Адмирал

У дона Рикардо Ривареса было много любовников. Сам он никогда не задавался подсчетами и мог бы назвать лишь примерное количество, и притом без учета тех, кто делал это за деньги. Увлечения дона Рикардо, как правило, длились недолго — от пары часов до нескольких недель — и отношения, продолжавшиеся более полугода, уже считались в его представлении длительными. За восемь лет пребывания у власти он сменил около дюжины фаворитов, проследив дальнейшую судьбу которых, впору было задаться вопросом, откуда вообще брались желающие занять столь высокое и опасное место. Но близость к высшей власти всегда привлекает людей особого склада — последним из таких был дон Хуан Лосано де Морена. Хуан Лосано продержался рядом с Риваресом полтора года, и те немногие, кто был посвящен в характер их отношений, считали, что Лосано был адмиралу ближе всех предыдущих фаворитов. После его казни Риварес полгода не сходился вообще ни с кем и даже, вопреки устоявшейся привычке, не прибегал к услугам мальчиков из борделя. Понял, что пора что-то менять, когда начал заглядываться на собственного пажа. Мальчишка вытянулся за зиму, повзрослел и вступил в такой возраст, когда почти любого можно назвать как минимум хорошеньким. К тому же Риваресу начало казаться, что тот специально вертится перед ним, привлекая внимание. Обычно адмирал так на своих пажей не смотрел и вообще считал, что спать с прислугой — дурной тон. Одевался он всегда сам, без посторонней помощи, поэтому обязанности пажа заключались только в том, чтобы подать или принести какую-нибудь мелочь, а если требовалось что-то другое — то позвать того, в чьи обязанности это входило. Когда мальчик по неосторожности касался его, Риварес вздрагивал, но старался не обращать внимания. Но когда такие случайности стали происходить слишком часто, обратить внимание пришлось. Как-то вечером адмирал долго обсуждал государственные вопросы с кардиналом Льоренте, архиепископом Толедо, а под конец исповедался ему, признавшись, что порою его посещают нечестивые и недостойные христианина мысли о целесообразности учинения насилия над высшими духовными лицами. Разговор к желаемому результату не привел и оставил после себя усталость и неудовлетворение. Зайдя к себе, Риварес первым делом снял перевязь со шпагой, сбросил жюстокор, оставшись в сорочке с кружевами и длиннополом камзоле без рукавов, и устроился в кресле перед пустым камином. Настроение было таким, что даже не хотелось кофе. — Анхель, налей бренди, — бросил адмирал пажу и, когда тот выполнил приказ, левой рукой взял бокал, а правой жестко удержал мальчишку за запястье. — Почему, кстати, ты еще здесь? Я же говорил, что ты можешь уходить после девяти, если нет необходимости задержаться. — Я подумал, что могу вам понадобиться, сеньор, — тихо отозвался Анхель, как завороженный глядя в глаза адмиралу и не решаясь даже шевельнуть рукой, не то что отдернуть. Голос у мальчика только начинал ломаться, и не то чтобы Риварес находил это возбуждающим — во всяком случае, раньше не замечал за собой такого. — Напомни, сколько тебе лет, Анхель? — дон Рикардо и правда не помнил. Совсем недавно ему было неинтересно. — Четырнадцать. — Ты слишком взрослый, чтобы дальше служить у меня, — заметил адмирал со снисходительной улыбкой, но вместо того, чтобы выпустить запястье Анхеля, легонько погладил его по тыльной стороне ладони, почувствовав, как мальчик отозвался дрожью. — Во всяком случае, в нынешнем качестве… Или, может, ты уже достаточно взрослый для чего-то иного? Риварес еще не встречал подростков, у которых бы все их эмоции не были написаны на лице. Анхель не выглядел, как впечатлительный мальчик, без памяти влюбленный в человека недосягаемого статуса и несказанно осчастливленный его нежданным вниманием. Скорее, казался испуганным и растерянным. — Что мне для вас сделать, сеньор? — бледно