Не по закону Природы

Бабаи развалился на мягких подушках дивана, лениво оглядывая зал и попивая воду с лимоном, закусывая ее таблетками от изжоги. Таблетки, разумеется, были пустышками — с желудком-то Саске все было в порядке, — зато Бабаи в силу возраста и нездорового образа жизни имел сильнейший гастрит и иногда открывающуюся язву. Пнув подползшую к нему практически на коленях нижнюю, принесшую очередной стакан с его напитком раньше, чем он допил предыдущий, удовлетворенно крякнул и почесал впалый, тощий живот, остатки из стакана вылив на все ту же нижнюю, покорно сносившую эти издевательства. Сидящий рядом Горо почти не обращал внимания на его изуверские манеры, возбужденно обсуждая с одним из работорговцев, кажется, Тони, или Тори — Бабаи не считал нужным запоминать имена всех, именующих себя работорговцами, — предстоящее выступление. Зато, как понял Бабаи из контекста их разговора, этот Тони владел элитами-близняшками, про которых упоминала Шира, когда они были одни в ее комнате. К тому же, он был настолько жирным и потным, что из него можно было смело настругать еще четыре торговца.  — Кора будет на сцене, — бахвалился он перед Горо, который снисходительно и с интересом кивал, симулируя активное слушание, — Керр показывать нет смысла, она страшна, как смертный грех, но голос ангельский, бесспорно. Тем более, морда лица у них одинаковая.  — От меня будет Мэми, — с фальшивой нежностью в голосе пропел Горо, — но, думаю, наши элиты — лишь любительские развлечения, по сравнению с дочерью Бабаи-сама, — они оба повернулись к нему и отвесили по легкому кивку головы, означавшим почтительные поклоны, от чего у Тони даже задрожал третий подбородок в районе груди. Бабаи лишь презрительно усмехнулся, начав жевать толстые, влажные губы:  — Посмотрим, стоит ли ваш мусор хоть одной монеты, или это такие же паршивки, — он снова несильно пнул нижнюю у своих ног, — как эта. Сколько стоит, кстати?  — Вам, господин Бабаи, я готов подарить ее, — подал голос с соседнего дивана Асу, тот самый, которого он встретил в первый день, как прибыл, — Тесса — хорошая нижняя, она отлично умеет…  — А ты все никак не уймешься, — едко одернул вспыхнувшего малиновым цветом мужчину Бабаи, — ты еще и имя этому животному дал. Очень по-хозяйски.  — Нет, я не давал ей имени, я… — попытался оправдаться Асу под насмешливыми взглядами Горо и второго торговца.  — Тесса, значит? — Бабаи слегка выпрямился, полностью игнорируя бормотавшего себе под нос Асу, и, взявшись за подбородок нижней двумя пальцами, будто поднимал грязную тряпку, заставил поднять лицо. — И как давно ты Тесса? Отвечай, — приказал он. Нижняя смотрела на него пустым, очень испуганным взглядом, и, как на автомате, прошелестела, что около года.  — А до этого кем была?  — Господин Бабаи, я прошу вас… — вступился Тони за Асу, но Бабаи лишь отмахнулся от него:  — Я люблю знать прошлое своих рабынь. Вам самим разве не интересно? — с ехидцей заметил он, от чего Тони, сочувственно взглянув на Асу, откинулся обратно на подушки, а Горо с интересом уставился на нижнюю. Она явно растерялась, но Асу, видимо, решив, что очередной спор с великим господином будет ему не на руку, приказал ей говорить.  — Меня звали Сато Химэко.  — Твою нижнюю звали Химэко, а ты назвал ее Тесса? — презрительно расхохотался Бабаи, — Что ж, выбор недальновидного дебила, коим ты и являешься. Из маленькой принцессы переименовать это… в Тессу, — очередной приступ булькающего смеха подхватил Горо, только Тони лишь сострадательно улыбнулся, глядя, как Асу медленно пунцовеет. — Итак, Химэко, — он снова уставился на рабыню, которую пару минут назад пинал и называл мусором, — как ты попала к этому кретину, именующему себя твоим хозяином?  — Господин Асу стал моим милостивым хозяином…  — Стоп, — заткнул ее Бабаи, — Ты, — презрительно обратился он к Асу, — я передумал. Я это хочу. А ты не передумал это дарить?  — Нет, конечно, — встрепенулся Асу, с надеждой уставившись на Бабаи, — великий господин, для меня большая честь подарить вам…  — Проехали, — снова перебил Бабаи. Он вообще не особо нуждался в выслушивании чужих соплей и умасливания. — Теперь ты моя, — он встретился взглядом с темными глазами, в которых что-то вспыхнуло, смутно напоминающее ужас, и невольно вспомнил то, что говорила ему Шира, еще в повозке. Кареглазых — подавляющее большинство, и у девушки были карие глаза. Не шоколадные, не золотисто-карие, не каре-зеленые, обычные карие глаза. Да и внешность была вполне обычной. — Рассказывай, без всяких тупых присказок по поводу милости и благодати и прочего дерьма о твоем прошлом хозяине. Я хочу послушать рассказ, и если он мне понравится — может, сегодня я дам тебе постелить одеяло на пол перед сном. Горо одобрительно улыбнулся, даже с некоторой нежностью протянув нижней стакан. Свой стакан. В котором было саке. С севера страны Рисовых Полей. Которое, по словам самого Горо, готовили именно по старым технологиям, и в процессе пережевывания риса участвовали исключительно девственницы. После того, как они закончили, он проверил их девственность лично, испортив порядка двух десятков девок. Бабаи кивнул, и девушка дрожащими пальцами приняла стакан из рук Горо. Бабаи снова кивнул, и она залпом выпила все, что оставалось в стакане, под шокированные взгляды Асу и Тони, которые уже, видимо, слабо понимали, что задумал знатный старик.  — Меня звали Сато Химэко, я была дочерью врача из страны Льва, жила в Нуме с папой и двумя младшими братьями.  — Неплохо для начала, — удовлетворенно кивнул Бабаи, — но я хочу знать подробности. Больше подробностей. Расскажи о братьях и отце.  — Вы неподражаемы в своей жестокости, — то ли восхитился, то ли опечалился Тони, положив толстые пальцы, унизанные не менее толстыми перстнями, на свой огромный живот. Бабаи не видел, как он пришел сюда, но не удивился бы, если его тащили человек восемь. Очень сильных человек восемь.  — Папа был очень уважаемым врачом, помогал женщинам рожать детей, — дрожащим голосом продолжила рассказ Химэко, или Тесса, — А братьям было пять и три, Сора и Рику. Они очень любили играть вместе во врачей, папа приносил им с работы шприцы без иголок и пустые баночки из-под витаминов, и они постоянно лечили мои плюшевые игрушки. Мама умерла после рождения Рику через пару месяцев, Сора, видимо, это запомнил, и научил Рику, когда он подрос, играть во врачей. Они подкрашивали воду, набирали ее в шприцы и ставили уколы, особенно любили лечить моего белоснежного плюшевого тигра, он из-за этого вечно был в цветных пятнах. — Девушка слегка улыбнулась воспоминаниям, даже глаза заблестели, став более живыми и настоящими. — Я после смерти мамы постоянно сидела с братьями, потому что отец не мог потерять работу — у нас дом был в залоге.  — Надо же… — потянул мерзким голосом Бабаи, а Горо очень сострадательно вздохнул, от чего Саске захотелось съездить ему по лживой физиономии, и желательно — Чидори. — И как ты стала принадлежать Асу?  — Сора заболел, — глаза девушки потемнели, — у него сильно поднялась температура, а папа был на работе. В аптечке не было ничего, что подходило бы в его возрасте, и я уложила спать Рику и решила сбегать к папе за лекарствами, он был на дежурстве, уже третьи сутки пошли. До больницы было недалеко, минут сорок пути, и я рассчитывала обернуться за полтора часа. И когда я уже шла домой, на меня напали и я потеряла сознание. Так я и стала принадлежать милост… — она осеклась, заметив, как Бабаи недовольно свел брови, — Асу-сану. — Глаза снова стали стеклянными, но были влажными, как будто она изо всех сил сдерживала слезы.  — То есть, он тебя похитил, и вот ты здесь? — Горо явно заинтересовался историей жизни нижней, и ему было недостаточно того, что она рассказала о своем похищении. Асу тихо бесился, все так же продолжая метать слащавые улыбки в адрес великого господина, но это не мешало ему нервно ерзать жопой по дивану. Бабаи это тоже злило.  — Нет, похитил не он, — как загипнотизированная, продолжала Химэко, — похитил один из его людей, меня долго везли, связанную, а потом насиловали. И били. Много насиловали и много били, пока я не поняла, как нужно себя вести в присутствии хозяина. И бить стали реже, — тихо закончила она, а Асу сильно скривился, едко добавив:  — Она за весь этот год не говорила столько, сколько за последние пять минут.  — Хорошая девочка, — одобрительно похлопал ее по макушке Горо, наполнив стакан еще одной порцией саке с позволения Бабаи, и девушка снова залпом выпила, обливаясь тем, что не успевала проглотить. — Бабаи-сама, вы удовлетворены историей?  — Вполне, — сыто прокряхтел Бабаи, снова откидываясь на подушки. — Будешь сегодня приносить мне воду, сама выжимать лимон, и если мне будет слишком кисло, я тебя накажу. А пока, — он скинул одну подушку себе под ноги, кивнув на нее, — можешь сесть поудобнее. Девушка ошарашенно уставилась на него, но быстро опустила глаза и поблагодарила за подобную милость со стороны великого господина, явно предчувствуя подвох, но не смея ослушаться. Тони повернулся к Бабаи, тряся многочисленными подбородками, и удивленно спросил:  — А чего это вы с ней так разлюбезничались? Ладно бы еще хорошенькая была, а так…  — А че мне ее, ногами запинать, что ли? — взбеленился Бабаи, заставив Тони виновато потупиться. — Кто тогда будет таскать мне напитки? Ты, говорящая гора сала? Ты же сожрешь лимон вместе с кожурой, еще и края стакана, небось, понадкусываешь! Горо расхохотался в голос, и Асу, довольный тем, что, наконец, внимание с него переключилось на Тони, тоже подхватил веселый гомон. Тони не посмел ответить — он тоже принадлежал к третьему поколению, так что его, опять же, все поняли, как неделю назад поняли и Моду, оказавшегося в такой же ситуации. Сейчас Мода, кстати, сидел с краю сцены, довольно далеко от них — лучшие места были для самых богатых и почетных гостей. Тони был очень богат, промышлял в основном деликатесами-мальчиками, так что с Бабаи старался не заговаривать на тему торговли — Бабаи-сама был параноидальным гомофобом, и об этом знали все. Зал в принципе был очень большим, богато обставленным и очень стильным. С одной стороны была очень большая сцена, задрапированная с задней стены тяжелым бархатом, с трех сторон от которой стояли диваны, столики и нижние, готовые в любой момент исполнить любое повеление своих хозяев. Между диваном перед самой сценой, на котором восседал Бабаи с Горо, быстро ставшим его любимчиком, было свободное пространство в несколько метров. Весь зал украшали колонны и небольшие пьедесталы, на которые торговцы, при желании, могли выставлять свои деликатесы, чтобы совершить выгодные сделки до начала элитных торгов. Нижними тут не торговали — не тот уровень, но многие, как, например, Асу, дарили своих нижних для закрепления торговых отношений и укрепления своего статуса в этих кругах. Были и торговцы очень низкого порядка, заискивающе снующие между диванами и пытающиеся завести выгодные знакомства и возможное покровительство, но к трем диванам в центре подходить опасались — самые сливки этого общества могли подозвать сами, но к ним подходить без приглашения — табу. Свет немного приглушили, и на сцену вышел высокий, очень широкоплечий и статный мужчина, одетый ярко и со вкусом, держа микрофон.  — Добрый вечер, уважаемые господа и дамы, — он особенно сделал акцент на «дамы», которых среди торговцев в зале было всего три, — для меня большая честь приветствовать вас на шестьдесят девятых элитных торгах, которые уже двадцать второй раз проводятся здесь, в стране Ветра. — Голос был приятный и хорошо поставленный, и Бабаи в предвкушении потер морщинистые ладошки. Сейчас начнется. — Позвольте представить вам господ, которым мы обязаны нашей сегодняшней встрече: господин Асу… Дальше началось перечисление имен всех торговцев, начиная от тех, кто представлял элит, — при имени Акаи Бабаи по залу прошелся возбужденный шепоток, — и заканчивая всеми, кто желал в эти элитные торги представить деликатесы. Список был длинный, имен сорок, но Бабаи очень старался запомнить все незнакомые имена, искренне раздосадованный, что память у него не так хороша, как, например, у той же Сакуры. Та могла цитировать людей, с которыми разговаривала больше полугода назад или фрагментами пересказывать книги, что у Саске вызывало неподдельное восхищение. Вообще последний год слишком многое в Сакуре вызывало неподдельное восхищение, к чему он уже относился, как к должному — смысл обманывать самого себя, если его бывшей сокоманднице и правда даже он в некоторых моментах в подметки не годился?  — А теперь… — голос ведущего, так и не назвавшего себя, стал загадочным, — позвольте представить вам тех, ради кого вы, уважаемые господа и дамы, собрались здесь, — шум зала стала постепенно перекрывать музыка, фоном сопровождающая слова ведущего и становясь все громче, — элиты, дамы и господа! Свет в зале полностью погас, через несколько секунд загоревшись только у задней части сцены, осветив семь силуэтов женщин. Даже только по ним можно было понять, насколько совершенны тела, каждая была разной — стояли они не просто ровно, а застыли каждая в своей позе, подчеркивая достоинства именно своей фигуры. Музыка стала громче, была очень ритмичной, и свет, видимо был настроен под нее — только зазвучал голос одной из девушек, как прожектора уже полностью осветили сцену, открывая потрясающую картину уже полностью, не только силуэтами. И они начали петь. Это был вызов, призыв, что угодно — но только не торги, которые в своей голове представлял Саске, еще до того, как окунулся в воспоминания Бабаи и увидел, что представление именно настолько эффектно, как то, что он теперь видел своими глазами. В центре он узнал Донну — Шира много рассказывала про нее, и именно ее голос, как он понял, был главным и ведущим в этой многоголосой партии. Платиновая блондинка была единственной, так что не узнать ее было невозможно. Пела она и правда нереально, хотя песня была не такой сложной в плане исполнения, видимо, для того, чтобы у танцующих элит не сбивалось дыхание. Наряды на них были в одном, четко обозначенном стиле — черная кожа, но у каждой был свой фасон. Донна вышла вперед, задавая темп и плавно, маняще двигаясь — ноги и живот были полностью голые, рельефные, невероятно красивые, как и лицо — правильное, с сильно подведенными глазами и ярко-красными губами. Тут Бабаи и понял, почему Шира так восторженно говорила, что встретила девушку, красивей самой Ино — это была правда. Второй в центр вышла… Шира. Дыхание старика перехватило, настолько уверенной в себе и обольстительной была его «дочь», а свою фразу она спела просто безупречно, хотя опять же, не своим голосом, да и особого вокала там не было. Следующая фраза была за очень красивой черненькой девочкой, Бабаи только не смог понять, Мэми это или Кора, но, учитывая, что у этой третьей элиты волосы были почти до лопаток, решил, что это именно Кора. Хотя, судя по словам Ширы, из двух близняшек умела петь только Керр, так что ему осталось непонятным, откуда у этой близняшки такой сильный, хорошо поставленный вокал, зато простора для фантазии по поводу ее тела оставалось ничтожно мало — столько же, сколько на ней было лоскутов ткани, лишь условно обозванной «одеждой». А четвертой, исходя из предыдущих размышлений, была Мэми. Каре красиво подчеркивало скулы, да и Горо рядом подал признаки жизни — видимо, волнуется за выступление своей элиты. Бабаи не сдержал высокомерный хмык, но Горо никак не отреагировал, во все глаза наблюдая за разворачивающимся на сцене шоу. Все семеро двигались синхронно, не считая моментов, когда четыре элиты пели, выходя немного вперед, если это в принципе можно было назвать пением — больше представление, чтобы девочки могли показать свои четко отточенные движения и красивые тела, поблескивающие в свете прожекторов и будто светившихся чистотой и мягкостью. Бабаи напрягал всю волю, чтобы смотреть на фееричное выступление в целом, но взгляд то и дело прилипал к конкретной элите, которая сейчас нехило привлекала внимание нереальной фигурой — очень тонкая талия, широкие бедра и большая, красивой формы грудь, оголенная почти наполовину глубоким до неприличия вырезом, да и двигалась она так, что… На мальчишнике год назад, когда Саске смотрел на выбравшихся на сцену Ино, Хинату и Сакуру, последняя двигалась тоже круто, но даже вполовину не так круто, как делала это сейчас. От нее исходили почти осязаемые волны секса, а ошейник казался просто дополнением к этому развратному топу, очень короткой юбке, под которой то и дело мелькали ооочень маленькие трусики, и высоким, выше колена сапогам с открытым носом и на высокой шпильке, из-за которых рельеф у ягодиц был просто… невероятным. Бабаи мысленно сжал кулаки и стиснул зубы, невольно отмечая, что у Сакуры все же период, а она отлично держится. Не в пример лучше него. Он-то чуть слюну не пустил от увиденного, а учитывая, что, помимо Ширы, на сцене еще шесть невероятно привлекательных женщин, взгляд которых обещал так много будущему обладателю… В общем, все было плохо, Бабаи сильно занервничал, стараясь не показывать свою нервозность и отправив только что заполученную нижнюю за новой порцией воды с лимоном.  — Моя — вот та, — раздался голос Горо у самого уха, и он пальцем указал на ту, которую Бабаи посчитал именно Мэми. — Хороша, да? Ваша, конечно, просто фантастична, — мечтательно вздохнул он, даже не подозревая, как близко от него сейчас его смерть, — будет безумно интересно узнать ее после их выступления.  — Узнаешь, — зло пообещал Саске, мысленно ломая ублюдку шею, а потом ломая ее снова.

