Must Be Something In the Water

Хеймитч сердился и не скрывал этого, что и ему, и остальным казалось нелепым. Он почти сдался и хотел навестить ее, но до него дошли слухи, что она сейчас раздает всем указания по поводу свадьбы прямо из своей палаты, видится с Энни несколько раз в день и обменивается сообщениями с Плутархом насчет организации в целом. Видимо, она и правда со всем справлялась, не вставая с кровати, и никто не понимал, почему он считает это проблемой. Возможно, потому что никто не знал Эффи так же хорошо, как он. У нее была ужасная привычка доводить все до идеала, тем самым переутомляясь. Он держался подальше от госпиталя, но это не значило, что ему на нее плевать; всю информацию он получал от Финника и Плутарха. Несмотря ни на что, он был шокирован, когда, войдя в свою комнату через пять дней после их ссоры, застал беременную Эффи в их кровати, окруженную бумагами. Очевидно, она ждала его. Она тут же взглянула наверх, а затем собрала все свои записи, как будто все происходит так, как и должно. — Что ты здесь забыла? — рявкнул он, думая о том, что все это, возможно, дело рук Джоанны, и он бы не удивился, узнав, что Китнисс тоже во все это вовлечена. Все они — три больные женщины, которые устали от пребывания в четырех белых стенах, среди надоедливых медсестер и угрюмых докторов. — Вообще-то, я здесь живу, — ответила она. — Или мы уже живем раздельно? В таком случае, я боюсь, тебе придется пойти и попросить назначить тебе иной отсек. Я не думала, что такое могло произойти, ведь мы с тобой не разговаривали довольно долгое время, и ты не посчитал нужным нас предупредить. И, да, у нас с малышом все чудесно. Спасибо, что поинтересовался. Она была очень, очень зла. И он заметил по тому, как аккуратно она собирала все бумаги и заметки в стопочку, и, разумеется, по ее манере разговора. — Почему ты не в госпитале? — он настоял на своем. — Мы избегаем более важную проблему, разве нет? Как предсказуемо, — она усмехнулась. — Доктор Халтман сказала, что я могу идти, но, само собой, про меры предосторожности она тоже не забыла. Мне нельзя перетруждаться, я должна находиться в горизонтальном положении в течение двух часов утром, как минимум, и от двух до трех часов днем. И если вдруг я почувствую какую-то боль или малейший дискомфорт, я тут же должна сообщить это врачам. Cтоит ли мне продолжать перечислять данный список правил? А, может, стоит прислушаться к одному из них и перестать расстраиваться и волноваться, что сейчас для меня невероятно трудно, учитывая, что отец моего ребенка не появляется в моей жизни последние несколько дней? — У меня нет никакого желания стоять здесь и наблюдать за тем, как ты собираешься уработаться до смерти, тем самым убивая моего ребенка, — возразил он, наконец, закрыв дверь за собой. И что же остается? Вечно избегать ее? Он сбросил с себя рубашку и кинул ее на пол с раздражением, которое росло с каждым ее беглым взглядом. — К слову о нашей ссоре, Хеймитч. Тебя это вряд ли обрадует, но я жду, что ты приберешься в этой комнате, ведь я не собираюсь жить в свинарнике, — прошипела она, не отрывая взгляда от кучи грязной одежды, разбросанной по всей комнате. Ее не было всего две недели, и все это время его не волновало то, что, вернувшись, ее это не обрадует. Она была так помешана на чистоте, из-за чего он удивился, что она до сих пор не избавилась от этого беспорядка. — И еще, если бы ты послушал меня тогда вместо того, чтобы вспылить как нецивилизованный хулиган, кем ты, впрочем, и являешь, я бы тебе успела рассказать, что доктор Халтман позволила мне организовать свадьбу по той причине, что бездействие напрягает меня куда сильнее, чем работа. Она сказала, что до тех пор, пока я прислушиваюсь к ней и не подхожу к центру управления, со мной все будет отлично, — она осторожно положила бумаги на пол. — Кроме того, когда я помогаю Финнику и Энни, я чувствую себя счастливой, а это очень важно во время беременности. — Как удобно, — бросил он, и очередная рубашка полетела на пол, а все для того, чтобы позлить ее. Его штаны и грязное нижнее белье вскоре присоединились к ней. — А что насчет меня? Всем ведь плевать, чего я хочу, верно, солнышко? Он зашел в ванную и сразу под душ. Вода была теплой, как и