***
Путь от Ико до Хаши занял полдня, и когда в оговоренном заранее месте встречи он увидел кроваво-красную шевелюру, ярко выделяющуюся среди остальных посетителей небольшого кафе, уверенно подсел. — Ты пунктуален, как всегда, — хмыкнула Карин без приветствий и любезностей, и Саске кивнул. — Суйгецу должен подойти через минут двадцать, примерно, нужно купить кое-что на рынке. — Саске снова кивнул, мысленно приготовившись ждать около часа — это были те самые «примерно двадцать минут» в понимании Суйгецу. Они с Карин особо не говорили, так, перекинулись парой фраз о его миссии и ее экспериментах, все остальное время погруженные в свои мысли. Дважды им приносили чай, больше похожий на пожелтевшую воду и на вид, и на вкус, но Саске это было неважно. — Ты получила то, что я отправлял? — наконец, задал он тот вопрос, который его беспокоил. Карин несколько самодовольно улыбнулась, почти победно кивнув: — Не только получила, но и успела проанализировать, и получила весьма интересные результаты, — под его заинтересованным взглядом она достала сложенный в несколько раз лист бумаги из сумки, и, развернув, показала ему. — В этом столбце, — длинный ноготь уперся в одну из граф внушительной таблицы, нарисованной от руки, — показан уровень гемоглобина, а здесь… — Ближе к сути, Карин, — нетерпеливо перебил Саске, не испытывая желания слушать научный треп, ему не понятный. Карин не обиделась. — К сути, так к сути. У тебя скорость регенерации клеток увеличилась почти в два раза. Саске опять кивнул. Он и без нее это знал, учитывая, что именно по этой причине он и решился отправить Орочимару свою кровь. Подозрительно быстро сходили синяки, разбитый об стену в приступе ярости кулак уже к вечеру выглядел так, как будто ничего не было, да и после тренировок боль в мышцах проходила меньше, чем через час, хотя нагрузки он себе давал очень большие, на грани своих возможностей. — Что еще? — В крови я обнаружила клетки, которых там быть не должно, и мне не понятна их природа, откуда они вообще взялись и какую функцию выполняют. Скажи мне, — Карин внимательно посмотрела ему в глаза, — это точно твоя кровь? — Да. А у тебя были другие предположения? — Ну как сказать… — она задумчиво почесала переносицу, поправив очки, и ее палец скользнул по таблице к очередному столбику. — Вот эти белки в крови лишние. И вот эти, — очеркнула ногтем еще один столбик. — Их количество не так велико, но само их присутствие… Я видела подобное только в анализах Сакуры, правда, в других пропорциях, но, думаю, суть тебе понятна. Саске непонимающе вглядывался в цифры, подписанные незнакомыми терминами, и пытался переварить то, что только что сказала Карин. — Ино упоминала, что у тех, кто имеет с Сакурой тактильный контакт, появляются определенные мутации. У Наруто и Хинаты это регенерация, у Ино пониженная потребность во сне. — Да, про дары Сакуры я в курсе, хотя название слишком вычурное, — Карин сложила руки на груди, откинувшись на спинку стула, и слегка нахмурилась. — Только разница в том, что последние показатели по мутациям тех, кого ты перечислил, в десятки раз ниже твоих, а ведь они с ней более четырех лет постоянно контактируют. А ты, насколько я знаю, пробыл в Конохе год. Ты ее кровь случаем себе не переливал? Органы от нее не пересаживал? — Нет. — Ты знал, что Сакура была изнасилована? — вдруг в лоб спросила Карин, вперившись в него потемневшими от непонятной злости глазами. Саске опешил от прямоты вопроса, и чем дольше он молчал, тем сильнее темнели глаза Карин и ниже опускались брови. — Да. — Как ты мог, подонок?! — Карин вдруг кинулась на него через стол, схватив за грудки, а на Саске снова нахлынуло уже ставшее родным чувство вины. Он и не пытался сопротивляться. Взгляды редких посетителей за соседними столиками обратились к ним, но Карин это не смутило, и она прошипела ему