Must Be Something In the Water

Взгляд Хеймитча устремился на Эффи, как только она шагнула в небольшую комнатку, в которой каждый с кем-то вел переговоры. В этой части больницы стоял невыносимый гул из-за различных врачей, психологов, так же, как и из-за умников. И все они крутились вокруг Плутарха, соглашавшегося со всем, что только было сказано женщиной в белом халате. Эффи не могла разобрать, о чем она говорила, потому что Хеймитч в считанные секунды мог оказаться рядом с ней, слегка подталкивая Эффи в сторону уходящего вдаль коридора. — Тебе нужно отдохнуть, — упрекнул он ее, как только они отошли в сторону, чтобы их никто не мог слышать. — Вообще-то, нам нужно посетить офис доктора Халтман для проведения УЗИ, — ответила Эффи, кладя руку на свой живот. Он был лишь слегка круглым. Некоторые люди даже не замечали выпуклости, а все из-за этой бесформенной одежды. — Хорошо, — нахмурился он. — Иди без меня. Мне нужно поговорить с Китнисс, а затем… проверить Пита. — Я уже перенесла прием. Мы встретимся с ней где-то через три часа. Я хочу, чтобы на этот раз ты был рядом, ведь прошлый ты пропустил, — высказалась она, не оставляя путей для возражений. Ей не хотелось проходить через это одной. Это было так странно, когда она впервые увидела все еще развивающегося малыша на том экране, даже больше, чем когда она не была на сто процентов уверена, что хочет рождения этого ребенка. — Как дети? — С ними все хорошо, не волнуйся, — быстро ответил Хеймитч, чтобы прогнать все ее беспокойства. — Ты не должна расстраиваться. Эффи раздраженно поморщилась. Доверять ему — повиноваться приказу незнакомца, подумалось ей. — Пит пытался убить Китнисс, а это значительно снижает мое настроение, — отрезала она. — И я буду чувствовать себя только хуже, если ты не расскажешь мне обо всем, что происходит. Они узнали, что с Питом не так? Да и… надеюсь, тревожных последствий для Китнисс не будет? — Физически… С ней все будет отлично, но вот о ее психологическом состоянии мы можем с тобой только догадываться, солнышко. Что насчет Пита… Они предполагают, что всему виной яд ос-убийц. Мы собираемся поговорить с Китнисс. Прим рядом с ней, поэтому ты ей сейчас не нужна. Тебе следует пойти и немного отдохнуть. Это стало лейтмотивом с тех пор, как бомбежка закончилась. «Иди и отдохни. Тебе следует отдохнуть. Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты выглядишь уставшей, ты устала? Не хочешь ли ты отдохнуть?» Эффи хотелось кричать. А это всего лишь двенадцатая неделя беременности. — Я побуду с Джоанной, — произнесла она так спокойно, как только могла. — Три часа, Хеймитч. Следи за расписанием. Он пообещал, но она почему-то была уверена, что он забудет. Он пытался, она не могла винить его за это, но каждый раз, самостоятельно добираясь до места обследования в больнице, она все еще чувствовала себя очень одинокой. Доктор Халтман хотела видеть ее дважды в неделю. Все в Тринадцатом воспринимали беременность как нечто невероятно серьезное. Это ошеломляло: доктора и медсестры предлагали помощь чуть ли не мгновенно, граждане Тринадцатого дарили свои улыбки и поздравления. Жители Двенадцатого стали почти милы с ней, как только семья Китнисс приняла ее за свою. Ее называли девушкой Хеймитча, а она притворялась, что не замечает, как съеживается Хеймитч, когда слышит это. Да и люди на Собрании смотрели на нее, как ястребы, делая вид, что она не доставляет им ни малейшего неудобства. Она присела около кровати Джоанны, жалея молодую девушку не только потому, что она была подвержена пыткам, но и потому, что все были слишком «заняты», чтобы дождаться ее пробуждения. Они не были друзьями, ни в коем случае, но Эффи не прекращала думать, что если бы они поменялись местами, она была бы так же одинока, как и победительница. Стул был не самым удобным сиденьем, из-за чего спустя некоторое