обычно. Теперь он даже не мог сказать, почему так категорично отнесся к свадьбе. Ведь Эффи нужно было хоть что-то, чем себя занять. Именно он первый заявил, что постельный режим сведет ее с ума, но все же… — C истерикой покончено? — спросила она, наклоняясь к раковине. Он не ответил. — Хеймитч, у тебя скоро будет ребенок, и, по-моему, это тревожный звоночек. Пора прекращать так себя вести. Он повернулся к ней спиной и уставился на серые стены, пытаясь навести порядок у себя в голове. Без алкоголя это было весьма проблематично. И это его раздражало. Он услышал ее вздох, а затем она прижалась к нему со спины своими округлым животом, обхватила руками его грудь. — Разве нам стоит ссориться? Обещаю, я буду очень осторожна. Я не переступлю черту, отдохну и… — она вздохнула еще раз. — Я ничего не могу поделать. Мне так жаль. Он медленно повернулся к ней лицом, все еще пребывая в ее объятиях, нежно прикоснулся пальцами к ее щеке и поцеловал. Как же долго он этого не делал. Она горячо ответила на это, и это доставило Хеймитчу огромное удовольствие и успокоило. Он, наконец, расслабился и понял, как же сильно он был скован последние дни. — Я могу увидеть, как ты умираешь, — это был шепот, который едва ли был слышен из-за шумного потока воды. — Все будет просто замечательно, — пообещала Эффи, хотя и не до конца была уверена в собственных словах, ведь не контролировала происходящее. — Вы ведь с малышом договорились, или ты уже забыл? Эта нелепая сделка, которая значила даже меньше, чем ее обещание. Но он все равно кивнул и позволил ей провести свою голову к изгибу ее шеи. Он держал ее так крепко, как только мог с ребенком между ними, и поклялся, что никогда их не отпустит. Что бы ни произошло, несмотря ни на что, он будет защищать Эффи и их малыша до последнего вздоха. Когда-то в прошлом он не смог обезопасить свою семью, и сейчас у него появилась еще одна. И второй раз он не ошибется. — Нам нужно выспаться, — наконец сказала Эффи, выключая воду. — Завтра у нас УЗИ. Они хотели провести его сегодня, но я сказала, что хочу видеть тебя рядом. Он кивнул и последовал за ней, убирая за собой всю грязную одежду, пока она готовилась ко сну. Она надела одну из его рубашек, как и раньше это делала, но сейчас ткань неприятно стягивалась около живота, и Хеймитч это заметил. — Нам нужно достать тебе подходящую одежду, — произнес он. — Я бы все отдала, чтобы поносить милые платьица для беременных, — мечтательно пожаловалась она. Это заставило его вздрогнуть. — Не сомневаюсь, что они уродливые и нелепые. — Ты невыносим. До сих пор не понимаю, как я только тебя терплю, — фыркнула она. Он выключил свет и забрался в кровать. Обычно она прижималась к нему, но на этот раз он положил свою голову ей на грудь, а руку — на живот. Он хотел держать их как можно ближе к себе, чтобы убедить себя, что ничего плохого с ними не случится за ночь. Но это продолжалось недолго. Голос в глубине души беспокоил его, то и дело ноя и упрекая. — Тебе небезопасно спать рядом со мной. — Ты ведь и сам знаешь, что никогда не причинишь мне боль, — ответила она, поцеловав его в макушку. — Иногда, когда ты спишь, ты крепко хватаешься за мою руку, но как только я произношу твое имя, и ты слышишь мой голос, ты меня всегда отпускаешь. Ты знаешь, где я и кто я, даже в кошмаре. Это не казалось обнадеживающим. — Но если я начну бредить, ты уйдешь с кровати, да? Она пообещала ему. И он поверил, что она справится с ним, если он будет не в себе, поэтому он перестал тревожиться по этому поводу. У нее был чуткий сон, и даже если бы ей можно было принимать снотворное, она бы все равно проснулась из-за его кошмаров. Наверное, не стоило так волноваться, ведь этой ночью уснуть ему не удавалось. Он думал об УЗИ, не зная, чего ожидать. Ребенок, чьи движения он ощущал своей собственной ладонью, мог оказаться как мальчиком, так и девочкой. Но его не столько волновал пол, сколько желание увидеть малыша живым. Утром следующего дня Хеймитч очень много болтал, и Эффи, чтобы как-нибудь намекнуть ему, что все в порядке, вцепилась в его руку, пока Халтман готовила все для проведения УЗИ. — Все в порядке, — произнесла Эффи таким тоном, словно Хеймитч вел себя, как дурак. А если взглянуть на довольную улыбку доктора