I'll Be Yours

Дом встретил их уютным теплом. Януш знал, что это просто батареи успели согреться за время их отсутствия… Но все равно украдкой погладил оштукатуренную стену, когда Габриэль отвлекся на Бастет, выбежавшую им навстречу. Получив свою порцию ласки от хозяина, кошка соскочила с его колен и потерлась о ноги Брабера. Януш погладил и ее – тоже тайком, опасаясь ревности инвалида. Ван Хейден нетерпеливо размотал шарф, скомкал его и бросил на прилавок. Перчатки он брезгливо стянул с рук и кинул в Януша. - Выброси их. Брабер кивнул и помог хозяину снять пальто. - Я не буду подниматься. Принеси сюда домашние туфли и расческу. Впервые за долгое время Габриэль обеспокоился тем, как он выглядит. Разумеется, поздно спохватился – Гвидо его уже видел. Такого же жалкого, немощного брюзгу, как и тогда, когда они только познакомились. Только теперь ко всем прочим недостаткам добавилось еще и глухое одиночество… И дело даже не в социальных контактах – их было предостаточно. «- Так ты сейчас совсем один?..» Нет, я живу с кошкой и проституткой, купленной братом. Габриэль вздохнул и потер переносицу кончиками пальцев. Вообще, нелепо все получилось. Лучше бы он не возвращался. Лучше бы не напоминал… Януш повесил свою куртку на вешалку рядом с пальто хозяина. И заглянул на минутку к себе – положить перчатки ван Хейдена на пустую полку в шкафу. Вдруг еще пригодятся? К запаху чужого одеколона и кошачьей мяты добавился запах рук Габриэля – теплой кожи и арбузного мыла. Домашние туфли инвалида валялись на кухне. Массажная щетка для волос отыскалась в ванной комнате. Януш захватил тряпку, чтобы протереть колеса кресла, и спустился вниз. На пороге ломбарда топтались первые посетители, заглядывая в окна, но Габриэль не торопился отпирать дверь. Он сидел за включенным ноутбуком, где белела открытая страница текстового редактора, и о чем-то напряженно думал. Януш старался вести себя неслышно и незаметно, как домовой эльф из английской книжки. Он успел протереть колеса кресла и стереть грязные следы с пола, когда Габриэль обратил на него внимание. - Эй, ты… Януш? – Хозяин смотрел на своего компаньона с интересом энтомолога, нанизывающего бабочку на булавку. - Да? – Брабер перебрался поближе к креслу и стянул с инвалида один ботинок. - Что такие, как ты, пишут в объявлениях, предлагая свои услуги? От неожиданности Брабер выронил ботинок, но быстро вернул себе самообладание и пожал плечами: - Не знаю, мейстер Габриэль. Я никогда не искал себе клиентов таким… способом. Ван Хейден ненавязчиво опустил его до уровня уличной проститутки. За подобный намек в клубе не поздоровилось бы даже клиенту, но… Януш уже привык к тому, что хозяин небрежно бросается словами, не чувствуя их веса. Главное, чтобы это были только слова. - Тогда импровизируй. Напиши так, чтоб от желающих отбоя не было… Второй ботинок Януш все же удержал… Медленно и очень старательно завязывая шнурки на домашних туфлях Габриэля, он обдумывал ситуацию. Если отказаться – будет хуже. Еще один тест на прочность. Еще одна попытка «достать». На этот раз весьма оригинальная. Ван Хейден собрался продавать его через объявления людям с улицы. Брабер начал паниковать, лихорадочно решая, что делать. В контракте наверняка есть запрет на перепродажу, но Габриэль не читал бумаг. Если удастся добраться до телефона, можно будет позвонить Рафаэлю и попросить его образумить младшего брата. Или сразу набрать его номер и попросить о помощи. Марк, забери меня отсюда… Он заберет. Наверняка. Приедет сам или пришлет кого-нибудь. Заплатит неустойку за расторжение контракта, извинится перед клиентом и предложит кого-нибудь взамен. Отправит Януша отдохнуть и подлечить нервы, может быть, даже возьмет с собой в дом на озере. Звучит почти как сказка. Только в конце не будет «и жили они долго и счастливо». Януш вернется в клуб, и управляющий найдет ему нового клиента, который наверняка будет во много раз хуже ван