— Дедушка! — кричал тонкий слабый голосок, незаметно срываясь на некий крик, но в нем все равно чувствовалась безмерная радость. В её взгляде было столько нетерпения, глаза с бешеной скоростью метались по комнатам, когда она проносилась мимо в его поисках. — Дедушка, мы приехали! — Люси, не кричи, ты так охрипнешь, — заботливо окликнул более взрослый, с детскими отголосками, голос. Уже не мальчик, но еще не парень, тот человек, который являлся центром жизни малышки. От неожиданности, девочка споткнулась о красный ковер и, не удержав равновесия, с удивленным и испуганным лицом полетела вниз, издав тихий и злой писк, но прямо в нескольких сантиметрах от пола она почувствовала сильные руки и, услышав ворчание любимого брата, звонко рассмеялась. Он, все еще легонько прижимая ее к себе, вытирал платочком, вынутым из ее розовенького платья с рюшками, механически выступившие слезы, соблюдая ежедневную традицию. Она же громко продолжала смеяться, то и дело вертясь в объятьях брата, сильнее зля его, но стоило ему взглянуть в счастливое лицо малышки, как и его губы сомкнулись в снисходительной легкой улыбке. — И где этого старикана носит? — идя по длинному коридору и заглядывая в комнаты, он продолжал недовольно бурчать, все еще слегка улыбаясь и держа златовласку за руку. — А вдруг, дедушка тоже нас возненавидел и ушел? — испуганно прошептала она, смешно сморщила носик, что выглядело бы мило, если бы не резко появившиеся капающие слезы, обжигающие лицо, вновь бегущие по щекам, оставляя за собой соленые еле заметные дорожки. Мальчик, смотря за единственным дорогим человеком, сжал свободную руку в кулак, легкая улыбка превратилась в плотно сжатую полоску, а в глазах можно было разглядеть гнев и отвращение к тому человеку, поселившему в её светлой головке такие мысли, того который бросил их, заставляя его повзрослеть раньше, становиться сильнее и ответственнее, выживать, как хочет и умеет, и при этом стараться всегда защищать и воспитывать младшую сестру; человеку бросившему своих детей на произвол судьбы. Этот его жест для детей стал предательством, словно нож вонзили в спину. Для Лексуса это стало переломным моментом в его характере, он стал жестче и холоднее, чтобы ослабить боль при следующем возможном таком предательстве, но, несмотря ни на что, сейчас он испугался. — Где ты, чертов старикан?! — выкрикнул мальчик, идя на поводу эмоций. Впервые, в моменты слез, он не успокаивал ее, а искал кого-то другого. Он все еще держал ее за руку, крепко при этом сжимая, словно боясь что она тоже уйдет, но не пытался успокоить, его глаза беспрерывно искали маленького старичка. Их ходьба резко ускорилась. Он не хотел верить словам сестры, не сейчас. Ему хотелось бы в в этот момент накричать на нее, сказать, что это все чушь, сорвать накапливающийся гнев, только бесполезно: она всего лишь наивный ребенок, — он только сильнее обидит её. Пускай хотелось, но ему нужно было держать себя в руках: он взрослый и уравновешенный человек, хоть и внешне еще подросток. Но вырос быстрее, ему пришлось вырасти быстрее, чтобы защитить себя и её.
