Право сильного

Первый день после приезда прошел тревожно. Я осматривался на новом месте, замечая каждую деталь, стремясь понять, узнать то, что до сих пор было от меня скрыто. Бабушка в этом охотно шла мне навстречу, мы довольно много времени провели вместе, разговаривая, рассматривая старые фото. Дома фотографий сохранилось мало – только свадебная фотография родителей, и еще одна – они вдвоем в парке. Может, были и другие, но я опасался расспрашивать отца, рано поняв, как ему больно и как он не хочет говорить о прошлом. Теперь же будто белое полотно неизвестности на моих глазах заполнялось очертаниями и красками. - Ты очень похож на Эмиля, - говорила бабушка, аккуратно переворачивая страницы красиво оформленного альбома. – Даже не столько внешне, сколько по характеру. Он тоже такой был, спокойный и тихий, но если что-то решил, не отступит ни за что. Сколько ему говорили, что только ни предлагали, чем только ни грозили! Нет, выбрал свою судьбу и всё. Тео тоже упрямый, но по нему это хоть видно, его хлебом не корми, дай показать, какой он особенный. Я улыбнулся. - Ну, не всем же быть дипломатами. - И это говорит юноша, который выбрал именно такую карьеру! – воскликнула она. – Ты можешь прославиться, Ри. Если уже сейчас ты знаком с наследником Ямада, и представляю, какие полезные связи ждут тебя в будущем! Мне казалось, что бабушка будто молодеет, когда говорит об амбициях, перспективах и связях. В такой момент ее светло-зеленые глаза сияли почти юным огнем. В жизни эта энергия и властность была заметна сильнее, чем в общении по дальней связи. Бабушка Элизабет, несмотря на возраст, сохранила стройную фигуру, гордую осанку, интерес ко всему новому и к делам многочисленной родни. И мне было не по себе, когда она стремилась подчеркнуть, как я похож на кляйн-фатера и на фон Вальбургов в целом, восторг по поводу моих успехов в колледже казался излишним. Да, мне нравилась учеба, и будущая работа уже вызывала интерес, даже трудности с иностранными языками не расхолаживали, а вызывали что-то вроде спортивного азарта – «смогу ли? Справлюсь ли?». Но я никогда не думал об этом с точки зрения влияния, связей и богатства. Не это было важно само по себе – скорее, остаться собой, быть сильным. К чему подобный интерес? Я не против сблизиться с родней, я хочу их понять, я вижу в них то, за что могу их уважать – но полностью следовать их воле и делать только то, что укажут они, я не могу! И это тоже мое право. Может, кляйн-фатер тоже в свое время ушел именно от такого влияния, от желания матери добиться большего и большего, не самой, так воплощая амбиции в сыне. Образование в столице, знакомства с самыми влиятельными семьями Рейха… а за этим – пустота, холод. Я такой судьбы не повторю. * Наверное, мне и правда следовало больше пообщаться с бабушкой, понять ее стремления и к чему они приводят, чтобы увидеть, к чему иду я сам, за какими призраками гоняюсь. Только легче ли будет от этого? В какой-то момент я заскучал по колледжу и тренировкам – в спорте можно хотя бы дать выход тем эмоциям, которые я опасался признавать. * Тео не спешил показываться в родном доме. Он будто нарочно держался на расстоянии, даже в нынешнем положении считая себя хозяином ситуации. Примут ли, не примут – у него уже есть свой дом, своя семья. Меня позабавило то, как кузен явился на семейный праздник. Все уже собрались и успели обменяться парой-тройкой фраз, когда к дому с ревом подъехал яркий аэрокар. Тео будто нарочно взял напрокат самый заметный и самый шумный. Так является в гости не потомок древнего и знатного рода, а какой-то рок-музыкант, ей-богу! (Еще хорошо, что бабушка с дедушкой не знают, что на досуге он и в самом деле играет в какой-то любительской группе, Я и сам, когда узнал, воспринял это с трудом, подобный стиль все же не очень мне нравится). Когда Тео явился, все взгляды были прикованы к нему. Даже соблюдая принятый в семье стиль одежды, выделиться он умудрился: ярко-фиолетовый цветок в петлице строгого белого костюма смотрелся несколько вызывающе. Беты и омеги смотрели на кузена с восторгом – и это притом, что он женат и его брак не обсудили только ленивые! Бабушка поприветствовала его, держась, будто кайзерин на мероприятии государственного значения, и сказала: - Ты произвел незабываемое