в лицо, так, чтобы слышал только он: — Ты хоть представляешь, какие последствия это имеет?! У нее все влагалище в огромных шрамах и рубцах, которые будут заживать черт знает сколько, не говоря уже о психике! Психика у нее и так в ошметки, ты вообще чем думал?! Саске молчал. Боги, и у него еще хватило совести поддаться ей там, в стране Рек, и ведь он даже не задумывался о физической стороне вопроса. — Ты даже не представляешь, как ей трудно было даже просто дать мне — мне, медику, женщине! — возможность вправить ей лобковую кость, только потому что для этого… — Я знаю, — резко перебил Саске, и Карин зло замолчала, не выпуская его ворот из своих побелевших кулаков. — Я все это видел. — Не мог ты этого видеть! — Я был на посту. — Сволочь! Карин почти залепила ему пощечину, но Саске перехватил ее руку, ощущая напряжение в узком запястье и весь вложенный в удар гнев. Это как будто ее отрезвило. — Мой муж изменил мне, и мы обсуждаем условия развода, — громко заявила она, и уже насторожившиеся невольные наблюдатели этой сцены понимающе закивали, возвращаясь к своим разговорам. Карин села на свое место, снова сложив руки на груди. — Мне глубоко плевать на Сакуру, но сама ситуация меня выбешивает, как женщину. Если бы кто-то — пусть даже ты — меня изнасиловал, о легкой смерти ты мог бы только мечтать. Саске молчал. Карин говорила очевидные вещи, но в глубине души Саске понимал, что это вообще не ее дело, и перед ней он оправдываться не обязан. Перед Сакурой — да, безусловно, он был страшно виноват, но они оба взрослые люди и смогут решить эту ситуацию сами, без вмешательств и нотаций со стороны. В конце концов, Карин даже не подозревала, какие муки совести у него были до сих пор, и посвящать ее в них он был не намерен. — Кстати, о ней, — Карин недобро усмехнулась, — ты в курсе, что она умирает? Видимо то, как сильно он побелел от ее слов, для нее было очень красноречивым ответом. — Да-да, она умирает. И довольно быстро. Ошейник она больше не носит, и, как выяснилось, это для нее смертельно. Физическое тело не выдерживает объема природной чакры, вместилищем которой она является, и у нее выгорают каналы чакры. А поскольку она демон, для нее их уничтожение будет равно физической смерти, так как чакра для нее, по сути, вторая кровь. — Но подожди, на миссии она почти полгода была без ошейника… — Так у нее сколько периодов было, м? — перебила Карин. — Во время периода нагрузка на системы чакры снижается, потому что идет огромный выброс из тела. А за последние девять месяцев у нее даже предпосылок к периоду нет. Самочувствие стало ухудшаться месяц назад, тогда же я обнаружила у одного из своих подопытных разрушение очага. Орочимару-сама сразу отправился в Коноху. Саске почти не удивился. — Он сейчас там? — Да и не только он, — Карин, казалось, немного умерила свой гнев, почти наслаждаясь болезненной реакцией Саске на новость. — Казекаге тоже там. Сейчас решается вопрос о запечатывании Сакуры в Джинчуурики. — Мне нужно в Коноху, — резко встал Саске, но Карин почти силой дернула его на место. — Не спеши. Возможно это единственное, что позволит ей выжить. Старшая девчонка из клана Хьюга вызвалась в качестве добровольца. Физическое тело Сакуры, конечно, будет уничтожено, зато сама она будет жива. Еще ничего не решено, — предупредила Карин очередной порыв Саске сорваться с места и остановить это безумие, — она проводит почти все время с Девятихвостым, он пытается ей помочь научиться контролировать природную энергию, и пока результата нет, но и ухудшение ее состояния слегка замедлилось. — А если вызвать период искусственно? — вдруг осенило Саске, но Карин лишь покачала головой: — Пытались. Трижды. Ее тело вопреки ее воле защищается от воздействия инъекций, скорее всего, выработался иммунитет. Пока еще есть надежда, что он начнется сам, но