время ей свело спину. Медленно поглаживая свой живот, она все же решила, что это более удобно, чем спать на той узкой кровати в комнате Хеймитча. Однако им был присвоен новый отсек после нападения, и она не была уверена, что чувствовала насчет этой вынужденной, неестественной близости, ведь с тех пор, как они делили пентхаус, им не приходилось спать в одной комнате — все происходило слишком быстро для нее. Эффи часто приходилось напоминать самой себе, что она не должна жаловаться. Ни тогда, когда Пит так встревожен, Китнисс страдает, и Джоанна все еще в бессознательном состоянии. Волосы — это самое ужасное во всем произошедшем с Джоанной. Эффи бы сошла с ума, если бы кто-то попытался сбрить ее локоны. Она даже коснулась своих кудряшек, словно проверяя, все ли с ними в порядке. Парики не были разрешены в Тринадцатом, но ей было интересно знать, что же все-таки произошло с тем париком, который был на ней по прибытию в это место и позволят ли они носить его Джоанне, пока ее настоящие волосы не отрастут? Эффи пыталась придумать коварный способ о высвобождении парика из плена Плутарха, но Джоанна начала приходить в себя. Не было ничего такого. Ее пальцы дернулись, а веки медленно затрепетали. Прошло несколько секунд, прежде чем победитель смогла окончательно открыть глаза, а за этот отрезок времени Эффи успела пододвинуть свой стул поближе. — Здравствуй, — Эффи встретила ее с улыбкой. Казалось бы, она не сказала ничего такого, однако на лице Джоанны отразилось замешательство и беспокойство. Сопроводительница взглянула на морфлинг, который продолжал поступать в организм молодой девушки, и представляла, сколько же его сейчас в ее венах. Победительница осторожно разглядывала женщину, пока та не приблизилась к ее лицу и прикоснулась к ее щеке. Она не могла отшатнуться назад, как бы ни пыталась. Вероятно, она ожидала удара. Это заставило сердце Эффи содрогнуться. Джоанна была поставлена в тупик отсутствием какой-либо жестокости. Эффи же попыталась смягчиться, прислонившись к ее руке. Сколько же времени прошло с тех пор, как кто-то касался ее руки, не испытывая ненависти? — Это я, Эффи. Ты помнишь меня? Джоанна сначала непрерывно смотрела на нее, но затем вспышка понимания блеснула в ее глазах. — Тринкет, — прохрипела она. Ее голос звучал странно, — Они добрались и до тебя? — Нет-нет, — Эффи быстро переубедила ее. — Ты в полной безопасности, дорогая. Мы в Тринадцатом. — Тринадцатый… — повторила она, и слова, произнесенные ею, казалось, были лишены эмоций. — И что ты забыла в Тринадцатом? — Хеймитч забрал меня с собой, — пока Эффи ждала ответа, она утонула в глазах победительницы, в которых даже можно было заметить недоверие, но никакого удивления. Джоанна дружила с Хеймитчем довольно давно, чтобы подозревать об их скрытых отношениях. — Тебя спасли, помнишь? Было ясно, что нет. — Я чувствую себя странно… — Это морфлинг, — объяснила Эффи. — Они вкололи тебе большую дозу, чтобы ты не чувствовала боли, — она заставила себя улыбнуться и говорить самым бодрым тоном. — Но самое главное, что ты здесь, в безопасности, и все с тобой будет отлично. Кошмару настал конец. Джоанна моргнула, ее движения, реакция, рефлексы — все было вялым и медлительным. — В безопасности? — слезы были в ее глазах, она пыталась моргать быстрее, но они по-прежнему продолжали течь по ее щекам. Эффи решила промолчать. — В безопасности, — повторила она снова. — Энни, Пит? — она продолжала настаивать, схватив Эффи за запястье. Она не прикладывала силы, ее пальцы онемели и не могли крепко удержать что-либо. — Они были так же спасены. Ты проделала отличную работу, защищая их. Ты можешь отдохнуть, — произнесла она, двигаясь ближе к краю кровати. Она положила свою ладонь на лоб победительницы, думая, что же она может сделать, чтобы та чувствовала себя хоть немного лучше. — Ты не должна