***
— Мои ножки… — Каждая ступенька по пути в квартиру была испытанием. Уже почти два ночи, а завтра еще в девять утра утверждать наряды для подружек невесты! Она очень просила Ино решить это самой, но та была непреклонна, утверждая, что ее свадьба должна прежде всего нравиться ей, а уже потом всем остальным. А ей уже давно хочется, чтобы все закончилось побыстрее… Войдя в квартиру и тихо прикрыв дверь, услышала мерное похрапывание Наруто и улыбнулась. Любимый всегда так сладко спит. На кончиках пальцев прошла на кухню и, выпив полграфина воды, присела на стул. Саске уже три дня как была выделена квартира, но она была в другом конце города, и он там ночевал только один раз, судя по их разговору с Фуки сегодня (но уже, судя по времени, вчера). Медсестра рассказала, что Саске сам ухаживает за Сакурой, за исключением медицинских процедур. Она не приходила — да и боялась увидеть еще раз ту картину похожей на скелет девушки, изуродовавшей себя голодом и наркотиками, которая совсем недавно еще была ее цветущей, счастливой подругой. Да, пусть счастливой из-за этих же гадских наркотиков, но все-таки. На носочках вышла на балкон. Вдохнула прохладный воздух полной грудью. У нее свадьба через три, нет, уже через два дня! И она станет Узумаки. Иногда у нее возникало ощущение нереальности происходящего. В такие моменты, как их первый поцелуй с Наруто, в моменты, когда Сакура, как ребенок, начинала играть и дурачиться, когда Ханаби спрашивала совета о понравившемся мальчике, краснея не хуже старшей сестры. А вдруг они проиграли войну? И эти три года без малого — просто иллюзия ее собственного, совершенного мира? Действительно, их отношения с Наруто, с Сакурой, с Ино — все развивалось так гармонично и… правильно? Странно. И только одно напоминало о том, что в ее совершенном мире есть маленькое «но», мешающее абсолютному счастью. «Но» с крыльями, хвостом, без чакры и с богатым арсеналом наркотиков.***
Она проснулась от того, что ее тряс Наруто. — Хината, Хината! Я рядом, все, все, хватит… Даже не было понятно, что происходит. Сон отступал неохотно, цепко держа в своих скользких, липких лапах ее сознание. Переведя взгляд на нахмурившегося Наруто, почувствовала влагу на своем лице. Она плакала. От чего? Сознание обрывками воспроизводило быстро гаснущие картинки. Темный холл, сочащиеся кровью стены, белые глаза, так похожие на ее собственные, но испещренные красными воспаленными капиллярами. Они смотрят прямо в нее, проникая в мозг, заставляя кричать, кричать, кричать. Уперлась лицом в широкую, теплую грудь, чувствуя лбом сильные, мерные удары сердца. Кошмар отступал, дыхание становилось ровнее. Оказывается, рыдания были очень сильными — только сейчас она заметила, что дыхание сбито, приходится сдерживать всхлипы. — Все в порядке. Это просто кошмар. — Чуть улыбнулась, выдохнула прямо в футболку, почувствовав тепло собственного дыхания, расползающееся по ткани. — Надеюсь, тебе не свадьба наша снилась? — Щекой почувствовала, что он коротко засмеялся. — Нет, кажется… — Она как никто понимала, как он отреагирует. — Ах, кажется?! — Он тут же, оторвав ее от себя, опрокинул ее обратно на кровать, а сам, удобно устроившись на животе между ее ног, положил голову на грудь и протолкнул руки под ее бедра, обняв. Она смущенно засмеялась, когда почувствовала его прикосновения на обнаженной пояснице, — он бесстыдно засунул руки ей под футболку. — Это хорошее место. Я лягу здесь. — Он демонстративно зевнул, вызвав у нее новый смешок, и, уткнувшись лицом в ложбинку между грудей, умиротворенно выдохнул. — Какая же ты у меня удобная… Она любила его детские выходки, вроде этой. И даже ощущая на себе его немалый вес, она не хотела, чтобы он вставал. Тяжесть его тела была приятной, родной, привычной, разве только дышать становилось труднее. Впечатления от плохого сна отошли на десятый план, оставив место только тихому, ровному счастью. Глупцы те, кто говорит, что любовь может вспыхнуть. Вспыхнуть может только страсть — и то, в своем жгучем пламени она сжигает обоих, не