***
Дин пытается, но Аластар, кажется, просто знает, где оставить на нём порез, как провести этим чёртовым ножом, чтобы заставить его нервы вопить в агонии, и Дин оказывается неспособен продержаться слишком долго. Кроме того, Кас заслуживает узнать, что случилось с его братом. Он встречается с большими влажными глазами своего друга. — Мне жаль, Кас, — задыхаясь, говорит он. — Лука… Лука прострелил Гейбу живот. Он мёртв. — Вот и молодец, красавчик, — Аластар откладывает нож, гладит Дина по лбу костлявыми пальцами и проводит ими вдоль линии щеки. — Видишь? Это было не так уж трудно. — Пошёл ты, — выплёвывает Дин. Аластар вздыхает и выливает на вырезанные на груди и плечах раны Дина что-то обжигающе-жалящее. Щиплет просто пиздец как, но по запаху Дин определяет, что это всего лишь уксус. Он знает, что до сих пор Аластар с ним только игрался словно с ребёнком, и он в состоянии сдержать крики, несмотря на боль. Когда Дин немного смещается на каталке, пытаясь размять затёкшие мышцы, он чувствует впивающийся ему в бедро пластиковый корпус своего маленького одноразового телефона, оставшегося лежать в кармане. В первое мгновение он не может в это поверить. Его пистолет забрали, как и нож, спрятанный в ботинке. Он решил, что его одноразовый телефон тоже нашли. Очевидно, нет. Тем не менее, это может оказаться каким-нибудь подвохом. Возможно. Немногим позже, когда по комнате начинают разноситься приглушаемые кляпом вздохи и стоны боли Каса от того, что Лука принимается раздирать пальцами порезы, оставленные Аластаром и одновременно шептать ему что-то по-русски, Дин чувствует в своём кармане один вибро-сигнал. Его телефон. Он до сих пор включен… И это означает, что Бобби знает, где он находится. Это означает, что им нужно ещё немного продержаться. Не умереть, дождаться, когда их вытащат отсюда. Ни Бобби, ни Эллен ни за что не бросят его с этими психопатами. Вероятно, прямо сейчас они что-то планируют. Они ждут Каса и Дина на Рождественский ужин, в конце концов. Эллен ни за что не позволит какому-то уроду, вроде Луки, нарушить её план по рассаживанию гостей. В следующий раз, когда Лука и Аластар оба оказываются в поле его зрения, Дин ловит взгляд Каса и ухмыляется ему. Когда Кас устало приподнимает бровь, словно ставя под вопрос вменяемость Дина, Дин ему подмигивает. Кас по-совиному в замешательстве моргает в ответ. Не менее чем через десять минут спустя, дверь пинком выбивают, и сладкие звуки орущих спецназовцев наполняют комнату. Со своей позиции Дин не видит, что происходит дальше, но он слышит звуки стрельбы и рявканье с требованием о капитуляции, поэтому он прекрасно может себе это представить. Один из офицеров, которого он смутно признаёт за маской, перерезает его крепления, и едва почувствовав опору под ногами, Дин несётся к Касу. Он вытаскивает из его рта кляп, пока другой спецназовец перерезает крепления на руках и ногах Каса. Оставшиеся на его теле стяжки полностью красные и покрыты его кровью. Кас разминает челюсть и морщится от боли, когда кровь приливает обратно к его пальцам, бороздя раны. Дин беспомощно прижимает к себе его макушку и зарывается в неё своим лицом, как он надеется, в успокаивающем жесте. С близкого расстояния он различает, что Аластар с Лукой с ним делали — ожоги и порезы, покрывающие руки и тело Каса, заставляют Дина заскрежетать зубами в напрасной ярости. Его пальцы раздроблены, вывернуты и искорёжены, у него чёрный синяк под глазом, вздута губа, а на груди — просто ёбаное месиво. Дин хочет взять нож и молоток и отплатить этим ублюдкам чем-то в сотню раз худшим. Последняя стяжка разрезана, и Кас, словно проверяя работоспособность, сгибает в локтях свои руки, а затем бросается вперёд и неловко цепляется за Дина. И, несмотря на тот пиздец, что творится с его пальцами, он хватается за него и, подтягиваясь, пытается сесть. — Эй, полегче… — тормозит его Дин, сжимая плечо Каса над лопаткой (он совершенно уверен, что хотя бы там нет ран), пытаясь оказать поддержку, но он обрывается на полуслове, когда Кас припечатывает его губы своими губами. Всё его тело замирает от удивления, глаза готовы вот-вот выскочить из глазниц, потому что сейчас, когда потрескавшиеся губы Каса прижимаются к губам Дина, а его дрожащая рука держит Дина за затылок, сам