«Один маленький шаг для человека — и огромный скачок для всего человечества», — Нил Армстронг, лунная миссия «Аполлон», 21 июля 1969 года. «Пинок ногой может закрыть перед инквизитором столько же дверей, сколько и открыть», — Грегор Эйзенхорн.
Шепард почувствовал небывалое воодушевление, когда он впервые вдохнул воздух некогда покинутой Земли. Хотя запах конденсата вперемешку с железистым привкусом защипал юноше нос, приятная прохлада действовала успокаивающе на нервы. Да и сам Удина с некоторым изумлением отметил, что здешний воздух был достаточно чист, а не загрязнён тоннами сажи или ещё каких-нибудь выхлопов. Вслед за президентом и его ассистентом вышли и другие сопровождающие из числа чиновников и, как Доннел выражался, «умников в халатах» — тех, кто достаточно подкован в науках. Выбирал он людей не просто так: ему нужно окружение, которое имеет на вооружении подходящие контраргументы на случай, если имперцы продолжат мусолить сказку о внегалактическом происхождении человечества. Метко сказанное слово — тоже эффективное оружие, выигрывающее войны там, где винтовки и пушки выигрывают сражения. Вскоре из соседнего транспортника вышли турианские делегаты во главе с сенатором Отином Октавиусом. С нескрываемым любопытством, они оглядывались по сторонам, оценивая окружающую обстановку. Представители Иерархии выглядели не менее изумлёнными; увидеть вместо выжженных руин растущий город собственными глазами — совсем иного рода впечатление, захватывающие дух. Сам Удина всем видом показывал несколько отстранённую сдержанность, дабы не поддаться накатывающему восторгу. В конце концов, под красивой обёрткой может прятаться гнилая сердцевина, а политика часто строилась на внешней эпатажности, скрывавшей подковёрные интриги и грязные делишки, совершённые чужими руками ради ради сохранения собственного влияния и имиджа. — Это место… — Джон буквально глазами пожирал каждый уголок, словно любопытный ребёнок, познающий новый мир. — Я словно попал в какой-то сон. Земля, наша родина — всё это… — Соглашусь с молодым человеком, эта планета изменилась к лучшему по прошествии стольких лет, — кивнул Отин, скрестив на груди руки. — Никоим образом не хочу оскорбить человечество, но, должно быть, для того, чтобы дать дорогу новому началу, необходимо было обрубить старые ветви. — Сенатор, ваш ход мыслей это явный цинизм, — нахмурился Удина, его рука тяжело упала на плечо экс-полицейского, сдерживая его эмоциональные порывы. — Человечество заплатило кровью в те годы, чтобы мы усвоили уроки прошлого и могли подарить нашим потомкам шанс на мирное будущее. — Я говорю вещи как они есть, господин президент, — Октавиус пожал плечами, отвечая с характерной для турианцев честностью. — Я не отрицаю вину Иерархии за страдания землян, однако вы тоже должны понимать, что всё имеет свою цену. Мой народ не стал бы единым, не преодолев внутренние распри огнём и мечом. Возможно, человечеству тоже было нужно подобное потрясение ради того, чтобы начать жизнь с чистого листа. Доннел одновременно уважал и не любил турианцев за их прямоту, предпочитавших называть в лоб вещи своими именами, а не облагораживать их за искусными речами. В Октавиусе это говорило, в первую очередь, первое впечатление на возрождающуюся руками имперцев Землю. И то сравнение с историей Иерархии, когда палавенские войска жёстко подавили сепаратизм в колониях, с ВПК вызывало в подсознании президента чувство холодного гнева. Ему тяжело было не злиться, даже понимая существенную разницу в менталитете между видами, где одни ставили общественное благо превыше частного, а другие, в свою очередь, не представляли первое без второго. — Я напоминаю, что мы хотим вернуть Землю в руки законных владельцев, то есть Федерации, а Империум… скажем, я не могу считать их стремления актом альтруизма, — Удина сдержался назвать показушностью весь величественный образ созидателя, что построила вокруг себя неведомая цивилизация людей. — Значит, вам придётся самолично в этом убедиться и принять их. «Или доказать несостоятельность напускного дружелюбия Империума и выставить перед Советом в невыгодном свете», — эту мысль Удина решил пока не озвучивать. Создавалось впечатление, что турианцы на деле всё давно решили за Федерацию, и они не собираются признавать её независимость как полноценной цивилизации. Напротив, они, должно быть, решили сбросить лишний груз с себя и передать кому-то более ответственному, готовому содержать сиротливых землян за свой счёт. Именно поэтому президент желал показать, что люди способны отвечать сами за себя, а не быть пешками в чужих играх. Ход мыслей прервал внезапный шум фанфар, что звучал со стороны мостовой, ведущей в цитадель, чем привлекло всеобщее внимание делегатов двух сторон. А смотреть было на что: целая пышная процессия, чеканя каждый шаг, шла навстречу новоприбывшим гостям, сопровождая свой марш ритмичными перестуками барабанов, торжественной игрой на медно-духовых инструментах и пением целого хорала. Впереди колонны шли стройными рядами солдаты, облачённые в вычурную форму с большими бронепластинами поверх комбинезонов из баллистической ткани; за спинами некоторых из них виднелись причудливые устройства, похожие на компактные реактивные ранцы. Каждый из них нёс внушительное вооружение, будь то крупнокалиберные пушки неизвестного образца или экзотического вида винтовки с подключёнными к ним кабелями или сверкавшими синим огнём в вечернем мраке охлаждающими катушками. Слева и справа, у края процессии, знаменосцы несли высокие штандарты с развевающимися на ветру флагами, изображающими двухголового орла со столь острыми как лезвия формами крыльев, словно от одного их вида можно было порезаться. Вся суроволикая помпезность и зрелищность сопровождалась пениями гимнов на неизвестном наречии, взрывом фейерверков и топотом десятков, если не сотен, ног. Громогласное шествие остановилось где-то в двадцати метрах от изумлённых делегатов, а затем марширующие в первых рядах солдаты расступились в стороны. Музыка к тому времени начала плавно стихать, пока единственным звуком, выделявшимся среди всей процессии, не осталось гулкое урчание двигателей. Перед взором дипломатов показалась крупная машина с открытым верхом, неспешно ехавшая вровень с маршем. По габаритам транспорт, пожалуй, едва уступал крупным грузовикам, украшенный флагами и лентами так, что на некотором удалении он даже не выделялся среди знаменосцев. Парад, безусловно, произвёл впечатление эффектности и торжественности, как если бы имперцы встречали долгожданных гостей. Даже факт того, что первое лицо прибыло сюда, пренебрегая личной защитой, должен говорить или об открытости, или о надменности и уверенности в собственной безопасности, или даже оба варианта сразу. Машина остановилась, прежде чем по выдвижной лестнице с верхней платформы спустился один-единственный человек, одетый в синий мундир с высоким воротником, аксельбантами, знаками отличия и медалями на груди. Рослый, крепкого телосложения и ухоженного вида мужчина, выглядевший на тридцать лет, с приветливой улыбкой шёл навстречу делегатам, всем видом излучая радушие и уверенность. — Приветствую вас, господа, и добро пожаловать на Землю, — зычным голосом произнёс он, поравнявшись с президентом. Удина заметил, что этот человек превосходил на полголовы самых рослых членов делегации. — Меня зовут Максимилиан Торакс, лорд-адмирал Навис Империалис, флота Империума Человечества, и законный представитель Императора в этой галактике. Я счастлив встретить вас здесь, сир Удина. Когда они обменялись рукопожатиями, Доннел ощутил, насколько крепкая была хватка у Торакса. Более того, стоило ему взглянуть прямо в его серые глаза, как президент Федерации всем нутром ощутил за его молодым обликом человека, за чьими плечами лежали непредставимо долгие годы суровой жизни. Столь долгие, как ему казалось, что на его фоне даже постаревший Удина значительно уступал Максимилиану в возрасте. Как бы то ни было, тот решил отложить подобные вопросы на потом. Сейчас следовало проявить ответный жест уважения. — Для меня это тоже большая честь, лорд-адмирал Торакс, — президент улыбнулся в ответ, после чего они оба разомкнули руки. — Должен признаться, по пути к вам нам пришлось столкнуться с некоторыми… трудностями после прибытия в Солнечную систему. Максимилиан понимающе кивнул. — Я прекрасно понимаю ваши чувства, однако данные меры направлены исключительно для поддержания высшего уровня безопасности. Космос — опасное место, а Земля достаточно настрадалась за прошедшие годы. — Ваша ответственность в данном вопросе заслуживает огромного уважения, лорд-адмирал, — тут же последовал ответ турианского сенатора рядом. — Отин Октавиус, я уполномочен представлять примарха Федориана и Иерархию в переговорном процессе. Я рад, что совместными усилиями мы сможем обеспечить мирное будущее между нашими народами несмотря на былые ошибки, — и с этими словами он также протянул свою трёхпалую ладонь. Намётанным глазом Удина заметил, как в безупречно благодушном лице Торакса на мгновение проскользнула тень, едва Октавиус помянул