Адмирал

— Проходите, сеньор де Васкес, — раздался ровный, без признаков раздражения голос адмирала, и Алваро понял, что уже несколько секунд стоит, замерев, у портьеры, разделяющей салон и альков. И если бы не этот приказ, он бы, наверное, так и не решился… Сердце ухнуло куда-то вниз, но дольше тянуть время было невозможно, Алваро перевел дыхание и вошел в малый салон. Личные покои адмирала, обставленные в мавританском стиле, неизменно производили на людей неподготовленных сильное впечатление. Даже кардинал Льоренте, чье поистине вселенское спокойствие было почти невозможно поколебать, находясь в этих помещениях, где каждая мелочь наталкивала на мысли о неверных, ощущал подспудную тревогу и предпочитал вести переговоры с Риваресом на нейтральной территории. И только Хуан Лосано, впервые переступив порог покоев адмирала, окинул взглядом небольшое помещение и уронил с небрежной улыбкой: «Мило. Напоминает о доме». Риварес понял тогда, что влюбился… Васкес исключением не был — предсказуемо замер на несколько секунд, заворожено оглядываясь, только после вспомнил, что нужно поклониться. — Сеньор, — почтительно выдохнул он в качестве приветствия. — Не смущайтесь, сеньор де Васкес, — адмирал ободряюще улыбнулся. Он сидел в кресле, небрежно закинув ногу на ногу, и рассматривал гостя, чуть склонив голову. Алваро почти физически ощутил, как его ощупывают взглядом. Неформальная, как выразился дон Карлос, встреча действительно означала таковую, поскольку сеньор Риварес был без верхней одежды, в простом черном камзоле. Вот только насчет «ни к чему не обязывающей» у Алваро были большие сомнения… — Прошу, располагайтесь, — адмирал указал на софу напротив. — Благодарю, сеньор, — Васкес послушно сел, с трудом преодолевая желание опустить взгляд. У него не было ни малейшего представления, как и о чем говорить с сеньором адмиралом и стоит ли вообще открывать рот. — Нравится? — не удержался адмирал, обводя жестом салон и явно забавляясь смущением гостя. — У меня пристрастие к мавританскому стилю… Простите мне эту маленькую странность? — Это очень… необычно, сеньор, — пролепетал Алваро. — Очень… красиво. «Что-то чересчур подавлен, — констатировал Риварес. — Не иначе Карлос застращал предостережениями... А, может, не хотел приходить? Нет, отчего бы… тогда бы отказался сразу и не тратил ничье время». — Я рад, что вы сочли возможным принять мое приглашение. Надеюсь, я не отвлек вас от более приятных перспектив на вечер? — осведомился адмирал с учтивостью на грани издевки. Не то чтобы он имел намеренье ставить собеседника в еще более неловкое положение — просто слишком привык общаться с приближенными в такой манере. — Для меня это большая честь, сеньор, — также бесцветно отозвался Алваро. — Еще бы! — усмехнулся Риварес. — Но имейте в виду: еще одна реплика в таком духе, и мне станет скучно. Он резко поднялся с кресла, заметив краем глаза, как Васкес инстинктивно вжался в атласную спинку софы, подошел к буфету, открыл наборную украшенную перламутром дверцу. Отвык он за последние несколько лет от таких незамутненных собеседников — не перегнуть бы с ним по старой привычке. А ведь на маскараде мальчишка держался куда раскованнее, но без нахальства — это-то и подкупило... но тогда и атмосфера была более располагающей. — Пьете хороший коньяк? — коротко обернулся адмирал. — Нет? Ну может быть все же..? Так и быть, есть еще малага. Риварес сладкое вино не любил и предпочел бы что покрепче, но выбор напитков — всегда за гостем. Совсем некстати вспомнилось, что сладкие андалузские вина любил Хуан Лосано, но Риварес тут же отогнал мысль о бывшем фаворите. Дон Рикардо разлил малагу по небольшим хрустальным бокалам и передал один Васкесу, ненароком коснувшись его руки. — Благодарю, сеньор, — сдержано проговорил Алваро. Адмирал опустился на софу рядом с ним, заставив мальчишку вздрогнуть и чуть отодвинуться. — Что с вами такое? — заговорил Риварес, как мог вкрадчиво и мягко. Ему казалось, по тому, как сеньор де Васкес смотрел на него — то бросая беспокойные взгляды из-под ресниц, то снова поспешно пряча глаза, — что юноша хочет высказать что-то, но никак не решится. — Позавчера на балу вы, помнится, были посмелее. — Прошу, простите меня, сеньор, — вдруг выдал Васкес, вскинув голову. — За что? — Риварес даже слегка опешил. — Я был неучтив с вами. — Нет, не были, иначе я бы это непременно запомнил… — снисходительно улыбнулся дон Рикардо, заключив про себя, что юношам в этом возрасте решительно нельзя позволять делать хоть какие-то умозаключения самостоятельно. — Вы думаете, вы здесь, потому что вызвали мое неудовольствие? Вы здесь по прямо противоположной причине. Я ничего не имею против того, чтобы иногда вы заговаривали, при условии, разумеется, что вам есть, что