маленькая. Есть, конечно, еще вариант, который они рассматривают, но он бесчеловечен по отношению к Сакуре, и я сильно сомневаюсь, что Орочимару-сама сможет убедить Хокаге в его эффективности. — И какой же? — Устроить Сакуре пятую мировую, — улыбнулась Карин, и снова на ее лице появилась эта злобная гримаса. — Ополчиться на нее, заставить биться с сильнейшими шиноби, без поблажек и поддавков. Чтобы ее попытались убить, и она была вынуждена защищаться. И продолжать это до тех пор, пока не иссякнет резерв Инфуин Кай, пока она не будет настолько истощена, что жизнь в ней будет поддерживаться только за счет природной энергии. Чтобы она сама себя истощила, тем самым дав каналам чакры время для усиления и расширения. Это ее не спасет, но выиграет нам еще полгода-год. А если повторять это регулярно… — Карин! Появившийся в дверях заведения Суйгецу выглядел встревоженным. Метнувшись к их столику и даже не поздоровавшись, он бросил пакеты на стул рядом с Карин и без предисловий обратился к Саске: — Срочно в Коноху. Ситуация вышла из-под контроля, — тут же протянул ему свиток с сорванной печатью Какаши, и Саске бегло пробежался по строчкам глазами. «…не могу связаться с Саске…» «…Сакура нестабильна…» «…бомба Хвостатого…» «…нужен Шаринган…» — Когда это пришло? — Саске резко встал, отдав записку Карин, которой она изначально была адресована, и она хмыкнула, тоже бегло прочитав: — Надо же… Убедил все-таки… — Получил пять минут назад, — Суйгецу переглянулся с Карин, она решительно встала вслед за Саске, оставив на столе деньги за чай: — Выдвигаемся. Уже за пределами Хаши Саске на ходу крикнул Карин: — Ты же говорила, что все только решается? — Я не знала, что они уже решили, — сквозь зубы процедила Карин, набирая скорость. — А учитывая то, через что она прошла, реакция на опасность у нее может быть непредсказуемая, что, видимо, и случилось. Думаю, они предусмотрели это, а значит, Сакура скорее всего опасна сама себе, а не… вовлеченным в это. Он поймал на себе взгляд Карин, и она будто через силу выпалила: — Они начали три дня назад, Саске… Саске резко вырвался вперед, активируя Ринненган.***
Бок прострелило болью, и она грязно выругалась, глубже забираясь в кусты и параллельно пуская волну чакры вокруг себя, чтобы проверить окружающую местность на посторонних и, если таковые имеются, сбить их со следа. С трудом оперлась на ствол дерева, рассматривая глубокую рану в боку, и снова выругалась. Зеленый язычок целительной чакры был едва виден и слаб, и она, глубоко вздохнув, решила — надо шить. А под рукой только чакропроводящая леска и иглы для метания, она два дня назад вытащила их из своего крыла, которым закрылась от атаки. Сначала эта тренировка ей даже понравилась. Ее атаковали, она защищалась, нападала сама — это было хорошей разминкой, пока огромный сюрикен едва не отчекрыжил ей хвост. Именно тогда она поняла, что это не тренировка. Это охота. И охотятся на нее всерьез. Это было пять дней назад. Игла была не приспособлена для шитья подобного рода и была слишком толстой, больно разрывая кожу и мышцы, но Сакура молча сшивала края раны, понимая, что кишок у нее и так мало, и все, что есть, ей еще нужны. Эмоций не было, были только инстинкты, которые говорили, что нужно выжить любой ценой. Отчетливо понимала, что, если понадобится, отгрызет себе ногу собственными зубами, и это понимание ее совсем не пугало. Все же уметь отключать всю эмоциональную составляющую оказалось полезно. Четыре стежка, пять. Терпеть становилось все сложнее, и на седьмом стежке пустила лечебную чакру по леске, стянувшей рану — стало легче. Она была вымотана, голодна и очень устала, но все же держалась. Закрыла глаза, попытавшись принять позу для медитации, как ее учил Курама — природная энергия начала циркулировать вокруг нее, и она осторожно, неуверенно начала преобразовывать ее в