слово «примарх» в его присутствии. Быть может, у этого человека откажет его выдержка, и посчитает ниже своего достоинства даже терпеть рядом с собой чужака. Он ожидал, что Максимилиан поколеблется, и вся эта маска треснет и распадётся, явив истинную сущность безжалостного мясника. Увы, вопреки малодушным мыслям Доннела, лорд-адмирал, всё ещё улыбаясь, пожимает в ответ руку турианцу — выражение его лица сохраняет всю ту же расслабленность и открытость. — Отрадно слышать, что в этом вопросе мы разделяем схожую позицию, сир Октавиус. Надеюсь, ваше пребывание на Земле пройдёт с комфортом. Прошу, следуйте за мной. Нам предстоит многое сегодня обсудить. Если у Удины были какие-то нарекания касательно честности его слов, то он предпочёл пока оставить их при себе. Более того, сам Максимилиан всем видом демонстрировал гостеприимство, помогая делегатам взобраться на верхнюю платформу машины. Транспорт оказался куда больше, чем полагал президент Федерации, и весьма вместительным: сидений хватало для всех двенадцати делегатов, и оставалось ещё шесть мест — все они расставлены в два продольных ряда по два сидения в каждом из пяти поперечных рядов. Это, не считая места для самого лорда-адмирала, размещённого напротив них так, что он смотрел в сторону остальных пассажиров. Доннел вместе с Шепардом сели спереди, в правом ряду, занятом федератами, в то время как Отин с турианцами заняли левый. Машина в столь же неспешном темпе покатила в обратную сторону, по направлению к цитадели; если не считать ритмичного набата барабанов, парадный оркестр больше не играл свои песни. С высоты двух с половиной метров, возвышаясь над процессией с удобного сидения, Шепард мог как следует рассмотреть колонну, отчего он едва не присвистнул: только по беглому подсчёту, гостей сопровождало не меньше двух сотен человек — а может даже больше. Здесь, помимо солдат, были и простые мужчины и женщины, выделяющиеся среди монотонного строя военных цветными нарядами с яркими лентами, перьями и иными украшениями. Такое разнообразие всем видом демонстрировало, что для землян эта дипломатическая встреча это не просто угрюмая формальность, но и настоящий праздник. Праздник, к которому готовились с соответствующим размахом. — Признаться, мы не ожидали увидеть здесь цветущий город, — Отин решил высказать свои впечатления касательно «нового Ноттингема». — Должно быть, на его отстройку ушло немало сил. — Это так, — согласился Торакс. — Когда мы явились сюда, вся планета представляла собой разорённые пустоши, в котором оставшимся людям пришлось выживать в ужасных условиях. Мы взяли на себя задачу по восстановлению Земли от последствий старой трагедии, целых пятнадцать лет пятнавшей её облик. То, каким спокойным и размеренным тоном рассказывал лорд-адмирал о случившемся, демонстрируя очевидную осведомлённость об этом, заставило турианцев как следует понервничать. Октавиус выглядел особенно неловко в свете откровений о людях, которые, как оказалось, ещё остались на бывшей столице Альянса после Исхода. Шепард же с особенным вниманием вслушивался в слова Максимилиана, словно загипнотизированный. — Разве в таких условиях разве мог кто-то выжить столь долго? — выразил удивление сенатор подобной информации. — Мы, люди — очень стойкие создания, и даже в крайне враждебных условиях способны не только выжить, но и процветать при приложении достаточных усилий. Очевидно, кто бы ни пытался низвести землян, здорово просчитался в своей низменной задумке. Особенно те, кто приходил сюда время от времени пировать на костях погибшей цивилизации, — на этих словах лорд-адмирал вперил в турианца столь пронзительный взгляд, что тот машинально вздрогнул, как от дуновения холодного ветра за спиной. — Как вы считаете, сир Октавиус? — С вашего позволения, мы бы предпочли обговорить все детали в более подходящей обстановке, — вмешался президент, чувствуя растущее напряжение в воздухе. — Вы правы, сир Удина. Оставим эту тему на потом, сейчас я предлагаю насладиться этим погожим вечером. И после этих слов, лорд-адмирал снова принял благодушное выражение лица. Турианский сенатор не сдержал вздоха облегчения, да и остальные делегаты могли расслабиться, как только ситуацию удалось пока что разрядить. Сам же Джон, как самый младший в группе, быстро переключил своё внимание на пейзажи, открывавшиеся с его места. Доннел бросил краткий взгляд на юношу, испытывая к нему смесь негодования за его беспечность и, вместе с этим, зависть. Видеть, как человек, с такой лёгкостью способный нажать на спусковой крючок, отнимая жизнь, и не чувствовать при этом тяжести на душе, беззаботно глазея по сторонам — кем он мог в будущем стать? Было ли такое качество проявлением врождённой простоты или недостатка эмпатии, Удина до конца разобраться не мог. Более того, сейчас совершенно не горел желанием разбираться; есть дела более насущны, чем тараканы в голове мальчишки. Сумрак вечернего неба сменился ярким светом десятков люминосфер, когда процессия пересекла порог массивных врат цитадели. В этот момент гостям казалось, что изнутри строение казалось ещё более просторным, чем снаружи: арочные своды тянулись ввысь на десятки метров, каждая массивная колонна и пилястра толщиной не менее двух метров составлена из идеально вытесанных каннелюр, а на вершине оных вырезаны капители в виде орлов или атлетически сложенных людей. Огромный неф, вдоль которого продвигался марш людей, сопровождавших транспорт, вызывал у политиков чувство явного дискомфорта, граничащего с агорафобией; Шепард то и дело потирал затёкшую шею, пытаясь рассмотреть со всех сторон архитектурные причуды имперцев со всеми фресками, барельефами и даже стилизованными статуями, изображающими неких рыцарей с массивным коробчатым автоматом и грозными выражениями лиц. Удина старался меньше акцентировать внимание на окружении, чтобы чувство головокружения не довлело над ним. Вскоре машина прекратила свой ход, грохот её двигателей затих сначала до трепещущего урчания, а затем и вовсе замолк. Максимилиан по-хозяйски поднялся со своего сидения, разложив выдвижную лестницу вниз, приглашая делегатов ступить в просторные залы цитадели. Президент крепко держался за металлические перила, глядя себе под ноги, пока его ноги не коснулись полированной мраморной поверхности пола. Вслед за ним налегке спустился Шепард и, далее, остальные делегаты: сначала представители Федерации, а в конце сами турианцы. Отин втянул плоским носом прохладный воздух нефа, чувствуя едва осязаемый аромат воскурений. — Эта крепость, она в самом деле настолько колоссальна, — сказал он с выражением восхищения. — Она более чем достойна того, чтобы оказаться в числе самых значимых культурных достояний. От этого даже… немного неуютно. «Ну ещё бы, на это и расчёт», — пронеслась едкая мысль в голове Удины. — «Сотвори монументальность такого масштаба, чтобы возвеличить себя и заставить чувствовать себя ничтожными других». И, словно в подтверждение его дум, Максимилиан улыбнулся с едва скрываемой гордостью. — Поверьте мне, вы ещё многое не видели. А чтобы сделать ваше пребывание максимально комфортным, позвольте обслуге сопроводить вас к вашим апартаментам. Утро вечера мудреней, не так ли? Завтрашним днём, на свежую голову, мы сможем провести наше собрание, как и планировалось. Двойной хлопок в ладоши громким эхом отозвался среди необъятного пространства нефа. Едва делегаты даже сообразили, в чём дело, как вскоре оказались в окружении мужчин и женщин в золотистых парчовых костюмах. Люди почтительно откланялись лорду-адмиралу, прежде чем те пригласили гостей последовать за ними. И в который раз они подивились тому, как щепетильно имперцы позаботились об организации их встречи, и каким заботливым, но всё же не терпящим возражений, попечительством они окружали иномирцев. Политики были вынуждены смириться с подобной настойчивостью, хотя Удина несколько возмущался про себя тому, что им даже слова не дали сказать — пусть и пообещали, что шанс высказаться им представится следующим утром. Джон напоследок оглядел через плечо Торакса, что, казалось, именно ему вослед помахал рукой, всё так же учтиво улыбаясь, как и всегда. Спустя долгие полчаса пути, за которым обслуга рассказывала о внутреннем убранстве цитадели, несколько скупо отвечая на расспросы, делегатов наконец довели до широких резных дверей апартаментов. Турианцев разместили несколько дальше по коридору, в то время как федералистов разместили в первом же помещении. В который раз Шепард изумился той пёстрой, даже избыточной роскоши, которую демонстрировали имперцы — апартаменты больше напоминали дворцовый зал со всем убранством, до неприличия просторный и благоустроенный. Гостиная комната, самая большая из всех, обставлена большим круглым столом из красного дерева, диванами и креслами с обивкой из алого шелка; возле стены журчал фонтанчик из резного камня, оформленный в виде текущего с горной вершины ручья; десять просторных спален с индивидуальными душевыми камерами и шкафами для личных вещей; золотые узорные люстры, горящие тёплым жёлтым светом, а также декоративные