* * *
Почти неделю я изображал грозного дрессированного медведя, стоя за спиной заказчика, и молился, чтобы «великая» сделка уже быстрее состоялась и, не дай бог, не сорвалась. Когда все документы были подписаны, а довольные друг другом нетрезвые деловые партнеры - благополучно доставлены в отель, наслаждаться мирным сном, я сорвался в аэропорт, чтобы ближайшим же рейсом вернуться к Зайке. На следующий день, уже после обеда я вышел из терминала аэропорта родного города. У главного выхода меня встретил Андрей и, кинув ключи от моего припаркованного тут же автомобиля, сказал: - Стас, Александра Витальевна умерла. На операционном столе, сердце не выдержало. Сегодня похороны. - Что?! - на плечи обрушилось небо, холодное, грозовое и невероятно тяжелое. - Андрей, а почему ты только сейчас мне об этом говоришь? - А что бы ты сделал, узнай об этот два дня назад? Сорвал договор и сделку, бросив клиента, или выворачивал себе душу, не имея возможности сразу вернуться? – Да, Андрей как всегда был прав. - Женька где? - На Новом кладбище, Восточная аллея, похороны же… Дальше я уже не слушал, с протестующим визгом шины Ауди практически вспороли асфальт, и я полетел в сторону погоста. Мой низкий полет прервали проклятые пробки на подъезде к городу, но я все-таки доехал, и надеюсь – не опоздал. Под неодобрительные взгляды посетителей последнего пристанища, я бежал по главной аллее кладбища, в сторону новых захоронений, роняя гвоздики из огромной белоснежной охапки цветов, и притормозил только тогда, когда увидел знакомую фигуру. Женька сгорбившись стоял у небольшого холмика свежей могилы. Один. Церемония уже давно закончилась, все разошлись, а он все стоял… Уже медленнее я подошел к скорбящему и ничего не видящему вокруг парню и рассыпал гвоздики по влажной земле. - Мне очень жаль, - а что еще я мог сказать. - Спасибо! И за цветы… - на меня смотрели заплаканные, потускневшие глаза. - Женя, ты попрощался? - Да. Наверное… - Может, тогда пойдем домой, - обнимаю парня за плечи и разворачиваю в сторону выхода. - Тебе надо отдохнуть. Да и помянуть твою маму нужно. - Хорошо, – практически шепотом, сухими безжизненными губами. Женя всю дорогу покорно шел рядом со мной, безропотно сел в машину и послушно дождался, пока я ходил в магазин за водкой и незатейливой закуской. Мы подъехали к его дому, поднялись к квартире. Забрав ключи из его дрожащих рук, я открыл дверь, пропуская хозяина вперед. В квартире остро пахло лекарствами, было очень чисто и… бедно. Единственной новой, красочной и радостной вещью в доме был подаренный мной плюшевый медведь, сидящий на стареньком диване. Тихой мышкой парень забился в уголок за кухонным столом, теребя в руках край скатерти. Значит, собирать поминальный стол предстояло мне. Я накромсал, как умел, колбасы, хлеба и сыра, открыл банку с оливками и, не найдя рюмок, плеснул водки на дно чайных чашек. Дверной звонок заставил вздрогнуть не только хозяина, но и меня. Пошел открывать. За дверью меня ждала милая старушка с пирогами и банкой солений. - Здравствуй, сынок, - старушка сунула мне в руки провизию и шагнула в квартиру. - Меня баба Тома зовут, соседка я. А кто ты будешь? - Стас. Друг. Знакомый Жени… - А и правда, кто я? - Это хорошо, Жене сейчас поддержка нужна, он же совсем один на этом свете остался. А я поминать Сашеньку пришла. Дверь не закрывай, сейчас еще и дед мой придет. Баба Тома живо выложила свои припасы на стол, достала еще две чашки под водку, а появившийся из ниоткуда сухонький старичок с табуреткой, представившийся дедом Митей, бодренько рассадил нас за маленьким столом. Сашеньку мы поминали под вкуснейшие соленые помидорки и огурчики, а пирог с рыбой вообще как-то ну очень быстро исчез в желудках. Вот только Женька почти ничего не ел, уже после нескольких выпитых глотков водки, он