***

После того, как девушки выступили, и ведущий назвал каждую по имени, они ушли за сцену и через некоторое время появились в зале, весело смеясь и перешучиваясь. Они были совсем не похожи на рабынь, вели себя раскованно и заигрывали с гостями, совершенно не стесняясь и подкалывая некоторых, на что торговцы реагировали весьма благосклонно. Ширу он увидел сразу, стоило ей только показаться в зале. Ярко-розовые волосы цвета фуксии сильно выделяли ее среди остальных, и когда она двинулась в их сторону, Бабаи облегченно вздохнул, чем привлек внимание уже неслабо накачавшегося саке Горо.  — Великий господин, вам нехорошо? — обеспокоенно спросил он. К слову, только ему позволялись подобные вольности, и было видно, что Горо очень дорожит неожиданной благосклонностью столь знатного человека.  — Нормально. Хочу жареной на открытом огне говядины.  — Как скажете, но, — мягко возразил Горо, окинув взглядом зал в поисках собственной элиты, — вам, наверное, будет это вредно.  — Ты прав, — с неудовольствием согласился Бабаи, — тогда давай салат. Помидоры и… пожалуй, редис, без соли, с парой капель масла.  — Оливкового? — участливо уточнил Горо.  — Кунжутного. Оливковое на вкус, как дерьмо, — выплюнул Бабаи, и Горо быстро подозвал одну из нижних, снующих по залу, четко отдав ей указания, что и как надо сделать, весьма недвусмысленно намекнув, для кого надо сделать. Девочка оказалось понятливой, тут же исчезнув из поля зрения.  — Папочка! — Шира подлетела к их столику, едва не наступив на Тессу, на которую обратила внимания даже меньше, чем если бы на ее месте был таракан, осторожно опустившись на колени Бабаи, обняла старика и крепко чмокнула прямо в губы. Ее губы были абсолютно сухими. — Ты меня не позна… — игриво начала она, но застыла, стоило только ей встретиться взглядом с Горо, на лице которого красовалась очень пошлая улыбка, и тут собственный прокол стал столь очевиден, что Бабаи едва не застонал в голос. Он как-то забыл упомянуть, да и в принципе не замечал сам, — не хотел замечать — насколько Горо молод и красив.  — Вау… — она растерялась всего на мгновение и тут же взяла себя в руки, нагло протянув ладонь с длинными, наманикюренными ногтями, которую Горо практически изнасиловал своей рукой, когда принял приветствие и легко приложился губами к тыльной ее стороне.  — Это Горо, — крякнул Бабаи, стараясь игнорировать упругие обнаженные ягодицы, которые ощущал даже через ткань своей одежды. — Ты знаешь его элиту, Мэми.  — Вблизи ты еще красивей, чем на сцене, — отметил Горо, от чего Шира притворно смутилась и самодовольно улыбнулась, вальяжно прижавшись к своему «отцу».  — Мэми очень интересная, — затараторила Шира, ведя себя легко и непринужденно, — мы с ней хорошо проводили время эту неделю.  — Насколько хорошо? — пошло уточнил Горо, заставив Ширу засмеяться легким, игривым смехом.  — Ну, не настолько хорошо, — загадочно ответила она, заставив тихо рассмеяться уже Горо. Она флиртовала так естественно, что Бабаи на какой-то момент забыл, что это не Шира, а Сакура — за той никогда не наблюдалось такой непосредственной «игры» с каким-либо представителем противоположного пола. Включая его самого, от чего коробило еще сильнее. К ним подошла Мэми, они с ее хозяином страстно поцеловались — не в пример сухому во всех отношениях поцелую «отца» и «дочери», — и Мэми уселась рядом. Жестом кивнув на нижнюю, сидящую рядом с Бабаи и Широй на подушке на полу, спросила:  — Это принесет мне выпить, или это не наше?  — Не наше, — спокойно ответил Горо, — но, если господин Бабаи позволит…  — Неси, — он кивнул нижней, и та резво встала, видимо, еще не отошедшая от внезапных перемен в своей жизни, тут же кинувшись к Мэми, чтобы узнать, что именно та хочет. Вернулась очень быстро, и напитком Мэми осталась довольна, так что Бабаи снова позволил сесть на столь любезно предоставленную ей подушку, продолжив обсуждать с Горо остальных элит. А их элиты время зря не теряли. Оказав почтение своим господам, они отправились прогуляться по залу, Шира взяла Мэми за предплечье, и они, весело переговариваясь, отправились собирать восхищенные и похотливые взгляды. Реклама — двигатель торговли.  — Великие господа, — хриплым, грудным голосом пропела элита, с ярко-рыжими, как факел, волосами, и галантно поклонилась сначала Бабаи, потом Горо, — позвольте составить вам компанию на сегодняшний вечер. Горо оценивающе окинул девочку взглядом, жестом подозвав к себе и проведя рукой по тем частям ее тела, что не были прикрыты одеждой, обводя пальцем неровные, белые шрамы, с насмешкой спросив:  — Что, столько косяков у тебя?  — Нет, разумеется, — ответил за нее подошедший Мода, заискивающе улыбнувшийся Бабаи, который на это лишь презрительно скривился. — Кодирой особенный товар. Она испытывает истинное, неподдельное удовольствие от боли.  — Мазохистка, — восхищенно выдохнул Горо, тут же сжав бедро девушки почти до синяка, на что Кодирой только сладострастно вздохнула.  — Не вижу в этом ничего особенного, — гаркнул Бабаи, от чего Мода пошел красными пятнами, а глаза Кодирой заволокла темная пелена, она обернулась к Бабаи и с обещанием проговорила:  — Если у вас будет желание, великий господин, я смогу доказать вам, что достойна и вашего внимания в том числе. Это была заявочка. Наглая и дерзкая, но Бабаи облизнул толстые губы:  — Был бы я лет на десять моложе — ты бы быстро взяла свои слова назад. Кодирой сильно волновалась, по ней было видно, но если оценивать только внешность, она была хорошенькой. Бабаи не любил веснушки, зато рыжая кудрявая копна ему действительно нравилась.  — Ой, Кода, и ты здесь, — с презрением пропела вернувшаяся Шира, все так же держа под руку Мэми. — Пап, Кодирой не раз грозилась своим острым язычком сделать со мной что-нибудь гадкое. Может, хочешь посмотреть, насколько она честная? — Шира прямо смотрела в лицо Кодирой с легко читающимся вызовом, слегка качнула бедрами и вызывающе хлопнула себя по лобку, едва прикрытому короткой юбкой — и теперь была очередь Кодирой багроветь от гнева.  — А не боишься? — прошипела она, — Я еще и кусаюсь…  — Кодирой, — строго одернул Мода, и девушка потупила взгляд и тут же пробормотала извинения.  — Какая послууушная, — язвила Шира, и Бабаи слегка улыбнулся воинственно настроенной дочери.  — Господин Бабаи, — начал Мода, видимо, не смея самостоятельно заткнуть Ширу, но Шира быстро его перебила:  — А что сразу — «господин Бабаи»? Сказать что-то мне лично не желаете? — игриво потянула она, на что Горо разразился хохотом, в принципе наслаждаясь неловким положением Моды.  — Желаю. Снимай топ. Кодирой говорила, что грудь у тебя искусственная — хочу оценить работу, — он посмотрел на Ширу снизу вверх, но та не стушевалась. Поймала взгляд отца, увидела легкий кивок, и длинные ногти скользнули по короткой молнии, удерживающей топ на груди, но только она коснулась ее, как быстрым движением сложила фигу и с ухмылкой показала ее опешившему Моде, под одобрительный гогот Горо, который откровенно веселился, и тихую усмешку своего отца.  — Ты, мелкая сучка, ничего не попутала?  — Это ты попутал, дедуля, — нагло парировала Шира, — с чего это я тебе должна показывать что-то? Вот купишь меня — тогда и поговорим. А так — откуда я знаю, может, у тебя денег и на одну мою грудь не хватит, не то, что на две. Ты мне не хозяин.  — А ведь она права, — задыхаясь от непрекращающегося смеха, прохрипел Горо, — не в твоем положении приказывать дочери самого Бабаи-сама…  — Но он позволил!.. — потерял последние капли самоконтроля Мода, смешно взбесившись.  — Позволил, — согласилась Шира, — а еще папа говорил, что на этих торгах всего два-три достойных господина. Остальные же — вонючий мусор, который заслуживает пихать свои стручки только в таких же вонючих нижних, но я же не говорю этого вслух. Ой, или сказала? — притворно смутилась Шира, наигранно прикрыв рот ладошкой, а Горо уже начал практически икать:  — Господин Бабаи, я не знаю, как дорого она стоит, но боюсь, даже эта цена будет для нее слишком низкой.  — Может быть, — с обещанием потянула Шира, плотоядно ухмыльнувшись, — тебе папочка сделает скидку — ты очень классный. Мне нравишься, не то что этот дедок.  — Мне тридцать шесть! — совсем растерялся Мода, а от Бабаи не укрылось, как Мэми злобно толкнула Ширу локтем в бок.  — Знай свое место, — по губам прочитал он то, что Мэми шепнула Шире на ухо, и та, продолжая улыбаться, кивнула. Мода, стараясь сохранить лицо, поклонился и, извинившись, сославшись на то, что Кодирой нужно познакомить с еще парой заинтересованных торговцев, за локоток отвел ее от столика, и Бабаи видел, как зло светились ее глаза, когда она напоследок встретилась взглядом с продолжавшей улыбаться Широй.  — Шира, — спокойно потянул он, и дочь не замедлила расцепить руки с Мэми и вновь умоститься у него на коленях, — будь поласковее. Эти молокососы хоть и тупые, но один из них в последствие возьмет тебя в жены. Старайся присмотреться. — Шира покорно кивнула, не переча отцу, глядя, как Мэми отчаянно пытается перетянуть внимание своего хозяина на себя, который глаз с Ширы не сводил.  — Хочешь саке? — предложил он. Бабаи кивнул, и Шира поблагодарила за угощение, немного отпив из его стакана и начав гонять саке во рту.  — Довольно неплохой напиток, — наконец, оценила она, — чувствую нотку соевого соуса, легких привкус грибов… Хороший напиток. Для брожения использовалась слюна или кодзи*?  — Слюна лучших девственниц страны Рисовых Полей, — с гордостью ответил Горо, явно польщенный разборчивостью Ширы.  — Интересно. На мой взгляд, использование кодзи более разумно, так как пить что-либо, проходившее процесс брожения из-за слюны, а не из-за плесневых грибков, не очень приятно. Но, это, разумеется, каждому свое. — Она вернула стакан Горо, соприкоснувшись с ним пальцами при передаче, и ток между ними был такой силы, что даже Бабаи почувствовал, как задрожала развалившаяся на нем дочь. Внезапно интеллектуальную беседу прервал громкий крик, заглушивший даже фоновую музыку. Шира немного привстала, выискивая глазами источник, и нашла его довольно быстро:  — Пап, там, — она ткнула пальцем в левую сторону от сцены, и Бабаи увидел, как Асу тащит за волосы одну из элит к сцене, причем он понял, что это элита, только по ее наряду — слишком обычной была сама девочка.  — Кто это?  — Кохэку, — так же тихо ответила Шира. Они молча смотрели, как под улюлюкание сидящих в зале работорговцев Асу вытаскивает Кохэку на сцену, которая держалась за собственные волосы и кривилась от боли, но никак не сопротивлялась, больно ударяясь об ступеньки спиной. Асу повелительным жестом кивнул ведущему, и тот передал ему микрофон, в который Асу остервеневшим от ярости голосом начал орать:  — Предлагаю аттракцион невиданной щедрости! Эта сучка, — он презрительно толкнул Кохэку в спину коленом, от чего красивое лицо снова скривилось, — посмела ослушаться моего приказа. К началу торгов она больше не является деликатесом, который я из нее готовил. Все мы знаем, как наказываются элиты за непослушание, — с жестоким предвкушением в голосе продолжал он, — и поэтому, раз она самовольно настолько снизила свою цену, я предлагаю любому желающему — бесплатно! — отыметь эту шлюху. Чем хотите, — безразлично добавил он, но последнее предложение вызвало возбужденные возгласы работорговцев, некоторые даже начали метаться взглядом по столам, ища что-нибудь, подходящее зверской цели. Бабаи с ужасом смотрел, как за соседними столиками работорговцы обсуждали форму вилок или бутылок, один даже разбил сосуд у самого горлышка, ни капли не скрывая намерения засунуть в девушку разбитую часть осколками вперед, на что одобрительно расхохотались его соседи. Шира на его коленях крепче прижалась к нему, уже дрожа от невообразимого кошмара разворачивающейся на их глазах ситуации, и он незаметно сдавил ее бедро, пытаясь унять ее тремор. Кохэку, уже поняв, что живой сегодня вечером зал вряд ли покинет, начала плакать. Она так же держалась за собственные волосы, крепко зажатые в кулаке хозяина, и плакала, а потом начала умолять, чем только больше разгорячила и без того возбужденную предстоящим скотством толпу.  — Ну же, господа, кто будет первым? — выкрикнул в микрофон Асу, и в задних рядах зала началось шевеление, несколько человек стали неторопливо пробираться к сцене. Шира перекинулась взглядом с Мэми, у которой, Бабаи заметил это даже под густым и толстым слоем макияжа, побелели губы и лицо в целом потеряло цвет. А ведь Кохэку была ее, Мэми, подпевалой. Все это было так жутко, что… Он встретил пылающие страхом глаза Ширы, и — он не понимал как, не понимал, возможно ли такое, — в этот короткий взгляд произошел такой впечатляющий невербальный диалог, что он слегка двинул коленями, едва заметно подтолкнув Ширу, которая тут же встала.  — Остановитесь! — громко рявкнула она, чем вызвала сначала недоуменное, а потом — злобное ворчание по всему залу. Кто-то с задних рядов остервенело выкрикнул:  — Заткните эту наглую суку! Пусть шлюха знает свое место! — окрик поддержал одобрительный гул, а на лицо Асу вообще было страшно смотреть — такая ненависть его перекосила, стоило ему понять, кто требовал остановиться.  — Бабаи-сама, — заволновавшись, выдохнул Горо, а Мэми так вообще подскочила к Шире и сильно дернула за руку, почти уронив ту на диван:  — Ты с ума сошла?! Хочешь занять место с ней рядом?!  — А ты хочешь смотреть, как ее будут пытать, а потом убьют?! — не менее злобно прошипела Шира. — Сиди тут, как крыса, на жопе, а я срать тут от страха, что когда-то займу ее место, не собираюсь! — уже громче добавила она. Она снова встала и под постепенно стихающие возбужденные разговоры зала быстро достигла сцены. Асу от бешенства брызгал слюной в микрофон, и в воцарившейся тишине зала, прерываемой только всхлипами Кохэку, заорал:  — Бабаи-сама, либо вы угомоните вашу наглую девку, либо это сделаю я!  — Что ты сделаешь? — вызывающе проорала в ответ Шира, и даже без микрофона ее голос был слышен в самых дальних уголках зала. Асу дернул рукой, в которой были зажаты волосы Кохэку, и девушка в очередной раз скривилась от боли, изо всех сил пытаясь сдерживать градом льющиеся слезы.  — Поверь, если твой отец в силу возраста…  — Ты, ничтожное жалкое животное, — с угрозой прохрипела Шира, — не смеешь даже пятки лизать моему отцу! Жалкая изодранная подметка! И если я еще хоть раз услышу, как ты говоришь подобное про моего господина, поверь, я девочка сильная, и я так тебя отымею, что ты навсегда забудешь, как срать без трубки! Зал взорвался криками. Кто-то кричал, что обнаглевшую, потерявшую берега элиту нужно прямо сейчас казнить в назидание остальным, а кто-то просто ржал над унижением Асу, которого так опустила какая-то девка. Шира уже поднялась на сцену и теперь бесстрашно смотрела в полубезумные глаза Асу.  — Как ты можешь какой-то жалкой девке позволять такое говорить? — раздался громкий крик из гомонившего зала, от чего побагровевший Асу пошел еще более сильными пятнами, но Шира не дала ему ответить:  — Я хочу эту элиту. — Стоило ей только сказать это, как шум зала стал в разы громче, все орали и выкрикивали что-то, что было невозможно разобрать. — Я плачу за нее пятьдесят золотых, и это в два раза больше, чем ты выручил бы за нее, даже будь она деликатесом! Гомон постепенно утихал. Все напряженно ждали, чем разрешится вся эта ситуация, и ждали ответа Асу. Он продолжал сверлить дырку в Шире взглядом, но было видно, что он колебался. Пятьдесят — бешеная сумма за девку без особых талантов. И, не найдя, что сказать, он обернулся на Бабаи, все так же сидевшего на диване перед сценой и лениво обсасывающего край стакана беззубым ртом.  — Господин Бабаи, — голос дрогнул от нескрываемого удивления, — и вы позволяете ей такое? Бабаи почти уронил стакан на диван, но его успел подхватить Горо. Старик не считал нужным тянуться к столу и ставить свой напиток, как все — слишком высок был его статус. Он тяжело, с трудом начал подниматься, и сидевшая у его ног нижняя тут же подала ему его трость. Морщинистые пальцы цепко ухватились за костяной земной шар, дополнив держащие его снизу скрюченные когти, и медленно сделал несколько шагов к сцене, не считая нужным утруждать себя и подниматься на нее. Он вообще многие церемонии не считал нужными и вследствие этого не утруждал себя ими.  — Что ты знаешь об элитах? — с угрозой спросил он. Асу застыл, а в зале воцарилась гробовая тишина — даже Кохэку задушила свои всхлипы, трясясь от того, что решается ее судьба. — Я тебя спрашиваю, пидарастический щенок — ЧТО! ТЫ! ЗНАЕШЬ! ОБ ЭЛИТАХ!  — Я… — Асу шумно сглотнул — Бабаи был всегда весьма жутким и жестоким, но видеть мерзкого старика в гневе ему пришлось в первые. — Господин…  — Завали свой паршивый рот, когда я говорю! — хрипло рявкнул он. — Элита — не просто нижняя, умеющая кривляться, как обезьяна дрессированная. Элита — это сталь. Это характер. Это огонь, который будет питать хозяина, даже тогда, когда его собственное пламя угасает. — Он полуслепым взглядом окинул зал, и показал в сторону одного из диванов. — Уважаемая Хитоми, — тихо обратился он к сидящей на диване роскошной женщине, на вид которой было лет сорок, — встаньте, прошу вас. От его вежливого обращения у Горо упала челюсть, и он даже не пытался это скрыть. Да, наверное, все, кто знали и слышали о господине Бабаи, сейчас испытали сильнейший шок. Этот дедок вежливо обратился! И к кому — к женщине! Роскошная женщина, Хитоми, улыбнулась идеальными губами цвета крови и встала, элегантным движением поправив очень пышную меховую накидку, и затянулась сигаретой, вставленной в длинный, изящный мундштук ручной работы.  — Это Хитоми, — представил ее Бабаи, на что женщина отвесила ему полный уважения и пиетета легкий поклон, изогнув красивую шею, в несколько рядов обернутую жемчужной нитью, — и я помню ее почти тридцать лет назад. Ей было пятнадцать, и она была элитой. Мало кто это помнит, потому что большинство из вас еще тогда мамкину титьку сосали, но когда начались сами торги, за Хитоми назначили цену в сорок пять золотых — она была самой дорогой элитой на тех торгах. Не смотрите, что сумма не высока — в то время и монет было меньше, так что это было целое состояние. Так когда ее новый хозяин подошел к ней, чтобы забрать ее после заключения сделки, она на глазах у всех смачно харкнула ему в довольную рожу, мотивировав тем, что он, за такую, как она, должен был заплатить больше! — Хитоми тихо засмеялась, мечтательно кивнув, явно вспоминая этот момент. — Хитоми, девочка, сколько у тебя сейчас рабов?  — Двадцать четыре нижних, — хриплый, прокуренный голос был очень волнующим и раздался над затихшими рядами торговцев и их рабов, — восемь деликатесов и одна элита-мужчина. Бабаи метнул презрительный взгляд в зал.  — Тридцать четыре раба. Твой муж умер, напомни?  — Семь лет назад, и я приняла все его дела, сильно расширив его торговлю, — с оттенком гордости ответила женщина, которой доставляло явное удовольствие такое внимание со стороны почти всех присутствующих в зале.  — Сколько из элит, представленных сегодня, — прохрипел Бабаи, — способны составить одному из вас такую же блистательную пару, какую в свое время составила своему хозяину Хитоми? Одна-две, и то — с большой натяжкой. И моя дочь — именно из тех элит, кто станет однажды моей гордостью и не заставит меня переворачиваться в могиле от стыда, что я вырастил такое ничтожество. Она стоит за себя, знает, что хочет. — Бабаи повернулся к сцене лицом, посмотрев на уничтоженного, размазанного этой ситуацией Асу, по-прежнему держащего Кохэку, но сильно ослабившего хватку. — И если она сказала, что хочет эту элиту за пятьдесят — я куплю ей ее за пятьдесят. Прямо сейчас.  — Твоя девочка явно не стоит столько, Асу, — подала голос Хитоми, снова затянувшись густым дымом, — с твоей стороны будет просто тупостью отказаться от предложения этой элиты, — особо выделила она голосом, явно намекая, что характер дочери Бабаи пришелся ей по вкусу. Асу весь трясся. Бабаи понимал, что сейчас уничтожил его окончательно, и единственным спасением репутации Асу было принятие разумного решения и попытка восстановить отношения с Бабаи, с чьей элитой он поцапался перед всем залом, еще и позорно проиграв ей эту перепалку. И Асу сдался. За волосы швырнув Кохэку в сторону Ширы, которая смотрела на него полным презрения взглядом, — один-в-один, как у ее отца, — молча спустился со сцены, приблизившись к Бабаи, и вид его был уже совсем не воинственный.  — Пятьдесят золотых, великий господин, — озвучил он, и Бабаи зло ухмыльнулся, рукой, свободной от трости, залезая в один из потайных карманов своей хламиды. Достав десять золотых монет, с крупной чеканкой цифры пять, он с усмешкой бросил их к ногам Асу, и они покатились в разные стороны. Асу шокированно уставился на Бабаи, но старик был невозмутим:  — Ты швырнул эту элиту к ногам моей дочери. А я тебе швырнул за нее оплату. Собирай. И зал разразился злым, восторженным улюлюканием, некоторые даже подходили поближе и вставали, чтобы видеть, как покрасневший от унижения Асу ползает на карачках перед дряхлым стариком, выискивая монеты, закатившиеся под стол и диваны. Снова грянула музыка, выключенная на время этого скандала, Асу продолжал собирать монетки, а люди стали бурно обсуждать произошедшее, взвешивая все мотивы поступков обоих торговцев, — и Асу, и Бабаи. Но все неизменно приходили к выводу, что старик имеет неоспоримый авторитет, все его элиты были дорогими и оправдывали свои цены, так что поступок его элиты-дочери имел право быть, и Бабаи поступил, как торговец, уважающий свой многолетний труд и не позволивший опорочить свой товар в глазах потенциальных покупателей. Шира помогла, в это время, подняться трясущейся Кохэку и увела ее за кулисы, больше за эту ночь так и не появившись в зале. Бабаи снова занял свое место, нижняя, подаренная ранее ему Асу, не имея позволения говорить, жестами попросила разрешения размять ему ноги, и старик кивнул, наслаждаясь массирующими, умелыми движениями Тессы. Асу, если так подумать, неплохо выиграл — избавился от нижней и от опороченной элиты, еще и пятьдесят золотых получил. Только репутацию восстанавливать ему придется долго, не имея покровителя типа Бабаи, а старик помогать ему не имел ни малейшего желания.