Дин с невозможно близкого расстояния наблюдает расплывчатые очертания его нахмуренных бровей и спутавшихся волос. На вкус он — как кровь и соль. «О мой бог, Кас целует тебя!» — сообщает ему его мозг, находясь вроде как, в ужасе от изумления. Следом приходит другая мысль: «Он, вероятно, накачан наркотой. Он в шоке. Может быть и то, и другое сразу». После этой догадки Дин мягко отстраняется, чувствуя, как горят его щёки. Неподалёку от них два парня из спецназа демонстративно делают вид, что ничего не видят. — Э… — пытается сказать Дин что-то очень умное. Кас моргает несколько раз, пытаясь прояснить зрение. Не похоже, что он в ужасе или смущён собственной выходкой, набросившись только что на Дина. Но опять же: возможно он до сих пор не совсем в ладах с собой. Дин по-мужски крепко сжимает его плечо, пытаясь этим жестом передать без слов: «Я не сержусь на тебя за то, что ты поцеловал меня, братан. У нас всё по-прежнему круто». Кас немного хмурится, и Дин не совсем уверен, что тот всё правильно понял. Он, кажется, начинает приходить в себя: его взгляд трезвеет, и Кас хмурится ещё сильнее. — Дин, — хрипит он, его голос кажется ещё более резким, чем обычно, и желудок Дина бухает вниз. — Да, старик? Кас смещается, передвигая свои окровавленные руки на колени. Они выглядят просто супер-разъёбанными. — Габриэль действительно…? — нерешительно спрашивает он и замолкает. Глаза у него огромные синие и грустные, и о боже, это ранит больше — намного больше, чем взгляд Сэма, притащившего домой дворнягу (он назвал её Косточка), которую вскоре сбила машина, и Дин сглатывает, чувствуя горячую влагу на собственных глазах, моментально забывая о неловком поцелуе. — Да, — говорит он. — Мне жаль. Аластар не соврал, когда говорил, что Лука подстрелил его. Кас коротко кивает и закрывает глаза, делая несколько глубоких вдохов и выдохов. Дин использует эту паузу, чтобы ещё раз осмотреть раны своего друга. Всё его тело запачкано огромным количеством высохшей коричневой крови и липкой красной, поэтому ему трудно определить степень повреждений Каса. Однако всё кроме его разбитых пальцев выглядит достаточно… поверхностным. Хотя есть несколько областей — правое плечо, грудь, пятно на рёбрах — они кровоточат и выглядят жутко, словно кожи в тех местах совсем нет, либо она очень сильно обгорела, и только от созерцания этого Дин сочувственно морщится. В квартире к этому времени становится тихо, больше не слышны ни звуки выстрелов, ни крики. Луку и его головорезов схватили. Капитан появляется в сопровождении Бобби и Брэдбери, на них надеты бронежилеты. Дин замечает, как по коридору пробирается Хенриксен, следуя дальше по квартире. У Отдела нравов, вероятно, будет плодотворный день. Арест последнего беглеца из Малаховых — большое дело. Федералы, должно быть, умрут от зависти. — Удивлён, что вы, два полудурка, до сих пор дышите, — останавливаясь прямо перед ними, говорит Бобби как всегда грубым небрежным голосом, но Дин видит чувство облегчения на его хмуром лице. — Говорил же, что это дерьмовый план, — напоминает он Дину. — Да-да, — Дин закатывает глаза. — Забей, старик. Эллен пересекает комнату и хмурится, рассматривая… Каса, находящегося в наидерьмовейшем состоянии, и затем фыркает, когда замечает рассеченную губу Дина (на самом деле она хватает его за подбородок и задирает кверху его голову для лучшего обзора, словно какая-нибудь мамаша на футбольном поле). — Спорим, ты получил это за свой слишком длинный язык, а, Винчестер? — спрашивает она. — Грубить психованным бандитам, привязавшим тебя к… — она делает паузу и осматривает каталку, — это что, чёрт возьми, стол для вскрытия? — она качает головой и, оборачиваясь, кричит через плечо: — Приведите сюда уже этих грёбаных парамедиков! Новак выглядит так, словно его пропустили через чёртову мясорубку! — У меня только поверхностные раны, — бормочет Кас, вспыхивая от смущения. — Чувак, — Дин приподнимет бровь, — ты выглядишь так, словно над тобой поработал Болтон. Брэдбери весело фыркает, а затем быстро прикрывает рот, когда Эллен и Бобби кидают на неё грозные взгляды. — Болтон? — говорит она. — Ну, вы знаете? Потому что он… — она смотрит на Каса, и её голос сходит на нет, — …выглядит наполовину поджаренным…? — Поджаренным? — в ужасе спрашивает Бобби, — Какого чёрта с тобой не так? — Полагаю, — вздыхает Кас, — Дин в шутку сослался на сомнительный сериал по HBO. — Эй! — возмущается Дин. — В нём нет ничего сомнительного. И… может быть, я имел в виду книги, а? Не подумали об этом? — Да, Дин. Я знаком с твоими вкусами в литературе, — совершенно измотанно, но как никогда саркастично, говорит Кас, растягивая слова, — ковбои, космические корабли и драконы. В этот момент в комнату заходит два парамедика, и Дин позволяет ему оставить за собой последнее слово.***