амфоры, широкие горшки с растениями и даже широкий аквариум. Словом — всё, что требуется для комфортного пребывания любого важного гостя. Спустя ещё минут десять, как только делегатов усадили за стол, слуги снова явились в апартаменты, неся с собой огромные подносы со всевозможными яствами и напитками. От одного только запаха жареного мяса, пряностей и печёных овощей, у Шепарда проснулся дикий аппетит — он так давно ничего не ел. Разложив сервиз перед гостями, люди в золотой парче снова отвесили поклон, пожелав приятного аппетита, после чего удалились прочь, оставив федералистов наедине друг с другом. Но едва Джон даже потянулся, чтобы нарезать себе кусок румяного мясного рулета, как Удина ухватил его за руку, смерив его испытывающим взглядом. Юноша неохотно, но уступил ему. — Мистер Альтдорф, будьте любезны, — обратился президент к тучному мужчине с густыми усами и бежевым костюмом. Он кивнул, активировав омнитул на правой руке. Оранжевая полоса света осветила каждый сантиметр, каждый кусок и каждую каплю кушаний и напитков, тщательно изучая их молекулярный состав. Когда сканирование завершилось, Альтдорф оценивающе оглядел результаты на плоском голоэкране, кратко кивая собственным мыслям. — Еда совершенно безопасна для употребления, — заключил он. — Никаких следов психотропных веществ. — Вы считаете, имперцы могли бы отравить пищу? — нахмурился экс-полицейский. — Любые сюрпризы возможны, Шепард, особенно, когда мы в гостях у незнакомцев, — ответил Удина, недоверчиво оглядев убранство апартамента. — Я более чем уверен, что здесь стоят устройства прослушивания, так что тщательно выбирайте слова. Имперцы понимают, что мы будем их подозревать в любом обмане, и это не секрет. Ты ещё мало в этом смыслишь, но поверь моему опыту: когда проходят важные встречи, недобросовестные личности обязательно воспользуются твоей ослабшей бдительностью. — Давайте представим, что в каких-то вещах Империум в самом деле искренен, — высказала предположение женщина бальзаковского возраста, чьи тёмные волосы были завязаны в пучок. — Не стоит искать злонамеренность везде, господин президент. Оказать щедрый приём — значит проявить знак уважения к гостю, вне зависимости от его убеждений. Президент ещё больше насупился, на его и без того хмуром лице проступили новые морщины. — Мисс д’Эглемон, вам не хуже меня известно, что под гостеприимством может скрываться. Весь этот лоск, вся эта роскошь… сколько пафоса, на который убиты деньги налогоплательщиков, и для чего? — По-моему, вы излишне драматизируете, господин президент, — слегка покачала головой та. — Есть вещи, за которыми может и не стоять злого умысла. — Да как вы не понимаете, Присцилла, что на кону стоит наша с вами независимость? — Доннел был на грани того, чтобы взорваться, вскочив с места. — Наше будущее, в конце концов?! Я не для того столько отдал, чтобы человечество снова потеряло свою свободу! И будь я проклят, если не буду бороться ради неё до самого конца! Так что смею напомнить вам… — Господин президент, — мужчина вдруг почувствовал руку мистера Альтдорфа на своём плече. Его голос звучал спокойно и в то же время твёрдо. — Прошу вас, поберегите силы до завтрашнего дня. Помните, что вы говорили насчёт правильного подбора слов? Удина ещё пару секунд посмотрел на него, прежде чем с его уст сорвался тяжёлый вздох, и президент Федерации не вернулся на своё место. Его мысли настолько взбудоражены, что он совершенно забыл о терпении и хладнокровности. В конце концов, Доннел никогда бы не занял свой пост, не умей он контролировать эмоции и думать на холодную голову в самых стрессовых ситуациях. В гостиной повисла тягучая тишина. — Вы правы, Уилфред. Я погорячился. Хотя я глубоко озабочен судьбой своего народа, излишняя темпераментность сыграет против нас. Я не хочу брать и этот грех на душу. — Вот и славно, — улыбнулся Альтдорф, дружески похлопав его по плечу. — Поэтому я предлагаю всем как следует сегодня поужинать. Нам нужен наш лидер в самом лучшем расположении духа и сил. Может быть, не со всеми суждениями он мог бы согласиться, но в этом плане Удина мог доверять мнению своего давнего товарища. Может быть, думал он, в самом деле не стоит проявлять излишнюю мнительность. Между тем, Уилфред по-хозяйски каждому разливал по лазурным лафитникам золотистый напиток из хрустального графина. Доннел поднял рюмку, прислушиваясь к пряному аромату, отдающий нотками душистых трав, и лёгкая улыбка впервые возникла на его губах. Альтдорф, в свою очередь, уже воздел свой сосуд, желая объявить свой тост. — Уважаемые господа и дамы, — произнёс он с торжественным тоном, сосредоточив взгляд на самом Удине, — сегодня мы выпьем за здравие нашего президента и за славу Звёздной Федерации, да будут долги её дни! — За человечество! — с таким же энтузиазмом добавила Присцилла. — За человечество! — ответили остальные, наконец пригубив напиток. Джон, до того редко к алкоголю касавшийся, впервые попробовал эту пахучую жидкость. Удивительно, но на вкус она показалась очень даже приятной, с мягкой медовой сладостью и фруктово-ягодным оттенком. Шепард пил медленно и осторожно — больше для вида, чтобы перед старшими не выглядеть по-свински, терпеливо дождавшись, пока президент первым не возьмётся за трапезу. Как бы ни хотелось всё съесть в один присест, юноша позволить себе такого не мог — одна из причин, по которой жизнь в богеме отталкивала с её чопорным этикетом. Впрочем, жаловаться ему особо не на что; еда вскорости была истреблена. Даже после того, как он осушил уже седьмую порцию напитка, Джон не чувствовал никакой тяжести в голове. Сам Удина благоразумно ограничился двумя доливами, растягивая каждый глоток. Обслуга уже уносила опустевшие подносы, скупо кивнув на комплименты за хороший ужин и пожелав делегатам доброй ночи, к чему те вскоре принялись готовиться. Настал час почивать. Вот только у самого юноши сна ни в одном глазу. Он лениво включил инструментрон, сверяясь с хронометром: полночь по местному времени. Как бы ни была мягка атласная кровать, Шепард не испытывал ни сонной истомы, ни спокойствия. Как ни крути, старая жизнь полицейского, когда с минуты на минуту могли сорвать с места на очередной выезд, давала о себе знать. Тряхнув головой, он сорвался со спального места, оставшись в одной футболке и штанах, влекомый желанием немного прогуляться и привести мысли в порядок. За дверями таких же опочивален царила почти идеальная тишина, нарушаемая только приглушенным храпом мистера Освальда, одного из спутников президента. Тихо выбравшись в гостиную, Джон вдруг услышал ещё один звук — более тягучий, мелодичный, словно песенный. Обострившееся любопытство взяло верх над осторожностью, и юноша, воспользовавшись моментом, таким же тихим шагом пробрался к двери апартаментов, стараясь не скрипеть дверной ручкой, и отворил её, выбравшись в коридор. Удивительно, но здесь совершенно ни души — ни малейших следов охраны. То ли имперцы по доброте душевной не выставляли караул, то ли они были полностью уверены, что ничто не потревожит покой гостей. Теперь звучание стало звучать отчётливей, эхом разносясь по широкому коридору. Джон готов поклясться, что слышал нечто похожее на церковный хорал, чьи песнопения сопровождались меланхоличной игрой инструментов. Он подобрался ещё ближе к источнику звука, выйдя к просторному коридорному пролёту, откуда сиял золотистый свет люменов. Он не решался выйти в открытое пространство из чувства осторожности, потому ограничился укрытием за гигантской колонной, возвышавшейся неподалёку от прохода. Теперь песнопения стали столь отчётливо слышны, что Джон даже мог расслышать слова, распеваемые десятками мужских голосов — звучавшие на совершенно незнакомом ему наречии, но оттого не менее приятные для слуха: «Quem in mundi pretium Corporis mysterium Fructus ventris generosi Ex intacta Virgine Fructus ventris generosi Corporis mysterium» Шепард никогда не был религиозным, да и в церковь Нью-Вашингтона он ходил больше из праздного любопытства, чем из-за духовных порывов. Но сейчас… экс-полицейский ощутил, как в душе отзываются смешанные чувства глубокой тоски, воодушевления и благоговения. Ему стало трудней дышать. Он не мог объяснить почему, но Шепарду начало казаться, что от этого хорала исходит некая аура возвышенности, от которой на душе становилось тяжело и в то же время легко. Такой опыт сложно описать простыми словами, не испытав его хотя бы однажды. Ему захотелось слушать эти песнопения вновь и вновь, лишь бы этот окрыляющий прилив не сходил. — Что ты здесь делаешь? Джон дёрнулся, едва не подпрыгнув на месте, словно пронзённый электричеством, и спешно повернулся к источнику голоса за своей спиной. Он прижался к колонне, увидев перед собой грозно выглядящего солдата в той же пластинчатой униформе, как на параде. Но то был не просто солдат: перед глазами Шепарда предстала весьма молодая — на вид примерно его возраста — рыжеволосая девушка, подстриженная под каре, с яркими зелёными глазами и россыпью маленьких веснушек на лице. На взгляд экс-полицейского она выглядела очень даже симпатичной, если бы не её