волноваться о чем-либо. Твои волосы вновь отрастут, а до тех пор у меня есть идея. Я попытаюсь достать тебе парик. Возможно, я смогу убедить их сделать один специально для тебя. Тебя это устроит? Взгляд Джоанны был прикован к Эффи в течение долгой минуты, пока она сумела произнести что-либо, что звучало то ли как рыдание, то ли как смех. — Это правда ты, Тринкет? — Конечно же, это я, — обиженно фыркнула Эффи. — Ты знаешь еще кого-то, похожего на меня? Победитель что-то невнятно пробормотала, что, разумеется, Эффи не удалось разобрать, поэтому она продолжила ласкать голую кожу на голове девушки, стараясь не касаться синяков и быть более успокаивающей. С тех пор Джоанна продолжала то смеяться, то реветь. Вперемешку. Поэтому нельзя сказать, работало ли это. Она так отчаянно пыталась помочь, продолжала что-то ей рассказывать, шепча глупые вещи о цвете волос, который бы устроил Джоанну, и какую прическу они выберут с париком или, если Койн не позволит им, шарф. Она не заметила тень около двери, пока молодая девушка снова не провалилась в глубокий сон. Затем тень сдвинулась с места, и Эффи вздрогнула. — Хеймитч! — ахнула она. Одна рука была на нее груди, другая — на животе. Это был рефлекс, чтобы защитить ее живот каждый раз, когда он находился под угрозой. Она считала, это было нормально. — И сколько же ты здесь стоишь? Ты разве не знал, что следить за людьми без их ведома — это грубо! Когда он посмотрел на нее, на лице Хеймитча отразилось тепло и мягкость. — Давай скорее, солнышко. Мы уже опаздываем. С угрызением совести она признала, что они действительно опаздывают. И прямо тогда, когда ей назначили прием! Ее мать была бы потрясена. Мысли об ее матери, исходящие из ниоткуда, вернули ее в реальность, и она осторожно похоронила их глубоко внутри. Она не могла позволить себе волновать о ком-либо еще. Она не знала, что случилось с ее семьей. Ни Плутарх, ни кто-либо еще не обладали достаточной информацией и возможностями, чтобы узнать об этом больше. Она была не единственной Капитолийкой в Тринадцатом, чьи любимые остались далеко позади. — Какие-нибудь новости? — спросила она, пока они торопливо шли вдоль коридора к доктору Халтман. Его губы застыли в черствой линии, что явно не предвещало ничего хорошего. — Ничего нового. Они словно стерли его воспоминания. — Возможно ли исцеление? — вздохнула она, сопротивляясь искушению показать свое истощение. Он бы заметил, а потом снова последовали бы нравоучения. Она не ответила, но тишина, само собой, и так дала ответ на ее вопрос. Доктор Халтман любезно приняла многочисленные извинения, и от ее взгляда не укрылась вежливость Хеймитча. В больнице его не очень любили, особенно после того, как он попытался придушить другого врача. Эффи не могла обвинять этих людей. Они не теряли времени, и Эффи расположилась на кушетке. Хеймитч неуклюже стоял в сторонке, наблюдая за тем, как Эффи отвечает на вопрос за вопросом. — Я все еще недовольна твоим общим состоянием, — нахмурилась Халтман, пересматривая последние анализы крови. Я приведу в порядок твою пищеварительную систему. Тебе нужно больше калорией. Немного рыбы, естественно, если мы сможем достать ее, — Эффи пыталась внимательно слушать наставления доктора, но она была отвлечена Хеймитчем, которого, очевидно, что-то действительно беспокоило. Казалось, что при каждой фразе, произнесенной врачом, Хеймитч был готов сбежать из этой проклятой комнаты, и Эффи свирепо посмотрела на него. — Что с тобой? — прошипела она, когда Халтман, извинившись, покинула комнату в поисках прибора для проведения УЗИ. — Ты никогда не говорила, что вы будете обсуждать это… место, — гневно прошептал он, кивая на общую область в районе ее штанов. После этого она лишь с большей ненавистью глядела на него — Это называют влагалищем, Хеймитч. Если ты достаточно взрослый, чтобы резвиться там, то, я