Состояние Дина оценили как более или менее нормальное. Ему пришлось наложить хренову тонну стежков, у него треснуло несколько рёбер, и вскочила шишка на голове, но всё, чем наградил его Аластар, кажется, не повлекло за собой никаких серьёзных последствий (хотя медикам и пришлось на всякий случай взять его кровь на анализ). Кас, однако, походил на развалину. Он нуждался в пересадке кожи, переливании крови и хирургическом восстановлении рук. К тому моменту, когда Дина, наконец, отмывают, зашивают и отпускают домой, его друг по-прежнему остаётся в операционной. Он покидает её спустя часы, а в сознание он приходит спустя ещё большее время, однако Дин всё равно остаётся дожидаться его. Ему необходимо увидеть Каса и убедиться в том, что с ним всё в порядке. Только после этого он сможет уехать домой. Следуя полученным указаниям, он отправляется к палате Каса. Коридор заставлен уродливыми стульями, маленькие группы людей сидят на них с таким же усталыми и истощёнными лицами, как и люди в аэропортах в три часа ночи. Дин удивлённо останавливается и вытаращивает глаза. У палаты Каса сидит Габриэль. Он одет в другую одежду — на нём джинсы, рубашка и куртка вместо недавнего костюма, и он выглядит… здоровым. — Какого хрена? — восклицает Дин. — Габриэль? Брат Каса выныривает из своего телефона и улыбается широкой улыбкой, припасённой для фотографий. — Дин-о! Дин несколько раз открывает и захлопывает обратно рот. Габриэль встряхивает головой. — Касси, должно быть, нравятся «больше и туповатые», — говорит он. — Я думал, ты умер! — вопит Дин, привлекая внимание всех тех зомби, сидящих в коридоре. — Это общепринятая практика, гений, — Габриэль пожимает плечами. — Думаешь, я бы отправился туда без нескольких тузов в рукаве? — он фыркает. — Ты вообще видел моего брата? — Он пристрелил тебя! — Кевлар, детка, — Габриэль хлопает себя по животу. — Заработал синяк, и он до сих пор болит как сучка, но, эй! Что поделаешь? Дин падает на место рядом с ним, немного морщась из-за натягивающихся швов. Габриэль украдкой поглядывает на него. — Как ты? — спрашивает он. — Покромсали малость, ничего серьёзного. — Сочувствую насчёт этого. Аластар — урод. — Точно. — Слышал, он наелся свинца, — продолжает Габриэль. — Вот как-то так. — Ага, — кивает Дин. — Навел пушку на спецназовцев. Жаль, Лука оказался не настолько туп, — он указывает головой в сторону операционной: — Как Кас? — С ним всё будет хорошо, — отвечает Габриэль. — Потерял много крови. Люцифер долго тянул время, не дошёл до самого весёлого. Дин думает о потемневших участках кожи, которые он видел. — Похоже, что у него ожоги? — Типа того, — Габриэль поджимает губы. — Люси любил символичность. — Символичность? — Дин приподнимает бровь. — Каса вовлекли в Братство всего на год или где-то около того, — объясняет Габриэль, — ещё ребёнком… Но, как ты несомненно знаешь, Михаил хотел удостовериться, что он будет правильно «оформлен». — Татуировки? — догадывается Дин, вспоминая кровавое месиво и отметины на теле Каса. — Ты не знал? — Габриэль хмурится. — Всегда видел Каса только в одежде с длинными рукавами, — Дин неловко пожимает плечами. — Я думал, что он, ну знаешь, стесняется или… — Вы, ребята, занимались этим через дырку в простыне, или как? — Габриэль приподнимает бровь. — Заглохни, — к щекам Дина приливает кровь. — Между нами нет ничего такого. — Что? Вы двое — просто друзья? — ухмыляясь, спрашивает Габриэль. — Эм, да? Габриэль смотрит на него долгую, ужасно неловкую минуту, словно дожидаясь, когда Дин расколется. — Ого. Ты не шутишь, — он качает головой. — На любовном фронте у Касси всё ещё более жалко, чем я подозревал, — бормочет он. — Кас мог встречаться с кем угодно, если бы хотел, — говорит Дин, защищая своего