оставляя почвы для чего-то более надежного. Была ли между ними страсть? Определенно, ее проблески были заметны в поведении обоих. Была ли это любовь с первого взгляда/поцелуя/встречи? Нет. Она бережно выращивала росток любви к нему в своей душе, который расцвел во время его боя с Пейном. Любит ли он ее? А вот это уже не важно. Для себя ей не хотелось ничего, кроме как чтобы ОН был счастлив. И если она та самая, как ОН считает, кто может сделать его счастливым, значит, ОНА сделает. Мыслей становилось все меньше. Мирное дыхание Наруто баюкало, несмотря на то, что он так и уснул, прямо на ней. Она улыбнулась сквозь сонливость. Завтра, то есть уже сегодня, будет еще один тяжелый день на ее пути. Но она уже как никогда близка к их перекрестку.***
— Принести вам еще бутылку воды? — Да, спасибо, Моэги. — Сакура сосредоточенно что-то писала, не поднимая глаз. Услышав, как за медсестрой закрылась дверь, она в три глотка допила содержимое пол-литровой бутылки и метко зашвырнула ее в урну, даже не оборачиваясь. Наконец-то она возвращает себе форму. Внезапно буквы перед глазами поплыли, резкий спазм скрутил желудок — и она едва успела отвернуться, чтобы не забрызгать документы. Возле стола предусмотрительно стоял тазик — пищеварительная система отказывалась выполнять свою функцию после столь долгого перерыва. Сплюнула слабую горечь желчи и чуть скривилась. Какая гадость. Запах заставил стошнить снова. Приложив салфетку к губам, тщательно протерла лицо, даже там, где оно заведомо не могло испачкаться. Хорошо хоть, что вода скрадывала вкус содержимого ее желудка, а то рот нестерпимо щипало от кислоты. Он ушел пятнадцать минут назад, а она уже была готова выть от бессилия…***
Она проснулась от того, что задыхалась. Кто-то довольно грубо схватил ее за волосы и дернул, она закашлялась, чавкающий звук заполнил темноту. В груди горело, желудок крутило, а бессмысленные спазмы складывали ее пополам еще минут пять, если не больше. Когда к ней пришло осознание происходящего, она тихо застонала. Ее начало рвать прямо на кровати, на которой он спал вместе с ней. Она попробовала опереться на руку, но тут же вляпалась во что-то теплое и скользкое. От омерзения ее тут же снова скрутило, но тошнить было нечем, лишь остатки желчи отравили вкус слюны, которую она, не церемонясь, сплюнула туда же, на пол. Все это время она чувствовала, как сильный кулак накручивает ее волосы, не позволяя завалиться лицом вниз и убирая розовые пряди с «линии огня». Если бы не память, охотно подсказавшая ей единственно возможного человека рядом, она могла бы поклясться, что это Хината. Отдышавшись и усилием воли подавив еще один рвотный спазм, который не принес бы облегчения, она одной рукой вытерла подбородок, а другой вцепилась в край койки, стараясь поймать точку равновесия. Было ужасно осознавать, что он ее видит такой. Ей плохо, ее рвет, она вся покрыта испариной и наверняка пахнет не фиалками — подобное меньше всего хочется показывать любимому человеку. Тем более которому надеешься понравиться. Которому надеялась понравиться. — Отпусти. Я сама. — Она явственно слышала в своем голосе истеричные нотки. Почему он все еще здесь, почему он не может уйти, не смущать ее своим присутствием, в конце концов… — Дай помогу. Она почувствовала, как его рука просовывает ее волосы в горловину футболки, скрутив их в плотный жгут, чтобы не мешались. Не сразу поняла, что он задирает ей футболку. Прежде чем она успела хоть как-то ему помешать, ткань была прижата к ее лицу, мягко стирая влажные полосы, размазанные ее же рукой по всему подбородку. От досады защипало глаза, но она сдержалась. Хватит уже себя жалеть. Научись относиться к нему, как к одному из немногих друзей, а не как к единственному, для кого хочется вырвать из себя всю черную, разъедающую душу скверну… Попыталась подтянуть под себя ноги, но места было слишком мало, она и так почти свешивалась с края. Осторожно привстала на локте, тут же ощутив под ним липкую лужу. Все постельное изгваздала. Позорище. — Обхвати меня руками. — Ей