, может, вернуть расположение мамы, зарекомендовать себя опять, доказать, что она имеет право жить. И она-чудовище, монстр, который постоянно твердил, что мечтала она вовсе не о блестящей карьере и признании других, а о семье и признании Саске. Мечтала быть с ним — теперь нельзя. Мечтала завоевать его — будучи таким уродом, теперь не получится. Мечтала родить ему детей… Мало того, что овуляций у нее нет, и никогда не было, еще и матка слепая*. Чисто технически невозможно зачать ребенка, не говоря уже о том, что после первого периода, как его назвала Хината, она уже видела, что способен сделать с человеком лишь слабый мазок губами по губам. А что будет, если это будет секс? И вот снова это чувство. Она боролась изо всех своих сил, пытаясь вернуть своему разуму контроль над телом, обезумевшим от гормонов и сбоев, которых последнее время стало чересчур много. Только результат был мизерным по отношению к объему усилий, на это положенных. Дверь толкнула в спину, и хриплый голос прокряхтел: — Какого черта ты заперлась? Быстро дверь открыла! С трудом встав, она отперла дверь и впустила тяжело ковыляющего старика, который продолжал ворчать, какая она дура, что посмела перед приходом отца родного еще и замок закрывать, и не замолчавшего до того самого момента, пока она непослушными пальцами заперла за ним, активировав тем самым печать от прослушки. И тут же разрыдалась, трясясь всем телом и размазывая слезы, которых было неожиданно много, по лицу. Перестав ломать комедию, старик уверенным шагом подошел к ней и отнял руки от ее лица, серьезно заявив голосом Саске: — Прекрати. А то ты похожа на панду, только не милую. — Почему на панду? — туго соображая от слез и волнами накатывающей похоти, спросила она, не переставая плакать. Он не ответил, а взял ее за локоть и подвел к зеркалу у туалетного столика, ткнув в него скрюченным морщинистым пальцем. От увиденного всхлипы перешли в смех, а потом в икоту. Действительно, страшненькая такая панда, с жуткими черными кругами вокруг глаз от размазанной туши и потекших теней, густо намазанных на веки еще днем, перед встречей с элитами. Там все красились очень ярко и вызывающе, она не была исключением. — Да не… — немного придя в себя, Шира пристально вгляделась в опухшие, красные глаза своего отражения, — енотик же. Бабаи тихо засмеялся, но коротко, почти тут же изменившись в лице: — Давно? — Не знаю. Может, полчаса… — не нужно было ничего уточнять, оба понимали, о чем речь. — Держаться получается? — Херовенько, как видишь. — Ты стала говорить, как Мэми, — с недовольством проворчал Саске, скривив и без того морщинистую страшную морду еще сильнее, от чего брови почти упали на щеки. — Дурной пример заразителен, — резонно заметила Шира, из-за очередного спазма сильно сведя ноги, что не укрылось от пристального взгляда Бабаи. — Тебе нужно держаться. Шестой день — переломный, я сниму с тебя ошейник, и твоя задача будет… — Знаю я свою задачу, — сквозь зубы процедила Шира, борясь с очередной горячей волной, захлестнувшей тело по самые глаза, — сам под огонь не попади. — Не попаду, сейчас можешь быть уверена. Эти слова больно задели самолюбие, которое, как оказалось, еще было, и она резко дернулась, уперев руки в столик, сквозь зеркало встретив взгляд полуслепых глаз старика. — Отлично. Главное, сохраняй этот настрой, чтобы после этой дебильной миссии свалить из Конохи побыстрее. В точку. Толстые, влажные губы Бабаи сжались в тонкую линию, а морщинистые руки сжались в маленькие, нелепые кулаки. — Рассказывай, что было сегодня и что запланировано на завтра. Сухой, холодный тон, можно даже сказать, деловой. Ни нотки участия и сострадания. Она снова победила в очередной словесной перепалке, и снова у победы был