Kill. Fuck. Die

Спокойствие бывает приобретённым и абсолютным. Когда мы отдыхаем на берегу моря или расслабляемся в массажном салоне, мы приобретаем спокойствие лишь на время. Абсолютное спокойствие — когда не беспокоят мысли. Они не исчезают, они проходят сквозь человека. Можно наблюдать за ними, если есть желание. Они уже не могут заставить думать, спорить, вовлекаться в процесс делания. Они просто есть. Ощущения и действия не зависят от них. Абсолютное спокойствие... Сквозь щёлочки в веках пробивается искристый свет. Он медленно растекается по телу, как вода по стволу старого дерева. Слышится журчание. Так было, если бы струйки, играя на солнце, вылетали из крохотного фонтанчика, спрятанного среди декоративных ваз с экзотическими цветами. Цветы обязательно должны быть большими, багровыми или алыми, с бархатистым лоном и с глянцевыми, сочными листьями. Они наполнены влагой из хрустального звона фонтана. В мелодию воды и света вплетаются ветер и солнце. Добавляются аккорды природы: пение птиц, шелест камешков, скрип упругих стеблей. Словно ранним утром, все звуки напоенные солнцем, теплом и уютом. Обоняние извлекает из аромата приторной ванили, жаркого мандарина и пряной корицы, ещё какой-то запах. Он непонятен... Непривычен. Но это не важно и совершенно не заботит. Тонкий перезвон и шорох говорят о том, что в глиняных вазочках стоят курительные палочки. Этот аромат смешивается, собирается и обволакивает. Сам воздух тонок, звучен, как хрусталь. Он хрустит на зубах, как соль. Морская соль. Влажный шлепок солёного прохладного ветра касается щеки. Мягко, словно хочет разбудить. А потом кто-то зовёт. Издалека и очень знакомым голосом. Хрустальный перезвон, запах благовоний, мокрый ветер с моря — всё сразу отошло на задний план. Том смело открыл глаза. Абсолютное спокойствие, где он даже не чувствовал потребности дышать, прошло. Зов вернул его в привычный ритм, к привычным звукам. Он вернул его к случившейся череде событий. Воспоминания проступали постепенно. Немного лениво, подобно кругам на воде в жаркий полдень. И Том не спешил всё вспомнить. Всё казалось ему незнакомым. Возможно, даже чужим. Он не мог понять, что его связывает с находившейся вокруг него средой. Но здесь было спокойно. Уже не так спокойно, как совсем недавно, но безопасно и тихо. Безопасно... Внезапно Том вспомнил. Осмысление того, что он находится в незнакомом месте, с треском распороло покой. Он закричал, вскочил. В глазах на несколько секунд потемнело. По обе стороны от него находилось огромное застеклённое окно. Через него было видно бескрайнее, тяжёлое, мощное море. Зелёное со стальным, жирные бока которого вздымались острыми гребнями. Море штормило. Том успокоился. Он разглядывал вздыбившуюся спину солёных вод. Потом он огляделся. Откуда на него падал свет? Где фонтан и курительные палочки? Откуда мог до него долететь ветер? Что его позвало? Вокруг было пусто. Лишь каменные стены, выложенный полукругом пол, и это огромное окно. По стеклу стекали капли. Том облизнул губы и протянул к нему руку. Он уже предвкушал, как сейчас коснётся стекла. Ощутит подушечками пальцев плоскость и прохладу. Он дотронулся. Раздался гул. Том вздрогнул и мгновенно отдёрнул руку. Гул шёл от его пальцев. Он вновь прикоснулся к стеклу. Вновь странный гул. Никакой вибрации извне, просто гул. Под кожей. — Что это? - спросил он сам себя. — Том, ничего не случилось, - ответил ему голос отца. — Отец? - нерешительно позвал Том, сделав шаг назад и обернувшись вокруг себя. В комнате, где до этого не было видно никаких дверей, он увидел своего отца. Сейчас тот стоял позади него заложив руки за спину. Привычный деловой костюм, коротко подстриженные чёрные волосы с серебром седины. Но сейчас на лице отца не было привычного властного выражения. Он улыбался и выглядел, словно его что-то смутило. — Что случилось? - спросил Том, сглатывая и пятясь к окну. — Что-то не так, верно? Отец кивнул ему. Он подошел к сыну и положил руки ему на плечи. Том ожидал, что вновь услышит непонятный и пугающий гул, но ничего не произошло. — Том, зачем ты хотел покончить с собой? - в сине-серых глазах отца мелькнуло что-то похожее на боль. — Почему я всегда был тебе настолько ненавистен? Чтобы я ни делал — ты был недоволен. Я всегда тебе уступал, а ты лишь сильнее отдалялся, считая меня своим мучителем и врагом. Я... Я ещё больше тебе потакал, хотел твоей любви. Но у нас так ничего не вышло. Почему, Том? Я тебя люблю. Ты единственный, кто мне дорог в этом мире. — Ты глава государства, а я — твой неудачный проект, - настороженно ответил Том. — Я не видел в тебе ни друга, ни отца. Не чувствовал себя твоим сыном. Ты мне многое разрешал, у меня было всё, что мне необходимо... Но ты ни разу не обнял меня, не поцеловал, не утешил. Я ничего не чувствовал к тебе. В голове у Тома что-то путалось. Разговор его пугал. Отец улыбнулся ему. — Я хотел воспитать мужчину. Я не умею нежничать. У тебя были няня и воспитатели... Я понимаю, чего ты хотел от меня, но не считал это важным. В тебе это не было заложено. Это проявилось намного позже, и я решил ничего не менять. Том с ужасом посмотрел отцу в глаза. Сильный, строгий, властный, вспыльчивый. Сейчас этот мужчина был готов впасть в