даже не удавалось до конца осознать тот факт, что это Учиха, настолько диким было для нее происходящее. Она только собиралась послушаться, как вспомнила, что все руки и футболка у нее в желчи и отвратительно пахнут. Ну уж нет, еще больше позориться она не намерена. — Нет, я сама. Отпусти. — Насколько бы все было проще, будь рядом Хината. Можно было бы забыть и о том, как она выглядит, и о том, что она, пытаясь встать, скользит по собственной рвоте, и о том, что… Да обо всех подобных моментах можно было бы забыть. Но нет же, рядом Саске, перед которым особенно стыдно. Она больше почувствовала, нежели услышала, как он встал, и тут же ощутила его руку, скользящую по пояснице, игнорируя выступающие кончики шипов. Осторожно потянул на себя, заставляя встать и опереться на него. Она даже кожей ощущала напряжение мышц, не позволявших схватить ее плотнее, чтобы не причинить и без того истерзанному телу больше мук. Да, такого с ней не было со времен перерождения. Она слишком хорошо понимала механизмы выживания человеческого организма, и оттого понять свое собственное тело было еще сложнее. Она была похожа на огромное количество форм жизни, известных ей, — и в то же время ни к одной не была достаточно близка по генетике, чтобы изучить, понять, осознать себя. Струи холодной воды неожиданно ударили в лицо, заставив задохнуться. Она откашлялась и опустила голову, чтобы вода не мешала дышать, и уткнулась в его быстро намокающую футболку. Дрожь пришла не сразу — сначала она не ощущала ничего, кроме горячей груди перед собой и руки, так надежно удерживающей ее от падения. — Как станет лучше, умывайся. — Она щекой ощущала вибрацию, когда он говорил. Почему-то отсутствие отвращения или презрения в голосе очень сильно ранило. Лучше бы он не был так спокоен. — Саске… мне… прости за то, что тебе приходится… Мне так стыдно. — Хорошо, что она не может видеть его лица. Рука, поддерживающая ее, ощутимо напряглась. — Все в порядке. Не думай об этом. — Голос Саске успокаивает, сливаясь со струями холодной воды, смывая с нее и горечь потери, и горький вкус желчи. Ведь, собственно, какая разница? Он же сейчас здесь, рядом. Она еще успеет настрадаться всласть — можно будет от души нареветься в день его свадьбы, искусать острыми зубами собственные руки, когда она родит ему первенца, в конце концов, можно будет просто отдаться отчаянию, когда он только начнет обращать внимание на нормальных девушек. Хотя, скорее всего, ему останется только выбирать: быть с таким мужчиной — мечта почти каждой второй девушки. Сейчас ореол загадочности вокруг него не такой темный, ненависть больше не уродует идеальное лицо, не скрывает чуть высокомерную, лукавую улыбку. У него очень узкие губы. Но это его нисколько не портит, даже наоборот. Она бы стояла так долго, просто отдавшись ощущению его тела рядом, его руки, обжигающей кожу, если бы не почувствовала легкую дрожь. До нее даже не сразу дошло, что это его трясет. Вполне нормальная человеческая реакция — он замерз от холодной воды. — Вылезай, я сама. — Она ожидала, что он сейчас скажет, что все в порядке, что он поможет, — но нет. Она почувствовала, что хватка, ставшая уже такой нужной, ослабла, и он отодвинулся от нее, выйдя из-под ледяных струй. Сакура тут же качнулась назад, но крыльями уперлась в кафельную стену, по которой и сползла. Холод поддона въедался в теплую кожу ягодиц, не защищенную чешуей. Начала активно тереть лицо, волосы — словно пару часов назад подобных процедур она не проводила. Запах желчи вымыть было сложно, слишком большой участок волос был испачкан. Не задумываясь, она когтем левого крыла потянулась к полке, до которой не дотянулась рукой, и столкнула себе оттуда флакон с шампунем. Он с грохотом ударился возле ее ступни, чуть не попав по кончику хвоста, который она вовремя одернула. Шампунь она не жалела — лила его прямо на голову, позволяя пениться под тугими струями воды и пеной стекать по желтым следам на футболке. Только тут обратила внимание, что одета, — и неуверенно перевела взгляд на