друга. — Просто он очень сосредоточен на своей карьере. — И совершенно зациклен на своём лучшем друге, — отвечает на это Габриэль. — Кас не… Это не… Я не нравлюсь Касу в этом плане. — Это просто ну совершенно удручающе, — Габриэль только качает головой. Дин фыркает и меняет тему. — Так значит, у Каса ожоги? — Да. Обожжено несколько областей, где Люси словно доктор «вырезал», как он сам очаровательно выразился, татуировки Кастиэля. Дин чувствует, что его желудок делает кульбит, когда вспоминает своё шуточное высказывание о Болтоне. — Он срезал с него кожу? Габриэль хмыкает. Он не кажется сильно расстроенным. — Будет не слишком красиво, но врачи подлатают его. Вот о его руках я беспокоюсь. Они не думают, что он потеряет какой-нибудь из пальцев, но там много нервов, и чёрт, им придётся попотеть, чтобы привести их в порядок. — Как ты можешь так спокойно говорить об этом?! — шипит Дин. — Лука, блядь, освежевал Каса, или сотворил какое-то подобное средневековое дерьмо, а ты… — Касси не особенно нравились эти почеркушки, Дин, и откровенно говоря, я ожидал, что с ним произойдёт что-то гораздо более страшное, — Габриэль прерывается, и в его голосе появляются стальные ноты: — Лука изуродовал Анну, прежде чем расчленить её и сжечь в котле. Он организовал убийство нашего отца. Он пытал и заживо сжёг Михаила. И это только то, что он сделал со своей семьёй. Вещи, которые он сотворил с идиотами, отцом и Майком говорят тебе что-то о нём? А с нашими врагами? — он встряхивает волосами. — Я ожидал найти Каса наполовину распотрошённым, распятым, разделанным в позе кровавого орла, или что-то в равной степени жуткое. Дин не уверен, как ему реагировать на такое. — У Касси останется несколько уродливых шрамов вместо татуировок, и он никогда не станет пианистом. Ой-ой, — Габриэль пожимает плечами. — Он отделался очень легко. Дверь открывается и оттуда выходит парень в медицинской робе. — Мистер Новак? — спрашивает он, глядя на них обоих. — Это я, док! — Габриэль поднимается. — Как у него дела?***
Дин, в конце концов, поддаётся своей усталости и отправляется домой, чтобы хотя бы немного вздремнуть. Габриэль закатывает глаза, обещая позвонить ему сразу же, если в состоянии Каса произойдут какие-то изменения. В его квартире темно, а в воздухе стоит какой-то неприятный запах, по предположению Дина, вызванный (буквально) Жопозадом. Но он чувствует себя слишком уставшим, чтобы сделать сейчас что-то большее, чем вылить коту в миску банку тунца, а затем свернуться калачиком на диване. Ему нужно сделать кучу вещей: зарядить полностью севший телефон, принять душ, почистить зубы… Может быть, съесть что-то… Однако, не считая того вызванного наркотой сна, он не спал, по его ощущениям, уже несколько недель, так что спустя всего несколько мгновений он уже пускает слюни на диванные подушки. Он вздрагивает, просыпаясь от стука в дверь, дезориентированный и ничего не соображая. В глазах всё мутно, и он долго возится с замками, прежде чем ему удаётся, в конце концов, открыть дверь. Бенни заслоняет собой весь дверной проём. Он низко свистит, медленно и внимательно оглядывая Дина. — Господи, брат. Сэм не преувеличивал. У тебя действительно очень насыщенные дни в офисе. Дин косится на своего друга и пытается составить на человеческом языке соответствующий ответ, но сейчас эта задача кажется ему непосильной. Бенни протискивается мимо него и уходит в сторону кухни. — Выглядишь так, словно тебе нужен хороший душ и сон, — говорит он ему, оборачиваясь через плечо, гремя чем-то на кухне и попутно ругаясь на кота. — Я оставлю тебе немного жратвы в холодильнике. Убедись, что поешь, когда проснёшься в следующий раз, лады? Дин говорит что-то — наверное, какие-то слова, или просто бубнёж в ответ. Бенни качает головой и аккуратно хлопает его по плечу, направляясь обратно к двери. — Я дам знать Сэму, что ты жив, но позвони пацану, когда вернёшься в мир живых, слышишь? Сам знаешь, как беспокоится этот здоровый лось. — Ага, — Дин кивает и у него наконец-то получается сказать что-то вразумительное. — Да, конечно. Сэму важно позвонить, и он точно это сделает, как только будет готов к, ну знаете, разговору. — Если тебе понадобится что-нибудь… — предлагает Бенни, — ты знаешь, где нас искать. — Спасибо, старик, — Дин