проговорил он, и Риварес, все еще удерживающий его запястье, почувствовал, как сбивается его пульс, то учащаясь, то замирая на пару секунд. Уже с этого момента у адмирала было четкое ощущение фальшивости всей этой сцены, разыгрываемой ими обоими: Анхелю меньше всего на свете хотелось что-то делать для сеньора адмирала, а тому было просто все равно. Но сцену полагалось доиграть до конца. Риварес отпил бренди, жестом указал мальчишке опуститься на колени, поднес к его губам свой бокал, приглашающее кивнул. Анхель боязливо сделал маленький глоток, снова поднял глаза на адмирала — во взгляде читалась обреченность пополам с отвращением. На секунду адмиралу показалось — сейчас сорвется, испугается, отпрянет, неловко вскакивая на ноги, и начнет лепетать ломким голоском что-то бессмысленное, лишь бы убраться поскорее… Анхель не сорвался. Усилием воли заставил себя сохранять спокойствие, перевел дыхание… Бледные щеки наконец-то обожгло румянцем стыда, из чего адмирал сделал вывод, что мальчик и без дополнительных разъяснений знает, что от него требуется. Должно быть, кто-то рассказывал ему — у адмирала даже было предположение, кто именно… Прежде чем Анхель коснулся полы его расшитого золотом камзола, адмирал перехватил его руку. — Знаешь, что самое мерзкое во всем этом? — прошептал он, низко склонившись к мальчику, почти касаясь губами его тщательно завитых локонов. — Что тебя заставляют делать это родители. Анхель всхлипнул. Потом разрыдался, скорчившись на полу у ног адмирала. Риварес равнодушно откинулся на спинку, допил свой бренди. Чувствовал он разочарование и немного — жалость к мальчику. Хотя, если подумать, по-другому получиться и не могло. С тех пор, как десять лет назад Ривареса произвели в адмиралы, никто ему не отказывал, причем вне зависимости от собственных предпочтений. Желающих — а точнее, делающих вид, что желают — его внимания всегда было предостаточно, а особенно в те периоды, когда он не имел постоянного фаворита. Все это сопровождалось устойчивыми и совершенно безосновательными слухами — исполненными, притом, мерзкими и красочными подробностями — о том, что адмирал Риварес, якобы, отказов не принимает. «А капитан Рэдфорд отказал — и жив-здоров, командует эскадрой»... Поначалу эта нездоровая атмосфера коробила дона Рикардо, как и вся придворная жизнь, но со временем он принял подобное как естественную часть человеческой натуры и воспринимал спокойно. Когда Анхель притих, перестав плакать, адмирал подал ему свой платок, велел умыться и привести себя в порядок. Ровным тоном, будто бы ничего не произошло, приказал поставить графин с бренди поближе, на маленький столик у кресла — было желание продолжить возлияния уже в одиночестве — и отпустил пажа, сухо напомнив напоследок: — Твой день начинается в шестом часу утра и заканчивается в девять вечера. Не путай, пожалуйста. Несмотря на некоторую неловкость, неизбежно возникшую между ними, адмирал решил оставить Анхеля на службе в прежнем качестве. Главным образом потому, что был уверен: даже возьми он нового пажа, ситуация неизбежно повторится. Ни одной семьи, которая не стала бы склонять своего сына стать любовником человека столь высокого положения, адмирал не знал, и потому решил, что смысла менять пажа пока что нет. Зато пора бы озаботиться поисками нового фаворита. Не прошло и недели, как на балу в честь святого-покровителя Мадрида дон Рикардо Риварес встретился с юношей по имени Алваро де Васкес. Первое, что бросилось в глаза — мальчик тоже был без «птичьего» карнавального костюма, в простой черной полумаске, как и сам адмирал, с той только разницей, что костюм и маска дона Рикардо по стоимости ничуть не уступали самому вычурному и пышному из представленных в зале нарядов, а Васкес явно испытывал стеснение в средствах. Разговор завязался случайно, и адмирала искреннее развеселило, что его