отчаяние, увлекая за собой и Тома. Губы его подрагивали и он неестественно улыбался. — Отпусти меня, - потребовал Том. Когда отец убрал с его плеч руки, Том поспешно отошёл от него. — Говори, что происходит. Я только что должен был разбиться насмерть об камни и волны. Но я стою перед тобой. Почему? Что это за место? — Том, прежде чем я кое-что тебе расскажу, пожалуйста, знай: я всегда любил тебя. Мужчина достал из кармана предмет, похожий на круг с кнопкой. Он надавил на неё пальцем. Очертания комнаты стали зыбкими. Тома окутала дымка. Он увидел неподвижно замершего напротив него отца. Но вскоре осознание того, что замер он, а не отец, что это он не может пошевелиться, с бешеной скоростью влилось в его вены. Том не испытывал дискомфорта. Просто сейчас он был никем. Мысли угасали. Вскоре ему уже казалось, что он ничего не понимает: ни где он, ни кто стоит перед ним. В этом и не было больше потребности. Спокойствие было абсолютным. Без мысли. Сквозь щёлочки в веках в глаза Тома пробивался искристый свет. Он медленно растекался по телу, как вода по стволу старого дерева. Послышалось журчание. Том не видел, но был уверен, что переливчатые струйки, играя на солнце, вылетали из крохотного фонтанчика, спрятанного среди декоративных ваз с экзотическими цветами. Обоняние извлекло из аромата приторной ванили, жаркого мандарина и пряной корицы, ещё какой-то запах... Чужой, не человеческий... Неживой. Так пахнет разогретый провод, зудящий электричеством кабель. Воздух был тонок, звонок, как хрусталь. Он хрустел на зубах, словно соль... Море летело навстречу, огрызаясь белой солью брызг, пока не застыло неподвижно. Стоп - кадр. Мужчина нажал на кнопку ещё раз. Том вышел из своего оцепенения. Он прислонился к стене. Посмотрел исподлобья на отца. Винить его или орать — не было сил. Он всё понял, и это в одно мгновение уничтожило его. — Ты терпел голограмму, покрытую био-пластиком? Зачем? - выдохнул Том. — Ты наделил меня чувствами, желаниями, мыслями... Зачем?! Отец опять виновато улыбнулся. — Я уже ответил тебе: я люблю тебя. — Но я не твой сын. И не могу быть им. — Да. Мой Том умер десять лет назад. У тебя его внешность, которая изменялась с возрастом, благодаря специальной программе. Я не знаю, вырос бы Том таким, как ты... Похожим на тебя. Но чувства и мысли, его потребности и мечты — они заложены в тебе лишь отчасти. По моим воспоминаниям и образам. Ты развивал их самостоятельно. Ты — не он. Ты другой... Твоё детство отчасти легенда. Тебя создали уже десятилетним мальчиком. Мне было нелегко. Не потому что ты не родной. Потому что, ты требовал заботы, как и настоящий человек. Даже больше. — Почему ты не взял на воспитание другого ребёнка? На кой ты связался с таким сложным проектом? Я встречал голограммы... Они об этом знают. Ты скрывал этот факт, и внушил мне, что я человек. Зачем? Я ничего не понимаю! — Ты — практически человек. Ты можешь умереть, если повредить твою защитную оболочку. — Но меня тут же можно воссоздать в любой подходящей лаборатории, потому что все мои чувства и мысли хранятся у тебя на диске вместе с пультом управления! - выпалил Том. — Я подключён к нему постоянно. — Да. Но ты — экспериментальный проект. Ты не просто голограмма. Не набор цифр и нолей, не биомасса с компьютерной начинкой. Ты — индивидуальность. Простые голограммы не заменяют людей, а лишь похожи на них и в редких случаях — повторяют чью-то личность и это строго контролируется законом. Ты в единственном экземпляре. Ты личность. Ты мой сын и по закону — гражданин этой страны. — Ты не ответил, зачем меня создали таким? Том ждал ответа, кусая губы. — Том, ты будущее. Сотни семей смогут восполнить свою потерю. Это касается только детей. Их личность будет воссоздана в голограмме, но как будет развиваться — это не предсказуемо, как и при воспитании настоящего ребёнка. — Это имитация жизни. Почему не родить настоящего ребёнка? Сейчас нет проблем с зачатием. — Том... Не все хотят заменить того, кого они любили кем-то другим. Мне лично не нужен был другой ребёнок, тем более, ты погиб вместе с моей женой. Это утешение, пойми. Том отвернулся. Он долго молчал. Потом протянул руку к стеклу. — Почему оно так на меня реагирует? - спросил он, слушая мерный гул, идущий от его пальцев к стеклу. С отчаянием в глазах, Том обернулся к мужчине. — Почему? Теперь тебе лгать мне бессмысленно, - насторожился Том. — Хорошо. Том. Теперь ты будешь находиться здесь. Стекло — это защита. Ты не сможешь больше сбежать или "покончить" с собой. Ты уже мёртв. — Что? — Все видели как ты упал с утёса. Тело не нашли. Неделю назад во всех газетах страны напечатали твой некролог. Мне выразили соболезнования. Ты поступил необдуманно. Теперь ты будешь заперт здесь. Для всех ты был моим сыном. Ты был человеком. Когда до Тома дошло, он осел на пол. Вцепившись в волосы тонкими пальцами, он застонал. Он с ужасом понимал, что натворил. — Ты можешь меня стереть, - процедил он сквозь зубы. Ему не хватало воздуха, в груди ныло. — Или ты опять настоишь на своём? — Я тебя люблю, - ответил мужчина, отступая к только ему известному выходу. — Я не могу, Том, ты мне нужен. Прости... — Ты меня тоже... отец, - откликнулся с горечью в голосе Том. — Не бросай меня...