просто уснул, привалившись к стене. Баба Тома помогла найти постельное белье, расправить и застелить диван. Женьку я на руках отнес в постель, раздел, тяжело повздыхал над сладко сопящим парнем и вернулся к столу. Когда водка закончилась, а из закусок остались только несколько сиротливых кусочков колбаски и засохшего свернувшегося сыра, добрые соседи, забрав табуретку, ушли домой, оставив меня наедине со спящей мечтой и глупыми пьяными мыслями. Но мысли остались только мыслями. Я лег рядом с Зайкой, крепко прижав его к себе, зарылся носом в его короткие волосы, блаженно улыбнулся и провалился в сон. Разбудил меня нежный щебет птиц, доносящийся из открытого окна. На душе было светло и спокойно, и даже старый продавленный диван сейчас казался роскошнейшим ложем, а сознание того, что рядом с тобой спит самый нужный и желанный тебе человек, наполняло сердце бесконечной радостью. А мое счастье, уткнувшись мне в плечо, мерно дышало легким перегаром. Будить Зайку я не хотел, поэтому с огромным сожалением встал, собрался и тихо ушел, захлопнув дверь. Женька так и не проснулся.* * *
Весь день я пытался дозвониться Зайке, но он опять не отвечал на мои звонки. Но, успокаивая себя тем, что парень просто отсыпается после пережитого, а его телефон, может быть, стоит на беззвучке, я все равно заводился все больше и больше. Хотелось бросить все и вернуться в пропахший лекарствами скромный дом, на жесткий диван, к Зайке. К вечеру второго дня мое терпение с оглушительным треском окончательно лопнуло. Женька так и не брал трубку, не вышел на смену в кардиодиспансер и не появился на экзамене в колледже. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия, и я рванул в знакомый двор. Взбежав на второй этаж, у двери Зайкиной квартиры я увидел взволнованных бабу Тому и деда Митю с топором. - Ой, сыночек, - запричитала старушка, - как хорошо, что ты пришел, Женечка дверь не открывает. Мы с дедом волнуемся. - И давно, Зай... Женя дверь не открывает? - меня стало потряхивать от ужаса. - Да уже два дня. Я к нему утром после поминок хотела зайти, помочь убраться. Он так и не открыл и вот до сих пор… - Да я сейчас дверь вскрою! - свирепо замахнулся топором дед Митя. - Тише, тише. Не будем портить чужое имущество, - я выскочил во двор, поднял глаза на почти родные окна. Ага, балкон так и остался открытым. - Баба Тома, я попробую через окно, - крикнул я и мухой взлетел на балкон второго этажа. Страх придавал сил. Ввалившись в квартиру, я замер, не веря своим глазам. Продрогший, посиневший Женька свернувшись комочком на диване, мелко дрожал, мертвой хваткой вцепившись в плюшевого медведя. Пустой, стеклянный взгляд, направленный в одну точку. Бескровные губы, что-то шепчущие на ухо игрушке. Господи! Мой бедный мальчик! Я открыл дверь соседке, которая собрала в небольшой рюкзачок кое-какую одежду, забрал Женькины документы и ключи, завернул Зайкино холодное тело вместе с медведем, которого он так и не выпустил из рук, в плед, и утащил в свою машину. Рисковать своей и его психикой я больше не собирался. В сумерках добравшись до дома, первым делом я отогрел Женьку в душе и насильно напоил горячим чаем. Теперь он в обнимку с игрушкой лежал в моей постели и все так же, неподвижным взглядом, пялился в потолок. Надо было что-то делать, но вот что – я не знал. Боясь напугать парня, я медленно опустился на кровать рядом с ним, обнял и стал ласково гладить по голове, шепча какие-то глупости о сильном мальчике и о его маме, которая была для него самым дорогим и любимым человеком. Я говорил и говорил. Постепенно в глазах Зайки стали появляться проблески понимания и отголоски жизни. - Мама меня очень любила. Только она одна, - по его щекам потекли слезы. - Можно теперь тебя буду любить я?! Но Женя меня как будто не слышал, он, словно выплескивая из