пронзительный грозный взгляд и увесистая винтовка в её руках. Он даже не услышал, как она подошла к нему — а ведь Джона, казалось, едва могли бы застать врасплох! Юноша сделал глубокий вдох, заставив беспокойное сердце унять своё биение, прежде чем решился ответить; не пристало ему теряться, как какой-то мальчуган с улицы. — Мне не спалось, и я захотел немного пройтись, — признался тот, не прерывая зрительного контакта. — Находиться вне своих апартаментов представителям делегации запрещено без санкции лорда-адмирала, — столь же строгим голосом ответила девушка. О том, что их вообще не предупреждали об ограничениях в передвижениях, Джон решил благоразумно умолчать. — Виноват, исправлюсь. Я просто услышал песнопения и мне стало любопытно, что это. Хмурое выражение лица рыжеволосой немного смягчилось при его словах, хотя напряжение в её стойке говорило о готовности в случае чего применить соответствующие «меры» по пресечению нарушений. — Сейчас идёт ночной молебен, в котором люди Империума воздают почести нашему бессмертному Владыке-на-Терре, Богу-Императору. — Я… не совсем понимаю, о чём вы, и я не сведущ в подобных вещах. Девушка презрительно фыркнула. — Разумеется, нет. Вам не дано понять, что это значит — верить, когда вас окружают мирские блага цивилизации и роскошь сытой жизни. Шепард оказался возмущён таким брошенным камнем в его огород со стороны особы, которая даже не удосужилась узнать о нём, неважно кто она и является ли сейчас при исполнении. Дерзить ей, конечно, он откровенно не собирался, но оставить без ответа подобный выпад тоже выше сил. — Вынужден разочаровать, но это утверждение весьма далеко от истины, — сказал Джон с некоторым вызовом. — Вы не знаете деталей моей жизни, чтобы судить о ней. — Достаточно того, что ты не выживал посреди руин среди голода и болезней, — девушка хотела было продолжить, несколько взведённая столь болезненной темой, но быстро передумала. — Впрочем, не имеет значения. Попрошу немедленно вернуться в свои покои, впредь я не буду столь благодушна. Искра сочувствия внутри Шепарда, вызванная словами караульной о жизни посреди пустошей, вмиг погасла под холодным тоном, не терпящим компромисса. Молча кивнув, он поспешил ретироваться под пристальным надзором рыжеволосой, пока снова не вернулся в апартаменты тем же путём. Кем бы она ни была, она не создавала впечатления простого патрульного — любой другой солдат на её месте не стал так церемониться с ним. Как бы то ни было, Джон мысленно поблагодарил судьбу за то, что ему не придётся более испытывать её терпение и не наткнулся на другого, менее разговорчивого человека. Он ещё долго в уме держал мысль о хорале и о том, как религиозный вопрос, очевидно, задел эту девушку. Да и сама она, кажется, завлекла парня своим особенным очарованием. На секунду ему казалось, что где-то он мог видеть её раньше — какое-то мимолётное чувство дежавю, ускользающее при попытке копнуть глубже в память. Шепард отбросил эту идею из головы, решив, что лучшим решением всех проблем это попытаться погрузиться в сон. Завтра предстоял нелёгкий день, а потому следовало хорошенько выспаться. Если он не будет выглядеть на все сто, Удина прополоскает ему мозг так, что никакому шерифу и не снилось. С этими мыслями, также незаметно вернувшись к себе на кровать, Джон прикрыл глаза, надеясь, что сон явится к нему как можно скорей.***
Утреннее сопровождение делегатов в зал для переговоров обошлось практически в полной тишине, без лишнего празднества, с которым вчера их встречали. Шепард поначалу опасался, что о его ночных прогулках решат рассказать Удине; наверняка та караульная поведала о случае своему начальству. К счастью для него, никто даже в его сторону не посмотрел, и потому начало нового дня прошло без лишних проблем. Куда больше федералистов волновало отсутствие группы турианцев в сопровождении, на что им дан краткий ответ о желании лорда-адмирала провести с людьми своё закрытое совещание, с глазу на глаз. Президента это, конечно, несколько смутило, но такой поворот событий врасплох его не застал: очевидно, у этого Торакса было что-то, о чём он не хотел высказываться при представителях Иерархии. Что-то, должно быть, очень компрометирующее — так Удине и думалось. С такими мыслями он шёл, потеряв счёт времени, прежде чем оказаться у порога в помещение, где, как предполагалось, ждал лорд-адмирал. Массивные двухметровые двери цвета орихалка с грохотом распахнулись. Делегаты окинули взглядом внутреннее убранство — то был большой, но обставленный без особых изысков: кроме выкрашенных в светло-серые тона стен и четырёх колонн, подпирающих куполообразный свод, в центре стоял овальный стол из тёмного дуба, вокруг которого размещено ровно шесть свободных стульев с красной обивкой. На противоположной стороне же, привстав с места, их встречал сам Максимилиан, приглашающим жестом подманив своих гостей. Пожалуй, наиболее примечательным элементом зала являлись три узких вертикальных окна на правой стене, откуда в зал бился яркий солнечный свет. Или, может быть, его имитация — никто не мог сказать наверняка. — Добро пожаловать, дорогие друзья. Прошу, присаживайтесь. Удина, как самое главное лицо Федерации, занял сидение прямо напротив Торакса. Альтдорф и д’Эглемон сели справа и слева от Доннела соответственно, а Шепарда, в свою очередь, посадили на крайний правый стул. Двери позади закрылись, оставив делегатов наедине с номинальным лидером Империума. Так поначалу полагали федералисты, пока не углядели в тени за спиной Максимилиана пятеро странных фигур людей в тёмно-зелёных ризах с большими капюшонами. Шепард приметил, что у всех них были полностью закрыта верхняя половина лица, скрывая глаза. Парень слегка подался вперёд, пытаясь вглядеться получше, как вдруг одна из фигур повернула в его сторону свою голову. Джон почувствовал внутри сосущее чувство под ложечкой, когда незрячий взгляд словно пронзил его саму душу ледяной стрелой, отчего тот поспешил потупить взор. Он не мог объяснить, откуда взялось это ощущение липкого ужаса, но он не хотел более испытывать судьбу на прочность — а лучше и вовсе забыть увиденное. — Что ж, наверняка у вас ко мне накопились вопросы, — с таким же обходительным тоном продолжил Торакс, — например, почему я решил провести данное совещание без наших турианских партнёров. Скажем, есть вещи, которые я хотел бы обговорить только между нами, людьми. Соответственно, темы, которые мы поднимем, будут отличаться от формального тона официальных переговоров. Проще говоря, — мужчина сложил руки замком, — вы можете смело задать любой вопрос. Доннел слегка напрягся, но ответил утвердительным кивком. Значит, этот человек ожидал и даже рассчитывал на такой откровенный формат, понимая, что Федерация так просто не оставит проблему интеграции в Империум. — Я бы хотел, чтобы каждый из нашей группы мог наравне со мной участвовать в дискуссии, если у кого-то возникнут таковые, — настоял Удина. — Разумеется, сир президент. Начнём, пожалуй, с самого главного — касательно того, что может предложить Империум жителям Федерации. Я осведомлён, что ваша позиция строится на том, что ваш народ стремится обрести независимость от власти Иерархии. Вот только ли в самом деле вы готовы к самостоятельному существованию? — Вы полагаете, что мы не способны справиться своими силами с восстановлением собственной государственности Звёздной Федерации? — недоверчиво вопросил Удина. Максимилиан слабо ухмыльнулся. — Вы прекрасно знаете, сир Удина, что любые предприятия требуют крупных денежных вложений, и это понимаю даже я, человек, проведший большую часть жизни за штурвалом пустохода. Ваша экономика, насколько известно, сильно зависима от внешних вливаний из-за статуса протектората. Вам бы потребовалось взять крупный кредит просто для того, чтобы восстановиться в прежних границах и отстроить пришедшие в запустение миры. Лорд-адмирал, выдержав пятисекундную паузу, убедившись, что собеседники предпочитают пока дослушать его доводы, вскоре продолжил: — Именно поэтому Имперская власть обязуется взять на себя все финансовые издержки. Также она гарантирует людям Федерации обеспечение всеми требуемыми ресурсами, уровнем технологий и, само собой, защиту от любых потенциальных угроз. — Не думаю, что нам требуется настолько тщательная защита, — Доннел явно подразумевал те колоссальные судна, затмевавшие собой любые звездолёты в Галактике. — Мы поддерживаем прочные партнёрские отношения с каждым народом Пространства Цитадели, в том числе с Турианской Иерархией. Любая угроза с их стороны минимальна. Торакс во взгляде переменился, приняв скептичное выражение лица. Казалось, он смотрел на президента, как на наивного дурака, поверившего в небылицу. — Верно. Именно поэтому эта самая Турианская Иерархия несёт ответственность за множество невинно погубленных жизней во время Войны Первого контакта и опустошение Земли. Что касается прочих цивилизаций, — тот подался вперёд, — то их невмешательство можно счесть соучастием в подобном преступлении. Первой из делегатов решила ответить пожилая русая женщина с квадратными