Загонная охота

В гордом одиночестве я оставался недолго: не прошло и нескольких минут, как примчалась Белоснежка с целой охапкой бинтов, йодом и какой-то металлической коробкой, в которой что-то подозрительно звякало. - Лучше бы ты спирт притащила, - разочарованно буркнул я, по мере сил уворачиваясь от ее поцелуев, сыплющихся, как гильзы при стрельбе очередями. Офигев от такого натиска, я еле отбился, когда она начала настаивать на том, чтоб заштопать раны. В конце концов, мне пришлось на нее просто рявкнуть. Девчонка, конечно, обиделась: надула губы и замолчала. И слава богу. Хоть отдохну пару минут от шума и суеты. Перевязывая мне плечо и бочину, она, конечно, перемазалась в моей кровище так, словно тоже только что побывала в перестрелке. В общем, остатками перевязочных пакетов пришлось вытирать ее симпатичную мордашку, без конца расплывавшуюся в счастливой улыбке. Я ее восторгов не разделял, потому что видел то, что совсем меня не радовало: девочка по ходу решила, что весь этот большой бардак в Грейди я устроил только из-за нее. Блин. И как ей объяснить теперь, что она для меня - все равно что Джудит или Карл, за которых я так же, как и Рик, любому горло зубами перегрызу? Как сказать, что в том, что я испытываю к ней, нет ни капли безумного, неуправляемого желания, которое возникает почему-то лишь рядом с Кэрол? - Кэрол… Я поднялся, скрипнув зубами, и побрел в боковое крыло коридора. Надо было проверить оставшиеся палаты. Белоснежка, бросив на полу свои медицинские игрушки, пошла за мной. Огрызаться и прогонять ее мне почему-то не хотелось. Наверное, от усталости и потери крови. Да, вытекло из меня немало – весь коридор в кровавых пятнах, как будто тут свинью зарезали, блин… Я открывал двери палат по левой стороне, а Бэт – по правой. Почти у самой развилки коридора я наткнулся на запертую дверь. Ну, конечно, они должны были ее запереть! И как только не сообразил, идиот?! Я достал пистолет, сделал Бэт знак отойти подальше и прострелил замок, а потом просто покрепче нажал плечом. Замок вылетел, жалобно звякнув. Открыв дверь и держа наготове "глок" - мало ли какие могут обнаружиться сюрпризы? - я шагнул в палату первым. И остановился, не понимая, в чем дело. Палата была пуста. Лишь у окна стояло спинкой ко мне инвалидное кресло. В нем кто-то сидел, но разобрать кто, против лучей скатывающегося к западу солнца было невозможно. Бэт, улыбнувшись вдруг, протиснулась мимо меня, подошла к креслу и развернула его, подкатив ближе… Бледное лицо, запавшие глаза, хрупкая шея, трогательно выпирающие ключицы со следами огромных синяков, смутно знакомая серо-голубая кофта, забавно торчащие во все стороны перышки пепельных волос… И какая-то вымученная, жалкая полуулыбка на тонких губах. - Дэрил… Кэрол?.. В инвалидном кресле?.. Она же не… Чёрт!.. У меня в глазах потемнело. Я качнулся в сторону, опираясь рукой о стену и опуская пистолет. Все то, о чем я не хотел думать все эти дни, избегая подобных мыслей любыми способами и средствами, вынуждая себя непрерывно что-то делать, специально загоняя себя до изнеможения - все страхи, вся боль, все осознание неизбежности чего-то плохого – все это вдруг собралось в один раскаленный огненный смерч и с силой разорвавшейся противотанковой мины предательски шарахнуло по мне изнутри. Из последних сил, пока меня всерьез не накрыло, я повернулся и шагнул в коридор, закрывая за собой дверь, отрезая то, что меня окончательно добивало. И, бессознательно стискивая кулаки и до крови кусая губы, опять провалился туда, откуда приходила вся боль - в детство, которое невозможно было назвать детством… Мне было девять лет. Всего девять… Мерл, очередной раз едва не подравшись с отцом, опять сбежал из дома. А я остался. У меня не было друзей, к которым я мог бы пойти… Скорчившись на холодном земляном полу подвала, прижимая к животу превратившуюся в один сплошной комок боли левую руку, я скулил, словно избитый до полусмерти щенок. Да я и был щенком – сплошь исполосованным кожаным ремнем с тяжелой медной пряжкой. Глотая слезы и кровь с разбитых губ, я скулил уже не столько от боли, сколько от страха – невыносимого, парализующего, лишающего способности думать и двигаться. Страха, что я так и умру здесь – один, всеми брошенный и никому не нужный… Вчера вечером пьяный в стельку и безумный от ярости отец за шкирку приволок меня, избитого в кровь, к двери в подвал и пинком спустил с лестницы. Когда