Хейдена с его причудами. Ван Лоо терпеть не мог тех, кого шеф выделял своим вниманием, и всячески подчеркивал, что они «ничем не отличаются». И работать должны как все. - Ну, так что? – В требовательном голосе Габриэля зазвучали капризные нотки. Надо подождать. Он только пугает. Он не будет на самом деле… Януш поднялся с колен и осторожно пододвинул к себе ноутбук. Пальцы неуверенно заскользили по клавиатуре, то и дело спотыкаясь в поисках нужных букв. - Что ты пишешь? «Молодой человек ищет щедрого спонсора»? – Габриэль шлепнул Януша по руке ладонью, отгоняя его, как муху. – Идиот. Разве такое напишет уличная проститутка? Нужно вот так… Пальцы ван Хейдена стучали по клавишам с пулеметной скоростью, отплясывая то ли канкан, то ли джигу. «Страстный и нежный пригласит к себе пошалить раскрепощенного мужчину. БДСМ, фистинг, ануслинг, все твои тайные желания… Групповой секс и золотой дождь за отдельную плату». У Януша задергался глаз. Пальцы дрожали так, что их пришлось спрятать за спину. Габриэль хрипловато хихикнул, выровнял текст по центру и вбил под ним телефонный номер… …С тех объявлений, что Брабер срывал со столбов полчаса назад. Вздох облегчения скрыть не удалось, но ван Хейден не обратил на него никакого внимания. - Вот так в самый раз. – Габриэль порылся в конторке, достал стопку кислотно-зеленой бумаги и запихал ее в принтер. – Иди, одевайся. Будешь клеить. Я хочу, чтобы в объявлениях был весь район. Вешай повыше, так, чтобы не сразу сорвали… - Сейчас? – Только Януш решил, что опасность миновала, на него обрушился новый удар. Клеить объявления об интим-услугах посреди бела дня… Это почти так же экстремально, как кинуть банкой пива в толпу байкеров. - Мейстер Габриэль… Не очень законно писать здесь номер того человека… - Подумаешь, безобидная шутка… - Габриэль легкомысленно махнул рукой. – Если хочешь, я заменю его твоим. Как и ожидалось, «подарочек» смолчал и пошел одеваться. Ван Хейден сложил стопку теплых от принтера объявлений в пластиковый пакет и добавил туда же моток скотча. Ножниц не положил. А зубы ему на что? Когда Януш ушел, Габриэль достал из ящика стола небольшое зеркальце и тщательно изучил свое лицо. Как и ожидалось, причесанный он ничем не отличался от непричесанного. Интересно, Гвидо говорил это серьезно? Он правда хочет… вернуться? И что тебе с того? Разозлившись на самого себя, ван Хейден с силой швырнул зеркальце обратно в ящик, расколотив его на горстку мелких осколков. Как бездомная собака, готов вилять хвостом каждому, кто погладит. Человек пойдет себе дальше и думать про тебя забудет, а ты все помнишь и на что-то надеешься. Шесть лет – долгий срок. Мы изменились, оба. Раньше мне было достаточно того, что он хорош в постели и может меня рассмешить. Теперь этого мало… Не стоит и пытаться. В горле пересохло. Габриэль с трудом сглотнул и пожалел, что не потребовал у «подарочка» чашку чая до того, как тот ушел. Черт… начинаю привыкать. Это было хуже, во много раз хуже, чем возвращение блудного Гвидо. Коварный тип, присланный братом, умел быть незаменимым: носил тапочки в зубах, кормил по первому требованию, терпел колкости. Удобно так же, как инвалидное кресло, – делает твою жизнь более полноценной. Чтобы потом, когда у тебя это отберут, ты почувствовал, насколько… Хватит об этом. Я могу рассчитывать только на себя. Нужно избавиться от него как можно скорее. Возможно, его проймет расклейка объявлений порнографического содержания, и «подарочек» вернется только для того, чтобы забрать свои вещи. Удачная идея с этими листовками, одним махом сразу двух зайцев. Винсбурга давно пора было проучить. *** - Эй, детка, как на счет минета прямо сейчас? – какой-то придурок почти наполовину высунулся из машины, чтобы заглянуть Янушу в лицо. Брабер вежливо улыбнулся и отрицательно покачал головой. Придурок раскудахтался в голос и прибавил скорости, огласив улицу рокотом выхлопной трубы своего драндулета. За полтора