***

 — Господин Бабаи, — вкрадчивый, приятный голос вырвал его из наслаждения массажем, и он открыл глаза. Вблизи Хитоми выглядела еще роскошней, чем на расстоянии, и она протянула ему руку, затянутую в тонкую шелковую черную перчатку, кокетливо поддерживая сгибом другой руки мех, опустившийся с одного обнаженного плеча. Бабаи подал ей сморщенную ладонь, и она без капли брезгливости наклонилась и поцеловала ее тыльную сторону. — Для меня огромная честь, что вы привели меня в качестве примера элиты, которой я была когда-то, и я питаю робкую надежду, что такой человек, как вы, окажет мне покровительство на этих торгах.  — Я обдумаю это, — крякнул Бабаи, жестом пригласив Хитоми сесть между ним и Горо, который все еще не отошел от происходящего пару минут назад. Хитоми села, поздоровавшись с Горо, для которого даже сняла перчатку, дабы он мог коснуться губами ее кожи. Руки все же выдавали, что женщина разменяла пятый десяток, хотя возраст ей был очень к лицу, да и фигура была очень подтянутой и манящей.  — Господин, — обратилась Мэми к Горо, — вы позволите мне покинуть ваше общество?  — Да, конечно, отдыхай, Мэми, — Горо чмокнул ее в висок, окинув взглядом всех остальных за столом, — Господин Бабаи и госпожа Хитоми не против?  — Нет, конечно, — улыбнулась Хитоми, Бабаи, в свою очередь, лишь кивнул. Стоило Мэми отойти от них на порядочное расстояние, как Горо весело хохотнул:  — Ну, Бабаи-сама, я не сомневался, что ваша элита великолепна, но то, как она с вашей помощью растоптала Асу выше всяких похвал, — восхитился он, на что и Бабаи, и Хитоми улыбнулись.  — Асу чертов педик. Я когда сказал ему, что Шира — это мой характер, заключенный в совершенную женскую оболочку, он чуть прям там в штаны не кончил, а я терпеть не могу, когда другие мужики мечтают меня трахнуть, — выплюнул Бабаи, и Хитоми с Горо зашлись смехом от его остроты. — Пусть даже и в женском теле.  — Поделом ему, — закурила очередную сигарету Хитоми, когда ее нижний вставил новую в ее мундштук, — слишком много гонора и пафоса, да и элиту свою, поведи он себя по-другому, он мог вполне неплохо продать. Нет же, надо было ее опозорить перед всеми.  — Она сама себя опозорила, — усмехнулся Горо, — и я не удивлюсь, если именно ваша элита ее обесчестил, прекрасная Хитоми.  — Кто знает, — хмыкнула Хитоми, оглядывая с ног до головы красивого молодого работорговца, — он страстный и темпераментный мальчик, который помогает мне быть в форме.  — Твоя элита будет выставляться на торгах? — поинтересовался Бабаи.  — Конечно, только вряд ли я его продам. Ачи один из немногих, с кем я испытываю регулярные и качественные оргазмы, а без сексуального удовлетворения будет сложнее держать себя в форме. Мне ведь сорок четыре, с каждым годом возраста прибавляется на два.  — Ты хороша, — проскрипел Бабаи, положив морщинистую руку ей на колено, выглядывающее из разреза плотного черного платья-футляра. — С тобой я бы развлекся, будь лет на десять моложе.  — Да что вы, господин Бабаи, вы еще полны сил и привлекательны, — игриво улыбнулась Хитоми, и Бабаи в очередной раз восхитился тем, как она себя уверенно держит — либо она извращенка, любящая стариков пострашнее, либо отличная актриса.  — Так я и не про себя, — захихикал он, от чего Хитоми с Горо зашлись смехом. Вечер проходил весело, Бабаи жевал свой салат и даже получил удовольствие от общения со своей компанией, время от времени борясь с желанием их покинуть и навестить Ширу, узнать, что там у них с Кохэку. Девушка наверняка билась в истерике от случившегося, но Бабаи утешал себя тем, что Шира сможет ее успокоить — страшного не случилось. И не дай бог такая ситуация повторится — Бабаи едва ли сможет так же холодно пережить это еще раз. К слову, Асу на протяжении всех торгов после этого случая никто больше не видел.