сказать. Медленно, словно боясь спугнуть мальчика, Риварес протянул руку и почти невесомо коснулся его лица, приподнял за подбородок, скорее приглашая, чем принуждая смотреть в глаза, и тут же прервал касание, с трудом удержавшись от желания обвести пальцами контур полных соблазнительно приоткрытых губ. «Все-таки красавчик… на такого хочется любоваться. Хотя с Лосано сравнивать просто глупо — совсем другой типаж. И замечательно». — Так что можете уже расслабиться и попробовать вино, — Риварес сделал глоток. — Даже не так приторно, как я ожидал. Дон Алваро впервые чуть улыбнулся и последовал его примеру. Сразу бы так... — Теперь давайте переходить к делу, — адмирал отставил бокал, полубоком откинулся на высокий подлокотник, вынуждая Васкеса принять такую же позу, чтобы остаться лицом к лицу. — Полагаю, сеньор де Васкес, вы в курсе, с какой целью вы были приглашены. — У меня есть… соображения на этот счет, сеньор, — Алваро нервно дернул плечом. Во рту разом пересохло, пришлось сделать еще глоток вина. — Для начала — поговорить, — на всякий случай заверил адмирал. — У меня к вам предложение, требующее всестороннего обсуждения. С фаворитами — в отличие от любовников и уж тем более шлюх — всегда все было сложно. Дон Рикардо тщательно приглядывался к кандидатам и скрупулезно уточнял и обговаривал каждую мелочь, прежде чем впустить кого-то в свою жизнь. И хотя в конечном счете все его отношения неизменно заканчивались разочарованием, достигнуть взаимопонимания в самом начале все же было для адмирала необходимо. — Я весь внимание, сеньор, — прошелестел Алваро. Сомневаться в этом не приходилось — мальчик, тихий и отчего-то настороженный, словно зверек, не сводил глаз с адмирала и ловил каждое слово. Риварес за последние годы отвык иметь дело с юношами возраста сеньора де Васкеса. Не считая Луиса, окружение адмирала составляли преимущественно люди взрослые, с ними Риваресу всегда было проще находить общий язык, подростки же обыкновенно раздражали своей экспансивностью и неумением слушать. Всем предыдущим фаворитам сеньора адмирала было на момент знакомства с ним по меньшей мере восемнадцать, а Хуану Лосано — двадцать семь. В период пылкой увлеченности доном Хуаном адмиралу казалось, что он наконец-то нашел того самого, своего человека и вряд ли когда будет снова заглядываться на мальчиков, но вышло все иначе. — Я собираюсь предложить вам остаться при дворе в качестве моего постоянного фаворита, — сообщил адмирал и тут же поспешил прояснить: — И хочу сразу и окончательно обозначить одно: пусть порядки, принятые при прочих монарших дворах — а в особенности у нашего доброго соседа, короля Франции — не вводят вас в заблуждение. Я намеренно не употребляю здесь слово «официальный», я считаю его не только крайне непристойным, но и попросту неуместным… К положению моего фаворита, увы, не прилагаются ни земли, ни титулы, ни какие бы то ни было особые полномочия или привилегии, — здесь адмирал чуть усмехнулся. — Но гарантировать решение ваших финансовых проблем я могу. Дон Алваро слушал его, поджав губы. Удивлен он не был — дон Карлос объяснил все предельно ясно; разыгрывать оскорбленную невинность тоже не собирался, но… звучало все же так, будто сеньор де Васкес сам пришел вечером в личные покои адмирала просить о чем-то, сверх обещанного. — Сеньор… — начал было дон Алваро, но запнулся, все еще не будучи уверенным, как следует обращаться к адмиралу. — Можно без церемоний, — подсказал тот. — Сеньор Риварес, я не был в Версале, равно как и при других европейских дворах, и в Эскориал прибыл только пятнадцать дней назад. Мне не с чем сравнивать. Боюсь, я нуждаюсь в более подробном разъяснении: о каком характере отношений идет речь? Вопрос все же был серьезным, и Алваро решил, что если промолчать и не выяснить все сразу, потом выйдет себе дороже. — Разумеется, — адмирал кивнул, признавая уместность вопроса. — Прошу меня простить, сеньор. Мы здесь, в Эскориале, слишком многое привыкли считать очевидным. Извольте, я поясню, в чем конкретно заключается мое предложение. По соображениям морали и пристойности, положение моего фаворита не подразумевает никакого официального оформления, в отличие от maitresse en titre французского короля. Я забочусь о репутации — собственной и приближенных. Дабы не ставить вас в двусмысленное положение, я назначу вас на какую-нибудь номинальную и необременительную должность, чтобы вам было, чем заняться... в свободное от прочих обязанностей время, — Риварес не стал уточнять, что имеется в виду под «прочими обязанностями», но намекнул интонацией, что непременно вернется к этому вопросу. — Ваше жалованье будет составлять две тысячи песо в месяц, которые вы будете отсылать вашим родным. Таким образом, ваши долги будут полностью