думаю, можешь называть его своим именем. У него не было времени ответить, так как вернулась Халтман, таща за собой передвижной столик для препаратов, где и располагалось нужное устройство. — Все в порядке? — Все прекрасно, — они вместе ответили в одно время, в том же тоне и одинаково раздраженным голосом. Они не смотрели друг на друга, и глаза доктора метались с одного на другого, пока она не начала свои приготовления для проведения УЗИ, не произнося ни слова. Хеймитч подошел ближе, как только увидел изображение на экране. Характерное ему любопытство преодолело детскую привычку дуться. Она наблюдала за ним, изучающим изображение, почти напоминающее силуэт человека, ожидая, что страх вскоре возьмет над ним верх. Она была в ужасе от этого, и ничего не могла поделать с возникшим беспокойством и ощущением тревоги о том, как он отреагирует. И он удивил ее. Он наклонил голову, его глаза были прикованы к экрану, словно изображение пленило его, заинтересовав. — Все в порядке? Никаких отклонений? Халтман едва ли оторвала свой взгляд от экрана. — Все проходит так, как и должно. Посмотрите, он двигает пальцами, — исключительная улыбка мелькнула на губах доктора Халтман. — Он говорит вам «привет». Эффи взглянула вовремя и увидела крохотный пальчик, медленно протянувшийся, но Хеймитч снова озадачил ее. Он выглядел восторженным. — Хотя он все еще меньше, чем мне бы хотелось, — запоздало добавила она. Неодобрение снова вернулось к ее лицу. — Здесь. Он достаточно большой, чтобы мы… Она нажала на несколько клавиш, и невероятно странный звук эхом пронесся по комнате. Размеренное биение. Прошло несколько секунд, прежде чем Эффи поняла, что это сердцебиение ее малыша. Она почти достала до своего живота, но, вспомнив, что он покрыт липкой массой, ее рука проскользнула в руку Хеймитча. Он сжал ее, но совсем не смотрел на нее. Он даже не смотрел на экран. Его дыханием было громким, и Эффи понимала, что так он пытался контролировать возникающую панику. Оно внезапно стало настоящим. Не просто изображение на экране, а живое существо. Он оправдал себя совсем сырой историей о неотложной встрече с Плутархом, как только Халтман убрала сенсор. Он сбежал так быстро, что Эффи удивилась, что в стене не осталось отверстия в форме Хеймитча, как в глупых мультиках, которые она смотрела, будучи девочкой. Ей стало интересно, есть ли мультики в Тринадцатом. Она размышляла о том, что будет смотреть ее ребенок, когда немного подрастет. — Я бы не волновалась насчет этого, — совсем неожиданно произнесла Халтман. — Все будущие отцы довольно сильно волнуются. Он вскоре признает это. Эффи просто поблагодарила доктора и больше не комментировала произошедшее вслух. Хеймитч не был похож на других папаш, ожидающих ребенка, да и она не была типичной будущей матерью. Хеймитч пытался сохранить дистанцию между ними в течение следующих нескольких дней, но Эффи даже не принуждала его к разговору. Она тоже чувствовала, что ей нужно немного свободы, личного пространства, что было довольно сложно устроить, учитывая, что они проживали в одном отсеке, а он настаивал на том, что устраиваемый беспорядок налаживает их жизненный уклад. Они огрызались друг на друга по мелочам и даже дрались, пока он неминуемо не вспоминал, что она беременна, и так с ней себя вести ему не позволено. Затем он просто соглашался со всем, в чем она его обвиняла или упрекала, в то время как тихо ворчал себе что-то под нос, чтобы она не слышала. Она иногда скучала по тем спорам, которые приводили к грубому, жесткому сексу, но сейчас он держал себя в руках, неважно, насколько своенравной она была. Он отказывался трогать ее. Поцелуи были терпимыми, но как только она пыталась инициировать что-то большее, он отворачивался. — Ты издеваешься надо мной? — спросила она одной ночью, после того как он снова повернулся к ней спиной, готовясь