Напополам

Николай Петрович поднялся по ступенькам на нужный этаж. Ещё этажом ниже он слышал знакомые голоса, но оказавшись на последнем пролёте, он ещё и увидел то, что ему так не хотелось видеть. Селиванов с букетом стоял у распахнутой двери. Николай Иванович добродушно ему улыбался, совсем не так, как смотрел на Круглова. Галя стояла тут же, уже в костюме. Николаю Петровичу показалось, что время замерло. Галина улыбалась. Мужчина тут же развернулся и молча пошёл обратно вниз. Хотелось выбросить то злополучное кольцо, которое он уже несколько лет попеременно носит в кармане пиджака, хотелось растоптать его. А ещё хотелось пойти к Майскому и напиться с ним до зелёных чертей. - Коля, стой! Да стой же ты! - Николай мрачно усмехнулся. Нет, он не нуждался в подачках своего подсознания. Слишком молод и трезв ещё для глюков. Однако, глюк оказался настойчивым. Более того, он оказался в тапочках и костюме. По снегу. - Круглов, немедленно остановись! Я не знаю, что ты себе придумал, но ты ошибся! - Гналась Галина за мужчиной. - Ага, конечно! А кто с Селивановым домой ездит регулярно? Я? Нет уж, не я! - Да, не ты, но... - Но что? Что? Я Селовано-заменитель? Нет. Я, Галя, живой человек! У которого есть свои чувства! И к тебе они вполне конкретные! И мы оба прекрасно знаем, что ты всё понимаешь! Просто не хочешь об этом говорить. Не хочешь даже слышать об этом, да? А я повторюсь! Я снова скажу то, что сказал утром! Унижаться, так до самой канализации! Я люблю тебя! И ещё раз, контрольный, третий! Рогозина Галина Николаевна, я люблю тебя! - Коля... - Галина замерла. - Что, не похож на твоего ненаглядного Селиванова? Уж прости, какой есть! - Мужчина сел в машину и тут же уехал как мог быстро. На ходу вытащил батарею из телефона. Было плохо. Да, он даже немного чувствовал себя подростком, для которого на любви свет клином сошёлся, но ведь у Круглова были на то причины. Он жил Галиной, помощью ей, заботой, опекой, любованиями ею. У него не оказалось никого. Он один. Нет жены, нет детей. А, чёрт возьми, так хотелось всего этого. Сейчас ему было почти так же плохо, как когда он лишился невесты прямо перед свадьбой. Появились сразу два глупых желания: найти себе женщину, любую, нет разницы, кто она, просто, чтоб была, чтоб не хуже, чем у Селиванова с Рогозиной всё было, и поехать на могилу к своей невесте. Ни то, ни другое мужчина делать не стал. Да и потом, пока он доехал домой, накатила апатия и полнейшее нежелание что-либо делать. Оказавшись дома, Круглов отключил всё, что мог: телевизор из розетки, вентель газовый перекрыл, звонок дверной отключил, телефон стационарный. Он сел на диван. Хотелось выпить, но не хотелось вставать. Было чувство, что сердце вынули, растоптали, потом, ещё живое, заморозили, потом в дребезги разбили, все осколки собрали, дождались, пока всё оттает, и сожгли. И он чувствовал себя преданным, словно Галина с Селивановым из-под венца сбежала. А ведь по сути, никто никому ничего не обещал и не был должен. А Круглов напридумывал себе всего, наставил запретов для себя. - Дурак старый, - посмеялся сам над собой Николай. Он чувствовал себя, как Алёшин - фигурант одного из дел, что майор когда-то вёл. Бедняге, помнится, изрядно досталось. Жил он с дочерью, которую любил больше жизни и порвать за неё был готов всех. Мужчина всего-лишь хотел, чтобы город, в котором они жили, стал чище, чтобы в нём стало безопаснее, потому и стал собирать компромат на местного авторитета. А ему пару раз пригрозили расправиться с дочерью, а потом, как он её ни прятал, нашли и убили. Только не было доказательств, что это именно люди этого авторитета. Он сам в тот день по делам был в Москве. Алёшин только взбесился сильнее и стал копать, как бульдозер, разве что комья земли не разбрасывал. Тогда его самого подставили и упекли за решётку на 10 лет. Вот и Круглов чувствовал, что всё старался сделать как лучше, а вон что вышло. Его предали, притом так болезненно, что казалось, что от болевого шока сейчас умрёшь. Но, увы, от моральной боли умирают не так. Сводить счёты с жизнью, как 16-тилетняя барышня, Круглов не собирался. "Нет, ну майор я, или кто?", - разозлёно спрашивал он сам у себя. Но и жить не хотелось тоже. Так потихоньку мужчина задремал. Сквозь сон он слышал, как кто-то колотит ему в дверь, но открывать не стал. Во сне Круглов почти нашёл ответ на что-то, но какой-то звук вывел его из сна. Теперь чувство того, что истина совсем рядом, а её не поймать, отзывалась в голове тошнотворным зудом. Но подсознание, будто издеваясь, не давало вспомнить, о чём он думал миг назад. Лишь твердило: "Алёшин. Алёшин" - словно это что-то должно было значить. Но насторожило и что-то ещё. Звук, что вывел мужчину из сна, точнее, его полнейшее отсутствие. Больше никто не ломился в дверь. Круглов вскочил с дивана, размышляя о том, что же ему снилось, так что сейчас не нужно было преодолевать силу притяжения к дивану и он пошёл посмотреть, что там было. Душа майора уже более-менее успокоилась, хотя он и знал, что малейшее напоминание и буря снова разгорится и кто знает, чем это кончится. Когда мужчина поглядел в глазок, он никого не обнаружил. Дальше он по инерции открыл дверь. Знал, что там никого нет, но всё равно открыл, чтобы закрыть. Но там кто-то оказался. Если честно, узнать в этой женщине Рогозину было трудновато. Она сидела на полу, поджав под себя колени и смотрела прямо перед собой ничего не выражающим взглядом. Волосы было встрёпаны, куртка была не по погоде, как и сапоги. Но, кажется, она была не в том состоянии, чтобы мёрзнуть. Женщина подняла взгляд на Круглова и в её глазах затеплился махонький огонёк надежды: - Пойдём пройдёмся? Николай Петрович кивнул, надел куртку и сапоги, вышел из квартиры и закрыл её на ключ. К тому моменту Галина уже немного привела себя в порядок и стояла в ожидании своего спутника. Тот повернулся к ней лицом и кивнул в сторону лестницы. Говорить Круглову, если честно, не хотелось совершенно, чего нельзя было сказать о Рогозиной. Ей мешало заговорить то, что она не знала, с чего начать. Женщина не знала, что там произошло в голове майора, искренне недоумевая его реакции. Весь путь по ступеньками она от уже набирала в лёгкие воздуха, чтобы заговорить, то выдыхала его весь, сомневаясь в правильности формулировки. Когда они уже дошли до парка, что был неподалёку от дома Круглова, Галина Николаевна почувствовала, что замёрзла. Но и в этот же момент решилась заговорить: - К-Коля? - Зуб на зуб не попадал от холода. Круглов лишь повернул голову в сторону полковника. Разговорчивее по пути он не стал. - Я н-не знаю, ч-что ты п-подумал, н-но мне к-кажется, что ты и-исказил действительность, - осторожно проговорила женщина. А майор посмотрел на неё с какой-то болью в глазах. Так выброшенная на помойку собака глядит на хозяина, что её выбросил. - Замёрзла, - констатировал он факт и, сняв куртку, накинул её женщине на плечи. Рогозина чуть улыбнулась, кутаясь в тёплую одежду. Это был первый раз, когда она не уследила за чем-то и нуждается помощи. Очень приятно было получить её, даже не успев попросить. А Круглов чувствовал, что готов сделать всё, что она скажет, даже учитывая то, что она любит Селиванова. Николай чувствовал, что не может отказать этой женщине ни в чём. - К-Коль, ты меня услышал? - Слишком уж затянулось молчание. Но оно и продолжилось дальше. Круглов слышал, но считал слова Галины всего-лишь завуалированным таким банальным "давай останемся друзьями". Но Рогозина совершенно не хотела оставаться друзьями. А вокруг них был заснеженный парк. Снежинки в свете фонарей, переливались, как очень маленькие алмазы. Тут в будние дни мало кто бывал, так что человек ещё не успел выпачкать этот снег своим существованием. Это белое покрывало скрыло неприличные надписи на скамейках, мусор, брошенный мимо урн, глупости типа "здесь был Вася", выцарапанные на деревьях. Снег стал новым нарядом деревьев, даже краше прежнего, создал иллюзию, что мир чист и прекрасен, каким его видят только дети. Хотелось играть в снежки, забыв, сколько тебе лет, просто подбрасывать снег в воздух, глядя на его переливы. Хотелось праздника и сказки. Но, увы, Круглов считал, что его праздник он проворонил. Ведь Галя любит другого человека. Для него снег был просто снегом, небо - просто небом, ничего особенно красивого. Он был настолько сосредоточен в себе, что даже чтобы понять, откуда льётся мелодия (Andrew Belle – In My Veins), ему потребовалось секунд десять. А источником её был центр парка, где всегда гуляли парочки. Они-то с Галиной ходили по окраине. Мелодия казалась ему очень грустной, прямо под его настроение. Галине мелодия тоже навевала грусть. Она не знала, как достучаться до Круглова. Он же, вроде, слушал. А, вроде, нет. Или лучше сказать: "слушал, что не слышал"? Женщина на миг представила, что они гуляют вместе каждый день, только не совсем так, как сегодня. Болтают обо всём и ни о чём, смотрят на небо, играю в снежки, в конце концов. И эта картина так была похожа на её мечты, что Рогозина захотела сделать что бы то ни стало, лишь бы воплотить её. - Коль, ты меня слышишь? - Решительно начала она. Мужчина кивнула в ответ. - Вот и хорошо. Потому что я скажу тебе сейчас очень важную