Саске. Лучше бы она этого не делала. Он снял промокшую насквозь футболку, стоя к ней вполоборота. Его кожа была светло-коричневой, загоревшей во время странствий, но не сильно, и почти весь торс пересекали белые, не загорающие на солнце шрамы. Только на боку она бегло насчитала четырнадцать штук, из них три широкие, рваные, наверняка раны были очень глубокие. Бинты на обрубке руки намокли, и он не очень уверенным движением потянулся разматывать их, словно сомневаясь, стоит ли. — Я поменяю повязку. Снимай. — Она не узнала своего голоса. Он был низким, будто простуженным, и говорить приходилось сквозь силу. Он перевел на нее взгляд, кивнул и быстрыми, ловкими движениями размотал бинт. У него такие широкие плечи. Она видела напрягшийся от холода рельефный живот, испещренный шрамами, узкую, темную полоску, сбегающую от пупка вниз, к резинке штанов, очень маленькие, темные соски, ключицы, перекатывающиеся под кожей. С трудом заставила себя отвернуться, из-за чего движение получилось более резким, чем планировалось. И это не могло укрыться от его внимания. — Что-то не так? — Он сделал пару шагов по направлению к ней. Она чувствовала, как нарастает сердечный ритм, обратно пропорционально расстоянию между ними. — Саске, не подходи. — Только сейчас разгоряченное тело ощутило, что мокрая, холодная футболка прилипла к ней, открывая взгляду каждый изгиб, каждую кость. Хорошо, что ткань относительно плотная, а то бы она провалилась от стыда. Поняв, в чем дело, он снова отошел и завернулся в единственное полотенце, висевшее здесь же, у двери в коридор. Даже не улыбнулся, а ведь ситуация абсурдная. Тихое хихиканье неожиданно превратилось в истерический смех. Она смеялась, и чувство облегчения накатывало, словно цунами, все дальше и дальше, омывая душу от налета зажатости, неуверенности и горя. Смело смотрела ему в глаза и смеялась над ним. Такой весь классный, серьезный, а выглядит сейчас, как потерянный щенок. Не понимает, в чем дело, растерялся, а это смешит ее еще больше. Как не стыкуются эти два образа! Видимо, глупость заразна, потому что он, сначала неуверенно, а потом, входя во вкус, тоже рассмеялся. Он был очень красив в этом сумбурном, неожиданном веселье. Глаза сияли, мокрые волосы прилипли ко лбу и шее, грудь вздымалась, жадно заглатывая кислород для нового взрыва смеха. — Даже не помню, когда последний раз так смеялся, — прохрипел он, чуть отдышавшись. Она, не отрываясь, смотрела на него снизу вверх, когда он навис над ней, перекрывая воду. Она протянула к нему руки, и он тут же нагнулся, позволяя обхватить себя за шею. Словно это было в порядке вещей. Она ощутила, как он, выпрямившись, напрягся — ее футболка оставалась влажной и холодной. На шее проступила гусиная кожа, и она слегка подула на нее, надеясь согреть, но мурашек стало больше, от чего она нахмурилась. Он подхватил ее, подсадив на себя. Казалось, его совершенно не смущает необычная форма ног, тяжелый, покрытый черной чешуей хвост, безвольно повисшие крылья — он был феноменально невозмутим. — Принесешь мне сухую одежду? Пожалуйста. — Она приникла лбом к его шее, про себя считая количество пульсаций сонной артерии. Кажется, чуть быстрее, чем должно быть. Хорошо, что он не видит ее лица. — А у тебя есть еще вещи с символикой моего клана? — Этот вопрос заставил ее смутиться и чуть отпрянуть, но она быстро взяла себя в руки. — Если ты меня будешь постоянно этим подначивать, то я… — Все, все, не буду, — он чуть подбросил ее на руке, подсадив повыше, ближе к своей талии. — Значит, придется отстирывать эту, — чуть тише добавил он. По голосу было ясно, что Саске улыбается. Вернувшись в палату, он включил свет и опустил ее на край койки, там, где постельное белье не было запачкано рвотой. Она брезгливо отвернулась и зажмурилась — даже ей самой был противен вид желто-красных разводов на белых больничных простынях. — Я позову медсестру. — Поправив полотенце, сползшее из-за «попутчицы», он быстро вышел в коридор. Без него стало легче. Она расслабилась, плотнее прижала крылья к спине