очками, поднявшись со стула: — Протестую! Да, турианцы были вынуждены применить силу и нанесли большой урон, однако немалую долю вины составляет провокация со стороны человечества. Именно безрассудная акция генерала Уильямса на Шаньси стала триггером к произошедшим событиям. — Марта, что ты несёшь? — Удина с трудом держался, чтобы не вспылить; он заметил, как её глаза выглядели словно затуманенными, когда она дрожащими губами произносила эти слова. — Вы считаете, что люди Альянса виновны в том, что они имели право на самозащиту от необоснованной агрессии, леди Марта? — внимательно посмотрел на женщину Торакс, на его губах мелькнула едва заметная тень улыбки. — Разве виноваты люди в том, что не соблюли неведомый им доселе закон, даже не подозревая о том, что среди звёзд вообще существует разумная жизнь? Незнание правил, может, и не освобождает от ответственности, если допускается, что нарушитель осведомлён о наличии иной системы законодательства, но не пожелал её изучить при возможности это сделать. Шепард следил за этой сценой с ощущением некой неправильности происходящего. Конечно, может это связано с тем, что он сам по себе ни черта не смыслил в вопросах политики, но откуда он вообще мог быть настолько хорошо осведомлён в таких вопросах? — Если позволите, — протянул он руку. Максимилиан повернул голову в его сторону, выжидающе посмотрев на экс-полицейского, — то мне сложно представить, что даже вы можете знать столь много, лишь недавно появившись в галактическом сообществе. Президент хоть и не подал виду, но внутренне проявил толику гордости за своего протеже, проявившего инициативу коснуться этой темы. Впрочем, нельзя сказать, что Максимилиан не ждал такого вопроса. — Я рад, что вы спросили об этом, молодой человек. Видите ли, много интересной информации мы узнали от выживших землян, что пережили беспощадную чистку, — он подчеркнул последнее слово, выделив его негативную коннотацию. — Базы данных, сохранившиеся даже спустя годы, дали нам более чёткую картину того, как жило человечество до войны. И, само собой разумеется, и о жизни после тоже. Вот это было уже интересней. Удина в напряжении сжал свои пальцы до побеления костяшек, несколько сбитый с толку упоминанием выживших землян. Значит, он не прогадал, когда впервые предположил, чьими руками сейчас отстраивались города. Каждый человек Федерации был твёрдо уверен, что являлись единственными потомками Альянса, пережившими войну — любой, кто мог оставаться среди пустошей Земли, неизбежно бы погиб от голода и болезней. Не сразу, так со временем. — И что же вы выяснили? — Доннел вскинул бровь, недоверчиво ожидая любых заявлений со стороны собеседника. — Что на протяжении пятнадцати земных лет выжившие подвергались регулярным рейдам со стороны батарианских разбойников, для которых человеческое население было объектом для охоты и развлечений, — эти слова Торакс произнёс с презрительным тоном, словно даже озвучивать подобное ему было отвратительно. — Вздор! — президент вскочил со стула, хлопнув по лакированному столу руками. — Территория Солнечной системы находилась под полным карантином, ни один корабль в пределах десяти световых лет не мог приблизиться к ней без ведома патрульных! — В самом деле? Тогда позвольте мне убедить вас в обратном. С этими словами Максимилиан нажал на спрятанную под столом руну. Выдвижные жалюзи с шелестом ниспали с карниза, закрывая солнечный свет и погружая помещение в полумрак. Тонкие створки, замаскированные под фактуру дерева, в центре разъехались в стороны, обнажив спрятанный проектор гололита. Вспыхнуло кольцо миниатюрных лазерных излучателей, и яркое рябящее свечение наполнило зал. Зернистые артефакты голограммы собрались в чёткие цветные изображения. Шепард заприметил, что статическая картинка выстроилась в виде кадра видеосъёмки, и с удивлением осознал — это, по всей видимости, чья-то запись с камеры. Ещё одно нажатие руны, и неподвижное изображение ожило, а вместе с этим пришёл и звук. — Быстрее! Быстрее! Двое человек, спрятавшись за рухнувшей железобетонной колонной, вели беглый огонь с М-7 «Лансер». Бойцы носили изношенную, местами покрытую сколами и разводами броню, на нагруднике которой ещё можно отличить старый значок Альянса Систем. Оператор сам же отстреливал бегущих вперёд варренов; стая голодных тварей, казалось, не заканчивалась, буквально топчась по трупам сородичей, лишь бы добраться до желанной добычи. Прозвучало глухое щёлканье — винтовка перегрелась от столь интенсивной стрельбы. Оператор спрятался за завалом всего за секунду до того, как раздались ответные выстрелы. Изображение снова преобразилось. Хотя окружение оставалось тем же, в этот раз поле боя усеивало ещё больше трупов — среди них были и человеческие тела. Люди застыли в безмолвном трепете, едва заслышав за кадром детские рыдания. Оператор бросил короткий взгляд в сторону мёртвой женщины, содержимое чьего черепа теперь разбросано по пыльной земле, а затем на площадь впереди. Люди растаскивали туши варренов, пока бойцы выискивали что-то у вражеских трупов. Съёмка переместилась к одному из них, возле которого на корточках сидел мужчина с заросшим неопрятным лицом. Он посмотрел на оператора с тяжёлым взглядом, в которых читалась усталость и нескрываемая злость. — Ты только посмотри на этих уёбков. Слава богу, их было не так много на сегодня, иначе мы бы не досчитались больше ребят. Он снял шлем с мертвеца, явив взору морщинистое плосконосое лицо бурого оттенка и четырьмя закатившимися глазам. Из приоткрытого клыкастого рта ещё сочилась не успевшая свернуться тёмная кровь вперемешку со слюной, а в области шеи виднелась глубокая пулевая рана. Мужчина в сердцах плюнул прямо в морду пришельцу. — Что, суки, любите сафари, да?! Любите загонять нас, как сраную скотину? Тогда передай привет своим ублюдочным богам от нас! Ведомый гневному порыву, тот выхватил короткий нож и с размаху стал наносить небрежные удары точно в глазницы батарианцу. Послышалось хлюпанье лопнувших глазных яблок и глухой стук от удара лезвия в череп. Оператор безучастно наблюдал за слепой злобой товарища, пока не перевёл взгляд в мрачное небо. — Уверен, они ещё вернутся. Они всегда возвращаются. Рано или поздно, — он снова посмотрел на бойца и одёрнул его за плечо. — Ну всё, хорош мутузить жмура. Пойдём лучше поищем, не осталось ещё что-нибудь у четырёхглазых. В следующий раз нам может повезти и того меньше… Изображение снова застыло, пока медленно не растворилось в сверкающих частицах угасающего света. Зал погрузился в полутёмки. Максимилиан неотрывно наблюдал, как ещё недавно вспыливший Удина неверящим взглядом продолжал сверлить точку, где прежде проигрывалась запись, пока медленно не осел назад на своё место. Марта же, чей взор вновь прояснился, и вовсе смертельно побледнела, будто её приговорили к казни; её губы дрожали, а дыхание сбилось, стало рваным и частым. Даже видавший многое Шепард выглядел предельно ошеломлённым таким откровенным. — Это… нет, это наверняка монтаж, — Доннел качал головой, уткнувшись глазами куда-то в стол. — Они же не могли никак здесь оказаться. Турианцы… — Оказались не столь неподкупными, как гласят легенды, — голос Максимилиана прозвучал почти сочувствующе. — Если через вооружённый кордон не пробраться силой, то в дело идут деньги. Не ручаюсь заявлять, насколько в Иерархии это распространено, но среди её представителей коррупция это явно не просто слово. — Господин президент? — обернулся к тому Уилфред, ожидая ответа. Как бы тяжело это ни звучало, но сейчас он чувствовал себя чудовищно обманутым. В его мыслях даже не нашлось согласия: то ли на его чувствах к человечеству так искусно сыграли имперцы, то ли турианцы упорно замалчивали о таких зверствах. Может быть, они даже и не знали до самого конца? Слишком много вопросов кипело в голове подобно бульону. — Я в норме, — отмахнулся он, прежде чем его взгляд пересёкся с Тораксом. — Предположим, то, что вы нам показали — правда. Однако, если я правильно понимаю, сейчас ситуация находится под контролем. Под вашим контролем, конечно же. — Нельзя исключать, что подобная судьба не постигла другие колонии Альянса и не постигнет вновь. Беря в расчёт пятнадцатилетнюю историю беспрестанных набегов на вотчину человечества, даже восстановив Альянс в прежних границах, нет гарантии, что они не будут подвергаться новым атакам. Охрану человеческих звёзд нельзя доверять инопланетянам и потенциальным коллаборационистам. — Вы считаете, Федерация не способна обеспечить безопасность своим мирам? — Да, я считаю, что так, — кивнул лорд-адмирал. — И причины моих сомнений были озвучены ранее: материальные ресурсы, средства, факторы коррупции и недобросовестности. Именно поэтому Империум предлагает вам всестороннюю поддержку. Мы более чем заинтересованы в обеспечении права человечества занять своё законное место среди звёзд. — А где же гарантия, что ваша сторона сама же добросовестно соблюдёт свои обязательства? — в этот раз спросила Присцилла, поправив воротник. — Как вы со своей стороны сможете обеспечить сохранность интересов людей, если существует