впечатление, дорогой. - Мне же обещали, что меня тут не вспомнят, даже если я очень этого захочу. Решил проверить, - ответил он, должно быть, напоминая о том самом семейном скандале. - Как по-детски, а ведь скоро и у тебя будет сын! Они выглядели в этот момент, как величественная львица, видевшая жизнь, и молодой пробующий свои силы львенок. Интересное зрелище. Тео, и правда, напоминал льва своей светлой вьющейся гривой. Мода новой родины – у нас, особенно в Горной Марке, приняты прически попроще. - Или дочь, тут уж, как судьбе будет угодно, - улыбнулся он. – Но вижу, бабушка, ты уже надеешься на сына? Это значит, что я прощен и снова принят в семью? - Ты к этому не очень-то стремишься, - в голосе герцогини прозвучала жесткость, намек на то, что решение останется все равно за ней. - Я не против вернуться, но не хочу приползти, - легкомысленно заявил Тео. И родные, и гости разговаривали между собой шепотом, прислушиваясь к этому словесному поединку. Мне на какой-то миг стало не по себе – ведь многие надеялись, что Теодор приедет мириться, неужели эта попытка обернется новым конфликтом?.. Дядя Филипп почти не смотрел на сына – всё внимание было приковано к матери. Он ждал, что скажет она, как она себя поведет, чтобы только тогда принять решение. И ведь на первый взгляд этого альфу не принять за слабохарактерного (да вряд ли бывают слабые в таком роду!). Но я не понимал этого равнодушия… неужели ему всё равно?! То, что кляйн-фатер Теодора спрятался за спину мужа, было более предсказуемо. Не та натура, не боец! - Время покажет, - ответила бабушка, уверенно дав понять, что для сегодняшнего дня разговоров о серьезном достаточно. * На время о заботах и тревогах удалось забыть, музыка и танцы напоминали о том, что еще не прошла праздничная пора, Светское общество умеет жить сегодняшним днем… (при этом доставая козырные карты из прошлого как раз в самый подходящий момент!). Теодор привлекал к себе внимание, я же предпочитал держаться в стороне, наблюдая и запоминая. «Это просто опыт! Чем бы ни закончилось – знание людей и их поступков останется при мне». После праздника я испытывал такую усталость, что заснул сразу, несмотря на все тяжелые мысли. Мне ничего не снилось, это было и к лучшему. * Утро началось тихо и спокойно. Я проснулся, сделал несколько упражнений для поддержки физической формы, а после завтрака и чая прогулялся по саду, окружавшему дом. Не спешить, никуда не спешить и обдумать, что будет теперь и как поступить дальше. Скорее всего, Тео прав – известие о будущем ребенке не оставило герцогиню равнодушной, вряд ли она захочет, чтобы дитя, по крови принадлежащее к фон Вальбургам, выросло, не зная своего родства и – что гораздо страшнее – под чужим влиянием. Тем более, если родится сын-альфа. Амбиции, амбиции, амбиции! Мне не избежать расспросов о моих планах на брак. Но если она думает, что мы с Тео будем бороться за место наследника, то глубоко ошибается. Ближе к полудню слуга сообщил мне, что бабушка и дедушка хотят поговорить со мной. Рано или поздно это должно произойти. Вряд ли бы вопрос о наследии оставался нерешенным слишком долго. Мы говорили в малой гостиной. Несмотря на то, что серьезный разговор начал дедушка, я не питал иллюзий, кому на самом деле принадлежат все идеи и решения. Герцог Альбрехт говорил очень тихо, приходилось быть очень внимательным, чтобы слушать его. - Рихард, нам нелегко признать, что в нашей семье нет единства, что чем дальше, тем больше каждый живет своей, самостоятельной жизнью, - в его голосе звучала неподдельная грусть. – Мы с Элизабет отчасти виноваты в этом сами, но приходится хотя бы попытаться всё исправить. Мы виноваты перед тобой. - Прошлого не вернуть, дедушка, но я не виню вас ни в чем, - с почтением ответил я. – Мне очень больно, что вы оставили моего кляйн-фатера в трудностях, что я рос только с отцом… - на этих словах мой голос дрогнул. Вежливые фразы не могли передать возмущения из-за того, что счастье моих родителей разрушили предрассудки. - Конечно, времена тогда были другие, я понимаю это. («Исправить! Времена были другие!». Да, это так, в этом есть своя доля правды. Но разве бы заинтересовалась мной эта семья, если бы не мои успехи? Если бы я поступил в какой-нибудь техникум или пошел после школы на