и чуть откинулась назад, выставив руки для опоры. В голове все еще не укладывался тот факт, что за ней присматривает Учиха. Хотя, признаться, в чем-то он лучше, чем Хината. Он быстро свыкся с тем, что с ней происходит, и почти не реагировал, в то время как Хината переживала настолько сильно, что Сакура слышала иной раз, при пробуждении, как подруга плачет. Она окинула себя беглым взглядом. Сырая футболка доставляла сильный дискомфорт, да и обтягивала слишком сильно. Не глядя, потянулась к изножью койки и нащупала там свой больничный балахон, небрежно брошенный сюда два дня назад. Стягивая с себя футболку, зацепилась когтем за один из вырезов. Жалобно треснула ткань, разрывая символ клана Учиха на спине почти пополам. Положила порванную вещь себе на колени и провела пальцами по разрыву. Стало горько, но она улыбнулась. Еще один знак, еще одно напоминание, что вместе быть они не смогут. Судьба над ней смеется, но она сильнее. Ей придется быть сильнее. Решено. Пока он сам будет рядом — пусть будет. Судя по его поведению, ему пока она нужна. Он просил ее помощи, и она не откажет. Но как только… А вот об этом пока думать не нужно. Просто насладиться тем, что он рядом. Просто еще раз почувствовать себя обычной, никому не обязанной, нормальной. Резко отдернула руку от шеи и подула на пальцы. Черт, снова задела пряжку, обожгла подушечки пальцев, аж кожа сошла — а ведь секунды не прошло. С двойной бдительностью защелкнула клепки на шее, стараясь держать ткань как можно дальше от ошейника. Завязала тесемки, пропустив под хвостом. С некоторым наслаждением выпустила и вновь втянула шипы на позвоночнике. Хорошо, что дальше, чем на два сантиметра, от кожи они не выступали, а то пришлось бы сверять ДНК-код еще и с дикобразами. Снова помутнело в глазах, но она успела среагировать — быстро собрала волосы, скрутив их в жгут, намотала на кулак и отвела руку к затылку. Успела нагнуться, начав тошнить на пол. Рвоты было мало, в основном тягучие струны желчи, оставлявшие на полу желтоватые лужицы. — Сакура-сама! — Моэги влетела маленьким ураганом в палату, силой сунув Сакуре в руки небольшое судно. Слышала, как у нее в ушах стучит сердце, а желудок рвался на свободу частыми, сильными спазмами. — Воды… — прохрипела она. — Держи. — Пол-литровая бутылка возникла у нее перед лицом, с уже открученной крышкой. Стараясь не делать резких глотков, болью отдававшихся в сухом горле и в ребрах, стала медленно пить. На пару минут стало легче, а потом снова рвота, но уже водой, не так сильно драло горло. Она слышала, как Моэги окунала тряпку в ведро, как эта тряпка с чавкающим звуком опускалась на пол, чувствовала, как ее успокаивающе поглаживают по плечам. Ее аккуратно пересадили в кресло, оставив попытки забрать у нее тазик, когда она вцепилась в него мертвой хваткой. Длилось все это порядка часа: минутные спазмы с пятиминутными перерывами, во время которых хотелось скрючиться от боли в желудке. — Сакура-сама, может, принести метадон? — Моэги уже убралась, только постельное новое не постелила. Койка стояла голая, с открытой конструкцией прорезей и фиксаторов снизу. Плато пыток какое-то. — Нет, не поможет. — Сакура сплюнула. Она уже пришла в себя, исподлобья поглядывая на медсестру и Учиху. Саске забрал у нее судно, не встретив сопротивления и тут же дав пустое. — У меня пищеварительная система отказала. Нужно пробивать ее заново. — Она глубоко вздохнула. — Значит, так. Пол-литра воды, комнатная температура, каждый час. Еще мне нужна настойка на семенах льна — чтобы хоть немного снизить нагрузку на стенки пищевода. А то я его скоро вместе с желудком выплюну. — Тон на несколько мгновений стал жалобным, но она снова заговорила по-деловому. — Дальше. Принеси мне из лаборатории ампулу с кодом XXI-21-b (a). Только внимательно, она в третьем стеллаже за перегоночным, вторая полка справа, третья сверху. Только смотри, чтобы в скобках точно стояла «a», если будет «x», то у меня рвота усилится. — Моэги очень внимательно слушала и кивала в такт распоряжениям, запоминая. — Еще