— М-м, ну что за сны мне сегодня снятся? — зевая, недовольно пробурчала девушка, сонно протирая глаза после недолгого сна. Безразлично глянув в окно, по ее телу пробежались мурашки, от чего та легонько натянула на себя покрывало, унимая дрожь в теле. Пугающий пейзаж: забытая и заброшенная деревня, видно ее разграбили темные маги — так решила для себя девушка. Она была разрушена, где-то до сих пор горели дома. А летавшие над ней хищные птицы подтверждали ее догадку, там явно есть жертвы, ведь только подобное приманивает этих пугающих и омерзительных созданий. Даже небо над бывшей яркой, небольшой деревенькой, стало мрачным, покрытым серыми облаками и окрасившимся в оранжевый с переливами алого, будто жертв для насыщенного красного не хватило. — Мерзость, — процедила девушка, отворачиваясь от взбесившей и расстроившей ее картины, заставившей отчасти впасть в сентиментальность, и вызвавшее подобие злости. Но одна мысль резко охладила её голову, резко сменив ее настроение, с губ сорвался тихий шепот: — «А что сейчас видишь ты, Лекс?» — уголки губ блондинки чуть потянулись вверх, перед глазами появился образ старшего брата, она прикрыла глаза, чтобы лучше видеть свои иллюзии. Губы широко раскрылись в еще одном зевке, ее вновь затянуло в пучину сна, медленно она перешла из сидячего положения в лежачее с мыслями о нем и картиной его улыбки перед глазами. Когда она проснется, она будет уже там, она увидит его настоящего. Обнимет, поговорит, обязательно посмеется от его тихого ворчания, и вновь заставит показать ей ее любимую снисходительную улыбку и сдавшийся уставший вздох.***
— Лексус, — раздраженно проносилось по вагону довольно мелодичным голосом. — Лексу-ус!? - перед его лицом помахала рукой русоволосая девушка, недовольно что-то промычав себе под нос, темно карие глаза обиженно сверкнули, поскольку ее нагло проигнорировали. Блондин, подперев голову рукой, уставился в окно, то и дело тяжело вздыхая и зло скалясь, что вводило Громовержцев в недоумение, но поинтересоваться, что у того на уме или в душе никто не решался. А блондин то и дело продолжал вздыхать, иногда протирая глаза, словно отгоняя ненужные картинки, всплывшие в памяти и потряхивая головой. — «И чего я опять всякую чушь вспоминаю?» — раздраженно цокнув, он посильней дернул головой, пытаясь прогнать ненужные и отчасти печальные мысли. Задумчивый и грустный вид, бывающий только при воспоминаниях об одной надоедливой, милой и любимой малявке, но в последние дни, как отметил Фрид, у него часто появляется такое выражение, обычно сменяющееся гневным и безвыходным, как сейчас. — «Она все равно не вернется ко мне, бессмысленно думать об этом». — Эй, Лексус, нам пора, — несильно толкнув в плечо, оповестил его парень с длинными светло-зелеными волосами, причудливо торчащими на макушке в форме молнии, вызвав при их первой встрече долгий смех блондина. В голубых глазах отражалось хладнокровие и излишняя серьезность, что все же не могло скрыть небольшое восхищение в сторону сильнейшего из них. Странный, расчетливый и безэмоциональный парень, самопровозглашенный лидер так называемых Громовержцев. Фрид Джастин. — Ты чего в облаках летаешь, влюбился? — влез очередной чудик, во внешности которого большего всего бросался высунутый язык с печатью гильдии, а часть его лица прикрывал металлический шлем, что тоже слегка удивляло. Второй из команды Громовержцев: веселый и беззаботный, любит сильных, достойных соперников, остальных же считает мусором. Бикслоу. — Влюбился... влюбился! — повторяли последние слова своего хозяина, как он их называл его «детки!». Эти детки являлись деревянными куклами, из такого же материала, крыльями с незатейливыми рожицами вырезанными на них, от счастья до гнева — они всегда парили возле Бикса, в основном использующего их в бою. — Да заткнитесь вы все, из-за вас у меня снова морщинки на лице, и как по вашему мне так ходить, ведь я главная фея гильдии! — то ли прокричала, то ли прорычала та же девушка с русыми волосами, махнув ими в сторону, и случайно задев при этом Фрида, довольно усмехнулась. Презрительный взгляд через стекло очков прошелся по напарникам, сменившись неким