такой же шанс оказаться подкупленным? Максимилиан заметно помрачнел в лице. Создавалось ощущение, что лёд в его глазах способен проморозить саму душу до самых глубин, отчего д’Эглемон инстинктивно сжалась. — Леди д’Эглемон, в Империуме предательство — тяжелейшее преступление, расплата за которое только одна: смерть. Торакс вскоре немного смягчился. — Я бы не стал озвучивать подобные вещи, не будь я уверен, что вы способны обеспечить людям достойное будущее. Поэтому я желаю, чтобы мы могли всецело сотрудничать на благо нашего с вами вида. Только сообща мы добьёмся результатов. В конце концов, к потомкам нашей цивилизации стоит проявить веру, разве я не прав? — с улыбкой отметил Торакс. Настала очередь хмуриться Удине. — Да, я слышал историю про то, что земная цивилизация якобы ведёт происхождение из другой галактики, с посланной оттуда экспедиции. Так нам рассказали ваши послы. Напомните, как давно эта самая экспедиция отправилась в путь? — Даже для наших архивариусов эта информация не может похвастаться своей полнотой, — с некоторой загадочностью произнёс Максимилиан. — Согласно этим сведениям, первые экспедиции отправились в путь не меньше пяти тысяч лет назад. Согласно данным, которые мы изучили по прибытию на Землю, многие предковые формы человеческого вида существовали и без того миллионы лет назад. — Всё так, — настало очередь улыбаться Альтдорфу, когда он активировал омнитул и продемонстрировал несколько таблиц палеоантропологических данных. — Одни из самых древних следов неоантропов, непосредственно являющимися предками человека разумного, принадлежат представителям «Человека прямоходящего», он же Homo Erectus, появившегося около двух миллионов лет назад, и эта линия идёт к основателям самого рода Homo, австралопитекам, которые жили на Земле четыре миллиона лет назад. Удина оставался доволен тем, как инициатива понемногу перетекала в руки самих федералистов. Достаточно самой простой логики, чтобы сломать любую, даже самую витиеватую сказку, и развеять всяческие мифы, которые скармливали через слишком впечатлительных послов имперцы. — Даже если учесть наличие достаточно крупного мозга у эректусов, на этом этапе развития у них ещё недоставало абстрактного мышления, — продолжил Уилфред. — Соответственно, ни о каком появлении письменности или сложной математики, кроме самого примитивного устного счёта, не может идти и речи. Думаю, не стоит пояснять, почему такие формы людей не способны производить что-то сложнее простых костяных, каменных и деревянных орудий труда. Что уж говорить о космических кораблях и остальных развитых технологиях. Благодарю всех за внимание. Президент Федерации в ожидании наблюдал за реакцией лорда-адмирала. Он ожидал чего угодно: обвинений во лжи, оправданий или ухода от темы. Альтдорф выключил омнитул, вернувшись на своё место. В воображении Удины уже тикали циферблаты часов, отсчитывающие секунды с момента, как повисло тягучее молчание. Чего он, конечно, не ожидал, это когда Максимилиан обернулся в сторону мистиков и жестами повелев что-то сделать. Он вопросительно свёл брови в непонимании, пока спрятанная в тёмной нише позади имперцев дверь с шипением не отодвинулась в сторону. Показалась крупная тень. Федералисты услышали тяжёлый топот сапог, с которым неизвестная фигура волочилась к лорду-адмиралу. А затем они увидели его: огромного, практически в три метра ростом, великана с неприлично раздутой мускулатурой, покатыми плечами, на которых держалась тяжёлая квадратная голова с толстой челюстью и низким лбом. Чудовище, одетое в простую военную форму, смотрело на гостей сверху вниз — хотя в его взгляде едва можно различить проблески сколь-либо высокого интеллекта. Скорее, так смотрел на них усмирённый зверь, удерживаемый на привязи более сильной волей. Даже несмотря на всю внешнюю безобразность, гигант во многом выглядел подобным человеку — если закрыть глаза на металлическую куполообразную пластину на его покрытом штифтами бритом черепе. Однако истинный ужас представшего зрелища ждал Доннела и его спутников, когда он наконец басовито заговорил: — Здрасть! Я, гхм, Дрогг. Большой Дрогг, так ск’зать. Лорд-адмирал грит, чтоб я с вами поздоровался. Так ведь, гхм, сэр? Бедная Марта упала в обморок от шока, благо вовремя подоспевший Шепард не дал женщине свалиться с кресла. Слегка тряхнув её за плечи, ему удалось привести её в чувство, заставив её смотреть ему в глаза — лишь бы самому не пересечься взглядом с этим… огром. Другие выглядели не менее изумлёнными, а сам Уилфред поспешил сделать пару быстрых снимков, чувствуя внутри смесь научного интереса и трепета. — Верно, Дрогг, всё правильно, — кивнул Торакс, явно удовлетворённый его ответом. — Можешь идти. Думаю, мы достаточно показали нашим гостям. — Хм… как скаж’те, сэр, — прогремел тот, прежде чем скрыться в тени и исчезнуть за порогом потайного входа; лишь топот сапог ещё раздавался в удалении. — Итак, теперь вернёмся к нашему вопросу о природе человека, — Максимилиан хитро сощурился, наблюдая за ошарашенным Удиной. — Вы правы насчёт того, что такие люди не могли придумать ничего сложнее обычной остроги. Однако вам стоит узнать, что человеческий род в Империуме разделяется на превеликое множество форм и подвидов, — он указал рукой за своей спиной. — Один из таких, которого вы увидели, известен, как огрин. — И это… — Огрины одни из самых верных и преданных слуг Императора, — продолжил тот. — Конечно, умом сами по себе не блещут, но дикой хитрости и боевой смекалки им не занимать. Самые умные из них, к которым принадлежит Дрогг, способны считать до четырёх-пяти, запоминать своё имя, понимать команды практически сразу. Одними огринами Империум не ограничивается, но перед вами был самый явный представитель всего многообразия человеческих форм. Пресловутые «альдари» — тоже одни из таковых, о них вы могли слышать из недавнего совещания с Советом. Максимилиан, к своему неудовольствию, кривил душой. Хотя про огринов сказано достаточно честно, он тактично умолчал, что «нелюди» — или «абхуманы» на одном из диалектов Готика — считаются в Империуме гражданами второго сорта в лучшем случае. Эльдары же только внешне были близки к людям; лорд-адмирал мысленно просил у Бога-Императора прощения за вынужденно сказанную ересь, сводя ксеносов родством с благословенным человечеством. Об этом знать Федерации необязательно, пока всё идёт согласно установленным планам. — Что ж… — Альтдорф выглядел предельно растерянным, — предположим, в этом есть своя доля правды. И всё же это не объясняет столь колоссальный разрыв во времени между отправкой ваших колониальных кораблей и возрастом останков тех эпох. — Не объясняет только в рамках привычных законов небесной механики, на котором держатся известные в вашей Галактике технологии, в том числе на основе так называемого нулевого элемента, — Торакс сложил пальцы в домик и опустил сложенные вместе ладони. — Однако наша технология космических путешествий базируется на иных принципах. Он снова активировал гололит, несколькими манипуляциями интерактивной панели выведя изображение заранее подготовленной Первым Технопровидцем предельно упрощённой схемы пустоходного судна и его компонентов. Само собой, последние не обозначались пунктами в определённом месте корабля, а просто пролистывались отдельным изображением. Одним из них была колоссальная башня, пронизанная подпорками-эстакадами, вереницей толстых кабелей и механизмов, о которых только следовало догадываться. — Есть предположение, что это может быть, мистер Биттерман? — полушёпотом спросил Удина у одного из сидящих слева, худощавого старика с редкими прядями седых волос. — Сложно сказать, господин президент. По внешнему корпусу, без знания базовых механизмов внутри, я не могу сделать вывод. — Тогда позвольте я вам слегка облегчу задачу, — вмешался Торакс. — Это устройство в Империуме называется варп-приводом или варп-двигателем. Может быть, это сузит круг догадок. Лорд-адмирал будто наслаждался тем, как люди Федерации ломают голову над очередными загадками, свалившимися на них. Он мог не беспокоиться за возможные утечки информации, и эти моменты были учтены: политики озабочены совершенно другими вопросами, чтобы запоминать подобное, а без технических данных, тщательно оберегаемых техножрецами Механикус, любые обозначения не полезней словосочетания «вода мокрая». Все делегаты покосились на Биттермана. Он неловко кашлянул. — Насколько мне известно, в прошлом веке так называли сверхсветовой двигатель искажения евклидового пространства, и проекты его создания проводились в лабораториях «Нулевого скачка». Так было до того, как многие идеи не реализовались с открытием эффекта массы. Но… — тот поджал губы, — я не берусь судить, как именно ваши инженеры реализовали свои проекты. — Если не вдаваться в подробности, данное устройство позволяет путешествовать кораблю через сокрытые слои реальности, преодолевая межзвёздные дистанции за приемлемый срок. Лорд-адмирал благоразумно избавил федералистов от знания, что по ту сторону реальности существует кошмарное царство агрессивной психической