привкус тухлятины. Бороться с удушающим жаром помогал ошейник, теплой удавкой стягивающий шею, и безобразный внешний вид старика, который — если представлять, что это и в самом деле не Саске — выглядел весьма неаппетитно. Заглушив стон отчаяния, рвущийся из груди, начала сухо выдавать все планы на первый день торгов, не скупясь на детали и подробности. Девочки уже успели ее просветить, что на каждых торгах есть ведущий, который не является ни торговцем, ни рабом. Человек, получающий процент с каждой сделки, и крайне заинтересованный в том, чтобы каждый товар был представлен с лучшей стороны. Именно он должен появиться у них завтра днем, и составить план всех их выступлений. Пока, правда, сама Шира не знала, откуда он знает, что особенного в каждой элите, и предположила, что у самих торговцев кто-то спрашивал подробности, но Бабаи отрицательно покачал на это головой, заметив, что про свою элиту слышал только комплименты, но вопросов про ее особенности никто не задавал. — Как же хочется крылья вытянуть, — вдруг брякнула Шира, сама не понимая, к чему это сказала. — Скучаешь по настоящему облику? — тихо спросил Бабаи. — Нет, пожалуй, — задумалась Шира, подняв глаза на свое отражение в зеркале туалетного столика. Она от него так и не отходила. — Дело не в этом. Представь, что у тебя, например, три руки, а не две. Уродство? Безусловно. Но это не отменяет того факта, что она будет болеть, чесаться, и ты будешь ее ощущать. С крыльями то же самое. — Ты считаешь это уродством? Она недоуменно обернулась, слегка оглушенная собственным состоянием и, как ни странно, его вопросом. Точнее, ответом на его вопрос, который был, как ей казалось, очевиден, но на мгновение — на одно только мгновение — ей захотелось ответить «нет». Но она переборола собственное замешательство, с напускной уверенностью ответив: — Разумеется. Как и хвост, и многое другое, что теперь является моей неотъемлемой частью. Приходится жить с этим, мириться с этим, время идет — а единственное лекарство, которое у меня было, усыпило меня на неделю, ничего не изменило, а вдобавок еще и сбило мне все, что можно было назвать гормональным фоном. Бабаи надолго замолчал. Тишина нарушалась только ее собственным, тяжелым дыханием и бьющимся в ушах сердцем, до тех пор, пока голос Саске не пробился сквозь весь этот гул. — То лекарство… Кто тебе его дал? — Какая разница? — устало простонала Шира. — Скажи мне. — Ты его не знаешь. На мгновение ей показалось, что его морщинистое лицо исказила гримаса раздражения и недовольства, но она быстро поняла, что это у нее перед глазами все плывет и качается от нового спазма в промежности, который она подавила усилием воли. Немного получается, кто знает, может, она и правда способна контролировать этот чудовищный голод по тому, о чем знает только из книг и со слов других. Главное — не поддаваться. — Мы познакомились около двух лет назад. Он работает в исследовательской группе под руководством Цунаде-сенсей, и иногда мне кажется, что он там единственный, кто понимает мое состояние и честно пытается меня вылечить. — Хреново пытается, — процедил сквозь зубы Бабаи, на этот раз действительно раздраженно скривившись. — Ты хотя бы задумывалась о том, что могло случиться, окажись он с тобой рядом в тот момент, когда ты вколола себе это… лекарство? — Так же впала бы в кому, как и случилось, только испортила бы свадьбу окончательно. — Так у тебя это было со свадьбы?! — искренне охренел Бабаи, и жуткая рожа даже стала похожа на лицо Саске. — Да, — невозмутимо парировала Сакура, — я получила Панацею в день свадьбы Наруто и Хинаты. — Да ты… — старик и правда не мог подобрать слов, но потом громко выдохнул и уже спокойно спросил: — И почему ты так долго ждала? И вообще — раз не решилась сразу, почему решилась вообще? — Да не знаю я! — вдруг разъярилась Сакура, дурея от очередной волны похоти, даже не имеющей ни одной физической причины, если не принимать жуткого дедулю за потенциального партнера. И даже знание того, что это все-таки Саске, лишь незначительно увеличивало его шансы — слишком жутким и правдоподобным был фальшивый облик. — Я начала сомневаться. Выжить, имея шанс всего в три процента, достаточно проблематично, насколько ты понимаешь. Я была готова тестировать даже Панацею с вероятностью излечения в один гребанный процент, но, получив этот шприц, я… не знаю, черт, испугалась, задумалась, засомневалась, какая хрен разница! Я подумала, что еще пара месяцев жизни ничего не изменят! — И потом решила, что этого достаточно и можно себя убить. — Да не так все просто! Хватит, я больше не хочу это обсуждать! — злость странным образом отодвигала влияние периода на второй план, и даже живот тянуть начинало меньше, да и ошейник был просто горячим, а не раскалялся, как раньше, под диким напором демонической чакры. — Ладно. Не хочешь — твое право. — Подозрительно быстро он сдался, слишком спокойным казался только что кипевший от гнева старик. — Я хочу отдохнуть, — сдаваясь очередной горячей волне, тихо прошептала Шира, осев возле туалетного столика на колени и прижавшись лбом к резным завитушкам, — постоянный контроль меня уже вымотал. Мне нужно хотя бы попробовать поспать. — Хорошо, — старик встал и двинулся в сторону выхода. — Завтра уже начинаются торги, так что держись. Еще неделя, и это закончится. — Быстрее бы… — сдавленно просипела она закрывшейся за ним двери, сильнее сгибаясь и полностью окунаясь в сжигающую внутренности волну желания.***
— Остановись! Крик Ино казался далеким, тихим, и Хината заторможено оглянулась, тут же налетев затылком на толстую ветку, которая ее оглушила. Не соображая, что падает, еще пыталась полуприкрытыми глазами поймать Ино в поле своего зрения, которое уже тоже подводило. Ино оказалась сзади, подхватив ее и затащив на дерево, с которого она и навернулась, и тяжело выдохнула: — Хината, так больше продолжаться не может. Сдохшие от усталости мы будем бесполезны. — Надо спешить!.. — как в бреду, лихорадочно затараторила Хината, — Она в опасности, Ино, они все в опасности! — Да уймись ты! — Ино с силой прижала ее спину к стволу дерева, — Неделя без единой передышки! Где твоя разумность? — Надо найти Наруто, — не унималась Хината, едва шевеля пересохшими губами, — надо найти его, и он все исправит! — Ствол дерева был мягким и теплым, таким удобным, что глаза закрывались сами собой, но она отчаянно боролась с захватывающим ее сном. — Ты даже Бьякуган активировать не можешь, а без твоих глаз мы их не найдем. — Ино выглядела слегка потрепанной, но это вовсе не мешало ей даже сейчас быть сногсшибательной. — Поспи хотя бы час, восстанови силы, и будем искать наших. — Некогда спать… — сквозь пелену сна пробормотала Хината. И она оказалась права. Инстинкты, которые вырабатывались годами, резко вырвали ее из цепких лап обморочного сна, и она жестом показала в сторону от них и едва заметно показала два пальца. Ино кивнула, тоже прижавшись к стволу дерева, на котором они должны были быть незаметны, и сосредоточенно уставилась вниз, туда, куда указала Хината. Их и правда оказалось двое. Увидев такую родную эмблему АНБУ, Хината почти закричала от радости, но Ино резко заткнула ей рот ладонью, продолжая наблюдать за шиноби. Видимо, недоумение на ее лице читалось слишком легко, и Ино слегка покачала головой, убрав руку и ткнув в них пальцем. Форма была, безусловно, похожа, да только это — не их шиноби. Хината никак не могла определить, из какой они скрытой деревни, но то, что она