Халтман, то, возможно, он и был дураком. Уже знакомое изображение появилось на экране. И на этот раз оно больше походило на ребенка, но биение сердца было таким же четким и регулярным, насколько он помнил, хотя на этот раз оно не вызывало ужаса. Доктор подыскала нужный угол, а затем победоносно взглянула на них: — Готовы узнать? Он не был уверен, но кивнул, и в течение нескольких минут он не мог сказать, кто за кого держался, потому что он вцепился в запястье Эффи так крепко, что, возможно, ей даже больно. — Это мальчик. Эти слова эхом отзывались у него в голове довольно долго, поэтому он не вникал в дальнейшие объяснения Халтман, и, откровенно говоря, его не волновало, что она там пыталась показать на экране. Мальчик… А ведь он почти был уверен в том, что это будет девочка. Воспитать девочку куда проще, а вот мальчика… Он так много общался с отцом, и все воспоминания о нем были размыты. Мальчик. У них будет мальчик… — Хеймитч? — Эффи смеялась и даже подтолкнула его локтем. Он был поражен. И понял, что все это мероприятие подошло к концу, и Эффи снова была одета и готова вернуться в их отсек. Ее озадаченный взгляд сменился подозрением. — Ты счастлив? Счастлив… Это чувство было настолько незнакомым, что даже если бы он его испытал, то вряд ли бы признал. Был ли он счастлив? Он знал точно, что не был несчастлив. Неясное ощущение тепла одолело его, и каким-то образом он видел его отражение в восторженной усмешке на губах Эффи. — Ага… — как-то неуверенно ответил он, почти вопросительно. Знакомая улыбка Эффи заменила собой усмешку. И она почти невесомо прикоснулась своими губами к его. Вряд ли это можно назвать поцелуем, но этого было достаточно. Это значило, что она рядом, и не собирается его покидать. В течение следующей недели он сфокусировался на развитии идей своего собственного плана по победе над Капитолием. Он был так сильно этим увлечен, что о свадьбе даже не думал. А вот Плутарх вел себя иначе. Он, казалось, был восхищен предстоящим событием. Вообще, Хеймитч часто замечал, как они вместе с Эффи смеялись и делились друг с другом идеями, без конца раздражая Хеймитча. Ему казалось, что Плутарх вторгся в их с Эффи личную жизнь, нарушая ту идиллию, что у них была. Но это все в прошлом, а сейчас Хеймитчу пришлось действительно размышлять, ведь его предупредили о том, что запланирована очередная поездка в Двенадцатый, и его напарница собиралась принять в ней участие вместе с Энни и их Сойкой. — Нет. И это даже не обсуждается, — он кипел от злости, но продолжали мерить шагами их небольшую комнатку. — Это абсолютно безопасно, — ответила Эффи скучающим голосом. Она что-то строчила в своем блокноте. В последнее время она часто составляла различные списки. Например, список того, что нужно сделать до рождения малыша, или того, что может понадобиться Китнисс и Питу, список с возможным именем их ребенка, на который у них даже нет времени взглянуть, список того, что ей нужно обязательно не забыть завершить к свадьбе… А он все думал, как же ей удается видеть все происходящее в таких деталях через такой выпуклый живот, — Двенадцатый сейчас под контролем Тринадцатого, и на планолете будет один из врачей, если что-то вдруг случится. Плутарх сказал, что я делаю это для Китнисс. Ну, Коин точно знать не стоит, что эта поездка для меня. — Это ничего не меняет, Эффи, — отрезал он. — Две недели назад ты была едва жива, лежала на больничной койке, а сейчас тебе вдруг захотелось прогуляться, да шоппингом заняться? Она вздохнула, положила ручку и посмотрела на него. — Хеймитч, я буду в безопасности. И Халтман тоже не против этой поездки. Все это время, что мы проведем в доме Китнисс, я буду сидеть, и все, что мне требуется, это взглянуть на пару платьев. Энни ведь выходит замуж, она заслуживала все самое лучшее в такой особенный день. — Двенадцатый уничтожен. Он полон трупов и… — он прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Все происходящее там он видел лишь через экран монитора, но зато слышал многое о том, чего не видно на нем. — Без меня ты никуда не поедешь, а ехать туда без выпивки, способной полностью утопить мой мозг, я не собираюсь. — Тебе не обязательно быть рядом со мной, — мягко произнесла она. — Это безопасно и давно уже