Must Be Something In the Water

Он до сих пор не со всем смирился, когда шел от больницы в центр управления. С каждым пройденным шагом гнев лишь становился сильнее. Он чувствовал себя одержимым. Врач, должно быть, предупредил охрану, так как люди в центре, очевидно, ожидали его. Боггс стоял напротив Койн, которая продолжала сидеть, идеально выпрямив спину, а Плутарх бросился к нему сразу же, как только он вошел. — Я не знаю, что происходит, но предположу, что ты уже успокоился, — прошептал Распорядитель. Хеймитч уже сделал все, но успокоиться как раз-таки не мог. — Да кем ты себя возомнила? — он закричал на Койн, подходя к ней ближе. Обычно он не бил женщин, но для одной, видимо, можно было сделать исключение. Боггс напрягся и схватился за пушку, которая была подстегнута к его бедру. Плутарх быстро встал между ними и вытянул руку, приставив ее к груди Хеймитча. Победитель Двенадцатого убрал ее прочь. — Ты знал об этом? Что она разводит детей, словно мы какой-то скот. Плутарх приоткрыл и закрыл свой рот несколько раз, а затем взглянул на Президента через плечо. — Я не понимаю. — У вас есть обязанность заводить детей, — спокойно произнесла Койн, — Перед нами встала угроза исчезновения. Жители Тринадцатого хорошо об этом осведомлены, из чего вытекает причина, почему же противозачаточные не используются в нашем Дистрикте. — Мы не жители Тринадцатого и в список наших обязательств не входит рождение детей, — ответил он, пытаясь оттолкнуть Плутарха, чтобы добраться до нее. Но тот четко держал границы и не позволял Хеймитчу сделать и шагу. — Долг, блять. Что насчет тех людей, которым не нужны дети, что насчет них? — Им стоит воздержаться от сексуальных взаимоотношений, — пожала плечами Койн, — Немного сдержанности не помешает. Возможно, вы изменитесь в лучшую сторону, когда признаете это, Хеймитч. — Сдержанность? — усмехнулся он, — Я покажу тебе сдержанность. Первым предметом, что находился ближе к его левой руке, был стул на колесиках. Когда он разбился вдребезги об стену, Хеймитч почувствовал некое облегчение. — Я никогда не хотел детей, — он схватился за следующий стул и кинул его так же, как и первый. Он понимал, что Плутарх задерживает Боггса в таком положении, чтобы тот не смог что-либо сделать, срочно нашептывая ему что-то о стрессе, о возможных импульсах и различные прочие вещи, о которых Хеймитч бы даже не слушал. Он сбросил бумаги со стола, поломал мониторы… Было что-то привлекательное в разрушении. Гнев и ярость вырывались наружу, вместо того, чтобы просто бурляще протекать по его венам. Второе было более безопасным. - Дети умирают... Кто-то схватил его — солдат, он предполагал —, но Хеймитч легко откинул его в сторону. Затем пришел следующий, а потом еще один… У этих же были шприцы. Возможно, чтобы накачать его чем-то. Он мог быть для кого-то всего лишь ненужным победителем, но он все еще был им, а потому этим людям было трудно подавить его волю. Боггс легко приказал солдатам переключиться на него, пока Плутарх протестовал против вооруженного строя, но Койн… Койн лишь присела, наблюдая за всем своими нервирующими, но непоколебимыми глазами, и на секунд Хеймитч даже призадумался, какой же Президент сейчас перед ним: Сноу или Койн? Он достойно сражался против всего Тринадцатого, но в конце-концов он почувствовал резкий укол в заднюю часть шеи, и успокоительное мгновенно подействовало. Он упал на колени, побежденный лишь из-за единственной причины. — Если он умрет, все на твоей совести, — пробормотал он, уверенный в том, что она его расслышала. — Я заставлю тебя заплатить за это. Он боролся с успокоительным так долго, как только мог, но это длилось не более пары секунд, после чего он упал. Когда он проснулся, то оказался за решеткой, как под тюремным заключением. Его руки были прицеплены к стене, а ребра сильно болели. Очевидно, им было совсем нетрудно избивать человека в бессознательном состоянии. Во рту был противный привкус чего-то, видимо, крови. Камера изолировала весь звук. Единственное, что он слышал, это его собственное тяжелое дыхание. Он точно не знал, сколько времени провел, лежа на холодном полу тюремной камеры. Голос за его спиной срочно что-то шептал. Он должен был начать паниковать или ощутить себя пойманным в ловушку, но он не почувствовал ничего. Успокоительное все еще действовало, он даже не мог вспомнить, почему он так злился. Все стало таким бессмысленным. Он почувствовал себя виноватым, когда успокоительное перестало действовать, и натиск эмоций, которые он испытывал вчера, вернулся к нему шаг за шагом. Конечно, ярость все еще