их точно не знает — а она, как минимум, знала в лицо всех задействованных в этой миссии АНБУвцев, — говорило само за себя. Шиноби шли молча и не особо таились, что легко объяснялось отсутствием в радиусе ближайших двадцати миль даже намека на селение, но все равно — это было слишком беспечно с их стороны. Ино тихо закатала один из рукавов на водолазке, обнажив плечо, на котором красовалась татуировка из пяти небольших паучков. Хината слегка вздернула брови, удивленная, что Ино обзавелась чем-то подобным, с ее-то отношением к перманентным символам на теле, но подруга приложила к ним руку, и под коротким током чакры два паучка зашевелились, покидая кожу и быстро уползая вниз, к неизвестным. Еще бы Сай не снабдил свою девушку чем-то подобным. Кто бы сомневался. Шиноби уже удалились на приличное расстояние, и Хината шепотом обратилась к Ино: — Маячки? — Да, мы сейчас не сможем их взять, зато потом их будет легко отследить. Хината коротко кивнула. Адреналин сделал свое дело — спать не хотелось, по крайней мере, не так, как раньше. Подождали еще около получаса, убедившись, что неопознанные шиноби ушли достаточно далеко. Хината собралась с силами и активировала Бьякуган, тут же ощутив сильное головокружение от истощения. Все же они почти неделю без минуты отдыха добирались сюда, глотали пищевые пилюли как конфетки и не делали ни одного привала. Результат, на радость Хинате, не заставил себя долго ждать — в паре миль от них обнаружилась хорошо замаскированная оповещающая печать, которая и блокировала в этом радиусе любые попытки Ино связаться с кем-нибудь из членов миссии. Так что Яманака, как только они добрались до нее, не долго думая, переступила невидимую глазу мерцающую нить из чакры, связывающую печать с остальными, и тяжело села, облегченно вздохнув. Хината села рядом с ней, напоследок окинув сильно ослабевшим Бьякуганом окрестности, убедившись, что за ними нет слежки, и тоже глубоко вздохнула. Теперь им остается только ждать, когда Наруто и Ко обнаружат их, и чем быстрее это случится, тем быстрее они смогут банально поспать. Силы кончились еще на четвертом дне пути, так что ни о чем другом думать уже не получалось.***
Она проснулась от того, что кто-то провел ладонью по ее лицу. Еле разлепив глаза, Хината увидела обеспокоенные глаза Наруто и слабо улыбнулась, ощущая невиданный прилив сил от того, что он рядом. — Вы чего тут забыли? — взволнованно спросил Наруто, поднося к ее губам небольшую чашку с водой. Вода была явно озерная, но еще никогда Хината с такой жадностью не глотала пахшую тиной воду. Ино была на ногах, что-то объясняя четверым АНБУ, и у Хинаты создалось впечатление, что прошло несколько дней, настолько подруга казалась посвежевшей и бодрой. — Наруто, это срочно. Я поняла, что была за чертовщина с якобы-Панацеей, я все поняла! Нам надо немедленно прекратить эту миссию, вернуть Сакуру в Коноху и приставить к ней охрану, она в большой опасности, мы все в полной жо… — Стоп! — остановил ее Наруто, неуверенно оглянувшись на замолкшую Ино. — Не спеши, объясни спокойно, а то я ничего не понимаю. — Ладно, — Хината постаралась успокоиться, но ее волнение от этого меньше не стало, да и трясучка от усталости давала о себе знать. — Я прочитала тетрадь Сакуры, в которую она записывала все наблюдения касательно разработки Панацеи. Последняя запись была о том, что некто Тонери принес ей трехпроцентную сыворотку, которую она, как я понимаю, и вколола себе в тот раз. Она замолчала, не понимая странной реакции Наруто на ее слова. Он будто оцепенел, рот приоткрылся, и он смотрел куда-то мимо нее. — Я… тоже читал это, — медленно произнес он, — я читал эту запись, случайно вышло, но не придал ей никакого значения. Я даже не понял, что