чакру, концентрируясь на разделении и лечении. В голове настойчиво звучал непривычно низкий голос Наруто, который отдал контроль своему хвостатому другу, чтобы он мог помочь ей, и старалась делать все так, как он объяснял ей. Получалось из рук вон плохо, но все же получалось. Возможно, только за счет этого она еще не рухнула без сил от полученных ран и истощения, да и пятые сутки бодрствования уже заставляли нервничать. Сакура все понимала. Теперь. А тогда она наивно поверила, что это будет лишь тренировка, на которой она должна будет максимально выложиться в плане чакры, чтобы немного уменьшить нагрузку на физическое тело. Да, поверила, глядя в почти ласковые глаза Орочимару, за которым тенью повсюду следовал капитан Ямато, поверила, успокоенная Какаши-сенсеем, что все будет под четким контролем — она ведь иногда тренировалась после перерождения… Но чтобы так… Ее точно не убьют. Это ведь будет означать ее возможное возрождение в качестве уже полноценного Джуби, и кто знает, что там, за гранью смерти, как она изменится за это время. Никто не захочет иметь дело с неконтролируемым Десятихвостым, а учитывая, что из Каге на этом поле боя был только Какаши и Гаара, остальные все еще не знали о том, что она демон. Иначе ее бы точно запечатали. Там бы не было заботы Какаши и понимания Гаары, только расчет того, насколько она потенциально опасна. А она очень опасна. Скинув короткую куртку и с трудом стянув через голову порванный на месте раны топ, разодрала его до конца и сделала себе символическую перевязку, чтобы не шла кровь. Куртку вернула на место и, отдышавшись, опираясь на крупные когти крыльев встала, уже не скрываясь. Следующая волна чакры, выпущенная ей, была уже не проверяющей, а сигнальной. — Кто следующий? — бешено выкрикнула она в пустоту, и только заслышав очень далекие, бесшумные для человеческого уха шаги, широко распахнула рот до хруста щек, начав концентрировать позитивную черную и негативную белую чакру, доводя до соотношения двух к восьми. Ее третья бомба Хвостатого за эти пять дней. Нет, ну они же хотели, чтобы она максимально вымоталась? Ну так пусть теперь не жалуются. Придав нужную форму и задав направление, она выпустила ее туда, откуда на нее надвигались противники, и запоздалый звук взрыва приятно зазвенел в ушах. Большим и указательным пальцами отерла кровь, следом за пальцами пройдясь языком по разрывам в уголках рта. Меньше минуты ушло на Биджудама, а самый первый она формировала почти две минуты. Пропорция сложная, но Сакура была довольна. Ей, черт возьми, либо снесло крышу окончательно, либо и правда нравилось быть демоном, как будто всех связанных с этим страшных и болезненных событий просто не было. Нет, дело не в этом. Сакуре нравилось быть собой. И раз уж она та, кто она есть, что расстраиваться? Тем более кротким нравом она никогда не отличалась. Короткая вспышка остатков Бьякуго вернула ей энергию, и она быстро побежала по дымящейся земле в направлении выпущенной бомбы. Высоко подпрыгнув на краю здорового котлована, выбитого тут чей-то техникой черт-знает-сколько-дней назад, резким хлопком расправила крылья и красиво спланировала на другой стороне. Сморщившись от боли в беспокоившем боку, почти тут же была вынуждена уклоняться от серии ударов, оттесняющих ее обратно в котлован. Лица всех нападавших, кроме Гаары, были скрыты масками. Он выполнял функцию щита для шиноби, атакующих ее, не давая ей никого убить и позволяя воистину развернуться по максимуму. Надо будет, когда этот ад закончится, поблагодарить его за бдительность, хотя ему после Шукаку наверняка не так сложно не спать. Лучшей кандидатуры для защиты этих самоубийц было не придумать. Она подсекла ноги шиноби хвостом, заставив упасть на колени и, направив чакру в колено, смачно вдарила ему по челюсти, заставив отлететь на десять метров назад и почти