громко зевает. — И поспи немного, — улыбается Бенни. — Ты… разбудил меня… ублюдок, — невнятно бормочет Дин вслед его удаляющейся спине. Бенни, не оборачиваясь, небрежно машет ему рукой: — Иди спать, брат! Дин раздевается и думает принять душ, но он весь перевязан бинтами и повязками, и к тому же, не уверен, что ему хватит ловкости не намочить их в процессе, поэтому он только чистит зубы и умывает лицо. Он по-прежнему ощущает на себе липкий высохший пот, но после того, как он надевает свежие боксёры и падает в кровать, он чувствует себя гораздо лучше, чем десять минут назад. Он просыпается спустя несколько часов из-за жгучей боли в груди и ощущения, что что-то придавливает его вниз. Несколько секунд он крутится в слепой панике, в сознании всплывает Аластар с его ножом и Кас с разодранной и окровавленной кожей, а слова Габриэля эхом отдаются в голове: «Он изуродовал Анну. Он сжёг Михаила заживо». Конечно, он всего лишь запутался в своих чёртовых простынях, а боль возникла, потому что он задел швы. Дин с трудом успокаивается и засыпает. С Касом — всё в порядке. Габриэль с ним в больнице, он не в критическом состоянии. Аластар мертв, над Люцифером, вероятно, работают Хенриксен с Бобби, а половина участка обнесена забором, пока Эллен руководит всем этим процессом. Не о чем волноваться. С Касом всё в порядке. Дин сглатывает и смотрит на светящиеся цифры будильника. Шесть минут проходят незаметно, пока до его слуха не доносятся мягкие шаги, а затем на краю его кровати с приглушённым шлепком приземляется Жопозад. — Привет, приятель, — бормочет Дин, протягивая коту руку, чтобы он её понюхал и потёрся. — Мы нашли твоего папочку, так что скоро ты вернёшься домой, — мягко и шутливо говорит он животному (но сейчас середина ночи и он один в своей тёмной комнате — никому не следует знать, что, разговаривая с котом, он называет Каса его «папочкой»). Жопозад сердито мяукает в ответ, а затем начинает топтаться у бедра Дина. Громкое урчанье и его тёплое тельце, когда тот опускается рядом — это именно то, что нужно Дину, чтобы снова заснуть. На этот раз ему снится только один сон, и он приятный — он чувствует потрескавшиеся губы на своих губах и длинные пальцы, крепко сжимающие его подзатылок.***
Хотя Дин и отправляется на больничный (вынужденный больничный), он возвращается в участок уже на следующее утро, одетый в драные джинсы и толстовку, чтобы подать рапорт о произошедшем и напоследок сунуть нос в расследование дела Луки. Бобби закатывает глаза и качает головой, когда видит его, бормоча себе под нос что-то об идиотах, которым стоило бы оставаться в постели, но Эллен выделяет ему несколько минут своего времени. — Малахов ничего не говорит, — напрямик докладывает она. — Но у нас накопилось на него столько материала, что на данном этапе это не имеет никакого значения. Честно говоря, это просто ещё одно обвинение, которое мы ему предъявим. — Похищение и покушение на убийство кажутся хорошим началом, — говорит Дин. — О, не переживай, малыш, — успокаивает его капитан со зловещей улыбкой. — Для Наоми это знаменательный день, — она делает паузу. — Ты знаешь, я никогда достаточно хорошо не ладила с этой женщиной, но она делает всё возможное, чтобы засадить этого больного ублюдка, похитившего её правую руку, и припахала к этому весь свой департамент. — Это похоже на правду. Из того, что я знаю о ней, она, должно быть, просто в бешенстве, что Касу пришлось уйти на больничный. Он практически руководит всем её отделением. — Очевидно, там были свои разборки, — согласно ворчит Эллен. — Наоми не оставила камня на камне, выясняя, как Лука смог организовать то фиктивное одобрение отпуска Каса. — Габриэль говорил, у него везде есть свои люди… — Дин замолкает, не уверенный стоит ли говорить о Гордоне. Если Гейб не ошибся. — Уокер в наручниках, — говорит Эллен. — У Отдела внутренних расследований, по-видимому, уже имелось что-то на его задницу, — она хмурится. — Гордон мог быть чертовски неприятным, но он был хорошим копом. Не думала, что такое может случиться. Дин вспоминает теорию Брэдбери о Уокере и о его видах на задницу Дина, однако решает, что это может подождать. Это послужит отличной историей, которую можно будет рассказать по-пьяни. — Так что, вы с Касом придёте на ужин? — спрашивает Эллен, возвращаясь на своё место. — У меня так и не было шанса спросить его об этом, — на автомате отвечает Дин. Эллен бросает на него странный взгляд, словно не может решить улыбнуться ей сейчас или нахмуриться. — Ну, я уверена, его койка — следующий пункт твоей остановки, так что спроси его. После нескольких дней в больнице мой рождественский стол покажется ему праздником богов.***