Тонери — это имя. Чееерт! — он в отчаянии схватился за голову, и теперь была очередь Хинаты застыть и, как завороженной, слушать его. — Черт, я… Какой же я идиот! Человек, которого мы искали после этого случая — я все время знал его имя! — А я его знаю лично, — встряла Ино, которая, казалось, единственная сохраняла какое-то подобие хладнокровия, даже Хинату с ее даром задвинув подальше. — Он работает в Суне последние два года в команде Цунаде-сенсея, то ли медик из Дождя, то ли из Тумана. Беленький такой мальчик, — Ино задумчиво оглядела остальных АНБУ, которые не снимали маски, так что их реакцию понять было трудно, — и он знал про все. И про Панацею, и про проект «Кьюр», про все три. — И он принес ей «сыворотку», — подхватила Хината, — в обход всех возможных правил, в обход Цунаде-сан, зная, что она в отчаянии, и надеясь, что она вколет ее сразу, как только получит. И тогда… — Он бы ее забрал, — сквозь зубы процедил Наруто, уже отлично поняв, к чему все ведет. — И те таблетки, которые она нашла, когда мы жили в Реке, — вспомнила Ино, — наверняка их подкинул он, только тогда встает вопрос… — Откуда он знал, что Сакуры нет в Конохе, и откуда он знал, что она именно там? — догадался Наруто. — Да, мы тоже думали об этом, пока добирались к тебе, — Хината снова забрала у Наруто чашечку с водой, допив остатки, — ведь об этом знали всего несколько человек. Шикамару, Какаши-сан, Сай, Ино, я, ты, Саске… — И медсестры. Моэги и Фуки. — У Наруто играли желваки на лице, придавая ему сходство с каким-то диким животным. — И медсестры, — тихо подтвердила Хината, — да только тут одна неувязка есть. — Какая? — Наруто перевел взгляд с Хинаты на Ино, и Яманака слегка пожала плечами, хитро прищурившись. — Мы это поняли только тогда, когда уже были на полпути сюда. Ведь только одна из ее медсестричек знала, где именно находится Сакура, потому что именно она перед началом миссии была там. — Вот же вляпались… — подал голос, наконец, один из АНБУ, в маске совы. — И что теперь делать? — У нас есть четкий план, — Наруто встал и выпрямился, подав Хинате руку и помогая подняться. — Мы от него не отступаем, но только теперь бдительность нужно усилить втрое. Связи с Конохой нет, но, — Наруто снова взглянул на Ино, — может, у тебя получится пробиться в Суну? — Только если снимете печати, — мотнула головой Ино. — А тогда мы все станем как на ладони для любого, даже мало-мальски обученного сенсора. Кто знает, может, у ублюдков на торгах все не так просто? — Мы видели двоих шиноби перед тем, как вы нас нашли, — с трудом вспомнила Хината, ощущая вновь подступившую слабость от усталости, — Ино бросила на них маячки, так что Сай сможет их отследить. Это не из наших, вдруг они что-то знают? — Черт… — тихо выругался Наруто, когда Хината оперлась на него спиной и начала потихоньку сползать по нему, — сейчас бы сюда гениальные мозги Шикамару… Но гениальных мозгов Шикамару по близости не было, как и связи с ними. Выбора не было. Нужно самим вносить коррективы в план, четко разработанный для этой миссии. Хината почти потеряла сознание, но сейчас это было неважно — она чувствовала, как расслабляется внутренняя пружина, держащая ее на ногах все это время, не позволяющая упасть и сдаться, а гнавшая вперед к единственному человеку, которому она не побоялась бы доверить даже судьбу всего мира. Так что вытащить Сакуру из всей этой каши, которую заварил непонятно кто, а они все, под руководством Хокаге, старательно помешивали, сможет только он. Наруто. *Слепая матка — отсутствие у матки отверстия в шейке, которое ведет во влагалище. Технически, женщина со слепой маткой не может забеременеть потому, что сперматозоиды просто не попадают в полость матки. Так же отсутствуют менструации.