подобием любви остановившись на маге S-класса. Самоуверенная, тщеславная и требовательная к своим товарищам, Эвергин, третья и, пожалуй, последняя из команды Громовержцев, так называемых телохранителей Лексуса Дреера. — Ой-ой, а наша феечка то разозлилась, — переключился на нее Бикслоу, с удовольствием наблюдая за сгущающейся злой ауры русоволосой. Закипание происходило слишком медленно и скучно, так что парень решил все ускорить, по слогам произнеся, — А когда злишься ты еще страшнее, Эвер. — Ах, ты, гад! Получай! — завопила она, сняв очки, Эвергин пыталась превратить псевдо друга в каменную статую, но, поняв безнадежность ситуации, просто начала разносить их вагон. Под раздачу попал не только ни в чем невиновный Джастин, так еще ближайшие соседи магов из других кабин. — Вот же шумные идиоты, — шумно выдохнул Дреер, идя по коридору, при еще только начинающей злиться девушке, парень решил ретироваться, чтобы не попадать под раздачу гневной фурии и побыть в тишине. — Избавиться от демонов в заброшенной деревне, - прочитал он себе под нос содержимое листовки с заданием, после чего мельком глянул в окно, там уже отчетливо виднелось очертание этой деревни, особенно в глаза бросались черные птицы, летающие, словно стражники, над ней. — Отвратительное зрелище. — рассматривая открывшийся пейзаж за окном, произнес он, ухмыльнувшись. Мимо пронесся поезд в сторону Магнолии, закрывая столь противный вид, — Интересно, что видишь ты? Надеюсь, что-то покрасивее, Люси, — парень вымученно улыбнулся, прикрыв глаза. Он облокотился о стену, слушая неприятный, но успокаивающий звук рельсов. Воспоминания вновь накатили на него волной, унося вместе с собой в дальнее плаванье прошедших лет.— Чего разорался, Лексус? — в отличии от раннего, сейчас спокойным тоном разнеслись слова по коридору, успокаивая прежнюю бурю юного мага внутри и разжигая новую, ведь старичок был вполне цел и невредим и сейчас размерным шагом с довольно наглой улыбкой и хитро поблескивающими глазками, слегка заспанными, шел навстречу к ним по этому же коридору. Но, заметив заплаканную внучку, его злорадно хитрое лицо сменилось на обеспокоенное. — Люси, ты чего? Почему моя любимица плачет? — Я-я ду-у-ма-л-ла-а, дедушка тоже нас бросил, — с новой силой расплакалась она, шмыгая носом, но уже от радости и облегчения. Лицо старика слегка побледнело, на нем отразилась грусть, он с сожалением посмотрел на мальчика, стоящего рядом, приподняв немного голову вверх: Лексус за этот год стал выше своего дедушки. Как и ожидал последний, блондин зло оскалился, пелена гнева так и покрывала его глаза, закрывая его от мира, не давая видеть хорошее в нем, а ведь чуть большего года назад это был позитивный, жизнерадостный мальчик, сильно любивший свою сестру и отца, с огромной радостью приезжая к нему на очередной фестиваль Фантазии каждый год. Однако этот год был другим: сейчас, некогда счастливый мальчик, ломался под тяжким грузом судьбы и ответственности, гордый молодой парень не захотел принимать его помощь, он сам быстро взрослел и работал, заботясь об единственном важном в этом мире человеке. Главное для него — её счастье. — «Глупый, глупый ребенок», - заключил старик, глубоко и тяжело вздохнув, он вновь с теплотой во взгляде посмотрел на маленький лучик света в темном туннеле своего старшего внука, на свою любимую внучку. — Ну как я могу, внученька? Я люблю вас с Лексусом, я вас не брошу, — говорил старичок, гладя ее по голове, с нежностью, аккуратно, будто одно резкое движение — и она сломается, а ведь так и могло произойти, с ней, с ним, с этими бедными детьми. Когда девочка немного успокоилась, он