была при нем, но она была превзойдена чем-то более могущественным. Страх. Ему отчаянно хотелось выпить. Часы пролетали, и он не шевелил даже пальцем, а просто лежал здесь, притворяясь мертвым. Все стало бы куда проще, если, и правда, так было бы, подумалось ему. Когда дверь открыл Плутарх, он не очень-то был и рад. Он был бы чуть более счастлив, побыв в этой камере чуть больше. — Тебе повезло, — сказал Плутарх. — Мне удалось успокоить Койн. — Удача всегда сопутствовала мне, — невозмутимо ответил он, когда Распорядитель встал на колени, чтобы освободить его руки. Хеймитч даже ничего не делал, чтобы помочь ему с этим. Он совершил серию убийств меньше, чем несколько часов назад. Кто сказал, что на этот раз он не вернется снова убить кого-нибудь, его сопровождающую, например? — Эффи беременна. — Да, я знаю, — покачал головой Плутарх. Из-за того шума, что ты поднял, теперь весь Дистрикт об этом знает. По крайней мере, это убедило Койн в том, что ты не стал таким бешеным без причины. Но она этого не планировала, если тебя это утешит, — он молчал в течение некоторого времени, очевидно, ожидая, пока Хеймитч поднимет сам себя с пола. Когда этого не произошло, он сам присел на пол, без какого-либо низкопоклонства, а просто потому, что ситуация вынудила его. Капитолийцы. Когда Хеймитч смог почувствовать свой запах, он был разочарован — он был, мягко говоря, не очень. — Ты был в заключении почти два дня. Этим утром Эффи разрешили выйти из больницы. Сейчас с ней все отлично, но, кажется, беременность будет нелегкой. — Само собой, — фыркнул он. Когда им хоть что-нибудь давалось за просто так? — Они хотели прописать ей постельный режим, — продолжил Плутарх. — Она отказалась. — В ее репертуаре, — резко прокомментировал он. Он не мог представить Эффи, прикованную к кровати на несколько месяцев. Она бы сошла с ума. — Не собираешься ли ты случаем жениться на ней? — спросил Распорядитель игр. Тон был игривым, судя по всему, это была шутка. — Свадьба подарит вам чудеса для… — Заткнись, — произнес Хеймитч, что было вовсе похоже на предупреждение. Вроде Плутарх и стал его другом, но единственный человек, с которым он хотел поговорить об этом, это Рубака. И он потерял его. Рубака присматривал за ним, когда он потерял всю свою семью, и всегда давал хорошие советы. Рубака бы знал, как поступить в такой ситуации, или, как минимум, он бы посочувствовал и поил бы до тех пор, пока Хеймитч не забыл бы о том, что его беспокоит. Он потерял Рубаку. — Так будет хуже, — вздохнул Плутарх. — Хуже уже не будет, — ответил Хеймитч. Он словно спятил, когда подумал, что Эффи, и правда, обманывала его… с ним. Но сейчас он практически хотел, чтобы так и было, тогда этот ребенок не был бы под его ответственностью. — Ты вообще планируешь вставать в скором времени? — Распорядитель все еще продолжал сидеть на полу. — Нет, — если бы это была игра, то Хеймитч бы заработал много баллов за откровение. — Если у тебя, конечно, нет заначки с питьем. Плутарх закатил глаза. — Койн навещала Эффи недавно. Это мгновенно заставило его приподняться. — Она угрожала ей? — Должна ли была Эффи отвечать за его безрассудное поведение? О чем он думал, когда так открыто угрожал Койн? Ответ пришел быстро. Он не думал. — Она поздравила ее. Воспринимай это как хочешь, — произнес Плутарх. — Беременные женщины неприкосновенны в этом Дистрикте, она ничего не могла ей сделать. На самом деле, сделать хоть что-то довольно трудно, учитывая, что Китнисс и Финник словно приклеены к Эффи еще со вчерашнего дня. Когда я ушел, они все так громко смеялись в столовой. Они прекрасно поработали, притворившись, что на седьмом небе от счастья Хорошо, подумалось Хеймитчу, люди и так ее сильно обидели, сейчас им не стоит знать, что она бессердечная или же детоненавистница, да и вообще какую-либо ерунду, из-за которой они смогут пустить сплетни по всему Дистрикту, даже не проникаясь в ситуацию. — Беременная твоим ребенком, да под защитой Сойки-пересмешницы. Она знает, как очаровывать людей. Если она правильно раздаст карты, то станет любимицей Тринадцатого. Хеймитч потер свое лицо и окончательно поднялся со вздохом. — Что еще я пропустил? — Речь о Джоанне. Мы опекаем ее втайне от Китнисс и Финника, — ответил он. — Никаких новостей о Пите. Плутарх вкратце рассказал о ситуации в Третьем, который окончательно теперь под контролем, когда они поднимались на верхние этажи. В столовой было безлюдно, и никто не надоедал ему, за что Хеймитч был благодарен, ведь он и на самом деле не знал, как отреагировал бы на это, если кто-то решился бы поздравить его.