расколов маску. Дым мешал видеть и обонять, он становился гуще и плотнее, и ей пришлось закрыть глаза, ориентируясь только на слух и осязание. Причем осязать она могла, как ей казалось, даже кончиками волос, и за все время боя длиной пять дней копна до поясницы даже не запуталась толком, хотя и отчаянно нуждалась в хорошем шампуне в количестве пары флаконов. Противников было два или три, напали они одновременно, и она пропустила несколько ударов, почти услышав хруст левого крыла. Восстановившиеся конечности были невероятно хрупкими, и она взвыла от ярости, тут же взрывая в себе чакру и пуская мощную ударную волну вокруг себя, отбрасывая всех на приличное расстояние. Это дало ей пару секунд, чтобы сгруппироваться и ласточкой нырнуть в котлован за спиной, в полете распахнув крылья и ощутив тугое натяжение кожистых перепонок от потока встречного ветра, давшего возможность приземлиться не на лицо, а на ноги. Странно, но за ней никто не спрыгнул. На дне котлована дыма не было, и она внимательно всматривалась в черные клубы над собой, ожидая новой атаки, но ее не последовало. Крыло сильно ныло, и беглый осмотр дал понять, что обошлось без переломов, только перепонка немного надорвалась ближе к краю между указательной и средней фалангой, а это она легко зашьет и за пару дней все заживет само. Она уже была на нуле. Вдруг плюхнувшись на землю, неожиданно расхохоталась на грани с истерикой и прикрыла рот ладонью, пытаясь успокоиться. Вечно гасить эмоции было невозможно, а ощутить страх и все моральное напряжение сейчас ей вообще не улыбалось, ведь даже намека не было на приближение финиша. В животе вибрировала боль, забытая, и от этого особенно острая. Это полный звездец. За общей усталостью и напряжением от всего этого ада она никак не могла ощутить, что к горлу подкатывает слабость и голова будто ватная. И, разумеется, все недомогание до этого было списано на разрушение чакроканалов. Ведь ее это мучило не одну неделю. Вот так гениальная Сакура Харуно безбожно проморгала свой собственный период! Потрясающе вовремя! Спазм прошил все тело, и она истерично засмеялась, размазывая по грязному от крови и копоти лицу слезы усталости и отчаяния. Чакры осталось настолько мало, что даже на технику клонирования не наберется, а ей надо куда-то бежать. Скрыться. Попробовать оповестить хоть кого-нибудь, да даже Гаару, непосредственно участвовавшего в бою, что надо остановиться, потому что у нее период, и дальше биться у нее нет сил, да и смысла тоже больше нет. Атакующих все не наблюдалось, и она было решила, что сенсоры наконец поняли, что она потратила все, что могла, но это было ошибкой. Именно теперь, когда чакры не было, когда она не могла себя защитить своей силой, имея в арсенале только скромный запас выносливости для рукопашного боя на уровне начальных классов Академии, на нее навели гендзюцу. Наверху у края котлована в густом черно-сером дыму возникла фигура, едва видная, но от того не менее знакомая. Плечи прошибло мурашками, а костяные наросты на позвоночнике почти рвали чешую, выступая на максимальную длину, так что пришлось сорвать с себя повязку — она начала мешать. Во рту появилась вязкость, а зуд на нёбе четко дал понять, что ошибки нет — железы, вырабатывающие подавляющий чакру яд набухли и беспокоили. — Нет, — себе под нос буркнула Сакура, привычно опираясь на сгибы крыльев и вставая на подкашивающихся ногах, — нет, так вы бы со мной не поступили, Орочимару-сан. Когда он поймал ее в гендзюцу? Во время взрыва? Нет, вряд ли. Скорее всего это было тогда, когда она билась внутри клубов дыма, ведь именно тогда ей приходилось максимально использовать слух, а Орочимару мог использовать звук, чтобы создать иллюзию. Но это как минимум подло. С ней бы Орочимару так не поступил бы, она была уверена. Во всяком случае, до этого момента. Фигура плавно