Я помогу тебе увидеть мир

Жизнь изменится в миг, Не успеешь заметить, Как омраченный лик Лучик солнца осветит. Жизнь изменится в миг, Ведь сама не заметишь, Как привычный ты мрак Ярким светом заменишь.

      Сон… А что такое сон вообще? Я спрашивала об этом каждого, с кем разговаривала. «Сон — это мечта!» — отвечала Ханаби и убегала, оставляя меня в одиночестве. «Сон — это то, что не помешало бы мне в последнее время», — неумело шутил отец, а я смеялась, чтобы он хоть немного обрадовался. «Сон? Не знаю, как ответить, Хината», — часто повторял вечно занятой и серьёзный брат Неджи. «Место, где твои мечты и самые сокровенные, но невозможные желания становятся явью», — когда-то очень давно сказала моя покойная мама.       Но что же такое сон для меня? У меня нет мечты. Разве что только одна, и ей не суждено стать явью. Я ничего не вижу. Никогда не видела. Никогда ничего не увижу. Мир никогда не обретёт для меня никаких красок. Поэтому спать смысла нет. Я всё равно ничего не увижу. Сон — это то, чего у меня никогда не было. Вот как могу ответить я! Могла бы ответить, до встречи с тем парнем, хозяином Кьюби. Снова я не знаю ответ на собственный вопрос. Как бы странно это не было, но после встречи с ним бессонница исчезла, как по волшебству. По волшебству? Может, и стоит назвать парня волшебником, раз я не знаю его имени. Это было немного глупо — не узнать имя волшебника, подарившего мне сон. Сон, в котором не было видно ничего, кроме темноты. Сон, состоящий только из запахов и звуков. Он первый. Он самый прекрасный. Однако, всё рано или поздно заканчивается. Вот пришло время конца и для моей волшебной сказки. Ханаби открыла дверь в комнату. Это разбудило меня, но глаза, как обычно, остались закрытыми. — Сестрёнка, пора вставать, — Ханаби дотронулась тёплой рукой до щеки. — Доброе утро, Ханаби! — я улыбнулась. — Доброе, сестрёнка, — сестра помогла подняться, — как спалось? — Хорошо, спасибо, — мне завязали волосы. — Что тебе снилось, Ханаби? — Ну… — она немного задумалась, — мне снилось широкое поле с васильками. Оно было таким синим и прекрасным, что больно смотреть. На этом поле мы с тобой гуляли, но ты видела. Ещё мы плели друг дружке венки из цветов и смеялись. Много, много смеялись! А ты говорила, что самая счастливая на свете! — сестра хлюпнула носом. Неужели, она плачет? — Ханаби, — на ощупь я обняла сестру. У неё спутанные длинные волосы, примерно до лопаток. Моя сестра низкая, примерно мне по плечи. Это всё, что могу сказать о внешности Ханаби, — а ну прекрати плакать! — Прости, я не хотела тебя обидеть. — Не волнуйся. Лучше скажи мне, сколько времени? — Только полседьмого утра, — сестра отстранилась. — Пойдём, я одену тебя.       Не знаю, сколько времени ушло на привычные утренние процедуры. Обычно я никогда не зацикливаюсь на этом, ведь время не имеет значения. Я слепа и не увижу, как опадут цветочные лепестки, когда придёт их время умирать. Не увижу, как станут старше брат с сестрой. Время никак не влияет на единственное, что я вижу, — темноту, поэтому его течение за рамками моего мира не имеет значение. Удивила Ханаби и просьба, последующая после того, как сестра причесала мне волосы. — Я хочу позавтракать с вами, — с улыбкой сказала я, — на кухне. — Правда? — сестра, казалось, обрадовалась. Или удивилась. — То есть, ты правда этого хочешь? — Да, — улыбка не сошла с моих уст. Хочу услышать голос отца, вспомнить, каково это — завтракать в кругу семьи. Наверное, будет здорово. — Пойдём, — Ханаби схватила меня за руку и куда-то повела, — на кухню! Думаю, отец и брат Неджи будут рады увидеть тебя, сестрёнка Хината! — Наверное, — мне не осталось выбора, кроме как последовать за Ханаби.       