энергии, прохождение сквозь которое это непрестанная борьба за души и плоть тысяч людей на борту. Подготовка же со стороны Первого Технопровидца помогала ему использовать термины, о которых простой человек даже не догадается. — Вместе с тем, у него есть определённые… особенности, — добавил Торакс, смахнув проекцию варп-привода. — При сверхдальних перелётах существует высокая вероятность хроносмещения судна относительно линейного течения времени. Так получилось, что следствием подобного каприза стало выпадение кораблей в прошлое относительно времени Млечного Пути, с разными временными интервалами оказавшись на Земле. К таким выводам пришли наши магосы, изучавших феномен при восстановлении событий при анализе сопутствующих данных. — Но ведь это невозможно! — возмутился Биттерман. — Это идёт вразрез с принципом причинности и защищённости хронологии! Даже учитывая принцип работы эффекта массы в релятивистской механике и физике сверхсветового движения, объект относительно общего временного потока не оказывается в прошлом, запаздывает лишь свет. Временное путешествие возможно только вперёд. — Однако у меня есть свои соображения на сей счёт, — вскоре высказалась Присцилла д’Эглемон. — Любой след от какой-либо техногенной катастрофы или останков космических кораблей, а также колониальных построек, были бы обнаружены нашими археологами и геологами. Как, например, следы протеан на Марсе. Так что я склонна полагать, что вы чего-то недоговариваете. — Историю не просто замазать, господин Торакс, — последовало замечание от Альтдорфа. — Хотя мы разлучены с нашим домом… — …Ваши учебники ещё хранят память о прошлом нашей родины, поэтому мой абсурдный трюк не прокатит, — закончил за него лорд-адмирал. — Вы это хотели сказать? — Ч-что…? Делегаты разинули рты, не веря своим ушам. Уилфред побледнел, покраснел, позеленел и снова побледнел. Он же ведь не мог просто взять и в точности прочитать его мысли, верно? Он покосился на мистиков позади Максимилиана, увидев, как один из них слегка наклонился к нему, но губы даже не пошевелились. — А вы, господин Удина, наверняка подумали, что таким образом, мы подводим к вопросу доверия между Империумом и Федерацией, — его внимание переключилось на президента. — О том, как вы можете доверять моим заявлениям, если я говорю вам неправду? О том, как мы организовали прекрасное шоу, однако оно не может больше продолжаться. Я угадал ваш ход мыслей? — Да что, чёрт возьми, происходит? Кто вы вообще такой? — Доннел старался придать себе твёрдости голосу, однако в его словах сквозил неподдельный страх. Его просто прочитали, как открытую книгу. Как если бы он сам до этого говорил эти слова. Он не мог в это поверить, ведь телепатии физически не может существовать. Не может, ведь, правда? — Что ж, пойдём ва-банк. Воздух в зале стал практически ледяным. Тонкая изморозь покрыла серые стены скрипучей паутинкой. Однако федералисты подсознательно понимали, что аура неестественного холода исходила не от самого лорда-адмирала, а от фигур, что стояли позади него. Они не могли объяснить природу сего понимания, но об этом кричали их инстинкты. Люди хотели сорваться со своих стульев и убежать прочь, но невидимая сила — а может быть их страх — сковал их конечности и сжал сердце мёртвой хваткой. — Я до самого последнего момента надеялся, что вам будет достаточно моей легенды, — речь Торакса сквозила такой зловещестью, отчего волосы у тех, кого они были, вставали дыбом. — Однако ваша неуёмная дотошность осложняет нам задачу. Ну что же, — он обернулся к мистикам и отвесил им краткий кивок, — если вы так желаете узнать правду — будет вам правда. И вы будете тянуть этот груз на себе до конца дней, как клеймо ответственности, которую вы понесёте во имя человечества. И мир весь погрузился в абсолютный мрак, когда психическое касание всех пяти псайкеров захватило разумы делегатов. Их нагие души висели в этом лимбе, не ведая пролетевших мгновений, не чувствуя верха или низа. А затем поток образов наполнил пустоту оглушительным воем и чередой ярких вспышек, сгруппировавшихся в чёткие видения; безмолвный голос, звучавший отовсюду и ниоткуда, впечатывал свои беззвучные слова в рассудок подобно калёному клейму на голой коже. Галактика, бесконечно далёкая, охвачена мириадами бедствий, что калечили саму ткань бытия. Миллиарды звёзд рассыпаны среди безразличной пустоты, среди которых мерцали пригоршни из более чем миллиона светил, удерживаемых то слабой, то цепкой хваткой человечества. Империя, раскинувшаяся среди них, стонет в агонии век за веком, и жизни, что бросаются в жерло её бесконечных аппетитов, слишком колоссальны, чтобы осознать всю тяжесть их жертв. Цветущие миры терзаются ревущими волнами существ столь кошмарных и злобных, что сама их реальность кажется абсурдом. Они приходят с иных миров, разоряя владения Империума, опустошают города и вырезают населения планет, разграбляют ресурсы и выковывают из них оружие ниспровержения. Легионы солдат, тянущихся до самого горизонта — от простых гвардейцев до колоссальных богомашин — топчут бурую грязь, смешанную с кровью, вырывая пядь за пядью из хватки чуждых народов и предателей, пока флоты громадных пустоходных судов обмениваются сокрушительными залпами, вблизи и за сотни тысяч кликов. Титанические заводы и фабрики беспрестанно чадят, выбрасывая клубящиеся столбы копоти до самого неба, пока звон инструментов и механизмов сопровождается усталыми вздохами многих миллионов рабочих. Пылают планеты, обращённые в раскалённый щебень и шлак, дабы удержать ужасы, что таятся в их недрах и не дать им выйти наружу. Но самым тяжёлым из видений возникает образ самого величественного и самого изнеможденного существа, какого себе можно представить: врановласый воитель с золотыми очами; иссохший скелет, чья челюсть широко раскрыта в бесконечной агонии; ангел с чашей весов и мечом из пламени; судья с заострёнными когтями, что держит в руках перо и сердце; орёл с железными крыльями о двух головах, одна из которых совершенно слепа, лишённая глаз; яркий свет, пылающий жарче любого солнца. Надежда. Отчаяние. Гнев. Желание. Ненависть. Благодетель. Жизнь. Смерть. Тысячи эпитетов. Сотни речей. Десятки образов — всё слишком сложно, чтобы объять простым разумом и осознать их суть. Только один-единственный смысл, объединяющий их всех, горит совокупной идеей, живущей в сотнях поколений «до», «сейчас» и «после» — решимость. Решимость привести человеческий род к давно утерянной золотой эпохе, к безраздельной власти над вселенной, к освобождению от терзавших тысячелетиями мук. Решимость спасти само человечество от забвения. И тяжесть осознания подобного масштаба лишило всех федералистов чувств. С хлопающим шелестом жалюзи отъехали в нишу под карнизом, снова наполняя помещение чуть потускневшим солнечным светом — плывущие облака перекрывают его лучи. Максимилиан в полной тишине наблюдал, как шестеро людей перед ним лежали на столе без сознания. Он был честен, когда говорил, что не желал прибегать к такому способу убеждения. Он мог показать больше чудес имперских технологий, рассказать о триумфе и многом другом, однако переговорный фон зашёл в тупик. И всё из-за лжи эльдар, придумавших небылицу про иногалактические экспедиции. Тем не менее, дело сделано. Больше тянуть время не имело смысла. В такой ситуации, любые доступные средства были хороши. — Ваши приказы, господин Торакс? — учтиво поклонилась женщина-астропат, ожидая дальнейших указаний. Он скупо кивнул, не отрывая взора от гостей. — Подкорректируйте им память, чтобы не осталось травмирующих воспоминаний. Пусть они знают общую нашу цель и будут ей следовать. Нам нужны полезные слуги, а не ментальные калеки. Следующий рассвет делегаты встретили под новые торжественные звучания фанфар, с красными ковровыми дорожками и богато украшенным залом, достойным любого короля. Последним штрихом, скрепляющим узы двух человеческих государств, стал стук двух печатей на исписанной каллиграфическим почерком бумаге — с двуглавым орлом и старым знаменем Альянса. Договор, отмеченный на нём, был лишь формальным символом заключённых до этого пактов и контрактов. Под гром аплодисментов лидеры обменялись рукопожатиями: Максимилиан Торакс, Доннел Удина и Отин Октавиус, как официальный свидетель со стороны Иерархии и Пространства Цитадели. Звёздная Федерация, наследница бывшего Альянса Систем, отныне стала частью Империума Человечества. Они знали, что им предстояло много работы по налаживанию единого госаппарата, гуманитарных, дипломатических и промышленных систем развивающегося государства и вернуть утраченные миры фронтира. Предстояло внедрить идею Имперского Кредо среди остальных граждан, пытаться адаптировать под современные реалии, дабы со временем сделать верование в Бога-Императора доминирующей конфессией. — И всё же я вас так и не спросил, господин президент, — озвучил свою мысль турианец, когда делегаты возвращались в космопорт. — Что же вы обсуждали там за закрытыми дверями вчера? Нам сообщили, что у вас было что-то вроде закрытого собеседования. Если не секрет, конечно. Доннел усмехнулся от