фуросемид. — Сакура-сама, у вас противопоказания — три из четырех. Анурия, обезвоживание, еще и дефицит натрия… — Моэги. Не принесешь ты — я возьму сама. — Моэги, что это за противопоказания? — Саске переводил взгляд с сестры на Сакуру и обратно, отмечая, как одна снова зеленеет перед новым приступом тошноты, а вторая бледнеет под злым, хищным взглядом кошачьих глаз. — Ему необязательно знать всю медицинскую подноготную. — Сакура начинала злиться, и лишь тошнота сдерживала ее от резких движений. Моэги сильно растерялась, но, взяв себя в руки, повернулась к Саске и выпалила: — Она просит дать ей диуретики. Одиннадцать дней без пищи, практически без воды. Обезвоживание сильнейшее, недостаток витаминов в организме почти в точке невозвращения, а еще у нее нет… Сакура была в шоке. От удивления даже пропала злость — она смотрела на Моэги — такую преданную Моэги! — и не понимала того, как она может рассказывать все это Саске. Ладно она сама, но ведь для Моэги это вообще чужой человек! Она его даже не знает! — Что за диуретики? — Саске слегка приподнял бровь. — Пфф. Да я не писаю, вот что она хочет сказать. — Сакура сказала это зло и резко, надеясь хоть так сбить спесь с невозмутимого Учихи. Моэги сильно смутилась от прямоты заявления и виновато опустила голову. — Мне нужно в туалет, я сама не могу, катетер ставить я не позволю, вот и прошу мочегонное. А она меня пугает противопоказаниями, что при анурии… Когда естественного процесса нет, нельзя, в общем. — А какие могут быть последствия? — Саске вел себя так, словно они разговаривают о периоде созревания персиков. В этот момент Моэги словно прорвало. — Да сколько уже можно над собой издеваться?! — Она кинулась к Сакуре и — неожиданно для Сакуры, да и для Саске, судя по всему, тоже, — грубо встряхнула ее за плечи. — Харуно, заканчивай играть во всесильного доктора! Одно лечим — другое калечим, так теперь жить будешь?! Достала! Что ты вообще о себе возомнила?! Стоило Цунаде-сама уехать, тебя со всех катушек сорвало! Да если бы она узнала даже только про передозировку, она бы тебе нос в череп вбила! — Нет, Сакура, конечно, знала, что Моэги на самом деле девушка очень сильная и похожая на нее в ее шестнадцать. Но то, что она сейчас так смело это все выговаривает ей… Моэги, а не Хината и даже не Ино… — Если будешь мне приказывать тебя добивать, — голос стал тише, но говорила медсестра на полном серьезе, — я тебя пришурупю обратно к койке и буду делать то, что сама считаю нужным. Сакуру это даже позабавило. — Тебе, может быть, напомнить, с кем ты разговариваешь? — От наезда Моэги неожиданно стало легче. Даже тошнить почти перестало. — Если дело дойдет до применения силы, ты умрешь гораздо быстрее, чем я встану с этого кресла. — Она говорила спокойно, но беззлобно. — Я понимаю. — Моэги сжала ее плечи чуть сильнее. — Но ты кое-что забыла. Сакура скептически прищурилась. — В твоем теле сейчас нет ни капли чакры. — Моэги злобно ухмыльнулась. Сакура засмеялась и устало оперлась на спинку кресла. Моэги отпустила ее и отошла на шаг. — Сакура-сама, может быть, попробуем пару дней отпоить вас водой? — Сакура видела, как вытянулось лицо Саске от почтительного обращения Моэги. Да, ему не понять ее отношений с медсестрами. — Да, хорошо. Попробуем запустить естественный процесс. Но семя льна мне все равно завари, от него вреда точно не будет. — Словно только что они не угрожали друг другу. У Сакуры не было злости на Моэги. Даже, в некотором роде, благодарность. Мало кто мог вот так ее поставить на место, в основном, после ее перерождения все относились к ней с осторожностью и опаской, даже Цунаде-сама. А от абсолютной вседозволенности, без каких-либо ограничений, удержаться очень трудно, хотя пока ей удавалось. Моэги кивнула и, забрав судно, которое Саске поставил возле койки, вышла из палаты. Сакура глубоко вдохнула и медленно выдохнула, перебарывая очередной рвотный позыв. Саске протянул ей бутылочку с недопитой водой, она благодарно кивнула. Два крошечных глотка медленно прошли по горлу, оставляя