Must Be Something In the Water

Ему было необходимо выпить. Его разум, тело… Все ныло и напоминало ему о том, что без бутылки он не справится, а его отчаянные попытки - глупость. Стоило остаться в Тринадцатом. Там его бы никак не коснулись все эти разрушения. И неважно, что там с Эффи и ее безумной одержимостью модой. Она бы на все равно пошла на все, лишь бы дотронуться до ткани платья из мира высокой моды, а он мог бы сдаться и позволить. И из-за чего он только нервничает? Нет, явно не из-за такой мелочи. Не разрешил бы ни в коем случае. — Не стоило, Хеймитч. Он вздрогнул. Размышляя о ночных кошмарах, он и не заметил, как Эффи поменялась местами с каким-то солдатом. Оглянувшись, он увидел, что Китнисс была занята болтовней с Энни. — А ты не должна была уходить, — его рука тряслась, и он потер ею свое лицо. Она поймала его ладонь до того, как он успел спрятать ее в карман. Эффи положила его руку между двумя своими и успокаивающе поглаживала. Это напомнило ему об одном случае, когда Эффи пришлось спать рядом с ним, ведь Китнисс тогда только начинала поправляться. Эффи по-прежнему была его эскортом, несмотря ни на что. Забота о них — вот ее обязанность. И, похоже, так будет всегда. — Можешь не покидать планолета, — прошептала она. — Хуже о тебе никто не подумает. Он мог. Его никогда особо не волновало чье-то мнение. Хеймитч был довольно любопытным человеком, и это его главный недостаток. Сейчас он в Двенадцатом лишь по той причине, что ему надоело засорять свою голову пустыми мыслями. Пора было столкнуться лицом к лицу с реальностью и увидеть все, как оно есть на самом деле. Вместо ответа он прикоснулся пальцами к животу Эффи, но, пробежавшись по знакомым доверенным точкам, ничего не почувствовал. — Он спит, — промурлыкала она, не скрывая любви и заботы. Она светилась от счастья каждый раз, когда ей приходилось говорить с малышом. — Знаешь, доктор сказала, что он скоро начнет распознавать голоса, так что нам нужно разговаривать с ним как можно чаще. — Я не собираюсь болтать с твоим животом, — фыркнул он. — Еще как собираешься, — произнесла она слегка обиженным тоном. — И как же, по-твоему, он должен узнать, кто есть папочка? Реальность нанесла очередной удар. Его всегда раздражало то, как опрометчиво она использовала это слово. Он заглянул в окошко и начал узнавать черты родного Двенадцатого — или того, от него осталось. От дыма не осталось и следа, зато нанесенный ущерб ничто не могло скрыть. «Я смог» — подумалось ему. Он не остановил эту девушку, охваченную пламенем огня, и это пламя воспламенилось еще сильнее, а после и накрыло его дом. — Может, будет лучше, если он его и не узнает, — пробормотал он. За всю свою ничтожную жизнь он научился лишь разбивать людские мечты. — Это тебя не касается. Ты не должен нести на себе ответственность за произошедшее в Двенадцатом, — она не позволила ему убрать ладонь с ее живота, когда он предпринял попытку. — Но ты несешь ответственность за нашего малыша. Думай о нем. И о том, какая прекрасная жизнь ждет нас. Он мог бы. Они смогли бы воспитать его так, как никто не воспитывал их. Их ребенок был бы куда лучшим человеком, чем его родители. И он бы точно не повторил их ошибок. — А если мы плохо повлияем на него? — спросил он. — Давай смотреть правде в глаза, Принцесса, мы не эталоны для подражания. Она приложила руку к его щеке и поцеловала. И он догадался, почему: на этот вопрос нельзя дать утешающий, но правдивый ответ. Они принадлежали друг другу, пусть это и имело совсем не много значения. Ему было плевать на насмешки солдат и на раздраженный вздох Китнисс, подтверждающий, что его колкое замечание она не забыла. Он не последовал просьбе Эффи и покинул планолет. До деревни победителей они дошли за каких-то пятнадцать минут. Все было таким же ужасным, каким он и представлял. Весь путь он проклинал Эффи за то, что она - причина, по которой он сейчас лицезреет руины того, что когда-то было ему дорого. Сначала она молчаливо выслушивала все его претензии, но затем терпение лопнуло, и пришлось что-то отвечать на эти упреки. Он был как никогда рад этим ссорам, ведь они отвлекали его. Он