решено, что я еду. Возможно, я привезу тебе что-нибудь из твоего дома. Должны же быть какие-то личные вещи, которые ты хотел бы видеть рядом с собой. Да, есть парочка вещей, которые он предусмотрительно не взял с собой на Жатву, но ради них он не был готов встретиться лицом к лицу с опустошенным Двенадцатым. — Ты не поедешь. Она смотрела на него, слегка наклонив голову. — Откровенно говоря, Хеймитч, я не могу дождаться того момента, когда смогу снова вдохнуть свежего воздуха. Мне нужно выбраться хоть куда-то за пределы этого бункера. — Я ведь могу провести тебя к поверхности, если тебе так хочется подышать, — пробормотал он. — В Двенадцатом не осталось ничего свежего. Один лишь запах гнили. — Они послали отряд ликвидировать тела, — тихо сообщила она ему. — Ты не знал? Он знал. Может быть. Не был уверен. У него была привычка отдаляться от человека каждый раз, когда слово «Двенадцатый» всплывает в разговоре. Но, разумеется, они отправили людей избавить центр дистрикта от трупов, однако это было проведено по иной причине. Двенадцатый сослужит им как база для планолетов, да и приземляться где-то надо, а при гнилых трупах повсюду это осуществить проблематично. — Я не хочу ехать, — прорычал Хеймитч. — А я и не прошу, — Эффи пожала плечами. — Там будет Китнисс, группа ребят, способных защитить нас, и медик. Мы с малышом будем в порядке. Она отложила блокнот в сторону и прилегла, не выключив свет и решив, что разговор подошел к концу. Но для него все еще не закончилось, однако и спорить с ней он не стал. Он не мог кричать на нее, а когда хотел, тут же видел ее округлый живот, и он словно больно ударял его в лицо, не позволяя ничего сделать. Она казалась слишком уязвимой. Такой беззащитной. Он выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Он понимал, что уснуть ему не удастся. Он провел всю ночь в центре управления, избегая вопросов Боггса и его неуверенных советов. Где-то в Тринадцатом у него был ребенок, но Хеймитч был не в настроении выслушать речи об отцовстве. Когда настало время отправления планолета, Хеймитч выглядел очень нелепо, спрятав трясущиеся руки в карманы. Первой его заметила Китнисс и тут же нахмурилась. — Ты с нами? — Похоже на то, — недовольно произнес он. Эффи пришла вместе с Энни, болтая с ней без умолку. Молодая победительница, казалось, не возражала, иногда кивала и отводила взгляд. Голубые глаза встретили его в удивлении, которое впоследствии превратилось в беспокойство. — Хеймитч, это необязательно, — убедила его Эффи, взяв за руку. — Клянусь, со мной все будет хорошо. — Ты носишь моего ребенка уже почти шесть месяцев, а снаружи в это время война, — прошипел он. — Да я тебе из виду не выпущу. На его лице читалось лишь одно недовольство, и Эффи разочарованно вздохнула, после чего повернулась к Китнисс: — Справитесь без меня? — Ты ведь так долго этого ждала… — Китнисс закатила глаза. — Это глупо, Хеймитч, я могу позаботиться о ней. — Так же, как и о Пите? — возразил он и почувствовал себя виноватым, когда увидел отражение боли на лице Китнисс. Наверное, если бы он дал ей пощечину, она бы не почувствовала столь острую боль. Сначала он сожалел о сказанном, но перспектива пройтись по обломкам всей его жизни, за то, что он когда-то был в ответе, причинила бы боль куда большую и ноющую. Она зашла в планолет, ничего не ответив, и Энни последовала за ней. — Вот это было совсем не к месту, — Эффи свирепо на него посмотрела. — Едешь ты или нет, меня не волнует. — Да, правда прямо-таки ослепила меня, солнышко, — усмехнулся он. Она даже не смотрела на него. Она вступила на планолет так свободно, будто он ей принадлежал, и все еще выглядела так величественно, несмотря на то, что из-за столь округлого живота она слегка пошатывалась. — Ты похожа на пингвина! — Крикнул он ей вслед. Но и на это она не отреагировала, зато прошептала что-то Китнисс так тихо, что он не смог расслышать. А затем еще раз. Так, он считал себя изгоем, который находится совершенно по иную сторону происходящего, слишком далеко от девушек, чтобы поговорить с ними или послушать. Он прикрыл свои глаза, когда планолет начал гудеть, и заставил себя вдыхать через нос и выдыхать через рот именно так, как ему когда-то советовал совершенно бесполезный доктор.