после себя жжение. Такое ощущение, что стенки пищевода ссохлись и слиплись друг с другом. Вода размачивает, пробивая себе дорогу, но очень медленно, обжигая сожженные кислотой слизистые. — Жестко она с тобой. — Саске сел прямо на пол, напротив нее, и положил единственную руку локтем на колено. — Ну, кто-то же должен. Я сама иногда не понимаю, что творю. — Сакура задумчиво посмотрела на культю. От полотенца Саске уже давно избавился, футболка сохла в душевой, а обрубок теперь не скрывали бинты. — Если принесешь бинт из моего кабинета, я тебя перевяжу. Он кивнул, ловко поднялся и вышел из палаты. Она с некоторым трудом поджала под себя ноги, опустив тазик обратно на колени. Живот болел сильно, но не постоянно, а спазмами. Сосущее ощущение, будто даже пульсация, прерываемая вспышками боли. Зато пока не рвет. Стоило об этом подумать, как тошнота подкатила волной к горлу, заставив воспользоваться-таки тазиком. Когда последний спазм прошел и она уже ополаскивала рот остатками воды из бутылки, вернулся Саске с бинтами. — Я забыл тебе сказать, что принес. — Он показал ей коричневую бутылочку с белой пластиковой заглушкой. — Еще два дня назад. Оставил на столе у тебя в кабинете. — А, да, это настойка для чешуи. Она уже непригодна. — Ну конечно, Саске и сам это прекрасно видел — жидкость в бутылочке затвердела, став кусочком стекла. — Хината мне таким раствором налет с чешуи счищает. Срок хранения у нее… — …два дня, я в курсе. — Сакура удивленно приподняла брови, но от комментариев воздержалась. Саске разжал пальцы, выпуская бутылочку на койку, и ловким движением перехватил бинты всей ладонью. — Давай попозже, тебе сейчас плохо. — Да нет, простую повязку наложить я в состоянии, уж поверь. — Ее неприятно задело то, что он сомневается в ее медицинских способностях. Она способна лечить гораздо более страшные ранения и при намного худшем собственном состоянии, а тут просто бинтиком перетянуть уже давно зажившую культяпку. — Давай, пока меня не тошнит. Он снова сел на пол и, забрав у нее тазик, аккуратно поставил рядом с собой. — На всякий случай. Не хочется заставлять Моэги снова тут все мыть. Сакура смущенно улыбнулась и, помогая себе крыльями и хвостом, медленно сползла с кресла на пол, рядом с ним. — Скоро она принесет мне противорвотное. — Она забрала у него бинты и, незаметно отодвинув хвостом тазик подальше, чтобы не было видно содержимого, стала медленно разматывать первый рулон. Он сел чуть поудобнее, повернувшись к ней левым боком, и стал наблюдать за ее действиями. Дальше все происходило в полной тишине. Она аккуратно начала обматывать бинтами предплечье, постепенно опускаясь вниз, в несколько слоев покрывая застарелые шрамы. По одному из них — самому широкому, как раз там, где заканчивался обрубок, — провела пальцами. Нежнее, чем хотела. — Мне восстановить руку? — Вопрос застал ее врасплох. Он что, спрашивает ее мнения? Это точно Учиха Саске вообще? — Да. — Как будто ее ответ что-то решит. — Ты способна такое сделать? — Ну… — она замялась. — Я занималась какое-то время разработкой средств, которые влияют на конечности. — Да, конечно, занималась. Только эти средства были не для восстановления частей тела, а совсем наоборот. — Но я думаю, что лучше с этим вопросом обратиться к Цунаде-сама. Она вернется из деревни Песка через месяц-два. Тогда она сможет восстановить тебе руку так же, как Наруто, с помощью клеток Хаширамы. Она завязала бинт небольшим бантом и спрятала его под повязку, чтобы не развязался. — А твои средства? Чем они отличаются? — Для использования моих средств не требуется чакра. А техники Цунаде-сама являются именно медицинскими дзюцу. Фактически, это операция, проводимая с помощью чакры. Мои же средства являются только научными, основанными на генетике и ее мутациях. И я никогда не разрабатывала формул по восстановлению. — Сакура попробовала залезть обратно на кресло, и после третьей неудачной попытки Саске помог ей подняться, после снова сев на пол у ее ног. Она отрицательно помотала головой на его вопрос, нужен