Когда к обеду Дин наконец-то возвращается в больницу, он застаёт Каса за просмотром телевизора. Замечая краем глаза на экране паршивое порно, Дин бросает на своего друга жутчайшую издевательскую ухмылку. — Да ладно, Кас, — дразнится он, — никогда не думал, что ты балуешься подобным. Кас стонет и пропускает комментарий мимо ушей. — Ты пришёл, — говорит он. — Слава богу. — Он взмахивает на экран перевязанной и заклеенной рукой. — Мой брат — придурок. Он забрал пульт и оставил включенным Casa Erotica Network. Дин смеётся, но выключает телевизор. Это новая модель и на ней нет видимой кнопки, поэтому после минутного ощупывания пластика он просто выдёргивает шнур питания из розетки. Когда стоны и ужасный саундтрек 80-ых наконец-то замолкает, Кас вздыхает и с облегчением валится обратно на подушки. — Спасибо. Я провёл последние сорок пять минут за просмотром ужасного порно двадцатилетней давности с участием няни и доставщика пиццы. Я уже подумывал о том, чтобы позвать медсестру с успокоительным. Дин снова смеётся и подходит к креслу у столика Каса. Его застилают фантики и стопка журналов. Он пролистывает их, двигая по столу. — «Домашний журнал леди», «Христианская наука»… — он делает паузу, когда неожиданно натыкается на порножурнал: — «Медведь… — Кас стонет, — …и… — он поднимает бровь, — …два тигра»? Кас мог бы убить своим хмурым взглядом. Если бы его лицо сейчас не было покрыто синяками и волосы не торчали так, словно он отсидел на электрическом стуле, он всё равно выглядел бы вполне пугающе. — Как я уже сказал, мой брат — мудак. Дин не может воспротивиться и поднимает издание с «Медведем». На обложке изображён огромный волосатый парень в ковбойской шляпе рядом с парой обычных. — Должен сказать, я бы подобрал Гейбу более блондинистых и жизнерадостных парней. Напомни мне, чтобы я не знакомил его с Бенни. Андреа будет ревновать. Кас закатывает глаза, но фыркает в коротком смешке. — Думаю, ты знаешь, что подарить ему на Рождество, — говорит Дин, листая журнал, — пожизненную подписку на «Американского медведя». Глаза Каса округляются, словно это предложение — откровение для него. — Я мог бы, — говорит он медленно и взволнованно. Он кажется удивлённым… ладно, учитывая, что у него было две операции на руки и, как Дин понимает, пересадка кожи, для которой доктору пришлось срезать/стереть часть кожи с его задницы, или вроде того. — Так как твои дела? Гейб по-прежнему вёл себя как придурок? — Я сейчас нахожусь на достаточно сильных препаратах, — говорит Кас, улыбаясь гораздо мягче, чем обычно. — Мне сказали, что будет очень больно в течение нескольких недель, но на данный момент я чувствую только небольшой дискомфорт. — Операция хотя бы прошла хорошо? — спрашивает Дин. — Твои руки и это? Кас кивает. — Возникли некоторые необратимые повреждения нервов в правой руке, но ничего такого, что оказало бы существенное влияние на мою повседневную жизнь. Основной риск составляет возможность проникновения инфекции. Дин вздрагивает, вспоминая грязные ножи Аластара и корки запёкшейся крови и гноя на ранах Каса. — Я сейчас прохожу курс сильнодействующих антибиотиков, и они, кажется, работают. — Хорошо, — говорит Дин. — И когда тебя выпустят? — Через несколько дней, — отвечает Кас. — У меня назначена ещё одна операция, и врачи хотят, чтобы пересаженные ткани и ожоги были под наблюдением, пока им требуется регулярный уход. Дин кивает. — Значит, тебя выпишут к Рождеству? — Должны. — Вы с Гейбом запланировали уже что-нибудь? — Габриэлю в скором времени придётся вернуться домой, — говорит Кас, качая головой. — Он оставил подчинённого приглядывать за баром, но, судя по их громким телефонным разговорам, дела там идут не очень хорошо. — О, верно… Он, должно быть, будет занят на праздники. — Да. Он пытался уговорить меня присоединиться к нему, взять отпуск и «исцелиться в раю», как он выразился, но наши