вещь. Когда-то, шесть лет назад, к нам в ФЭС перевели одного сотрудника. Он имел привычку хитро поглядывать исподлобья, нагло усмехаясь, быть очень упрямым, решительным, принципиальным, но и как-то затесалась в этот список его достоинств заботливость. Кроме того, он был очень наблюдательным и любознательным, потому что иных объяснений тому, что, когда я делала работу экспертов, он постоянно поглядывал на меня, я найти не могу. Он начал мне нравиться. Я подумала, что ничего плохого из обычного уважения не получится, но, когда уже сообразила, что влюбилась, было поздно что-либо менять. Я влюбилась в этого усатого хама раз, и навсегда. И, если ты не понял, то усатый хам - это ты. С каждым новым словом настроение Рогозиной повышалось и песня теперь казалась ей полной нежности и, самую малость, светлой грусти. И весь мир для неё стал таким красивым, таким необычным, таким любимым, почти, как идущий рядом человек. Круглов почувствовал примерно то же самое, даже остановился. Но в душе было ещё сомнение. - А что же ты тогда Селиванову улыбалась? - А я по-твоему Селиванову улыбалась? - Галина расхохоталась. Просто и легко, словно помолодела на десяток-другой лет. - Глупенький, я тебе улыбалась. Обрадовалась, что ты пришёл и поможешь мне избежать компании Бориса и провести вечер в своей компании. - Но ты не могла меня видеть, я был на другом лестничном пролёте. - А я тебя уже по звуку шагов могу узнать, - Галя полным нежности взглядом посмотрела на мужчину. Николай подхватил её за талию и долго кружил по парку, пока они не упали в снег. Разумеется, Николай не позволил своей даме лечь на снег, так что упала она на него. И сейчас мужчине было совершенно наплевать то, что он остался только в пиджаке и рубашке, а погода не летняя. Он был счастлив и счастье грело пуще тёплой одежды. - Коль, а пошли домой? - Озябла? - Мужчина тут же поднялся вместе с Галей. - Немного. Ноги очень замёрзли, - произнесла женщина немного виновато. Он, если честно, чувствовала себя сейчас лет на двадцать, да и выглядела моложе своих лет благодаря улыбке и счастью. Они пошли домой к Николаю. - Вот, смотри, искусственный спутник, - сказал мужчина, указывая на одну из точек в небе, что мигала и двигалась по небосводу. - Вот этот? - Галя ткнула в другую точку неподалёку. - Да нет же, выше которая. И мигает. - А, эта. Красивая... - чтобы проследить за движением мерцающей точки Гале пришлось повернуться к Круглову. Она неотрывно глядела на небо с по-детски любознательным личиком. - Ты красивее, - сообщил Николай и поцеловал свою спутницу. Они бы долго стояли и целовались в заснеженном парке, под синим-синим без единой тучки небом, припорошенные оба снегом и счастливые до сумасшествия, но Круглов прекрасно помнил об озябших ногах Гали, потому вскоре поцелуй прервался: - Дома продолжим, - безапелляционно сообщил Круглов, а Гале почти впервые в жизни не захотелось ему перечить. Когда они пришли в дом, там оказалось тепло и уютно, чего обычно Николай за своей квартирой не замечал. Впрочем, сейчас он всё воспринимал по-новому. Он дал Галине свою самую длинную футболку и отправил переодеваться, тут уж она возмутилась: - А чего это я должна надевать твою одежду? - Потому что ты сейчас будешь парить ноги и руки, чтоб быстрее согреться. Нет, если хочешь это сделать в костюме, - я не возражаю. - А я не буду ничего парить, - строго ответила женщина. - Ты уверена? - Мужчина хитро сощурился. - Да, - хотя уверенность как-то поубавилась. - Тогда так: пока не переоденешься, ни одного поцелуя. Вот как увижу тебя в футболке своей, так сразу поцелую. Галя почувствовала, что спорить не хочется. Когда она пришла в ванную на звук льющейся воды уже в футболке, Коля действительно её поцеловал. Они долго целовались в клубах пара. Кто в одной футболке, а кто в одних штанах, чтоб не заляпать рубашку водой. Поцелуй прервался только потому, что: - Надо парить ножки. Николай усадил Галину на край ванны и медленно опустил её ноги в воду примерно по середину голени. Потом стал окунать в воду её оледеневшие от холода руки. Когда вся Рогозина согрелась, её хотели вытереть, но она отобрала полотенце и вытерлась сама. - Голодная? - спросил Николай, пока вешал полотенце сушиться. - Не-а. - Значит, мы идём спать, - сообщил мужчина, ведя свою любимую начальницу в спальню. - То есть, как это, спать? Просто спать? - Не просто, а вместе, если тебя интересовало это. Круглов переодел брюки, стоя лицом к стене, а Галя за это время неуверенно легла. Мужчина выключил свет и тоже лёг. Он обнял женщину, притянув к себе поближе, поцеловал в плечо и сообщил: - Всем спать.