проявления любопытства Отина, слабо улыбаясь собственным раздумьям. — Ничего особенного, сенатор Октавиус. Просто обговаривали детали предстоящего сотрудничества. И я нашёл аргументы уважаемого лорда-адмирала Торакса весьма… убедительными. Турианец одобрительно махнул мандибулами. — Рад, что вы пришли к консенсусу, господин президент. Я так понимаю, вам разрешили остаться при вашей должности? — Скорее, они сделали меня частью общеимперского сената. Они нуждаются в опытных руководителях. В конце концов, кто-то ведь должен разбирать весь этот бардак, если потребуется. — Значит, я должен вас называть «сенатор Удина», не так ли? — хитро сощурился турианец. — Будь как угодно, пока мои люди будут уверены, что их права и свободы поддерживаются должным образом, — заключил Доннел, заведя руки за спину. — Когда мы проведём все требуемые процедуры, мы сможем наконец вернуться домой, на Землю. — А что насчёт Аргентуса? Вы оставите эту планету? Удина задумчиво поджал губы. За пятнадцать не столь долгих, но ощутимых лет жизни на Аргентусе — как сами турианцы называли планету, — немало людей начали называть этот мир своим домом. Нью-Вашингтон, Севентиан, Санус, Мистраль, а также прочие города, построенные после исхода, породили поколения, никогда не знавших и не заставших вживую старый Альянс. Те, кто жили с турианцами бок о бок и не представлявшие иную жизнь. Как привыкали к иному укладу, соседству с иной культурой и образом мышления. Можно ли всё перечеркнуть одним манифестом? Вряд ли. — Вы сами знаете, сенатор Октавиус, что полный исход невозможен. Нам бы следовало проработать юридический вопрос статуса оставшихся граждан. Федерация в прежнем виде вскоре перестанет существовать, а значит нам нужно все моменты обсудить с примархом. — Уверен, Федориан окажет вам полное содействие, — кивнул в согласии Отин. За отбытием наблюдал сам Максимилиан, стоя у широкого панорамного окна и заведя руки за спину. Его думы полны озабоченностью о будущем людского рода, и о том, как сложатся дальнейшие события. Будь его воля, он бы без всяких церемоний выжег ксенозаразу с лица Галактики, если бы над всеми не нависала угроза таинственных Жнецов. Хотя следовало учитывать даже столь маловероятный шанс их появления, пока все свидетельства их существования исходили лишь со слов эльдар и гипотезы о загадочном исчезновения народа протеан. Развенчать или подтвердить все эти мифы предстояло в самое ближайшее время, пока новый Империум будет отстраиваться камень за камнем на руинах Альянса. Один из доверенных офицеров сейчас стоял подле лорда-адмирала, время от времени делясь своими мыслями о прошедших переговорах. — Вам следовало так сделать сразу же, милорд, а не вести с этими людьми долгоиграющую шараду, — посетовал он. — Слабые души нуждаются в доказательствах. Сильным душам нужна лишь уверенность в своей правоте и разящий удар по невеждам. Максимилиан слегка усмехнулся. — Кардинал Дариус Гарен с Демасиуса-5, «О силе слов и убеждений». Да, я читал его труды. Однако мне нужно было увидеть то, как мыслят эти люди, понять их ценности и жизненный уклад. Хороший разговор позволит узнать об этом больше, чем сотни общих статей и справок. — Но к чему такие церемонии, милорд? Разве не проще просто принудить их принять Имперское Кредо? Теперь их судьбы принадлежат Императору, а значит законы Империума теперь возлагаются на бывшую Федерацию. — Боюсь, тот Империум, который мы знаем, остался далеко позади, даже когда мы несём с собой его заветы, Эразмус, — с некоторой печалью в голосе отвечает Торакс, наблюдая за тем, как за окном взрываются разноцветные хлопки фейерверков. — Мы военные люди, администрирование и госуправление лежат в полномочиях Администратума и Муниторума, представителей которых с нами нет. Кому-то нужно доверить работу над налаживанием быта граждан и поддержанием машины нашей новой империи. — Но ведь вмешательство в труды Императора… — Император возжелал, чтобы мы воссоздали Его величайшее творение там, где человечеству более не придётся сражаться за выживание с самыми смертельными врагами. Нам не дано познать Его истинные замыслы, но именно нам поручено их осуществить. Перемены неизбежны, и не пристало нам грезить о возвращении в мир, где нам больше нет места. На лице лорда-адмирала засияло мечтательное выражение, подобное тому, как он много раз представлял окончательный триумф человечества над угрозой Хаоса и ксеносов. Нет ничего прекрасней, чем видеть его приближение воочию. — Мы должны создать достойное будущее, где Человек отныне и навеки заберёт своё вечное царствование над звёздами. И если Император явит Себя нам в заветный час, то так тому и быть. Наш долг можно считать исполненным. Ты понимаешь меня, Витторио? — Более чем, сэр, — кивнул престарелый капитан. — Именно поэтому нам и приходится терпеть неудобства жизни с чужаками. — Хотя они не явно враждебны и даже договороспособны, это всё равно проблема, которую мы решим в чуть отдалённом будущем. Сейчас нам стоит подумать о делах насущных. Спустя ещё полчаса, после того как Витторио Эразмус попрощался с Максимилианом, в парадный зал вошла ещё одна одинокая фигура молодой женщины. Он обернулся к ней, лучезарно улыбаясь: это была та самая сирота, найденная посреди руин при высадке имперских сил и обладающая даром совершенно отличного от варпа сил — биотикой. То, что в её возрасте она сохранила рассудок, говорит о её великой силе воли… и имплантах, которые те работорговцы установили, желая вырастить гладиатора для их потехи. — Вы звали меня, сэр? — спросила рыжеволосая девушка, она выглядела несколько озадаченной в лице. — Разумеется, Джейн. У меня для тебя есть важная миссия, и ты выполнишь её беспрекословно. — Всё что прикажете во имя Императора! — с решительностью в голосе воскликнула она к вящему удовольствию Торакса. — Через два дня ты перейдёшь под попечительство Первого Технопровидца, — сообщил он ей менторским тоном. — Там ты будешь проходить программу интенсивного обучения биотическим способностям при наставлении взятой под наш надзор азари, и ты сделаешь это без каких-либо возражений или проявления агрессии к ней. Джейн недовольно поморщилась, но не стала спорить с прямым повелением лорда-адмирала. — Я понимаю, что ненавидишь ксеносов так же, как любой благочестивый слуга Бога-Императора. И я понимаю твою исходящую к ним неприязнь, — он явно подразумевал прошлое, полное страха перед батарианскими налётчиками, отчего в сердце девушки болезненно заныло. — Полагаю, к нашим гостям из делегации у тебя было то же чувство. — Тот, кто прогибается под волей инопланетян, ничуть не лучше отбросов, господин. Терпимость и сочувствие к ним — непозволительная роскошь. — Один из них самолично убил турианца, защищая человека, и даже не испытывал ни крохи жалости. Эти мысли были столь ярки, что нашим провидцам не составило труда их прочесть, — с довольной ухмылкой отметил Торакс, чуть прищурившись. — Ты с ним уже встречалась недавней ночью, я угадал? — Да. Он спрашивал о ночном молебне, нарушив при этом комендантский час, — Джейн даже удивилась тому, как этот бестолковый простак оказался способен на такое, отчего она даже почувствовала к нему искру уважения… учитывая, что на его душе висит грех мирного сосуществования с инопланетянами, как у остальных жителей Федерации. — Уверен, это не в последний раз, когда ты его встретишь, — бросил он многозначительный взгляд на девушку, отчего по её спине прокатилась мелкая дрожь. — При всём уважении, господин, но я не думаю, что обстоятельства будут располагать к мирным настроениям. Он еретик, хоть и в немного меньшей степени, чем прочие. — Тогда не думай об этом и сосредоточься на предстоящем обучении, Джейн. Помни мои слова и помни, ради чего мы идём на жертвы и отбрасываем гордыню. — Разумеется, мой господин, — покорно склонила девушка голову. — Я вытерплю всё, если так угодно ради процветания человечества. — Тогда можешь быть свободна, — подвёл итог диалогу Максимилиан, после которого рыжеволосая, ещё раз отвесив поклон, поспешила удалиться прочь, под пристальным взором главнокомандующего. Как многое ещё не знает эта девочка — суровая и решительная снаружи, но столь хрупкая и податливая внутри. О том, какая роль ей отведена, и что у неё есть общего с тем любопытным мальчишкой, Джоном. Возможно, в иных условиях, родись она в самом Империуме, она бы стала подходящим кандидатом в Адепта Сороритас, где её горячий нрав распалили бы до жгучего фанатизма. Впрочем, он благодарил судьбу за то, что ему не приходится иметь дело с сумасшедшими Сёстрами Битвы или иными, наиболее религиозными членами Адептус Министорума. А то и с вовсе такими грозными воителями, как космодесантники из Чёрных Храмовников. Новые хлопки салютов разрисовали небеса разноцветными вспышками, отмечая сегодняшний день новым знаменательным праздником, в котором давно разлучённые человеческие народы снова объединятся под стягом куда более сильного государства, чем был когда-то Альянс. И этот день, когда последний ксенос исчезнет в пламени забытья на песках последнего гнездилища, станет истинным днём Единства.