Адмирал

Все завертелось так стремительно… Алваро и осознать в полной мере не успел, на что соглашается, не то что обдумать. Сердце колотилось где-то в горле, мысли путались, а пожилой полноватый сеньор в красном камзоле старательно мешал сосредоточиться. — Что у вас есть приличного из одежды? А впрочем, не рискуйте, надевайте то, в чем были на балу, — быстро и деловито командовал дон Карлос. — Что значит «не помните»? Так вспоминайте, будто у вас королевский гардероб… В черном? Значит, черное, прекрасно… Переодевайтесь быстрее, я подожду. Он вышел за дверь, только когда убедился, что Алваро начал расстегивать пуговицы своего камзола. Черный с серебряным шитьем и позументом жюстокор и светло-серый атласный жилет к нему — то, что бабушка называла «скромно, но достойно» — лежали перед Васкесом на постели. И чем же он умудрился так приглянуться сеньору Риваресу, что тот посылает за ним второй раз за два дня? Алваро, конечно, знал, что обладает, несмотря на невысокий рост, вполне приятной наружностью, но чтобы заинтересовать адмирала — такого и в мыслях не допускал, даже принимая во внимание слухи о не совсем обычных наклонностях сеньора Ривареса. При дворе столько юношей, куда красивее и обаятельнее Алваро, и вряд ли адмиралу пришлось бы услышать хоть от кого-то из них отказ… «Господи, и зачем я с ним заговорил! — клял свою неосмотрительность Васкес, снимая камзол и простую сорочку без кружев. — Молчал бы, он бы и не заметил меня…» Алваро уже многократно воспроизводил в памяти тот разговор на балу и пришел, в конце концов, к выводу, что повел себя тогда неучтиво и провокационно. Правда, он не знал, с кем разговаривает, но это не оправдание в его случае… Именно с разговора на балу все началось, и ведь предупреждали его и не раз: «всегда думай, что и кому ты говоришь»… Васкес переменил сорочку на более дорогую, с пышным кружевом, надел жилет. Дон Карлос поторопил его, постучав раскрытой ладонью по двери. В комнате, бывшей ранее монашеской кельей, не было зеркала, и Алваро не мог себя увидеть, но ему казалось, согласно внутреннему самоощущению, что выглядит он жалко. Однако дон Карлос, бегло окинув его взглядом, пришел к прямо противоположному мнению. — Прекрасно смотритесь, — кивнул он. — Только булавку забыли. Васкес поспешно заколол жабо первой попавшейся из трех своих булавок, случайно выбрав самую подходящую, с розовым топазом. — Пойдемте, прежде еще нужно заглянуть в одно место… — между делом сообщил дон Карлос. — Что за место? — спросил Васкес. — К придворному медику. — Зачем? Дон Карлос не стал отвечать, ограничившись красноречивым взглядом. — О… я понял, — проговорил Васкес, прижимая ладонь ко рту, настолько стыдным и пошлым казалось ему обговаривать подобное. — Я понял. «Вот тебе и ни к чему не обязывающая встреча». — Это недолго, если все в порядке, — буднично заверил его кофешенк. — Вот в Версале все девицы старше двенадцати лет… В Версале все девицы — блудницы, и у половины французского двора — что забавно — французская болезнь. Васкес не знал, правда это или нет, и ему было совершенно плевать, о чем он и сообщил — в более корректной форме, разумеется — дону Карлосу по дороге к кабинету придворного медика. Придворный медик оказался невысоким человеком лет около сорока, приятной наружности и доброжелательным в обхождении, но Васкес сразу, с первого взгляда на него, почувствовал, что с этим человеком что-то не так. И когда дон Карлос обратился к лекарю по фамилии, назвав мастером Оливейра, Алваро понял, что именно показалось ему подозрительным с самого начала — придворный медик при католическом дворе был явно новохристианского происхождения[1]. «Это не могло быть еще более унизительным», — подумал Васкес, стиснув зубы. Но, вопреки его ожиданиям, было не так уж ужасно и, как и обещал дон Карлос, не заняло много времени. — Я вас, кажется, не знаю, юноша, — склонил голову врач, оценивающе оглядывая Васкеса. — Недавно при дворе и успели оступиться? Отведали персик с подпорченным бочком? Сорвали лилию и укололись шипом? Не