часа на улице это было третье предложение в духе «прямо здесь и сейчас». Еще пара столь же интеллектуально одаренных хотела «у тебя дома и забесплатно». Неудобно было только перед священником, пытавшимся спасти его бессмертную душу или хотя бы уговорить не расклеивать эту гадость. Вот тут Януш спасовал и убежал с улицы. Отсиделся за ближайшим углом и еще раз пересчитал объявления, оставшиеся в пачке. Еще сорок три штуки. Хозяин не пожалел бумаги… Небо затянуло низкими облаками, тяжелыми и плотными, как мокрый шелк. С реки дул промозглый сырой ветер, обещающий простуду. Фонари еще не зажгли, но у всех машин уже горели фары. И в окнах был свет, напоминающий о доме. Хотелось вернуться туда, в лачугу с заколоченными окнами. Стряхнуть с ботинок прилипшие тени подворотен, оставить за дверью холод и страх. Пить горячий чай из щербатой чашки и наблюдать за тем, как хозяин дразнит Бастет ниткой речного жемчуга. Но вместо этого приходилось переходить от столба к столбу, держа подмышкой трепещущую от ветра стопку объявлений, готовых разлететься из рук ворохом опавших листьев. Отрывать зубами непослушную липкую ленту, от которой во рту оставался синтетический клейкий привкус. Лепить листовку к фонарному столбу или рекламному щиту, чувствуя на себе осуждающие взгляды прохожих. Всякий раз, когда мимо проходил человек, Януш хотел провалиться сквозь землю. Все предыдущие фортели Габриэля не шли ни в какое сравнение с этим. Инвалид нашел самую больную мозоль своего компаньона и как следует проехался по ней. Януш не любил и элементарно боялся привлекать к себе внимание. Он никогда не позволял себе провокаций в одежде, манерах или голосе. Музыку слушал только в наушниках, уступал места в автобусе и всегда доносил мусор до урны. Очень рано он усвоил одну простую истину – ты можешь быть кем угодно: гомиком, наркоманом, некрофилом, коммунистом, но до тех пор, пока на тебе галстук и ты вежливо улыбаешься, людям все равно, кто ты. Еще один парень. Обычный. Нормальный. Но даже в самом толерантном городе, если ты расклеиваешь порногрфические объявления, любой встречный считает тебя проституткой. И выражает свое неодобрение или горячую заинтересованность. Каждое непристойное предложение добавляло еще одну голову демону, грызущему Брабера изнутри. Каждое оскорбление попадало в цель и заставляло его прятать лицо. Ему хотелось все бросить. Выкинуть к черту эти объявления и приползти обратно к ногам Габриэля, солгав, что он все расклеил. Никаких денег не хватит, чтобы забыть такое унижение. Никаких слов недостаточно, чтобы уговорить его еще раз пойти на это. Марк, забери меня… Еще один придурок буквально прилип к только что наклеенному объявлению, а потом пошел вслед за Янушем. Брабер подозрительно оглянулся, на всякий случай перешел на другую сторону дороги и прибавил шагу. Еще двадцать шесть штук… - Эй, парень, подожди! Постой! – незнакомец за спиной громко окликнул его и для верности замахал руками, привлекая к себе внимание. Януш собрал остатки воли в кулак и обернулся ему навстречу. Уголки вежливой улыбки подрагивали, но в сумерках это было почти незаметно. При ближайшем рассмотрении незнакомец оказался подозрительным типом в замызганном пальто, и Брабер инстинктивно шарахнулся от него, когда тот приблизился. - Чувак… - тип перевел дыхание и подошел еще ближе. Януш был готов сорваться с места в любую секунду. – Хочешь нормальную работу? Ничего непристойного… - поспешил уточнить он, заметив, с каким подозрением смотрит на него расклейщик объявлений. – Просто курьером в фирме. Развозить каталоги обоев, письма и так далее… Деньги небольшие, но все же лучше чем… Мужчина покосился на пачку зеленых листов в руках Януша, и тот отчаянно покраснел. Не за то, что он делал, – в конце концов, это просто дурная шутка хозяина, в которой он поневоле должен участвовать. Ему было стыдно отказывать человеку, который хотел помочь. Так же, как со святым отцом, только