Слышу голоса. С каждым шагом они становятся всё громче и отчётливее. Голос брата узнать легко, но голос отца… Он так изменился за то время, что отец не навещал меня. Кажется, он стал больше работать. Об этом сообщил шелест, похожий на шелест книжных страниц, но это отнюдь не он. Ханаби останавливается, вместе с этим пропадают всякие звуки. — Отец, сестрёнка Хината захотела позавтракать с нами! — весело протараторила сестра. — Доброе утро, — брат Неджи поздоровался так, будто это было обыденно, — Хината. Я положу тебе приборы. — Дочь, — отец перестал шуршать бумажками, бормоча себе под нос что-то. Но я всё слышу, — ты так выросла. — Ханаби, иди одевайся, — Неджи подошёл к нам, забирая у сестры мою ледяную руку, — а то опоздаешь. Я позабочусь о Хинате, — с этими словами меня провели до стола и усадили на стул, заправляя салфетку за ворот платья. Я почувствовала запах жареного бекона с яичницей. Если ничего не изменилось за время, что я не была тут, еду готовит старший брат. На ощупь я взяла вилку и съела ломтик бекона. Такой же вкусный, как и раньше. Нет. Намного вкуснее, чем раньше, когда я всё ещё завтракала с семьёй. Со временем отец всё реже обращал на меня внимание, игнорируя существование своей старшей дочери. Осознав это, я стала просить Ханаби о том, чтобы она приносила завтрак в комнату. Первым не выдержал молчания всё-таки отец. — Хината, — его голос звучит неуверенно, — чем ты занимаешься целыми днями? — Просто сижу в саду, — с улыбкой говорю я. — Неужели, — отец, похоже, чувствует вину за то, что оставил меня в одиночестве, — ты всегда одна? — Да, — странно, но я продолжаю улыбаться. Вопрос, заданный отцом, не кажется мне странным или ненормальным. Единственное, что удивляет, — интонация, с которой это сказано. — Утром Ханаби отводит меня в сад, а вечером — забирает. — Хината… — отец замаялся, — прости меня. — Всё в порядке, — повторяю в который раз, при этом даже не вру. — Позволишь мне, как раньше, побыть с тобой весь день? — Ты мог и не спрашивать. Знаешь ведь, я буду только рада, если отец проведёт время со мной.       Он, как мне кажется, стал счастливее, услышав эти слова. Мы долго разговариваем о разных вещах, сидя за столом в кухне. Мне интересно то, чем он занимается целый день, что видит и слышит, а отец, в свою очередь, интересуется моим времяпровождением. Вскоре, мне помогли встать из-за стола и повели куда-то. Я услышала звук, знакомый только из детских воспоминаний, — звук отворившихся ворот. — Осторожно, порог, — заботливо произнёс отец, а я кивком поблагодарила его, перешагивая невидимое препятствие. — Подгони машину! — эти слова адресованы уже не мне, а кому-то другому. Звук жужжащего мотора послышался почти мгновенно. Затем его сменил щелчок открывающейся дверцы. Взяв за руку, отец подвёл меня и усадил в машину. Эти звуки знакомы мне с самого детства. Когда-то меня часто так возили по больницам. «Ничего нельзя сделать», — говорили врачи. Но отец, не теряя надежды, вёз меня в далёкие страны, чтобы другие доктора оправдали её. Однако, они не делали этого. «Ваша дочь навсегда останется слепой», — повторяли они раз за разом.       Мама оставалась дома с маленькой Ханаби. Вскоре выяснилось, что она, мама, сильно больна. Я не помню ни названия болезни, ни день, когда мама оставила нас навсегда. Помню лишь то, как она умирала. То, как говорила отцу заботиться о нас с сестрой. В последние минуты жизни мама подозвала меня к себе. «Хината… Ты не должна грустить, слышишь? Пускай, глазами ты видишь только тьму, душа видит больше. Не позволяй тьме заполнять душу. Пообещай мне!» — это были её последние слова, а мой ответ на последнюю просьбу матери был самым искренним за всю мою жизнь. «Обещаю!» — затем брат Неджи увёл меня. — Куда мы едем? — спросила я, когда освободилась от болезненных старых воспоминаний. Машина остановилась сразу после того, как прозвучало моё последнее слово. Отец, к слову, не ответил. Он молча помог мне выйти. — Сегодня годовщина смерти твоей матери, — отец сжал мою руку. — Мы на её могиле. — Почему ты не сказал Ханаби? — улыбка пропала с моего лица. — Она даже не помнит, и знать ей не обязательно, — рассудительно ответили мне. — Прости меня, Хината. — За что? — и правда, какой смысл извинятся передо мной тут? — Ты… — он замаялся — Ты так похожа на неё! С каждым годом, с каждым днём ты становилась всё взрослее. В то время, как твоя сестра росла похожей на меня, ты стала напоминать свою мать. Поэтому я и перестал навещать тебя. Раны, нанесённые её смертью, были слишком глубоки. Даже сейчас я смотрю на тебя и вижу её. — Я не виню тебя, — я крепче сжала руку отца, который потом обнял меня.       Не знаю, как долго мы простояли так, но домой машина подъехала, когда Ханаби и Неджи уже спали. Отец сам уложил меня спать. Он впервые за столько лет прочитал мне сказку на ночь и поцеловал в лоб перед уходом. Наверное, это самый счастливый день в моей жизни, несмотря на то, что он был наполнен грустными воспоминаниями…