представления о рае сильно разнятся. — Что, позависать в тики-баре не кажется тебе хорошим провождением времени, Кас? — Я восстанавливаюсь от ожогов второй степени. У меня десятки швов. Загар и алкоголь будут не слишком благоприятствовать их заживлению. — Ддаааа. Я мог подумать об этом, — соглашается Дин. — Но должен признать, каким бы мудаком он ни был… Могу поспорить, любой бар, под управлением твоего брата, должен быть весьма офигенным местом. — О, брось свои сладкие речи, ты, — звучит позади него знакомый голос. Габриэль стоит в дверях с коробкой еды на вынос из любимого тайского местечка Каса в одной руке и фраппе, покрытого кремом, из Старбакса в другой. — Скажу вам вот что: приходите в любое время, напитки за счёт заведения. За мой мохито можно умереть. Известен по всему Гонолулу. Продолжая болтать, он пододвигает стол к кровати и распаковывает для Каса обед. Судя по запаху, это его любимое пананг-карри. Кас выглядит не слишком заинтересованным, но храбро зажимает пластиковую вилку между замотанными пальцами и перевязанным большим. Дин обменивается взглядом с Габриэлем, и по лицу последнего понятно, что от предложения помочь стоит воздержаться. Видимо, прежде Кас уже успел отказаться от помощи. На это жалко смотреть, но Касу всё же удаётся поесть, хотя и очень медленно и со многими неудачными попытками. Ни Дин, ни Габриэль не комментируют. Вместо этого Габриэль рассказывает ряд несмешных случаев о своём младшем брате, заставляя Каса то вздыхать, то закатывать глаза. Когда Кас съедает, может быть, половину своего обеда, он закрывает глаза и кивает головой. Дин прощается и говорит, что заедет завтра. Габриэль следует за ним, и когда они приближаются к лифту, он начинает разговор. — Сможешь присмотреть за ним в ближайшие несколько недель? — спрашивает он. — Я могу вернуться после Нового года и взять его на себя, но если я оставлю свой бар в руках Чака, то останусь в итоге без средств к существованию. — Ты? — Дин приподнимает бровь. — Без средств к существованию? Представляю, какая у тебя, как и у Каса, заначка. — Мы держим небольшой процент имущества нашего отца, — поясняет Габриэль. — Несколько офф-шорных счетов, которые нельзя будет связать с чем-нибудь незаконным — однако большая часть средств Касси досталась ему от матери — всё совершенно легально. Во всяком случае, все свои грязные денежки я угрохал в бар. Недёшево открыть офигенную горячую точку в Вайкики, — его голос звучит оборонительно, словно он расстроен из-за того, что оставляет Каса и чувствует необходимость объясниться. — Конечно, я позабочусь о нём, — соглашается Дин. — Несмотря на то, что он будет отвратительнейшим пациентом. Упрямым, как осёл. Наверняка будет настаивать на том, чтобы вернуться на работу сразу же, как только его выпишут. — Ага, ну, не позволяй ему. Спрячь его ботинки или сделай ещё что-нибудь такое. — Спрятать ботинки? — Дин бросает на Габриэля испепеляющий взгляд. Коротышка пожимает плечами, раскачиваясь на ногах. — Эй, это сработает. Он точно не станет выходить на улицу в одних носках, — он замолкает и задумчиво хмурится. — На самом деле, носки тоже спрячь.***
Эллен не позволяет Дину приступить к работе в течение целой недели. Что совершенно нелепо, потому что, не считая сущей ерунды, он чувствует себя совершенно здоровым. Швов на этот раз у него было гораздо больше, чем когда-либо — ладно — у него никогда не было столько швов сразу, но он знает, как о них заботиться, чтобы не повредить их. Бобби и Брэдбери держат его в курсе дела Луки, а Хенриксен весьма счастлив делиться с Дином деталями после того, как взял это дело в своё ведение. Конечно, федералы пытались влезть, и Виктор совершенно уверен, что большая часть дел по обороту наркотиков, в конечном счёте, будет расследоваться на федеральном уровне. Похищение Каса (и Дина) — ну, Наоми никому не позволила забрать это дело у неё. Лука похитил её исполнительного помощника и сотрудника полиции Нью-Йорка, так что она хочет, чтобы его судебное слушание велось именно в Нью-Йорке. Ею лично. Но Виктор говорит, что федералы не единственные, кто хочет отхватить кусок последнего из бежавших Малаховых. Интерпол и Скотланд-Ярд крутятся неподалёку, к тому же пришла кипа запросов об экстрадиции из разных стран, где его также