даже не вздрогнул, узнав, что им необходимо навестить дом Китнисс. Однако, как только они дошли до его дома, он попросил ее присесть на некоторое время, а сам пулей залетел внутрь и перевернул весь дом вверх тормашками. Настораживало лишь то, что деревня практически не изменилась, включая его дом. Единственным отличием можно было назвать тонкий слой пыли, покрывавший каждую открытую поверхность. Должно быть, после Жатвы здесь прибиралась Хейзел, ведь посуда была помыта, да и все остальное было вполне себе убрано. Хеймитч попытался отыскать хоть пару бутылок дешевого пойла, но все нычки, где он обычно прятал алкоголь, были уже опустошены. Наступать на скрипящие половицы и бесцельно бродить по этому дому казалось чем-то ненормальным. Человек, покинувший этот дом несколько месяцев назад - не он. Он изменился. Все они. Он не мог точно сказать, сколько ему потребовалось времени, чтобы собрать всю волю в кулак, и, наконец, навестить то место, которое он всегда избегал, — рабочий кабинет. Он строго наказал Хейзел не трогать ничего в этой комнате. Дверь всегда была закрыта, а то, что скрывалось за ней, лучше было не видеть. Если бы будучи пьяным он зашел туда, то, определенно, взбесился бы. И все-таки он вошел. Он поборол стольких демонов внутри себя, и очередная встреча с одним из них вряд ли что-то изменит. Все было таким, каким он это и помнил: комната была забита коробками, наполненными одеждой еще со времен его Тура Победителей, и останками мебели, которые ему удалось спасти, когда сгорел его предыдущий дом. Он шагнул к комоду, стараясь ничего не касаться, даже пыли. Это место для него как склеп. Ничто не должно изменить его. Он взял ключи, прикрепленные к одной из сторон комода, и с их помощью открыл его, а после почувствовал, как комок подступил к горлу при виде вещей, разбросанных в нем. Последней вещью, которую он сюда заключил, оказалась фотография, на которой изображен он и Эффи. Он спрятал ее в этом комоде воспоминаний по собственной воле, от самого же себя. Он отчетливо помнил тот день, когда они часами позировали на эту фотографию, ведь фотограф вечно был чем-то недоволен. Он ухмылялся, глядя на нее, а она поджимала губы в раздражении. Таким образом, этому фотографу каким-то образом удалось застать ту игривую сторону их отношений. Он перевернул фото и слова, что она написала своим до безобразия аккуратным почерком, все еще были на месте: «Посмотри, как чудесно мы выглядим, когда ты не пьян, а я не в бешенстве…». Он забрал ее себе, придя к выводу, что когда-нибудь их парнишка захочет взглянуть на это. Там лежала еще какая-то фотография, которую Хеймитч также взял, но при этом даже не взглянул. Она пожелтела со временем, а уголки ее были помяты - это их семейное фото. Единственное. Ему было двенадцать, а его брату едва стукнуло два года, и уже к тому времени у их матери поседели волосы. Эта вещь была когда-то его приметой — единственная причина, по которой он не сжег ее. Он прикоснулся к пучку мягких темных волос, собранных c помощью изношенной розовой ленточки, но не решился взять ее. Напоминание о его девушке должно было остаться здесь, в Двенадцатом. — Хеймитч? — голос донесся издалека, но, несомненно, принадлежал Эффи. Сначала он промолчал, ведь не был уверен, стоит ли ей видеть это место. Эффи была Эффи, поэтому ей не составило труда быстро найти его. — Вот ты где! Посмотри, что я нашла. Китнисс сказала, что ее мать не будет возражать, если я оставлю это себе, — она показала ему содержимое черного мешочка, которое было наполнено… голубой пряжей? Он понятия не имел, что может быть такого необычного в голубых нитях. Отсутствие реакции, должно быть, озадачило Эффи, и она закатила глаза.  — Я смогу связать одеяльце нашему малышу! Разве это не чудесно? Ты только коснись! Хотя, постой, не стоит, твои руки все в пыли. Но если бы ты только мог почувствовать, какие же они мягкие. Это будет волшебно. Она бродила по комнате, и в один момент его это начало раздражать. — Разве тебе не сказано сидеть? — Я сидела часами, — это прозвучало как оправдание. — Энни нашла милое зеленое платье. Все готово к отлету. А ты готов, Хеймитч? — она бросила свой взгляд на открытый комод и зациклила свой интерес на пучке темных волос. В замешательстве, не зная, что делать, Хеймитч схватил золотое кольцо с фиолетовым цветком на нем, отчаянно не желая объясняться. Он купил его после победы в Играх, но еще до того, как сел на поезд, который привез его домой. Рубака, Сидер и Мэгз провели ему экскурсию по городу, который тогда еще вызывал восхищение. Он покупал подарки всей своей семье, даже не догадываясь, что больше он их не увидит. Его мать никогда не носила ничего миленького, радующего глаз, поэтому он купил ей золотое кольцо — именно то, что он держал сейчас. Его мать звали Айрис, и кольцо было сделано на заказ, поэтому его камни напоминали настоящую ее. Ювелир был счастлив исполнить просьбу дорогого молодого победителя. Своей девушке он купил другое кольцо, но из комода его даже не достал. Именно с ним он хотел сделать ей предложение, поэтому Эффи не должна была его увидеть. — Хочешь взять себе? — обратился он к ней, показывая ей кольцо. В Капитолии вряд ли бы кто оценил его, ведь оно блекло на фоне других, более дорогих драгоценностей. В тоже время, в рамках Дистрикта оно тоже казалось нелепым — слишком роскошна была эта вещь для жителей Дистрикта шахтеров. Глаза Эффи вдруг наполнились слезами. — Такое милое… — прошептала она, деликатно стирая с него пыль. — Не видела ничего прекраснее за последние месяцы, — Эффи посмотрела на него, а он отвел свой взгляд. — Чье оно? — Ничье, — Хеймитч пожал плечами. — Должно было принадлежать моей матери, но… ты знаешь, — она изучала кольцо в тишине, и это его нервировало. — Слушай, если тебе не нравится, то… — Нет, — она прижала его к груди, будто боясь, что Хеймитч вырвет его из рук. — Извини, просто… Вряд ли бы ей это понравилось. Трудно представить, что я могла бы ей понравиться, когда я твоя… да кем бы я тебе ни была. Он не мог честно сказать, чего бы хотела его мать. Прошло столько времени с ее смерти, и единственные воспоминания о ней были смыты волной алкоголя. — У тебя доброе сердце. Вряд ли бы ее беспокоило что-то другое, — с трудом ответил он. — И я люблю тебя. Поэтому вряд ли она бы возражала, — она легко улыбнулась, но это не смягчило удар, который она только что ему нанесла своими словами. Она впервые так открыто призналась в своих чувствах и привела его в панику. — Да не смущайся ты так. Разве мы не преодолели этот этап? — она шутила, надевая кольцо на палец и поглаживая живот одновременно. Это его каким-то образом успокаивало. Как будто он впервые поступает правильно. — Как думаешь, я бы ей понравилась? Он не понимал, почему для нее это так важно. Одобрила бы она беременную от него девушку, на которой он даже не женат, при условии, что ее беременность протекает прямо во время ужасной войны, которую он частично затеял? Глупый вопрос, но будь Айрис жива, подзатыльник достался бы именно ему, но никак не Эффи.  — Конечно, солнышко, — он ей солгал. Он не оглядывался назад, когда они покинули его дом и начали медленно идти в сторону планолета. Вряд он снова сюда вернется. Слишком болезненно. Он не мог сдержать чувств каждый раз, когда смотрел на живот Эффи, а этот дом и Дистрикт — совершенно иная, забытая глава его жизни. Свадьба торжественно удалась. Хеймитч был рад за своих друзей, когда видел, как Финник и Энни танцуют медленный танец, шепчут друг другу разные нежности и обмениваются улыбками. — Собираешься уходить? — Эффи появилась из ниоткуда. Он не видел ее с тех пор, как началась свадьба, и камеры начали снимать все происходящее. Они никогда не обсуждали то, что ей не стоит нельзя показываться на камерах в ее-то положении. Сноу не должен был узнать, что она носит его ребенка. Однако Эффи вела себя сообразительно и большую часть времени скрывалась за спиной Плутарха. Он безмолвно передал ей свою тарелку. — Сколько кусочков торта ты уже съела? — Четыре, — бессовестно ответила она и выхватила вилку из его рук. — Я ем за двоих, — последнее должно было оправдать ее. — Лопнешь же, — Хеймитч фыркнул. — Ты снова становишься больше. Было странно полагать, что ее живот увеличился в размерах лишь несколько