Не по закону Природы

Расстояние только казалось совсем небольшим — Наруто несся с такой скоростью, что даже у него, опытного и тренированного шиноби, горели легкие. Какаши и Цунаде отставали на пару шагов, Гаара был еще дальше, замыкала Ино. Хината осталась в лабораториях, уверив, что справится сама, а их помощь больше всего сейчас нужна Саске. Она обнаружила с помощью Бьякугана Ханаби на более низких уровнях лаборатории и решила освободить сестру, пока остальные займутся Сакурой. На ее лице читалось все, и Наруто согласился, понимая, что лучше уж она останется здесь, чем окажется там, где еще неизвестно, чем все закончится. А вот по лицу Гаары нельзя было сказать, что он выбит из колеи свалившимися известиями о готовившейся прямо под его резиденцией диверсии, но Наруто успел хорошо его изучить, и видел, как сильно тот переживает. Его помощь оказалась как нельзя кстати — он отправил больше тридцати шиноби к катакомбам работорговцев, чтобы помочь их всех переправить на допрос в Коноху. Из Листа тоже должен был подтянуться тот отряд, который сопровождал Какаши в поисках Ханаби, потому что кто знает, как долго смогут пять человек АНБУ, бывшие с Наруто на миссии-захвате, удерживать в узде почти шесть сотен человек. Вспышка впереди на мгновение ослепила, и Наруто, спасаясь от ударной волны от взрыва, окружил всех покровом, с некоторой заторможенностью заметив, как прямо перед ним выросла песчаная стена высотой в несколько десятков метров. Пустыня — территория Казекаге. Взрыв был страшной силы, и из глубины подсознания Наруто услышал голос Курамы:  — Бомба Хвостатого. Слабовата, — заявил демон тоном знатока.  — А если бы в Суне?.. — с ужасом спросил Наруто, ловя на себе недоуменные и испуганные взгляды остальных.  — Нет, от Суны бы ничего не осталось, — хмыкнул Курама, — но сразу видно отсутствие опыта. При правильном запуске и более осознанном формировании бомбы ваша песочная стенка бы не выдержала. — Наруто перевел взгляд на начавшую рассыпаться песчаную стену, с обратной стороны от них превратившуюся в стекло. — Но если сделать поправку на то, что бомбу сделал бывший человек, для первого раза весьма недурно, — от слов Курамы Наруто похолодел. Если Сакура способна создавать Биджудама, то точно она либо сама демон, либо все же Джинчуурики. Второе опровергнуто опытным путем. Значит первое… Наруто покосился на Гаару. Теперь Казекаге в курсе. Во что это выльется дальше — страшно представить. Стена спала окончательно, на них дохнуло жаром рассеивающегося взрыва и сквозь песок и осколки стекла, он разглядел фиолетовое свечение Сусано Саске. Быстро приближаясь, краем глаза заметил, как Цунаде и Какаши кинулись в разные стороны, окружая Сакуру, которая была едва видна за зеленым столпом регенерации и песка, поднятого в воздух. Гаара сделал легкое движение рукой — и песок волной схлынул, от кристальной прозрачности воздуха даже стало не по себе. И это позволило увидеть, как перед фигуркой Сакуры снова стал собираться шар, медленно и тяжело набирающий размеры. Наруто сложил печати, чтобы вызвать несколько клонов, но окрик Саске заставил его застыть:  — Не приближайтесь! У нее период! — слишком поздно. Цунаде взвыла, оказавшись слишком близко от пульсирующей красной чакры, окружавшей Сакуру и Саске коконом. Наруто никогда не видел Пятую такой напуганной — даже во время войны бабуля сохраняла определенное хладнокровие, и такой впечатляющий испуг на ее лице смотрелся чужеродно. Гаара, как и Наруто, не успевший войти в зону распространения чакры Сакуры, резко сжал кулаки, создавая вокруг Сакуры и Саске песчаную гробницу.  — Ты убьешь их! — Наруто кинулся наперерез Гааре, но он и так уже услышал, тут же рассеяв технику.  — Тогда нужно поймать ее, — с деланым хладнокровием заявил он, и плотный песок начал кольцом смыкаться уже у ног Сакуры. — Если эта бомба будет сильнее предыдущей… Саске решил все за них. Сусано исчез, и Учиха упал на колени, подвергнувшись влиянию демонической чакры. Наруто видел, с каким усилием он встает на ноги, но для него самого войти в плотное облако красного от чакры воздуха было бы равносильно самоубийству — если она повернет Наруто на свою защиту… Бомба достигла размеров грецкого ореха, застыв у неестественно широко распахнутого рта Сакуры, и Саске, неожиданно для всех, рванулся к ней, схватив за горло в тот момент, когда она собиралась запустить черный шар в Гаару и Какаши, стоящих как раз на линии огня — и вторая ослепляющая вспышка заняла собой все видимое пространство. Наруто видел все, как в замедленном действии — как пальцы Саске, густо обмотанные бинтами, впиваются в ее шею, как она дергается от него, не в силах остановить запуск, и как плотный черный шарик скатывается между ее губ в рот… Взрыв был неожиданным и будто оторванным от запуска бомбы — как гром отстает от молнии. Земля содрогнулась, его откинуло, больно швырнув спиной о закаменевший от температуры песок, но покров спас — он был достаточно далеко, чтобы получить сколько-нибудь серьезные повреждения. Боль в ноге отозвалась хрустом срастающейся кости, и Наруто полуслепым от вспышки взглядом вперился в разорванную выше колена штанину — перелом был открытый. В ушах стоял шум, сквозь который он едва различал крик Ино и рев Цунаде. Он был ближе остальных, его дезориентировало, и только одна мысль билась в голове — ни Саске, ни Сакура выжить в том взрыве не могли. Это просто невозможно. Когда он немного пришел в себя, тряхнув головой и встав, еще каким-то чудом удерживая покров на себе и остальных, огляделся, ощущая себя в стельку пьяным, настолько сильно плыла картинка перед глазами, и с трудом волоча ноги, поплелся в ту сторону, откуда слышал голос Ино. Как в бутылке раздавались голоса, он едва мог понимать, кто говорит:  — Нет! Мне нужна одна минута! Одна!  — Надевайте ошейник!  — На что, вашу мать?! Если сейчас заблокировать ей чакру — она умрет!  — А если не заблокировать — она восстановится и закончит начатое!  — Помогите! Тут Саске… Последняя фраза раздалась неожиданно близко, и Наруто опустил глаза, в нескольких десятках метров различая длинные волосы цвета платины, белой полосой выделявшиеся на фоне желтого песка, и черное пятно. Саске. Закрыв глаза и пытаясь справиться с накатившей тошнотой, сделал еще несколько шагов по направлению к Ино, слабо понимая, как еще может идти.  — Гаара, их нужно в Суну, срочно! Если подключить ее к аппарату…  — Там нечего подключать!  — Я почти восстановила сердце…  — Пока она без ошейника — я ее близко не подпущу к Суне.  — Но это же Сакура! Гаара!  — А я — Казекаге. Я не подвергну мирных жителей такой опасности.  — Он прав, Цунаде. Либо ошейник, либо она умрет.  — В ошейнике она точно умрет! Голос Цунаде сорвался на рыдания. Все еще будучи оторванным от происходящего, Наруто приблизился к Ино, у ног которой лежало обгорелое обуглившееся тело, которое она безуспешно пыталась реанимировать. Левой руки не было по плечо.  — Наруто! Дай мне чакры! — Наруто удивленно уставился на Ино, не понимая, что она ему говорит, но залитое слезами лицо Яманака искривилось в такой гримасе, что он заставил себя анализировать каждое слово, что слетало с перекошенных губ: — Чакру, черт! Наруто, чтоб тебя! Чакру! С трудом уловив, что ей от него нужно, опустился на колени и положил свои ладони поверх ее — зеленая чакра лечения смешалась с его золотой, став болотного цвета, от которого его снова затошнило.  — Рука, — слабо выдавил он, но Ино тряхнула головой, грубо перебив его:  — Насрать. По ее лбу катились крупные капли пота, соскальзывающие с висков и собирающиеся над губой. Лицо перекосило от напряжения, ладони методично вталкивали чакру в черное от крови и ожогов тело, теперь только отдаленно напоминающее Саске. Волос не было, их слизнуло жаром взрыва, лицо превратилось в запекшуюся маску, и грудь под их ладонями не двигалась. Он не дышал. Наруто затрясло от осознания этого факта, и он поднял полуслепые глаза на Ино:  — Он не дышит…  — Задышит, сука! — зарычала она, усилив напор чакры. Привстала, выпрямив руки в локтях, и с силой стала давить на грудную клетку, через несколько нажимов вытащив ладони из-под пальцев Наруто, раскрыла на обожженном лице то, что раньше было ртом, и дважды вдула в него воздух. Снова положив ладонь на ладонь на нижнюю часть диафрагмы Саске, потребовав Наруто опять накрыть ее руки своими, стала давить. Он как загипнотизированный следил за ее действиями, невольно считая. Дезориентированный мозг требовал чем-то его занять, чтобы не тошнило. Пятнадцать нажатий — и искусственное дыхание рот в рот, дважды. Опять толчки в диафрагму:  — Да что же ты за упрямый козел такой! — рыкнула Ино, тряхнув головой, чтобы стряхнуть мешавшие слезы, — Дыши, или я с тебя не слезу! Снова и снова повторяя все действия, сдабривая весь процесс мощным потоком лечебной чакры, Ино выдохлась. Толчки получались более неровными, слезы сильно ей мешали, а Наруто, наконец, начиная соображать, понял — уже шестой круг пошел. А сердце так и не запустилось. Оказывается, ему тоже мешали слезы.  — Куда давить? — коротко спросил он, и Ино кивнула на свои руки, позволив Наруто заменить ее. Пятнадцать ритмичных, сильных толчков — он слышал хруст ребер, с испугом подняв глаза на Ино, но та только горько хмыкнула:  — Пара сломанных ребер — пустяк, если он выживет. Как больно по ушам резануло это ее «если». Наруто остановился, когда Ино очередной раз зажала то, что было когда-то носом Саске, и приложилась губами к его губам. Два выдоха — и новый заход для Наруто. Ладони Ино не гасли ни на секунду, она то проводила по лицу Саске, напоминавшему череп, покрытый черной сажей, то опускала руки к обрубку, сращивая то, что должно быть кожей, чтобы не шла кровь, то клала их в область сердца, вталкивая чакру…  — Пульс! — радостно закричала она, когда в который раз проводила рукой по шее. — Пульс, сука! Пульс, мать его! Наруто облегченно выдохнул, глядя в сияющие радостью глаза Ино, прекрасной, как никогда, и внезапно, увидев, как потух ее взгляд, брошенный в сторону, вспомнил то, о чем забыл на время реанимации. Сакура. Резко вскочив, от чего голова закружилась, быстрым неровным шагом направился туда, где были Цунаде, Какаши и Гаара. Они все молчали — все, кроме Цунаде, давящей рыдания и захлебывающейся всхлипами. Реанимацию она не проводила, и даже такой далекий от медицины Наруто с одного взгляда понял, почему — грудная клетка была вывернута, ребра казались створками дверей, открытыми нараспашку. В крови было видно сердце, которое Цунаде сжимала своими пальцами, легкие, пищевод, вообще все — Сакуру распороло от горла почти до лобка, нижнюю челюсть вырвало, язык полуметровой змеей оплетал то, что осталось от скулы, и кончиком касался песка. Все наружу. Лицо и руки Цунаде были покрыты знаками Бьякуго, скрыв под собой большую часть ее кожи, от ромба на лбу осталось чистое пятно, из которого и исходили печати, и она держала в своих руках сердце Сакуры, сжимая его до синяков на бордовой плоти. Наруто не выдержал. Его рвало так, что он рухнул на колени. Какаши приблизился и трясущимся голосом спросил, что с Саске, на что Наруто смог только кивнуть, надеясь, что его правильно поймут. Какаши обернулся к Цунаде:  — Даже я вижу, что тут… все, Цунаде.  — Нет… — ее голос звучал глухо, она тяжело всхлипнула, продолжая сжимать окровавленный кусок мяса в своих пальцах, — еще минута, одна минута, ее Бьякуго…  — Цунаде-сама, — Гаара осторожно положил руку ей на плечо, на что она резко дернулась, скидывая его ладонь, — я понимаю и разделяю вашу боль…  — Да что ты понимаешь, щенок! — сильнее разрыдалась Цунаде, мотнув головой, — Да что ты вообще можешь понимать!.. Ее пальцы упорно сминали безжизненный кусок мяса, окутанный зеленым свечением, и Цунаде, переборов новые рыдания, рвано пробормотала:  — Еще минута… может, две… Она должна выжить, должна, она пережила запечатывание, она должна…  — Она проглотила бомбу Хвостатого, Цунаде! — не выдержал Какаши. Наруто ошарашенно смотрел на сенсея, с которого будто слетела маска отрешенности и хладнокровия, — Проглотила! Она мертва, и то, что ты сейчас измываешься над ее трупом, ничего не изменит!  — Я почти излечила сердце. Оно может, оно будет биться! Какаши сжал кулаки, и Наруто заметил в одном из них зажатую полоску ошейника. Вот, какая судьба ждет Сакуру, если она выживет, что вряд ли. Так может, и правда правильней будет прекратить измываться над искалеченным телом, и похоронить ее так, как подобает хоронить героя? Четыре года мучений. Наруто как никогда стало стыдно за то счастье, что ему досталось. У него была Хината. Друзья. Он был героем Конохи. Получил признание, о котором мечтал с детства. Стал одним из сильнейших шиноби в мире. А что осталось ей? Тешить себя тем, что она помогла миру, которому стала не нужна. Скрываться от тех, чьи жизни выкупила собственной, потому что страх — не то, что она хотела бы видеть на их лицах. Истязать саму себя на протяжении всей оставшейся жизни, чтобы не подвергать опасности близких и гражданских. Сирота при живых родителях. Вечно под контролем. Без чакры, без возможности развиваться как шиноби, навсегда застывшая на том уровне, на котором была. Такому не позавидуешь. Разве это можно назвать жизнью? Внезапный окрик Цунаде вырвал его из пучины скорби:  — Гаара! Быстро, помоги перенести ее в Суну! Скорее!  — Жива?.. — с оттенком ужаса и облегчения выдохнул Гаара.  — Еще нет, но уже почти. — Цунаде подняла лицо на Какаши и Гаару, и у Наруто перехватило дыхание — она была старухой. Все лицо избороздили глубокие морщины, уголки губ опустились, носогубная складка казалась нарисованной кусочком угля, а глаза помутнели, как у любого пожилого человека. Руки, грудь — все в глубоких морщинах, спина согнулась под тяжестью лет. Только сейчас Наруто на самом деле понял, что Цунаде глубоко за шестьдесят, и она действительно бабуля. — Как только будем у Суны — наденешь на нее, — она с неприкрытой ненавистью уставилась на кожаную удавку в руках Какаши, и он коротко кивнул.  — Не забудь про Саске с Ино, — вставил Наруто, и Гаара, явно выдохнувший, подвигал одеревеневшими от напряжения пальцами, превращая песок под ними в платформу, вмещавшую их всех, для Ино и Саске создав отдельную. И самым громким звуком за сегодняшний день для Наруто стал металлический скрежет язычка, попавшего в пистон на ремешке ошейника, заперший чакру в вывернутом наизнанку теле. На шее, разорванной вдоль, в ране которой можно было видеть шейные позвонки.

***

Стена за его спиной пошла крупной трещиной, и Сакура, не дожидаясь его ответа, кинулась к нему, схватила за руку и потащила назад, вглубь еще целых стен лабиринта. Ее рука мелко тряслась, и Саске, глядя на болотно-зеленый жилет поверх синей формы Объединенной армии шиноби, послушно бежал следом. Она ориентировалась гораздо лучше него — почти влетев в пятую по счету дверь, быстро захлопнула ее за ними, прижавшись спиной и облегченно выдохнув. Было непривычно видеть ее такой… обычной. Короткие розовые волосы были собраны в растрепанный хвост на затылке, форма в некоторых местах прохудилась, да и выглядела она в целом так, будто война еще не закончилась, и он просто столкнулся с ней на поле боя. Как будто никаких четырех лет жизни, следовавших за этими событиями, просто не было.  — Ничего не хочешь объяснить? — Саске кивнул в ее сторону, озираясь в поисках сферы с памятью, но тут ее не было.  — Что тебе объяснить? — устало выдохнула Сакура, обиженно прикусив нижнюю губу. — То, что Джуби крушит мое сознание? То, что он украл мою жизнь? Или тебе интересно что-то другое? — безразлично проговорила она, не сталкиваясь с ним глазами.  — Джуби? Так он жив? — не поверил собственным ушам Саске.  — Живее всех живых, — сквозь стиснутые зубы прошипела она, — и я уже черт знает, сколько наблюдаю за тем, как он живет вместо меня. Я даже не знаю, как давно я тут заперта. Последнее, что помню — момент запечатывания. А остальное — как в тумане. Какие-то отрывки фраз, иногда целые сцены из моей жизни, но все остальное время я тут. Саске ощутил, как внутренности сжимают чьи-то ледяные руки. От ее слов стало плохо. То есть, получается, что все это время…  — Четыре года, Сакура, — тихо вздохнул он, уже не в силах удивляться или пугаться. — Джуби запечатали в тебе четыре года назад. Она впервые с момента их встречи посмотрела прямо на него. В ее глазах читалась такая злость и обида, что казалось, она сейчас его убьет за его слова. Сакура медленно сползла по двери, опустившись на пол, и обняла колени руками.  — Впрочем, ничего удивительного, — грустно усмехнулась она. — Я так и думала, что около того. Он всегда очень силен, и первое время прятаться было сложно, но я научилась. Только надежных убежищ все меньше — он разрушает все мои укрытия. И с каждым разом находит быстрее. Эдакая игра в кошки-мышки с решенным заранее исходом. Несколько раз мне казалось, что я почти вернула себе контроль, но он всегда побеждает.  — Как он выбрался из клетки? При запечатывании в сознании ставится барьер, который сломать не так-то просто, — Саске вспомнил ментальную тюрьму Курамы, которую он увидел в Наруто при помощи Шарингана, и спросил: — Как ты с ним борешься?  — Уже никак, — Сакура стала рассматривать свои ногти, вытаскивая из-под них грязь, — а раньше было несколько моментов, когда Джуби вдруг появлялся передо мной и был, как бы поточнее выразиться, беззащитным. Не знаю, что с ним делали, но он был как тряпичная кукла. Как я на нем срывалась… — мечтательно потянула она, зло оскалившись, — ты знал, что Джуби умеет плакать? Я тоже не знала.  — Джуби — чудовище, Сакура. Он не умеет мыслить, и тем более — не может испытывать эмоции.  — Да что ты? — она скептически прищурилась. — Именно поэтому ты заявляешься в мое сознание спустя четыре года? Потому что Джуби чудовище? А до этого твои глаза где были? Или Наруто? Все ослепли и не заметили, как я стала монстром? Саске замолчал, не зная, что ей на это ответить. Конечно, Сакура изменилась, причем сильно, но у него даже мысли не возникло, что это не она. Претерпев такие колоссальные перемены в жизни было бы наивно предполагать, что она останется такой же, как была в свои двенадцать. На войне он встретил совершенно другого человека, уверенную, сильную девушку, а спустя еще три года — сломленную, растоптанную, но все еще борющуюся за право на свое существование молодую женщину, не теряющую надежду и в то же время отчаявшуюся. И ему потребовалось не так много времени, чтобы привыкнуть к ней. И не только привыкнуть — проникнуться странной симпатией к ее поведению, к попыткам бунта, даже к ее резкости и дерзости. Из-за этого ее слабость и отчаяние, иногда совсем открытое, казались чем-то интимным, тем, что показывалось только близким, и было до дрожи волнительно понимать, что он один из них. И теперь выясняется, что это всего лишь игра гребанного Демона, и что вот она — Сакура. Злая. Обиженная на то, что ее бросили тут, даже не попытавшись разобраться во всем, не оказав никакой поддержки в ее попытках выбраться из закоулков собственного сознания. Комната затряслась, и Сакура тут же вскочила на ноги, резко дернув дверь на себя:  — Надо бежать. Он нашел нас. — Она выскользнула из комнаты, и Саске последовал за ней, невольно обратив внимание, что ему непривычно видеть, как Сакура двигается. Нет, она все делала как обычно, как обычная девушка, ведь ее ментальное тело было совершенно нормальным, но ему отчего-то не хватало покачивающейся походки и волнообразного движения хвоста.  — А где он сам? — спросил Саске, когда они несколько раз свернули по коридору, забираясь все глубже в дерби подсознания, и Сакура цокнула:  — Какая разница? Считай, что везде. Нам сюда, — она кивнула в сторону развилки коридора, но Саске почему-то остановился и завороженно смотрел, как дверь, за которой они прятались меньше минуты назад, разлетается в щепки, а стена коридора продавливается в пол, как под ударом огромного кулака. — Чего ты ждешь?! — взвизгнула Сакура, и Саске уверенно посмотрел на нее, решившись:  — Я смогу его обуздать.  — Не вздумай! — резко одернула она, и Саске нахмурился от ее странной реакции. — Это бесполезно, — внезапно смягчилась она, почему-то перестав торопиться и подойдя к нему. — Твои техники тут не действуют. У тебя нет твоих глаз, потому что этот мир за гранью реальности.  — Но попробовать стоит, — не унимался Саске. — Если у меня есть хоть малейшая возможность…  — Да хватит уже, Саске-кун! Он замер, недоуменно на нее глядя. Рокот ломающегося пола раздался прямо за ним, но он остался стоять на месте, как будто его не заботило то, что меньше чем в метре земля превращается в месиво из камня и песка. Медленно повернулся к ней спиной и двинулся обратно, обходя крошево пола по краю, и Сакура испуганно закричала:  — Не надо! Он убьет тебя!  — Не сможет, — с внезапной уверенностью пробормотал Саске, почти вслепую из-за поднявшегося дыма возвращаясь к тому месту, где они с Сакурой встретились.  — Да что же это… — Она обреченно вздохнула и он услышал ее легкие шаги, последовавшие за ним. Он не оборачивался. Перед глазами все еще стояла та картинка, которую на крошечное мгновение он увидел, опять ощутив щемящее чувство полного взаимопонимания. Каменный свод высоко над ним, с крошечным отверстием, из которого лился слабый свет.  — Только пообещай мне одно, — вдруг попросила Сакура, стараясь не отставать от него, — пожалуйста, не геройствуй. Как только увидишь эту тварь — сразу убей, если получится. Он чудовищно силен, но сейчас… — она гулко сглотнула, и Саске ощутил, как теплые пальцы впились в его локоть в поисках поддержки, — у него как будто агония. Он крушит все без разбора, и… Что-то тут не то. Саске никак не мог понять, что именно, но в ее словах что-то не сходилось. Ему потребовалось время, чтобы задуматься: как чудовище в агонии могло так точно разрушить именно ту комнату, в которой они скрывались, но при этом, если верить Сакуре, крушить все без разбора? Стоило им выйти обратно к огромному кратеру, отсекающему лабиринт подсознания от того, что было дальше, как хватка на локте усилилась. Он обернулся, но лицо Сакуры было перекошено не от страха, а от злости. Конечно, ее можно понять — как сильна, должно быть, ее ненависть, если она блуждает тут столько лет, зная, что чудовище живет ее жизнью, лишь изредка позволяя увидеть краткие моменты реальности. Дразнит, не пуская в настоящий мир, давая слегка ощутить запах свободы, тут же перебивая смрадом заточения. Но как, черт возьми, бессловесное чудовище могло так притворяться? Как, если в отличие от других Биджу, у него, если верить известным фактам, не было даже сознания? И все их разговоры, когда она рассказывала ему интересные факты по медицине. И ее общение с Ино или Хинатой. Как они все могли повестись? Да легко. Маскировка на грани фантастики. Даже сейчас, ощущая руку настоящей Сакуры, вцепившуюся в него, он не мог смириться, что все эмоции, пережитые с ней, были не с ней, а с… …Джуби? Стиснув зубы, заставил себя идти дальше, стараясь не отвлекаться на Сакуру, которая отчего-то так раздражала, что хотелось рявкнуть на нее, чтобы заткнулась. А она продолжала тихо подвывать себе под нос, что надо добить монстра, пока он слаб, хоть она и не знает причины такой внезапной сдачи позиций. Наконец, выбравшись из жуткого кратера в ее подсознании, Саске застыл, не зная, как реагировать на увиденное. Стройные ряды дверей и стен лабиринта сменила пустошь, сплошь усеянная разбитыми руинами. Тут была настоящая бойня, другого слова не подобрать. Если бы он не знал, где находится, то мог бы поклясться, что тут когда-то была деревня размером с Коноху, которую уничтожили во время войны. Разрушения были чудовищными, земля дымилась, кое-где виднелись остовы стен, а вдалеке, там, где должен был быть эпицентр разрушений, четко угадывался огромный по размерам холм. По глазам ударило воспоминание о кратком единении сознаний во время первой ментальной битвы с Сакурой и ее периодом, и увиденное сейчас четко подтвердило, что это была не его фантазия. В холм было врезано огромное копье, надгробием возвышаясь над окружающими остатками души, и Саске мелко заколотило. Если тут так сейчас, то не трудно представить, что тут происходило через неделю после запечатывания. Ничего удивительного, что Ино ничего не помнила и поседела — она попала в самое сердце битвы. Саске было страшно, хотя он был уверен, что это чувство давно умерло в нем.  — Он там, — Сакура снова перетянула на себя внимание, пальцем указывая на холм. — Мы должны убить его, пока он не набрался сил, иначе…  — Знаю, — одернул он, и она замолчала, но все же ее слова помогли взять себя в руки и осторожно двинуться дальше. Под ногами хрустели камни, и от каждого звука все сильнее начинало болеть тело. Пульсация в голове будто распространилась на весь организм, и сохранять трезвость рассудка было сложнее с каждой минутой. Холм рос по мере их приближения, и он ощущал исходящее от Сакуры возбуждение, волнами накатывающее и на него. Когда его нога опустилась возле самого подножья горы, все вокруг затрясло, и Саске еле устоял на ногах, уже решительней и быстрее начав подъем. Сколько прошло времени, он не понял, но заторможено ощутил, что Сакуры нет рядом, и, проклиная себя за чувство облегчения, пришедшее по осознанию этого факта, оглянулся, ища ее взглядом. Нет, после тряски она как сквозь землю провалилась, но восторженное ликование, донесшееся с вершины холма, заставило ускориться до бега. Почти взлетев на вершину, интуитивно приказал Сакуре, каким-то образом очутившейся здесь раньше него, замереть, и она подчинилась. Она подчинилась. Подчинилась. Он посмотрел на застывшую в нелепой позе Харуно, сжимавшую в оцепеневших от его приказа пальцах здоровый булыжник, на котором еще угадывался рисунок как на стенах лабиринта, и медленно, с усилием, перевел взгляд. На то, что лежало у ее ног. Его прошибло током узнавания. …Безумные, белые глаза, без зрачка, без радужки, испещренные сетью красных капилляров, болезненно воспаленных, вперились в него. Казалось, они смотрят прямо в душу. Но сквозь них тоже была видна душа. Черная, сморщенная, обуглившаяся. Как кусок мяса, с которого сняли шкуру, но оно еще живое, бьется, мечется, пытаясь найти выход. Доверчивое, нежное объятие — чудовище меняется, перестает вызывать ужас, начинает приобретать человеческие черты… …Девушка, похожая на Сакуру, и являющаяся ей, но при этом это не она. В его руках кисть, но на рисунке совсем другое. Сгорбленное, скрюченное, высохшее. Мертвое… Вот оно. Он вспомнил. Все стало так просто и понятно, что он неожиданно для себя коротко рассмеялся, больше не обращая внимания на недоуменный взгляд Сакуры, который в сочетании с ее странной позой был совершенно нелепым.  — Саске-кун, ну же! Скорее! — Она пыталась пошевелиться, но Саске с усмешкой уставился в миловидное человеческое лицо, прищурившись:  — Сложно сражаться там, где у тебя нет никакой власти, правда?  — Что ты несешь! Дай мне убить его! — от ее истошных воплей грозили лопнуть либо ее связки, либо его барабанные перепонки, но он терпеливо выслушивал все эти нечленораздельные вопли ярости и бессилия некоторое время, после чего так же, невозмутимо и с полной уверенностью в своих силах, приказал отойти. И ей не осталось ничего другого, как подчиниться, сменив гнев на мольбы. Под ее упрашивания и плач он приблизился к тому, что она собиралась добить камнем, и заглянул в белые, безжизненные глаза, испещренные мелкими полопавшимися капиллярами. Проследив ее взгляд, увидел в потолке, далеко наверху, крошечный луч света, куда смотрело то, что слабо сейчас походило на человека, и стало очень больно в висках, так, что он зашипел и зажал лицо ладонями.  — Сакура… — прошептал он, с усилием заставив себя не упасть, но существо не отреагировало. Нет, она была похожа на человека, но там, где должны быть руки и ноги, зияли дыры, в которых была только черная пустота, и тело, лишенное конечностей, выглядело жутко. — Вот, значит, как выглядит Джуби? — слишком спокойно обратился он к плачущей Сакуре, парализованной его приказом. — Я думал, это чудовище, а не искалеченная женщина.  — Саске-кун, что ты несешь! — убивалась Сакура, но ему было смешно от ее потуг. — Я еле-еле ослабила его, а ты хочешь его спасти?! А как же я?!  — А что ты? — уже не скрывая поднимающегося в нем гнева, спросил он. — Думала, что сможешь провести меня? Что я не пойму, что ты — не Сакура?  — Да как же!.. — она сильнее разрыдалась, и у Саске на мгновение закралось сомнение в собственной правоте, но оно тут же было пресечено самой Сакурой, которая неожиданно перестала голосить и с улыбкой на него взглянула. — И давно ты понял?  — Я знал с того момента, как ты обратилась ко мне «Саске-кун», — оскалился он в ответ, — но то, что ты женщина, признаюсь, немало меня удивило. Его контроль немного ослаб, и лже-Сакура выпрямилась, наклонив голову в до боли знакомом жесте. Из ее голоса исчезли слащаво-заискивающие нотки, и хоть голос и был, как у Сакуры, но все же был отвратительно чужим.  — Я изначально была бесполой. И эти жалкие подобия моего величия, которые вы называете Биджу, тоже все бесполы. Они подчиняются сосуду, в котором их запирают, принимая пол Джинчуурики. Я не стала исключением. — Тварь изучающе смотрела на него, и весь ее облик вызывал у Саске чувство тошноты. Так опошлить Сакуру, именно исковеркать, изуродовать почти детские черты мог только настоящий монстр. — Но я во много раз сильнее и могущественнее их всех, вместе взятых.  — Да, и поэтому ты заперта в ее теле, — Саске ехидно кивнул на судорожно дышащий обрубок человека, возле которого опустился на колени, потому что ноги уже не держали, — и даже попыталась использовать меня, чтобы убить ее и занять ее место.  — Ошибаешься, — Джуби расхохоталась, и смех Сакуры впился в мозг, который никак не мог вместить в себя все то, что происходило, — я почти справилась. Меня неслабо подкосило запечатыванием. Я долго бесновалась, пока не смирилась, но успела сломать свою клетку, хотя ее дважды возводили вновь. Потом решила затаиться и наблюдать, и, как видишь, ты первый, кто узнал об этом за… сколько ты сказал? Четыре года? Саске снова оцепенел от нахлынувших воспоминаний. Он только вернулся в деревню, это было, кажется, перед свадьбой Наруто и Хинаты, когда Ино ему сказала что-то о Сакуре, он отчаянно пытался вспомнить, что именно, но головная боль сильно дезориентировала. Да, первый за четыре года. Но не вообще первый. Тут была Ино.  — Что ты сделала с Ино? — устало спросил он, неосознанно проведя ладонью по груди задыхающейся женщины, ощутив, как под его рукой заходятся судорогой легкие. Она при смерти.  — С Ино? О, это было забавно, — знакомые губы тронула жутковатая усмешка, и она слегка пожала плечами, — ничего такого. Если бы я тогда могла осознавать себя, как сейчас, то, возможно, я уже давно бы правила вашим жалким мирком. Но я была в бешенстве, она просто попалась мне под горячую руку. Эта, — она брезгливо кивнула в сторону Сакуры, — сопротивлялась неожиданно сильно, пытаясь сдержать меня в клетке. Но сам видишь, что от нее осталось, — только сейчас Саске обратил внимание на редкие обуглившиеся штыри, кое-где проглядывавшие из земли вокруг холма, — и тут появляется Ино. Растерянная такая. Мы неплохо повеселились, я получила истинное удовольствие. Саске стиснул зубы, чтобы не закричать в бессильной ярости. Она пытала Ино. Ино поседела за какие-то секунды и потеряла память обо всем, что увидела здесь. Он заглянул в белые глаза, пытаясь увидеть в них хоть отголосок жизни, но кроме вздымающейся от судорожных вдохов груди больше ничего не говорило о