еще хуже, потому что священник не предлагал ему работу. - Нет, спасибо. – Януш не стал оправдываться или что-то объяснять. В конце концов, постороннего человека не касаются причины его поступков. Но все равно было отчаянно стыдно. - Ну, как знаешь. – мужчина пошарил по карманам измятого пальто, достал сигареты и закурил. Его табак пах жженой карамелью. В ушах посверкивали крохотные бриллиантовые серьги. – Слушай, а ты местный? Не знаешь, где тут ломбард, который держит такой вредный тип в инвалидной коляске? Януш отрицательно покачал головой. Ему не хотелось показывать дорогу этому странному человеку, каким-то образом связанному с мейстером Габриэлем. И дело даже не в грязной одежде и манере приставать на улице к незнакомым людям. Брабер не хотел указывать путь тому, кто называет ван Хейдена «вредным типом». Даже если он тысячу раз прав. Инстинктивно Брабер ушел подальше от дома, чтобы за «распространением заразы» его не застали соседи – это могло навредить репутации Габриэля. Поэтому он не боялся, что незнакомец сам найдет дорогу и поймает его на лжи. На этих узких прибрежных улочках так легко заблудиться… Сам Януш поплутал достаточно сегодня утром в поисках хозяина и теперь неплохо ориентировался даже без фонарей. - Ладно, удачи… - незнакомец докурил, широко улыбнулся на прощанье и собрался продолжать путь. Но почему-то замешкался в последний момент и снова начал отчаянно обшаривать свои карманы. – Вот. – он протянул Янушу нож. Обычный столовый нож, который ничего не режет. Такие в дешевых забегаловках подают с мороженым и вечно не докладывают к бифштексу. – Спёр сегодня совершенно случайно, – доверительно сообщил он и вложил нож в руку ничего не понимающего Януша. – Возьми, пригодится. Незнакомец в развевающемся грязном пальто свернул на первом перекрестке, а Януш продолжал идти прямо, все сильнее удаляясь от дома. Подаренный нож неплохо кромсал скотч, и дело с расклейкой пошло на лад. Брабер снова заулыбался, странная встреча почему-то вернула ему хорошее настроение. Прилепив последнюю листовку прямо посреди какой-то концертной афиши, Януш выбрался из глубины квартала на оживленную набережную. На улицах были толпы людей, несмотря на холод и вечер понедельника. Кто-то спешил домой с работы, кто-то выходил из кино, кто-то просто неторопливо и бесцельно шатался… Брабер торопливо шагал в сторону дома. Облегчение, которое он испытал, закончив с расклейкой, граничило с катарсисом. Люди снова не обращали на него никакого внимания, вежливо улыбаясь в ответ, и это было прекрасно… Он ловко лавировал в толпе и думал о том, что это чудесно – когда есть куда возвращаться. К кому. И как бы мейстер Габриэль не злился, как бы не шипел на своего компаньона, сейчас он наверняка ждет… Вероятно, он проголодался. И может быть, если Януш приготовит ему ужин, они снова разделят трапезу за одним столом. Это еще не «разделят постель», но тоже неплохо. Брабер усмехнулся и свернул к супермаркету, заливавшему улицу светом витрин. Сегодня стоит приготовить что-нибудь особенное. Денег у него с собой было немного, но вполне достаточно, чтобы купить продуктов на ужин для двух человек. Не теряя времени зря, он быстро наполнил корзинку всем необходимым. Свежие овощи и хлеб, мясо, сыр… У полок винного отдела он остановился, задумчиво разглядывая этикетки, но так ни на что и не решился. Януш понятия не имел, какой алкоголь предпочитает хозяин и пьет ли он вообще… Да и вряд ли он согласится хоть на бокал вина с тем, кому не доверяет. Лучше не торопить события. Прихватив плитку шоколада к чаю, Януш расплатился на кассе и заторопился домой. Часы показывали без четверти семь. Если хозяин закроет ломбард в то же время, что и вчера, то наверняка скоро захочет поужинать… На скорую руку можно будет подать салат и сыр, это его отвлечет, а там Януш успеет и мясо поджарить. Еще издалека Брабер увидел, что вывеска ломбарда уже не горит. Хозяин закрыл его