заметили лягушку под надушенной подушкой? — Нет, ничего подобного, — процедил Васкес, догадавшись, хотя и не сразу, что тот имеет в виду. — Сами же бесконечно толкуете об осторожности и упреждении, — напомнил врачу дон Карлос. — Молодой человек прислушался, решил проявить осмотрительность… — Похвально, юноша, похвально… вашего имени я, видимо, не узнаю?.. Ничего, это обычно. Ну-ка, станьте ближе к свету, — врач указал Васкесу встать к окну и велел открыть рот, осмотрел горло при помощи стеклянной палочки, взятой из стакана с винным уксусом, никаких нехороших признаков не обнаружил. — Славно… Никаких особых жалоб? Случалось в этом месяце возлагать жертву на алтарь матери Амура? — Про мать Амура даже я еще слышал… — восхитился дон Карлос. — Я не сам это все придумываю, ко мне с этим приходят, — пожал плечами врач. — Нет, не случалось, — ответил Васкес с озлоблением в голосе. Все попытки медика проявить деликатность более походили на издевательство. — Ни в этом месяце, ни в прошлом. Вы удовлетворены? — Более чем… — улыбнулся мастер Оливейра. — Давайте отойдем за ширму, чтобы не смущать вас более необходимого. За расписной и совершенно непрозрачной ширмой медик со всей возможной учтивостью попросил Васкеса расстегнуть кюлоты и приспустить нижнее белье и спустя всего пару минут, произведя осмотр и не обнаружив никаких следов первичной язвы, позволил застегнуться. — Все с вами в полном порядке, — сообщил врач, омывая руки в ванночке с душистой водой. — И впредь будет в порядке, если будете соблюдать осторожность в таких делах. В особенности — обходить стороной крепости, что готовы сдаться без осады… Вас это тоже касается, дон Карлос... — Ах, о чем вы! — наигранно усмехнулся кофешенк. — Мне пятьдесят два, все мои победы, увы, уже позади! Дон Карлос и мастер Оливейра были друзьями и явно могли бы болтать еще долго, если бы позволяло время. Распрощавшись с медиком и поблагодарив его за оказанную услугу, дон Карлос вывел Васкеса из кабинета. — Отчего вы так нервны? Я уже говорил вам, это дело совершенно обыкновенное, и притом, разве вам доставили сильное неудобство? У вас лицо такое, будто вы съели соленый лимон, — выражение дон Карлос позаимствовал от адмирала, который предпочитал свежие лимоны и часто повторял, что в соленом виде они не намного лучше цинги. — Какое же еще у меня должно быть лицо, когда вы меня заставили пройти через подобного рода унизительный осмотр, к тому же в вашем присутствии, — огрызнулся Алваро. — Что вам с моего присутствия, я всего лишь слуга. Лучше озаботьтесь тем, чтобы адмирал не заметил вашего неудовольствия. Васкес прикусил язык и как-то совсем сник, погрузившись в какие-то свои, очевидно, не слишком веселые, размышления. «Так дело не пойдет, — заключил про себя дон Карлос. — Он не любит, когда у кого-то, кроме него самого, скверное расположение духа». — Постарайтесь успокоиться для начала, — мягко посоветовал дон Карлос уже по пути к комнатам адмирала. — Вспомните, чем-то ведь вы уже приглянулись сеньору адмиралу, так и теперь старайтесь вести себя сообразно его ожиданиям. Дон Алваро в равной степени не имел ни малейшего представления ни о причинах столь живого интереса адмирала, ни о его ожиданиях, поэтому не нашел в совете кофешенка никакой полезности для себя. Проведя Васкеса через анфиладу уже знакомых помещений, пустых в вечернее время, дон Карлос указал на резную дубовую дверь. — Узнаете? Здесь вы уже были. Это большой кабинет. Соседняя дверь — в гостиную, за ней альков и малый салон. Адмирал ожидает вас там. — Мы будем беседовать наедине? — спросил Васкес. — Разумеется. — Я имею в виду — вас тоже не будет? — Если понадобится сварить кофе, сеньор адмирал меня позовет. С остальным, я полагаю, справитесь и без меня. Дон Алваро кивнул. Он все же надеялся, что оставаться один на один с адмиралом не придется. — Послушайте… — дону Карлосу пришлось коснуться его руки, чтобы добиться внимания. — Вы ведь понимаете — королям не говорят «нет». А сеньор адмирал для Испании — даже больше, чем король.