соскользнула с края обрыва, и через мгновение в двадцати метрах от нее стоял Саске. Это было слишком. — ДА ПОШЛИ ВЫ НАХЕР, ГОСПОДА! — взбесилась Сакура, заорав во всю мощь четырех легких и двух пар голосовых связок, от чего ее голос меньше всего в этот момент напоминал человеческий. — Я НЕ СОБИРАЮСЬ ЭТО ТЕРПЕТЬ! Не смотреть на него, слишком настоящим он казался. Всклоченные волосы, закрывавшие половину лица, серый от пыли плащ, тяжело вздымающаяся от спешки грудь. Сжатые в одну тонкую линию сухие губы. Ее снова прострелило, от чего она согнулась пополам, схватившись за живот, будто это могло унять спазм. Саске направился к ней, краем глаза она заметила беспокойство, промелькнувшее в этом движении, и агрессивно зашипела, так и не глядя прямо на него: — Только приблизься, и я на лоскуты тебя порву. Сложила печать, рассеивающую иллюзии, но не получилось — чакры не было от слова совсем. Даже на это. — У меня больше нет чакры, — опираясь на крылья, как на костыли, она медленно распрямила спину и в капитулирующем жесте подняла руки, — я сдаюсь, только остановите это. Иллюзия снова начала приближаться, и Сакура, уверенная, что Орочимару должен быть где-то рядом, закричала: — Да хватит уже! Хватит! Хватит!!! Слезы градом хлынули по лицу. — Орочимару, останови! Я не хочу, не надо, ТОЛЬКО НЕ ОН! Пробирающий до костей, почти забытый, родной голос сдавленно позвал: — Сакура… Это было невыносимо. Она собрала в кулак остатки воли и развернулась к иллюзии спиной, направившись в сторону почти отвесной стены котлована. Голос сзади снова неуверенно позвал ее, и она закрыла руками уши, только чтобы не слышать. Ее рвало на части от тоски по нему, и это был действительно тот самый «удар ниже пояса», который применять в общем-то запрещено, ну или как минимум недостойно. Ноги подкосились, пришлось отнять ладони от ушей и опуститься на четвереньки, чтобы как можно быстрее выбраться отсюда. Знала, что толку в этом нет, но это было на уровне инстинкта — бежать от того, что опасно, что причиняет такую боль. Выбраться. Спастись. Собственное имя, произнесенное этим голосом, выбивало из колеи. Звук шагов эхом отдавался в котловане, преследуя ее, и она скривилась, напрягшись и резко оттолкнувшись от земли, судорожно взмахнув крыльями и спланировав на стену ниже середины, вцепившись в сухую землю когтями. Когти соскальзывали, она сползала вниз, упрямо продолжая карабкаться на одном месте, не забираясь выше ни на сантиметр. Слезы застилали глаза и мешали видеть, когтями на сгибах крыльев впилась в ту же ненавистную, осыпающуюся чертову землю, пытаясь подтянуть себя наверх. О, какое это, должно быть, смешное зрелище для наблюдателей! Она сама себе напоминала паука, пытающегося выбраться из ванной по гладкой поверхности, судорожно цепляющегося лапками. — Остановись. Этот голос. Он был совсем близко. Он звучал почти за спиной. Он затекал в уши, туманя рассудок. Уничтожая все, что можно было назвать решимостью. Сделав последнюю попытку выбраться, она обреченно съехала вниз, оставив глубокие шрамы от своих когтей на сухой почве. — И что дальше? — тихо спросила она, обращаясь к иллюзии. — Что еще придумаете? Может, Саске меня добьет? Или что? — Она не смотрела на него. Знала, что Орочимару слышит каждое ее слово, но почему-то не прекращает эту затянувшуюся извращенную игру. Это гадко. Играть на чувствах такой силы, ее чувствах, он не имеет никакого права. — Нет, дайте догадаюсь, вы хотите, чтобы я радостно кинулась его обнимать, а он мне засадит кунай в спину? Я не так наивна, к тому же, — она нашла в себе силы развернуться, надеясь, что вид ее кустарно заштопанного мускулистого живота с торчащими из шва обрывками чакропроводящей лески его убедит, — я уже имею раны, которые залечить мне просто нечем. Нечем. Слышите? Хватит. Иллюзия Саске — это уже перебор. — Все закончилось. Она