себя горе, начал рассказывать о своем небогатом, но таком счастливом детстве, о любимой и любящей матери, о том, как стало тяжело, когда из-за болезни она уже не смогла не только работать, но и даже дышала с трудом. Переплетя наши пальцы, я слушал его откровения, иногда вставляя никому не нужные реплики, а Зайка беззвучно плакал, и вместе с ним выло и рыдало мое сердце. Как же мне хотелось забрать у него всю эту боль и подарить взамен тепло и нежность. Меньше чем за час я узнал о парне больше, чем о себе. Мне действительно осталось только восхищаться силой духа этого почти ребенка, на которого жизнь так рано взвалила ответственность не только за себя, но и за больную маму. Малыш, пожалуйста, разреши теперь мне заботиться о тебе и любить. Женька потихоньку оттаивал и приходил в себя, слезы закончились. Он приподнялся и, прислонившись к моему плечу, перебирал мои пальцы, забыв о плюшевом мишке. А я млел и тихо сходил с ума от его близости и доверия. - Жень, поспи, поздно уже, - я начал подниматься с кровати, внутренне сжимаясь от перспективы провести ночь на диване в гостиной. - Не уходите, пожалуйста, - я даже не поверил сперва, - с Вами так тепло и спокойно. - Я никуда не уйду, - сползаю на подушку, обнимая и увлекая за собой Зайку, - Никогда! - целую в макушку и закрываю глаза. Тихое сопение и мокрая от еще не высохших слез щека у моего сердца приносят покой и надежду.* * *
Снова радостное утро. Открываю глаза и с дебильной улыбкой поворачиваюсь к сонному смущенному Женьке. - Доброе утро! - Доброе, - шепчет парень, выпутываясь из моих рук. Нехотя отпускаю, но знаю, что так будет лучше. - Жень, как ты себя чувствуешь? - Хорошо. Извините меня за истерику, я приношу Вам столько проблем. - Жень, это ты сейчас о чем? – недоумеваю я. - Никаких проблем и, пожалуйста, давай уже на «ты». Хорошо? - Хорошо, я постараюсь... - отступая в сторону двери, - эм... а можно мне в ванну? - Стас, меня зовут Стас, – улыбаюсь я. - Конечно можно. Или сюда, или - если тебе привычнее - внизу, гостевая. - Спасибо, Стас, - и парень проскальзывает в дверь, сбегая от моих смеющихся глаз. - Жду тебя на кухне. Кормить буду! - кричу ему вдогонку. На этот раз Женька позавтракать не отказался. Он жмурился от удовольствия, глотая горячий кофе со сливками, хрустел тостами и уплетал мой фирменный омлет, я же смотрел на него и наслаждался ощущением безмерного счастья и пьянящего удовольствия. Как же мне хотелось сейчас остановить время, навсегда. Взяв с Зайки обещание, что он дождется моего возвращения и никуда без меня не уйдет, я галопом ускакал на работу. Закончив необходимое в рекордные сроки, сбежал домой, боясь, что сегодняшнее утро было только моей фантазией. Напряженный, почти полностью одетый на выход Женя сидел на диване и мял в руках свой рюкзачок. - Что-то случилось? – да, не зря я не верил в реальность утра. - Мне нужно идти, я и так злоупотребляю Ва… твоим доверием и гостеприимством. - Так, Жень. Ты что уже здесь себе напридумывал? - не могу я его отпустить, ну да, я эгоист, но как я теперь без него. - Мне надо уйти, у меня экзамены и работа, - поднимается с дивана и направляется к выходу. - Жень, а давай ты пока здесь поживешь, - в горле пересохло, давлю из себя слова, пытаясь найти самые нужные. - Ездить на работу и в колледж ты можешь и отсюда. Пожалуйста, поверь мне. Сейчас тебе нельзя быть одному. Ну, хотя бы на время останься, на неделю, Жень, пока все не перестанет так сильно болеть. Это нужно и тебе и... мне. Подхожу к парню и заглядываю в глаза, полные слез. Ты же сам не хочешь уходить, Зайка. Останься. Поверь. - Жень, я клянусь тебе, что ничего не попрошу взамен. Никогда больше не заставлю делать то, что ты не хочешь. Прости меня за все, что было! Останься?! Пожалуйста. Он поверил. И остался. На неделю. Пока на неделю.