ко сну. То, что они делили один отсек, позволяло им пользоваться общей двуспальной кроватью, но порой Эффи не была уверена в том, что ей это нравится. Она почти сожалела о тех временах, когда они любезничали друг с другом, пытаясь уместиться в узкой кровати. По крайней мере, они касались друг друга. — Издеваюсь? — повторил он, снова развернувшись, чтобы взглянуть на нее с озадаченным выражением лица. — Что ты имеешь в виду, солнышко? Она ненавидела себя за жжение наступающих слез в ее глазах. Люди были в куда более ужасных ситуациях, чем она. Джоанна все еще лежала в больнице, Пит очень медленно прогрессировал, но все еще был не в себе, Китнисс была так же встревожена. И вот она, намеревающаяся поплакать, потому что Хеймитч больше не хочет заниматься с ней сексом. Она пыталась всеми силами, делала все, что только угодно. Она пыталась начать эпическую драку, но он покинул комнату, успокоившись, вместо того, чтобы наброситься на нее, как он это делал раньше. Она медленно наступала на него, заставляя его просыпаться от неловких поцелуев и от странствующих рук, но он просто целовал ее в уголок ее губ, переплетая свои пальцы с ее, а затем выбирался из объятий. Она даже тайком пробиралась в душ, когда он мылся, но там было слишком мало места, да и могла случиться катастрофа, учитывая то, как там скользко. Никогда ей не было так трудно соблазнить мужчину. — Это все потому, что я толстая? — прошептала она, чувствуя себя полностью униженной. Еще в Капитолии она слышала, что беременные женщины расцветают как телом, так и душой. С Эффи все было почему-то иначе. Всего пятнадцатая неделя беременности, и он, наконец, был весьма заметен. Это была маленькая выпуклость, которую многие люди все еще упускали из виду, но, тем не менее, она была. Она не прибавляла весу в нижней части тела, но ее бюстгальтер был ей уже слишком мал, и ей приходилось бежать в туалет каждые пятнадцать минут, ведь ребенок давил на ее мочевой пузырь. Собственное тело казалось ей чужим. Она пыталась избегать зеркал. Хеймитч обеспокоенно на нее посмотрел. — Это в стиле беременных женщин? — Это ведь несправедливо, ты же знаешь, — прошипела она. — Я беременная и не могу следить за своей фигурой. Мне, если честно, тоже не особо нравится выглядеть как кит. И ведь все становится только хуже. Ребенок будет расти, как и я, — и она пыталась не задумываться о том, насколько большим он может стать, потому что от одного упоминания она была в ужасе. Сейчас была ее очередь повернуться к нему спиной. Все, что ее заботило, так это то, что он мог бы замерзнуть до смерти. Последовала томительная тишина, в течение которой Эффи чувствовала на себе его взгляд, словно прожигающий дыру в ее спине. Затем он положил свои руки на ее плечи и снова уложил на спину. — Да о чем ты? Она торопливо протерла свои глаза, явно неготовая к тому, чтобы плакать над такой глупой вещью. — Я говорю о том, что ты больше не хочешь меня, — ее голос сломался, но она гордо фыркнула, прежде чем начать откровенно рыдать. Она была слишком эмоциональной, не в силах даже контролировать себя. Это она тоже ненавидела. Определенно, беременность не для нее. — Херня все это, — фыркнул он, отводя в сторону локоны волос, которые оказались на ее лице. Он наклонился и поцеловал ее. Это был неторопливый, неряшливый поцелуй, который предвещал сладкие мучения, но когда она обвила рукой его шею и заставила его примкнуть чуть ближе, он отступил. Она тут же нахмурилась. — Видимо, это не херня, как ты выразился, — она с презрением проклинала его, даже не заботясь о том, какие фразы она использовала. Она не занималась сексом уже семь недель — с тех пор, как узнала о беременности, а после все попытки были тщетны. — Ты даже сейчас не можешь меня коснуться, — она ссылалась на руки, которые неуверенно зависали где-то около ее талии. — Ты хочешь… заняться