разыскивали за распространение наркотиков, торговлю людьми, убийства, похищения… Судя по тому, что Дину рассказал Виктор, Лука, скрываясь в Европе, вовсю расправил свои крылья. Историй, связанных с торговлей подростками — девочками и мальчиками, похищенными или выкупленными у семей, которых продавали как чёртовых рабов или запирали в борделях Братвы — почти хватает, чтобы заставить Дина думать, что США следует передать его Интерполу. Опять же: слишком задумываясь наперёд, если его дело станут вести в Гааге, ему не введут смертельную инъекцию и не выделят камеру рядом с Рафаилом, дожидающимся Луку. Но если честно, Лука заслуживает встретить свой грязный конец в ведении Американской юстиции. Дерьмовая клетка в переполненной захудалой тюрьме с полными ненависти охранниками, закрывающими глаза на то, что будет вытворять Рафаил. Зная, какая отдача творится там внутри, Дин совершенно уверен, что Лука из первых рук узнает, как чувствовали себя дети, которыми он торговал, прежде чем до него доберётся его собственный брат. Габриэль улетает, хотя и продолжает следить за состоянием Каса, названивая Дину, чтобы убедиться, что брат рассказывает ему правду о своём выздоровлении. Дин навещает Каса каждый день, потому что ему по-прежнему не разрешают приступить к работе, а Кас кажется больше смущённым, чем больным, поэтому Дин неохотно соглашается принести ему ноутбук. Талбот не слишком хорошо воспринимает всю эту историю с Лукой, а Кевин мечется между её и Каса списками поручений, попутно пытаясь спасти Самандриэля от нервного срыва. Лёжа на больничной койке, Кас, кажется, предпочитает работать, чем смотреть телевизор или читать, и ясно, что работа ему просто необходима, поэтому Дин позволяет ему заниматься своими делами. Если бы он сам застрял в постели, он бы тоже свихнулся. Бобби навещает его только один раз. Старик искренне ненавидит больницы, и Дин крайне удивляется, что тот вообще приходит. Он вручает Касу отвратительный букет, отмечая дополнительно, что это Эллен заставила его принести цветы, и что, когда его выпишут, они будут ждать его к себе на Рождество. И судя по его голосу, он не примет отказа. Так или иначе, Кас неловко принимает приглашение и кидает вопросительный взгляд на Дина, а Дин невообразимо рад, что теперь ему не придётся приглашать Каса лично. Бог знает, он и так слишком долго тянул время. Бобби сообщает Касу, что тот уже не так сильно напоминает жертву автомобильной аварии, делает несколько пренебрежительных замечаний о Луке, а затем, по-видимому, посчитав свою работу исполненной, поспешно идёт на выход, подозрительно глядя на медсестру Каса. — Капитан Харвелл хочет, чтобы я пришёл на Рождественский ужин? — спрашивает Кас после того, как за Бобби закрывается дверь. — Да? — Дин пожимает плечами. — Она любит тебя, старик. — Она никогда не делала подобных приглашений прежде, — с замешательством отвечает Кас. — Ну, тебе досталось и всё прочее. Она, наверное, просто хочет убедиться, что ты достойно проведёшь Рождество. — Мне не нужна её жалость, — мрачно шипит Кас, глядя на свои забинтованные руки. — Это одна из причин, по которой я сменил своё имя. Позор и недоверие — это одно, но жалость — совершенно другое. Дин ничего не может с собой поделать, но ему становится обидно за Эллен. — Не будь таким козлом, Кас. Она пригласила тебя давным-давно, я просто не имел возможности передать тебе об этом, а затем твой брат сотворил всю эту маньячную херню с твоей задницей. — Что? — Кас моргает и поднимает взгляд, заглядывая Дину в глаза. — Она пригласила меня и Сэма некоторое время назад, и сказала мне притащить тебя с собой, если у тебя не будет более интересных планов, — всё происходило не совсем так, но он рассказывает что-то достаточно близкое к правде. — О… — Она готовит офигенную индейку, старик, — говорит Дин. — С клюквенным соусом, настоящим картофельным пюре, кучей сыра и сливочного масла… А её десерт? Я хочу сказать: я терпеть не могу рождественский пудинг — слишком много фруктов — но тот, что готовит она? Боже правый, он восхитителен. На лице Каса появляется лёгкая улыбка. — Теперь я не уверен, что хочу идти туда, — говорит он. — Если я увижу, как ты стонешь и болтаешь с набитым ртом, я лишусь ужина, независимо от того, насколько он будет хорош.