против своей воли уставилась на иллюзию. Усталый вид. Живые глаза. Чертов Орочимару, он, видимо, недавно встречался с Саске, раз иллюзия была настолько правдоподобной. — Я не иллюзия. — Ага, конечно. — Она чуть не захлебнулась собственным ядом от этих слов. Орочимару точно не выживет после этой выходки — ей пару месяцев чтобы восстановиться хватит, чтобы снять со Змеиного Саннина шкуру и удавить его же выползком. Почему Какаши вообще позволяет ему делать с ней такое? Или он не знает? — Вы не знаете одного, — она посмотрела прямо в глаза иллюзорного Саске, — что Саске писал мне. Писал регулярно. И три месяца назад он перестал писать. Так что глупо полагать, что я поведусь на эту херню с возвращением. — Сакура, я… Она почти взвыла. Что это, проверка на адекватность? Если так, то она сломает ему систему. Четко взвесила свои действия. Отлично понимала, что дальше иллюзия просто не сможет продолжаться, потому что она порвет шаблон, испортит сценарий. И до того, как он успел договорить, она в два шага преодолела расстояние между ними, жадно впившись пусть в ненастоящие, но от того не менее красивые, желанные губы, не отрывая взгляда от его лица, надеясь упиться этим образом, пока есть такая возможность. Но что-то пошло не так. Губы были теплыми и мягкими, с не меньшей жадностью ответившие ей. По голой талии неожиданно прошлась огрубевшая рука, осторожно, но настойчиво прижавшая ее к крепкой груди. В видимом ей глазу почти незаметный на фоне черной радужки зрачок болезненно расширился. О, Ками. Она с трудом оторвалась от его губ, все еще не веря, что ей это не снится. Взяла его лицо в ладони, ощущая мягкость кожи, и как бьется жилка на его шее. Не иллюзия. Не бред. — Я без записи, — тихо сказал он севшим от возбуждения голосом. Новый спазм внизу ее живота, казалось, он ощутил так же болезненно, как и она. Слишком плотно она была прижата к его телу. Даже одежда не давала простора воображению. — Тогда тебя примет дежурный врач, — ляпнула она, забыв, как думать. Больше не волновало то, что происходит вокруг. Пускай на нее нападет армия, ей было совершенно плевать. Саске здесь, и он точно не даст ее никому в обиду. Пальцы скользнули ему на затылок, снова привлекая к себе — он охотно подчинился, сминая ее губы своими, и казалось, что его вообще не заботит ни ее период, ни яд, смешавшийся с ее слюной и глушащий в нем чакру, ни то, что их в принципе могут увидеть. Плевать. Пусть смотрят, если интересно. Он сам остановил поцелуй, и Сакуру это смутило. У нее период. Будь Саске хоть тысячу раз адекватен, она должна от него сейчас вообще отбиваться после своей выходки, а все, что выдавало ее воздействие на него — занявший практически всю радужку глаза зрачок и рука, плотно прижимающая ее к нему. При этом ладонь была не на талии, а ближе к ребрам, чтобы не беспокоить некрасиво заштопанный бок. — А кто сегодня дежурит? — вдруг спросил он. Сакура посмотрела на него, медленно растянув припухшие от его поцелуев губы в улыбке. — Я. — Тогда… — Нам надо попасть в кабинет, — уже почти прохрипела она, не в силах бороться с возбуждением и его близостью. Как же она скучала. Как же она его любит. Какая она была дура, что отпустила его. Ей невероятно повезло, что в их самовольном театре двух идиотов хотя бы он оказался умнее. Как она вообще могла заставить себя поверить, что сможет его отпустить? Что сможет, простите, радоваться за него, когда он найдет другую женщину? Как она могла думать, что он сможет ее забыть? — Да. И он уже привычным движением подсадил ее на себя, забирая отсюда. Были только он и она. Кто их там окликнул, она так и не поняла, но с появлением Саске бойня остановилась, а может это потому, что и правда сенсоры решили начать отрабатывать свою зарплату, объявив Хокаге, что цель достигнута и Сакура осталась совсем без чакры… Какая разница?