недель назад, но теперь ее беременность была заметна и очевидна для каждого. Эффи посмотрела вниз и нахмурилась. — Доктор Халтман сказала, что мое тело, наконец, смирилось с беременностью, — нерешительно объяснила она. — Я на шестом месяце. Многие женщины побольше меня будут. Наблюдая затем, как бессознательно Эффи водит вилкой по тарелке, он понял, что она не уверена том, стоит ли ей есть очередной кусочек. — Ты по-прежнему прекрасна, Принцесса, — он закатил свои глаза. — Кушай. Она наклонила голову и уставилась на него. — Ты правда так считаешь? — Хочешь еще услышать пару комплиментов? — фыркнул он. — Ты самая привлекательная женщина в этой комнате, хотя ты сама это прекрасно понимаешь. Учитывая то, как она начала озираться по сторонам после его слов, видимо, она не понимала. — По-моему, ты просто ослеп, — Эффи усмехнулась. — Но мне так даже больше нравится. Он не удержался от ухмылки, когда услышал, как она ворчит, пытаясь набить весь рот шоколадом. — Мне порой кажется, что ты любишь этот торт сильнее меня, — засмеялся он. — Может быть, — она усмехнулась. — А вот это было обидно, — он украл кусочек торта, игнорируя ее просьбы не прикасаться к ее еде грязными руками. — Я тут не при чем, это малыш сходит с ума по шоколаду, — ответила она, потирая живот. — Каждый раз, когда я проглатываю кусочек шоколадного торта, он начинает пинаться. Он накрыл своей ладонью ее руку и тоже почувствовал его удары. Но сейчас ей это нравилось куда меньше, ведь она вечно жаловалась на то, что ее мальчишка такой же опрометчивый, как и его отец. Хеймитч часто не спал ночами, держа свою руку на животе Эффи, ожидая от малыша хоть каких-то действий. Так что... к этому он привык, и беременность теперь не казалась такой ужасной. Он бы не возражал, если бы это могло продолжаться вечно. Ребенка, отлично защищенного телом Эффи, было куда проще обезопасить от всего остального, чем ноющего младенца. Уронить его невозможно, да и украсть вряд ли кто сможет. — А все потому, что он знает, что его мама — идиотка. Может, ты давишь его этим тортом, — пошутил Хеймитч. — Твое понимание анатомии человека всегда будет меня озадачивать, — она презрительно фыркнула. — Мой сын никогда не будет считать меня идиоткой, ведь он вырастет настоящим джентльменом. Правда, милый? — последнюю часть она проворковала животу. — С таким отцом? Сомневаюсь, — он нежно и очень осторожно похлопал по выпуклости и улыбнулся, почувствовав ответные движения под рукой. Звуковые колебания… Или как там это называла Халтман… Он реагировал на его голос, если Хеймитч говорил что-либо, находясь близко к ее животу. — Я научу его сводить тебя с ума. — Даже не мечтай, — ее глаза засверкали с опасением. — Вы не будете объединяться против меня. — Говори, что хочешь, солнышко, — он подмигнул. Он был уверен, что кошмар Эффи сбудется, и сын будет поддерживать именно его по любому поводу. Она вышла из себя, но спор не продолжила, а взглянула на танец молодоженов. Они молчали некоторое время, и он не удивился, когда почувствовал ее голову на своем плече. — Думаю, пора спать, — она подавила зевок своей рукой. Вторая же отдыхала на его бедре. Он отстраненно игрался с кольцом на ее руке, поворачивая цветок то в одну, то в другую сторону. — Не жди меня. Я пообещал Китнисс, что устрою ей встречу с Питом. — Ох, — она повернулась, и их пальцы переплелись. — Хочешь, я схожу с тобой? Хеймитчу эта идея определенно не нравилась. Питу лучше, но он все еще не Пит. — Все хорошо. Я справлюсь, — на самом деле, он не был уверен, но не мог позволить Эффи приблизиться к Питу, не доверяя ему. В любой момент он может снова в нее вцепиться. — Иди спать. — Ладно… — ему показалось, или она так просто сдалась? Должно быть, она действительно сильно устала. Она чмокнула его в уголок губ и зашагала прочь, остановившись только ради того, чтобы поздравить Финника еще раз. После взаимных объятий она покинула мероприятие с счастливой улыбкой на лице. Может, она и была больше, чем обычно, но для него ни одна другая женщина с ней не сравнится. Она была красива. Она была его. Этой ночью он чувствовал себя ужасно сентиментальным.