уплачены за четыре месяца. При условии, разумеется, что наши отношения продлятся достаточно долго... Я бы мог, конечно, оплатить все ваши долги сразу, но не хотелось бы ставить вас этим в зависимое положение. Две тысячи песо — для дона Алваро сумма была огромной, но по меркам придворной жизни — практически незначительной, и адмирал это учитывал. Некоторые пассии обходились ему много дороже, а Хуан Лосано как-то прямым текстом заявил, что «бесплатно можно иметь либо монастырских сирот, либо пленных». Слишком экономить на своем ближайшем окружении адмирал считал неразумным, но и лишнего тратить не спешил. Выражение лица сеньора де Васкеса отражало заинтересованность и замешательство одновременно. Не дав ему надумать лишнего, адмирал продолжал: — Жизнь при дворе, как вы теперь знаете, сопряжена со значительными расходами, но об этом вам беспокоиться не придется, можете не высчитывать. Ваши личные нужды — в пределах разумного и на мое усмотрение, естественно — я готов покрыть уже не из казны, а из моих собственных средств. Прибавим к вашему жалованью еще сотню-другую песо на мелкие расходы, не требующие согласования — и, полагаю, на этом с финансовой стороной вопроса можно закончить, — подытожил Риварес, не оставляя возможности для торга. С кем другим это, возможно, было бы уместно, но юноше с долгами и без средств к существованию полагалось довольствоваться предложенным. — Это очень щедрое предложение, сеньор… — пробормотал дон Алваро, все еще пытаясь осмыслить существование жалований, исчисляющихся тысячами песо. — Я еще не закончил, — прервал его адмирал. — Моя щедрость предполагает ряд дополнительных условий. Допускаю, что некоторые из них могут показаться вам обременительными, но они совершенно принципиальны для меня, а потому не обсуждаются. Жить будете в собственных покоях, через три комнаты от моих. Я не имею намерения ограничивать вас в передвижениях в дневное время, важно лишь, чтобы по вечерам мне не было необходимости вас искать… Алваро слушал молча и внимательно. Не покидать дворец без разрешения, являться по первому требованию, не надоедать пустыми разговорами, не лезть не в свои дела, исповедоваться только одному священнику — которого укажет адмирал, вести себя скромно, сообщать обо всех подозрительных разговорах за рамками обычной светской болтовни… — Это самые главные мои пожелания относительно вашего поведения, — закончил перечислять адмирал. — Остальное — списком. Алваро подумал сперва, что сеньор Риварес шутит насчет списка, но тот в самом деле встал и направился к секретеру с бумагами. Лист, плотно исписанный мелким и острым, но каллиграфически ровным почерком адмирала, лег на столик перед Алваро. Двадцать пронумерованных пунктов только на одном обороте — Алваро пробежался взглядом, успев прочитать несколько: «не пудрить лицо», «не носить париков», «не участвовать в дуэлях»… — Позже изучите и запомните, — адмирал накрыл ладонью его руку, потянувшуюся к бумаге. — Следовать им несложно, уверяю вас, это лишь дело привычки. Если вас категорически не устраивает мое предложение — хотя, полагаю, будь оно так, вас бы здесь не было? — то можете высказать это прямо сейчас. Алваро так и сидел, напряженно и молча, избегая смотреть в лицо адмиралу и разглядывая его перстень — старинный и очень приметный, с черным камнем с полустертой гравировкой на нем. Узор, образованный причудливой арабской вязью, можно было бы принять за цветочный орнамент или вензель, если не приглядываться… — Да, великолепная вещица, сам бы целыми днями рассматривал, но мы с вами, кажется, разговариваем, — адмирал снова коснулся его лица, уже настойчивее. — Ну, в чем дело, говорите. — Почему именно я? — наконец выдохнул юноша. — Что именно вас смущает? — Во мне же нет ничего особенного… «Вот это его беспокоит? В самом деле?» По мнению адмирала, все эти переживания вокруг собственной обычности и отсутствия каких-либо выдающихся качеств были ничем иным, как отражением желания таковые качества отыскать. — Положим; но почему вы думаете, мне непременно требуется что-то особенное? — прямо осведомился дон Рикардо. Объяснение показалось настолько простым, что сеньору де Васкесу потребовалось чуть больше времени, чтобы его осмыслить. — Вы придумываете себе лишние заботы, дон Алваро, все намного проще. Нет, не отворачивайтесь, будьте любезны… Вы мне понравились, только и всего. Мы могли бы посвятить целый вечер выяснению, как и чем именно, но, как по мне, это совершенно несущественно… — не прерывая касания, скользнул рукой по шее мальчика, под накрахмаленную кромку жабо, к трогательно бьющейся жилке, чуть сжал, наклоняясь почти вплотную и ловя сорвавшееся дыхание. — И теперь, когда мы это прояснили, остается только один принципиальный вопрос — нравлюсь ли я вам?