я очнулся, рука болела так, что даже изуродованная спина казалась мелочью по сравнению с этим. Я так и уснул, в конце концов: обессиленный отчаянным ревом, которого никто не слышал, и саднящей, рвущей все тело болью. А когда проснулся, понял, что посиневшая, распухшая как полено рука мне просто не подчиняется. Она не двигалась и, кажется, уже даже не болела. Я не знал, что делать. Я смертельно хотел пить, но не мог даже пошевелиться. Только лежал и молча плакал, кусая губы. И мечтал только о том, чтобы Мерл поскорее вернулся, нашел меня, присел рядом и просто погладил по голове, отгоняя этот страх и эту отчаянную беспомощность… «Все путём будет, малой. Не ссы, не смертельно… Чё-нибудь придумаем…» Мерл вернулся только через два дня. Я сказал ему, что упал с дерева. Сломанная в двух местах рука срослась через месяц. Но рана осталась – огромная, зияющая, - потому что тогда я понял: нет в мире ничего страшнее беспомощности… Очнулся я, сидя у стены в больничном коридоре. Почти у самого выхода на лестничную клетку. В памяти зиял странный провал: я не помнил, как тут оказался. То, что творилось вокруг меня, сильно напоминало последствия торнадо. Все, что раньше стояло, валялось по всему коридору грудами хлама; все, что могло разбиться, было разбито; Бэт сидела на корточках у развилки, вжавшись в стену и глядя на меня совершенно безумными глазами. Прямо передо мной, прочно расставив ноги и закрывая широкими плечами совсем спавшую с лица Линду, стоял Джон. И тут до меня постепенно начало доходить… - Никого не убил? – хрипло произнес я, чувствуя, что собственный голос мне плохо подчиняется. - Нет, - мрачно ответил Джон. – К счастью… Скула саднила. Я провел по ней рукой и увидел на ладони кровь. - Это ты меня?.. Он коротко кивнул: - Извини. Ты всех до смерти напугал. Надо было что-то делать… - Спасибо, - прохрипел я и с трудом поднялся. Болела нога. Огнем жгла рана в боку. В плече дергало так, словно кто-то наматывал на кулак жилы. Костяшки на пальцах рук были разбиты вдрызг. В общем, походило на то, что весь этот погром – дело моих рук… Такое было со мной лишь однажды, когда мы с Мерлом по случаю очередных шальных денег ужрались до зеленых чертей. А сейчас… Сейчас причина была в другом: я не мог смириться с тем, что увидел в палате. Это было неправильно. Это было несправедливо. Это было невозможно. И все-таки я повернулся и пошел по коридору обратно – туда, где в инвалидном кресле сидела она. Меня шатало, словно я только что влил в себя по меньшей мере кварту* спирта. И все бы ничего, если бы я не знал, что это не так. Перед дверью я остановился, тупо глядя на гладкую пластиковую поверхность и не находя в себе сил поднять руку и открыть ее. Она открылась сама, заставив меня вздрогнуть. На пороге, держась левой рукой за косяк, стояла она. Солнце светило ей в спину, окружая голову каким-то неземным ореолом… Стояла?.. Я сжал кулаки так, что ногти до крови врезались в ладони. Я не верил своим глазам и ждал, что привидевшаяся мне невозможная картина вот-вот исчезнет… И она начала уже расплываться, дрожа и подергиваясь мутной пеленой… Но потом я моргнул, и в глазах снова прояснилось. А она… Она протянула руку и что-то утерла с моего лица. Кровь?.. Копоть?.. Или слезы?.. Я стоял, глядя на нее и абсолютно не понимая уже, что в этом гребаном мире реально, а что – нет. Стоял и молчал, потому что не существовало слов, способных описать то, что я чувствовал. Меня просто разрывало от желания обнять ее, прижать к себе, ощутить ее живое тепло и не отпускать больше никогда. Я стоял в шаге от нее, но боялся даже прикоснуться, чтобы ненароком не причинить ей боль. Я готов был поднять ее и нести на руках, словно хрупкую драгоценность, хоть до самого края света, хоть до его конца. И я убил бы любого, кто посмел бы только подумать приблизиться к ней с дурными намерениями… Я слишком долго не мог решиться, и она сама сделала этот шаг, просто прислоняясь ко мне, просто пряча лицо у меня на груди, просто невесомо проводя тонкими пальцами по моей щеке, просто тихо шепнув: - Дэрил… Только тогда я, наконец, очнулся. Бережно поднял ее на руки и, стараясь ступать как можно осторожнее, понес к выходу. Ощущая ее дыхание у своей щеки, чувствуя стук ее сердца, слушая ее голос, но почти не понимая слов, я даже не обратил внимания на то, что за моей спиной вдруг горько кто-то заплакал… *кварта - американская кварта для жидкостей = 0,9463 л.