сексом, — до него наконец дошло. И они еще говорили, что он смышлен, подумалось ей. — То, чего я хочу, не имеет значения, ведь, судя по всему, этого не хочешь ты, — обиделась она. — Возможно, мне стоит найти другого любовника. — Ты беременна, — сказал он, словно она нуждалась в напоминании. — Какие хорошие новости, — усмехнулась она. — Я не могу сейчас стать беременной еще раз, или же могу? — Не веди себя как сучка, — прорычал он, а его лицо приобрело злобный, мрачный вид. — Если честно, не так просто держать себя в руках, солнышко, когда ты буквально дразнишь меня. — Дразню? — она скрестила руки на его груди, изображая недовольство. — Это не дразнение, Хеймитч, это — соблазнение. Я хочу тебя. Разве я могу вести себя еще более откровенно и вульгарно? — Хорошо, довольно, — он забил на этот вопрос. — Ты беременна. Она стянула с себя одеяло и выбралась из кровати, пытаясь высмотреть свою одежду в темноте. Она не собиралась бродить по коридорам, когда выключен свет, но, возможно, Плутарх или Бити не отказались бы от помощи. Она вряд ли сможет сейчас уснуть. — Что ты делаешь? — спросил он. — Собираюсь пойти поработать туда, где люди с добротой напомнят мне, что мое тело больше не принадлежит мне, что я должна отдыхать и пить каждые тридцать минут, в случае, если я забыла, что я беременна от тебя, — конец предложения она прокричала. Она не хотела, но была сильно взбешена. — Не беспокойся, — прошипела она. — Я внесу запись «недостаточно соблазнительна, чтобы заниматься сексом» в список своих недостатков. Теперь, если тебе интересно, их уже больше двадцати. Он обхватил ее своими руками, пока она не сняла рубашку, в которой спала, чтобы натянуть на себя привычную форму, и поняла, не без стыда, что ведет себя как истеричка. — С истерикой покончено? — поинтересовался он. Она расслабилась, находясь в его объятьях, но она не могла не обижаться. — Ты не хочешь меня. — Не будь глупой. Ты сильнее этого, — он поцеловал ее в шею. — Конечно же, я хочу тебя. Не трогать тебя — те еще пытки, солнышко, но тебе нужно отдыхать. — Клянусь всему святому, Хеймитч, если ты произнесешь это еще раз, я задушу тебя подушкой, пока ты будешь спать, — пригрозила она, будто бы он мог уснуть достаточно крепко, чтобы не заметить ее. Он часто боялся, что причинит ей боль в бреду, убежденный кошмарами. — Я не создана для отдыха. Это сводит меня с ума. Я ненавижу бездействие. Терпеть не могу. — Знаешь, я не хочу быть ответственным за потерю ребенка, — ответил он. — Обойдемся без секса. — Но Халтман сказала, что мы могли бы, — чуть ли не выла она. — Она сказала, что все будет хорошо, если мы будем осторожны. — Ты разговаривала с Халтман о своей половой жизни? — его руки напряглись, но она даже не волновалась и не стала чувствовать себя хуже. — Об ее отсутствии, ты имел в виду, — горько фыркнула она. — Ты должен был знать, что я не люблю пренебрегать этим. — Да, я знаю… — ответил он, — его руки ориентировочно скитались вниз, вдоль ее спины. — Ты шлюха, которой нужна забота и внимание. — Так вот, как ты обращаешься к матери своего ребенка? — прошипела она, сильно ударив его. — Ты будешь обязан следить за своим языком, когда он родится, ты знаешь это. Возникало ощущение, что она разговаривает со стенкой. Его взгляд был сфокусирован на рубашке, которую она носила, его пальцы забавлялись с кромкой, щекоча ее бедро. — Ты уверена, что мы можем заняться сексом? — спросил он. — Я не хочу причинить боль тебе. Или ребенку. — Не это ли ты говорил мне все это время, когда я тосковала по тебе, а ты пытался совершать верные поступки? — отсутствие ответа уже говорило о многом. — Ты идиот, — она схватила его руками за голову и, медленно поцеловав, притянула к себе, заставляя его стонать. — Повезло, что ты мой идиот, ведь другая женщина могла оказаться менее понимающей. — Заткнись, Принцесса.