завод – был бы я равным фон Вальбургам? Тогда бы даже кровь ничего не значила!). - Мы обязаны принять тебя и признать Теодора и его будущего ребенка, - уверенно сказал дедушка. – Род не должен прерываться. Делить наследство между двумя ветвями все равно выгоднее, чем дать семье угаснуть, а нажитому перейти в чужие руки. - Честное решение, - я кивнул. Вот мы от разговоров о семейных ценностях переходим к дележу денег и привилегий! - Когда ты сделаешь карьеру и прославишься, Ри, придет пора и тебе задуматься о наследнике, - сказала бабушка. – Ты не пойми неправильно, я тебя не тороплю. У тебя всё впереди и сейчас тебе следует пользоваться всем, что могут дать колледж и путешествия. Но в будущем… - Предоставим грядущему дню самому заботиться о себе, ведь тот, кто забывает о настоящем, подобен мечтателю, влюбленному в луну на дне колодца, - процитировал я изречение классика. Я не хотел обсуждать то, что кое в чем мое будущее и так определено. В конце концов, есть множество причин, почему омега может остаться одиноким или не узнать радости отцовства. В конце концов, я могу жениться на девушке-бете ради продолжения рода. Безвыходных положений нет! - Права наследия, тем не менее, дело настоящего дня, - возразил дедушка. – Мы не вечны, Рихард, и наши дети тоже. - Я приехал только ради кузена Теодора, - я все еще уклонялся от четкого ответа, тем не менее, глядя прямо, с самым честным видом. - Его интересы не пострадают, - по интонации герцогини чувствовалось, что с Тео ей будет нелегко, и она больше рассчитывает на меня. - И в чем-то я согласен с кузеном, - улыбнулся я. – Если уж возвращаться в род, то с гордо поднятой головой, а не как проситель. Вы дороги мне, пусть мы узнали друг друга не так давно. Но поймите, даже ради денег и титула я не пойду против своей совести и своей цели. - Ты так долго отрицал свою суть фон Вальбурга, но своего ты не упустишь! – воскликнула бабушка. – Умение достойно держаться до последнего у тебя в крови. На мое счастье, вряд ли она догадывается, какой ценой мне это дается. Я не намерен строить свою жизнь по ее представлениям о благополучии, но титул и деньги – это еще один кирпичик в стену защиты. Если я приму звание наследника фон Вальбургов, меня не смогут унизить или избить без вины, а даже вдруг, не приведи боже, что-то произойдет, следователи не откажут мне в детальном расследовании дела. Отец это поймет… * Тео воспринял решение старших с все той же иронией относительно всех сословных и личных предрассудков. И не побоялся на семейной встрече сказать: - Итак, звание любимчика переходит к кузену Рихарду, не так ли, бабушка? Понимаю, выбор нелегкий: Ри у нас правильный, «эталонный защитник Рейха», как есть. Зато я – будущий отец. В такой ситуации лучше ставить на двух лошадок. - Теодор! – я невольно попытался одернуть его. Шутки кузена над моей «правильностью» меня забавляли, я никогда не считал себя образцом чего-либо. Но сейчас это звучало слишком уж едкой насмешкой. - На тебя я не в обиде, всё справедливо, - виновато ответил он. – Просто интересно, чем тебя поймал высший свет. - Это секрет! – я сделал вид, что тоже перевожу всё в шутку. Но секретов в нашей семье хватает, следует это признать! Я остался у фон Вальбургов еще на пару дней. Перспектива рассказать обо всем отцу меня отчасти тяготила – не подумает ли он, что меня просто поймал высший свет, что я купился на перспективу добавить к своей фамилии приставку «фон» и известный на весь Рейх титул? Или поймет, что далеко не в титуле дело? Что же… месть всем, кто, так или иначе, был виноват в моих несчастьях, получилась неплохая. Между мной и Эрнестиной и ее отцом, между мной и братьями Винд, теперь лежит пропасть, которую будет нелегко преодолеть. Я оставил прошлое в прошлом ради тех людей, кого жалел или берег. Но как это изменило меня? И к лучшему ли, к худшему ли? Мелькнула мысль – жаль, что я не пошел на поводу у своих эмоций хоть раз, не поддался искушению повысить голос на Эриха или Отто, ударить, сказать, что мое молчание заслужили не они, а то, что ради них сделал Вилли. Нет, я не мог себе это позволить, слишком въелось в меня это «должен, должен, должен». А что дальше? Мне казалось, что с той самой осени за каждый год в глубине души я становился старше на _ несколько лет _.