ли ей тазик, и задумчиво стала рассматривать свои руки. На тех пальцах, которые она недавно обожгла ошейником, выступили пузыри, которые она лопнула, выпустив когти. Да, нельзя, но как хотелось. — Почему у тебя нет чакры? — Саске снова оперся здоровой рукой о колено, подперев голову. Даже если ему все равно, интерес он изображал очень похоже. — Она заблокирована. — Как? — Мой ошейник. — Не вижу в этом смысла. Она фыркнула и непонимающе уставилась на него. — Ты вообще зрячий? Может, я ошиблась, и твоя проблема с глазами за пару дней усугубилась сильнее, чем за три года? — Зачем же так грубо. — Саске усмехнулся, но как-то по-доброму. — Саске, я теперь не человек, как же ты не поймешь. — Она переборола вновь подкатывающий комок к горлу. — Я очень опасна. Заблокировав мне чакру, Каге еще поступили очень гуманно. Я могу по-прежнему заниматься медициной, изучать дзюцу — только я не смогу их применить, вот и все. Но мне хватает знаний для того, чтобы развивать фармацевтику. Лекарства, разработанные мной, совершили прорыв в медицине лет на тридцать вперед. Это — то, что у меня действительно получается. — Она облизнула кончик указательного пальца, покрыв слюной вскрывшийся волдырь. — Кстати, ты еще долго пробудешь здесь? — Пока ты не придешь в нормальное состояние. Сакура закатила глаза и демонстративно отвернулась, рассматривая свою руку так, будто в первый раз видела. Но в этот момент она была действительно счастлива. Значит, еще долго.***
Два дня рвоты, бесконечных спазмов и питья воды и мерзкого на вкус отвара льна. Она постепенно начала приходить в себя. И все это время Учиха действительно был рядом. Менял ей судна, не гнушаясь желчи вперемешку с водой и кровью, помогал с поиском необходимых для нее витаминов в огромных стеллажах. А на второй день потребовал у нее состав раствора для ее чешуи. Теперь бутылек с почти готовой сывороткой стоял в больничном холодильнике, ожидая своего завершения. Самый большой стыд за все это время она испытала тогда, когда первый раз захотела в туалет. Мочевой пузырь словно разрезали на живую, она корчилась, никак не могла разогнуться. Он тогда на руках отнес ее в уборную, практически силой посадил на унитаз, и только убедившись, что она сидит ровно, вышел, оставив ее одну. Когда наконец через полчаса у нее получилось, вместо мочи в унитазе была кровь — видимо, от напряжения лопнул один из сосудов в мочевом пузыре. Он зашел через минуту после того, как она спустила воду, и на ее вопрос, как он узнал, что все, Саске ответил, что все это время стоял у стены напротив. Следовательно, слышал ее плач и стоны боли. Она закусила губу и снова посмотрела на часы. За работой она не заметила, что прошел почти час с того момента, как Саске ушел, как он выразился, «по делам». Чуткий слух уловил шаги в коридоре, ставшие такими знакомыми и родными. Какая пунктуальность, а ведь час еще не прошел. Он зашел в ее кабинет без стука и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ и смущенно перевела взгляд на судно, в котором в очередной раз была мерзкая субстанция. Он молча, не изменившись в лице, взял тазик и вышел из кабинета, через минуту вернувшись с чистым. — Сегодня придет Ино, — заявил он. Сакура поперхнулась водой. — Зачем? — Будет снимать с тебя мерки для платья свидетельницы на свадьбу Хинаты. Если бы она могла поперхнуться еще раз, она бы это сделала. — Саске, я не собираюсь… — Собираешься. — Он говорил спокойно и твердо и вдруг улыбнулся и игриво подмигнул ей. На него совершенно не похоже, но как же он красив. — Ты слишком меня любишь, чтобы заставить меня одного пройти через это. Она усмехнулась. Очень метко подмечено. — Знаешь, как надавить на меня. Эгоист, совсем обо мне не думаешь. — Она вздохнула. — Хорошо. Но имей в виду: если из-за того, что я тебя люблю, мне придется постоянно тебе потакать — я тебя ударю. Он рассмеялся в голос и зашел в ее квартиру, уверенным жестом дернув том «Кардиохирургия». Его смех еще долго звучал у нее в ушах, заставляя улыбаться. Сегодня он белил потолок на кухне.