весело добавил, получив в ответ кивки своей семьи, — Пойдем смотреть фестиваль? — Ура-а-а! Фестиваль... фестиваль! я снова увижу магов Фейри Тейл! — грустное настроение девочки вмиг растворилось, сейчас она, несясь вперед и кружась вокруг своей оси, заразительно смеялась, напевая песню, однажды услышанную в гильдии из уст красивой девочки с белоснежными волосами. Тогда она решила, что хочет однажды стать подругой этой девочки, похожей на ангела, и петь с ней вместе. На радостях, она убежала через толпу к самой дороге, чтобы лучше видеть сияющие платформы, брат проводил ее беспокойным взглядом, и уже хотел ускорится, чтобы догнать ее, но его остановил серьезный голос деда. — Как вы? — задал вопрос старичок, не особо надеясь на ответ и сразу добавляя еще один, — Может, все же переедете ко мне? — Не нужно, у нас все хорошо, — отрешенно ответил он на поставленные вопросы. Коротко и ясно, даже не раздумывая над предложением. Он не посмотрел на него, не прокрутил возможности переехать к нему, он просто ответил первое, что пришло в голову, озадаченно ища глазами сестру. Тон его казался холодным, сам мальчик был неприступным, не таким, как с ней. Даже дед, даже ему он не хочет доверять или открываться, не полностью, он тоже может предать, все могут. Его пугала мысль об этом, но если не подпускать слишком близко, ближе чем сейчас, то и не так больно будет, так? — Лучше скажи когда я смогу вступить в гильдию. — Рано, еще слишком рано, — покачал головой старик, печально улыбнувшись. Лексус же, недовольно рыкнув, удалился в толпу, провожаемый сочувственным взглядом деда, дополняющим его подавленное выражение лица. — Вот ты где, Люси, — искренне обрадовался он, увидев её и подорвавшись с места, резко сократив дистанцию между ними и крепко, как и прежде, схватив ее за руку. — Не убегай так далеко в следующий раз. — предупредил он, строго на нее глянув, но вот выражение её лица беспокоило: та же, как и у старика, печальная улыбка, светящие обычно радостью карие глаза блестят от слез, в них отражается безысходность, она сама не понимала свое состояние, что-то вроде переживания заполнило ее душу, словно его рука все сильнее исчезает, словно крепко сжимающая её ладонь рука брата пропадет и следующего раза больше не будет. — Мы ведь приедем сюда на следующий год, правда? — её тихий голос, удивлял, он заметил, как сильно он дрогнул в конце, как её руку незаметно трясло, он впервые видел её такой, и сейчас ему очень хотелось развернуться и уйти, он едва сдерживал себя от такого, ему было тяжело видеть её такой, такой сломленной. Его лучик счастья не должен так выглядеть: от этого слишком сильно сжималось сердце. — Мы ведь придем сюда вместе? — Конечно, — фальшиво улыбнулся блондин, слегка ошарашенный вопросом. Его кривая улыбка, натянутая на лицо силой, дрожащая, вспотевшая ладонь, удерживающая её, этот опасный испуганный блеск в глазах, прикрывающий его неуверенность и смятение. Она слишком хорошо его знает. — Врун, — шепотом заключила девочка, непривычным стальным голосом, он не услышал. В отличии от брата, она ярко улыбнулась, но, как и он — фальшиво, но он снова не заметил. Она отпустила его руку, чуть ли не вырвав, на секунду вызвав в нем шок и жуткий испуг, она резко сильно обняла его, он прижал сильнее, облегченно выдохнув. — Мы всегда будем вместе, правда? — Да, — грустно улыбнулся старший брат, притягивая ее сильнее к себе, словно прощаясь. Это их последний фестиваль вместе, и они оба это понимали, ведь скоро он уйдет, доставив сестре боль, от которой всегда оберегал. Он станет ненавистным предателем, которых всегда презирал и боялся.