собеседник, пожалуй, единственный из всех присутствующих, действительно не имел понятия, с кем говорит. Адмиралу же хватило пары фраз, чтобы выяснить, кто перед ним и с какой целью прибыл. Уже по окончании первого, едва ли пятиминутного разговора Риварес решил, что сеньор де Васкес ему подходит — во всяком случае, имеет смысл приглядеться к нему получше. Подобные спонтанные симпатии не были для адмирала чем-то необычным. С Хуаном Лосано и многими другими отношения начинались так же. Тем же вечером, сразу же после разговора на балу, дон Рикардо навел о юноше самые поверхностные справки, выяснив, что тот — единственный ребенок в семье, притом сирота, находился на попечении родственниц; что финансовое положение семьи довольно плачевное, следовательно, сеньор де Васкес испытывает острую потребность в деньгах, чтобы сохранить свою родную асьенду от кредиторов. Во время второй встречи, уже официальной, адмиралу хотелось не столько рассмотреть объект своего интереса без маски — хотя и это тоже, как верно заметил дон Карлос — сколько понаблюдать за тем, как юноша держит себя в неожиданных для него ситуациях. Эту проверку Алваро, сам того не зная, прошел успешно, укрепив положительное о себе впечатление, так как адмирал весьма приятствовал людям сдержанным и прямолинейным. И даже если красочно польстить собеседнику мальчик просто забыл или не догадался, все это было зачтено ему в заслугу. После аудиенции, единственной назначенной на то утро, у адмирала до самого вечера не выдалось ни единой свободной минуты ни на кофе, ни на мысли о сеньоре де Васкесе: сначала обеденная церемония, начинающаяся по придворному расписанию ровно в полдень, переодевание после обеда, несколько деловых встреч в большом кабинете, связанных с решением мелких насущных вопросов, затем полдник на свежем воздухе, в принудительном порядке совмещенный с пустыми светскими беседами с неинтересными адмиралу людьми, встреча с главным казначеем, доном Руисом Кастильехо, растянувшаяся почти на два часа, снова переодевание — и снова второпях, торжественный ужин, наконец — переодевание после ужина… Только в восьмом часу вечера адмирал, покончив со всеми официальными церемониями, вновь получил возможность располагать собой и своим временем. Дон Карлос приготовил кофе — так, как адмирал любил больше всего — густой, горький, безо всяких добавок и украшений. — Послушай, Карлос… — начал адмирал, как всегда в таких случаях испытывая некоторое смущение, что было странно, ибо дон Карлос к подобным деликатным поручениям давно привык. — Я бы хотел встретиться с сеньором де Васкесом… в ближайшее время, наедине и в более приватной обстановке. Не мог бы ты пригласить его на встречу от моего имени… только дай понять, что это неформальное приглашение. — Сегодня? — уточнил дон Карлос. Адмирал задумался. Искушение было велико — прикажи он, и Васкес оказался бы в его покоях самое большее через четверть часа. — Н-нет, — протянул наконец адмирал, проведя языком по сухим губам. — Сегодня я, наверное, еще должен навестить мальчика. «Не самая приятная обязанность, да и вряд ли он мне обрадуется… — адмирал даже чуть поморщился от мысли о предстоящем посещении ребенка, недавно перенесшего вариоляцию. — Но зато не скажет потом, что я ни разу не навестил его, пока он делал вид, что умирает». — Значит, завтра вечером? — адъютант деловым тоном вернул Ривареса к более приятным мыслям о доне Алваро. — Да, это будет замечательно. У меня нет никаких дел завтра после ужина? Вот и позаботься обо всем. Только... подготовь его — не хочу никаких недопониманий… — адмирал вспомнил, как вчера на балу непонятно с чего вдруг захотелось попробовать отвратно-сладкую клубнику в шоколадной глазури и как нескромно мальчик смотрел на его губы в тот момент. — А впрочем, с ним вряд ли возникнут недопонимания. Но все равно разъясни ему все нюансы.