жизнеспособности… души. Что стало с Сакурой за эти годы? Вот почему ее рвало на части. Ее постоянные метания от желания жить до попыток суицида. Вечная неопределенность. Вот как решил сломить ее Джуби, и ведь ему удалось. И Саске имеет к этому прямое отношение. Он сам стал последним гвоздем в крышку гроба Сакуры. Теперь были понятны и ее истерики, и непривычная агрессия — больше не было сомнений, что это была Сакура. Все время. Вот только одна ли она была в своей голове? Что, если постоянный шепоток, твердящий сдаться, напоминающий о собственной сломанной судьбе, о бесполезности борьбы, постоянно был с ней? Нетипичное поведение Сакуры тоже встало на место — ее глаза блекли, как сегодня, когда он увидел ее с Тонери — вот это точно была Джуби. Получившая долгожданную власть над собственным сосудом. Значит, каждый раз, когда взгляд Сакуры мерк, Джуби удавалось запудрить Сакуре мозг и ненадолго перехватывать контроль. …Она себе не доверяет. И это объяснимо. Но, если мои догадки верны, ты единственный, кто сможет ее остановить, если она сама потеряет контроль. Ну, а если я ошибаюсь, тогда мы все умрем намного раньше, чем думаем… — пришли на ум, наконец, слова Ино, сказанные почти год назад. Даже не помня о пережитом, она все равно знала, просто не могла сказать. Ино понимала, что только он, обладатель Шарингана, сможет остановить… нет, не Сакуру. Джуби в теле Сакуры. Очередной взрыв перед глазами, которому Саске был почти благодарен — боль помогла прояснить разум, который, казалось, просто отключится от невозможности происходящего.  — Я начала учиться, — продолжала тварь, незаконно завладевшая лицом Сакуры, — ты не поверишь, как много она знает. Я смотрела воспоминания снова и снова. Раз за разом училась перенимать человеческие эмоции. Речь. Мимику. Поведение. Я знала, что меня не должны разоблачить, но тут все сложилось в мою пользу — эта была слишком стыдлива, чтобы откровенно рассказать, что с ней происходит. Как же это сыграло мне на руку. Обычный человеческий стыд. Я уже могла различать эмоции более-менее сносно, но это чувство мне было непонятным. Постоянное желание прикрыться, скрыть свои потребности, прятаться от других, собственную похоть красиво назвать «периодом» и придумать от него меры. Такой глупости от столь умной, — она снова кивнула в сторону Сакуры, — я не ожидала. Но так даже лучше. Каждую кому, в которую ее клали, ее, по сути, передавали мне в руки. И я почти заставила ее поверить, что это она тут гостья. Она даже извинялась за то, что не может уйти, потому что не знает, как. И я подсказывала ей, — ладони Джуби сжались в кулаки, — как это сделать. Но жажда жизни у нее слишком велика для такой маленькой и жалкой… девчонки. И опять же, ей непростительно везет. Но я долго расшатывала ее веру в себя, как расшатывают почти выпавший зуб, чтобы было легче вырвать. И знаешь, что произошло? — дикая ухмылка сменилась гримасой гнева, — появился ты. Вернулся из небытия. Ее даже лекарства не смогли удержать во сне, настолько сильно она жаждала тебя увидеть. — Она презрительно сплюнула. — Глупая наивная дура. Цеплялась за эту свою любовь, как за спасительную соломинку. Я было подумала, что все мои труды насмарку, но потом, хорошенько перешерстив все воспоминания и мечты о тебе, вплоть до бессознательных, поняла, как это использовать, и процесс ее саморазрушения пошел просто семимильными шагами! Я была уверена, что твоя холодность и несоответствие ее ожиданиям станут мне отличным подспорьем. Но опять все не так, как надо — ты, вместо того, чтобы плеваться от отвращения или хотя бы не обращать внимания, начал проявлять заботу. А потом… Ты чертов извращенец, ты в курсе? — она зло расхохоталась, а Саске слушал, держа руку на сердце того, что осталось от Сакуры. От такой нужной, настоящей Сакуры. — Явно видны нездоровые тенденции касательно рептилий. И это давало ей надежду, которую, впрочем, я тоже легко оборачивала себе на пользу. Единственный из людей, кто мне приглянулся — это Тонери. Очаровательный тупица, но он мог и правда стать полезен, не будь он так ослеплен своим нездоровым влечением к ней.  — Тонери знал о тебе? — через силу спросил Саске.  — Нет, конечно, он слишком ограничен. Но даже со своим незнанием он сделал все, как надо. Она была слишком ослаблена психически, чтобы бороться со мной, после двух-то периодов, а он мало того, что вызвал у нее третий период подряд, еще и пытал ее, потому что не смог трахнуть… Не понимаю я ваших людских желаний пихать свои отростки в живого человека, — она брезгливо поежилась, — но, в целом, его план был неплох, и если бы не ты, все прошло бы гораздо удачнее для этого дурачка.  — Если бы не я?.. — эхом отозвался Саске, слабея от усилий не сойти с ума.  — Да, ты, ты, — подтвердила Джуби. — Ты взломал печать на ее плеве. То, что должно было достаться Тонери, досталось тебе, и ему она смогла сопротивляться. Вот в этом я с ней полностью солидарна, мерзейшее ощущение. Хочешь, расскажу, что было с ней в тот момент, когда ты ее насиловал? — она громко расхохоталась, и Саске задушил в себе отвращение к самому себе, понимая, что именно этого она и добивается — выбить его из морального равновесия. — Это было так потрясающе — когда светлое, непорочное чувство к тебе было так растоптано твоей грубостью. Она же до последнего была уверена, что секс — высшее проявление любви. И вот, ты показал, как ты умеешь любить, и как это было… Она продолжала говорить, смакуя подробности того, за что он сам готов был себя покалечить, чтобы хоть на грамм уменьшить чувство вины, терзающего все его существо, и он слушал против своей воли, не в силах заставить ее замолчать. Душа Сакуры и так была вывернута перед ним наизнанку и не нуждалась в комментариях со стороны, но слова Джуби рефреном стучали в висках, усиливая и без того невыносимую головную боль.  — Я могу освободить тебя, — продолжала она залазить в его голову, пока он пытался разглядеть хоть что-то живое в слепом безумном взгляде, — я стану такой, какой ты захочешь. Даже твои позывы пихать в мое тело свой отросток, — он слышал, сколько в ее голосе презрения, — я переживу. Хочешь, научусь отвечать, как тебе нравится? Ведь ее тело тебе нравится, не спорь, — самоуверенно продолжала она, — только представь, что мы сможем сделать вдвоем. Только ты и я, — краем глаза видел, как чудовище с лицом Сакуры смачно и вожделенно облизнулось, — мы построим свой собственный мир, где все будет только так, как мы пожелаем. Ты ведь хотел этого когда-то …  — Завали, — наконец, нашел в себе силы Саске, — ты несешь полную херню.  — Да разве? — она снова расхохоталась, по всей видимости, ощутив, что его контроль над ней уже изрядно ослабел, — Я своими глазами это видела. В ее, кстати, воспоминаниях, — она снова кивнула в сторону обрубка тела, — и ты говорил это своим ртом. Что же так глобально изменилось, что ты решил забыть о своих воистину впечатляющих амбициях?  — Я изменился.  — Да черта с два! Ты остался тем же, кем и был — обиженным, растоптанным мальчишкой с жаждой убивать! Этого вынести он уже не мог. Ее крик огласил пространство вокруг, и в этот момент — момент ее нечеловеческой боли, — грудь под его ладонью дернулась в захлебывающемся вдохе. Он растерялся, не имея не малейшего представления, как вообще можно реанимировать душу. А если учесть, как мало от нее осталось, то дело совсем дрянь. Но одно он решил точно — эту тварь он к ней не подпустит, и его решение было подкреплено еще одним нечленораздельным воплем чудовища. Неловко оглянулся, стараясь стабилизировать плывущее перед глазами изображение, и среди кусков камня взгляд внезапно выцепил что-то, отдаленно напоминающее ноготь. Он потянулся за ним, но расстояние было больше, чем показалось сначала, и пришлось убрать руку с груди судорожно дышащего человеческого обрубка, из-за чего ладони стало неожиданно холодно. Вставать в таком состоянии было бы неразумно, так что доползти казалось идеальным вариантом, что он и сделал, повезло, что из-за взрывающейся головной боли колени не ощущали осколков камней, будто нарочно раскиданных тут и покрытых чем-то бурым. Его предположение подтвердилось — это оказался палец. Точнее, фрагмент пальца — ноготь и две фаланги, и в том месте, где сустав должен был соединяться с третьей фалангой, была такая же чернота, как и у тела на местах оторванных конечностей. Никакой плоти. Ни капли крови. Вообще ничего, сосущая чернота, полное ничто. Сжав кусок пальца в своей ладони, снова огляделся, напрягая зрение до предела, в надежде увидеть еще фрагменты, но на холме больше не было ничего подобного. Существо судорожно вздохнуло, и ее хрип будто подсказал, что делать дальше. Он начал рыть свободной рукой, другой продолжая бережно держать палец, но один беглый взгляд в сторону молчащей Джуби — и он понял свою ошибку. Рыть не нужно. Нужно искать, вопрос только где. Заставив себя подняться на ноги, обошел пространство вокруг искалеченной души, тщательно всматриваясь в землю, и еще несколько фрагментов тела — ничтожно маленьких, но все же — обнаружились возле ската холма.  — Где остальное? — с угрозой спросил он у Джуби, и лицо Сакуры обиженно поджало губы:  — Ты думаешь, я настолько тупа, чтобы оставить всё тут? Да, именно. Настолько тупа. Джуби, может, и присуща хитрость, но такую деталь она могла вполне оставить без внимания, будучи уверенной, что тут никто никогда не появится. Он мысленно заставил ее молчать, и она прикусила язык, с ненавистью глядя на его блуждания. Которые, впрочем, имели успех. Когда в руки перестали вмещаться куски тела, он отнес все к агонизирующей душе, положив рядом с ней все, что нашел, и решительно начал спускаться с холма, дурея от нарастающей боли в голове, хоть и не знал, куда уже больнее. Но, оказывается, у ментальной боли предела быть не может, а если он и есть, то ему вряд ли когда придется ее испытать. Ведь он не Сакура. Ненависть к себе снова затопила все существо, но он ее отсек, как мешающую конечность, хорошо понимая, что от его самокопания Сакуре лучше не станет. А может вообще не станет. Но это вовсе не значило, что он перестанет пытаться. Он скорее сдохнет здесь, чем уйдет, после всего, что он увидел. Огрызок человека за его спиной впервые за это время издал звук, и он дернулся, но не обернулся, а резко зажмурился и сделал еще шаг от нее, вниз, туда, где, как он думал, должны быть еще куски тела. Но этот звук он запомнит навсегда, в этом он не сомневался ни на минуту, потому что это был знак ему, что еще есть пусть призрачная, но надежда. Сакура тихо всхлипнула.