раньше… Януш еще прибавил шагу и теперь почти бежал, а тяжелые мысли снова гнались за ним, цепляясь за подошвы ботинок. Только бы дверь была открыта… Хозяин, мне холодно… Старые и новые страхи сплелись в плотный комок и засели где-то в груди, сдавливая сердце. На крыльцо Януш взлетел, едва не растеряв продукты. Табличка на окне сообщала: «закрыто». Задержав дыхание, Брабер повернул ручку двери… Она поддалась. В магазине было пусто – только Бастет сладко подремывала в круге света от настольной лампы. С натугой тикали часы на втором этаже, поскрипывали половицы – хозяин где-то там, в своих комнатах или на кухне. Он не запер дверь. Она была открыта… для меня? На глазах выступила влага – позорное последствие слишком длинного и тяжелого дня. Меньше двух суток прошло с начала новой жизни, а Брабер уже чувствовал себя усталым стариком. Он не побежал сразу наверх, решил сначала успокоиться, чтобы не показаться перед хозяином совсем уж размазней. Януш подошел к кошке и долго гладил ее по шерсти, нагретой светом лампы. Бастет загадочно щурилась и негромко размеренно урчала, гладя по нервам в ответ. Заработал лифт, и парень инстинктивно отступил из круга света, прячась от хозяина. Тот выехал из подъемника и забавно сморщил нос, принюхиваясь. Не глядя в темный угол, куда забился Януш, он сообщил в пространство: - Вернулся. Какая досада. А я надеялся, что ты сгинул. Неужели не подцепил никого, пока шатался по улицам? Брабер загородился пакетом с продуктами как щитом и осторожно выполз на свет: - Простите, что задержался, мейстер Габриэль. Я все расклеил. И сходил за продуктами. Ужин будет через четверть часа, если захотите… - Нет, не захочу. Я уезжаю, поужинаю в городе. Только сейчас Януш заметил, что ван Хейден одет «для улицы» - пальто, шарф… другие перчатки. Габриэль между тем изучал своего компаньона напряженным взглядом, соображая, что с ним делать. Он надеялся, что Януш не вернется до его отъезда и проблема решится сама собой. А теперь как быть? Выгнать или оставить в доме? Мобильник зажужжал, оператор вежливо сообщил, что такси подъехало. Габриэль смотрел на парня, нет, совсем еще мальчишку, который старался стать как можно незаметнее. Януш молча ждал приговора. Инвалид устало потер переносицу и угрюмо пообещал: - Если у меня пропадет хоть чайная ложечка, я с тебя шкуру спущу. Понял? Брабер кивнул. Ван Хейден поехал к выходу, бросив на прощанье: - Вернусь поздно. Будешь уходить – захлопни дверь. Януш остался один в магазине, один во всем доме, и кошка под лампой казалась ему последним живым существом во вселенной. Словно почувствовав это, коварная Бастет выскользнула из-под ласкающей ее руки, лениво потянулась и спрыгнула с прилавка. Прошла до входной двери походкой манекенщицы и громко поинтересовалась, выпустит ли ее кто-нибудь. Брабер жалко улыбнулся, отворяя перед ней дверь: даже кошка сбежала. Бастет благодарно потерлась об него, оставив на штанах очередную порцию линялой шерсти, и выскользнула в ночь вслед за своим хозяином. *** - Добро пожаловать домой, мэнир ван Хейден. – Водитель открыл перед ним дверь машины. - Благодарю. – Рафаэль неуклюже выбрался с заднего сиденья. - С возвращением, мэнир ван Хейден. – Это дворецкий, спустя шестнадцать ступенек, отворил двустворчатые двери и изогнулся на манер подставки для зонтиков, готовый принять шляпу и пальто. – Я сообщу мэниру и мефрау Нолан, что вы прибыли. Не желаете ванну перед ужином? Или бокал чего-нибудь освежающего? Пошел нахрен, мудак. Когда я пожелаю ванну – я ее приму. - Спасибо, ничего не нужно. – Ван Хейден сбросил на руки дворецкому верхнюю одежду и похромал к лестнице – это еще две дюжины шагов. - Моя жена дома? - Да, она в сво… в ваших покоях. – Рафаэль смерил слугу мрачным взглядом и похромал дальше. – Ей передать что-нибудь? Передай ей, что улитка-муж доползет до нее часа через полтора. Ван Хейден ненавидел этот дом. Ненавидел лестницы, переходы и галереи, из-за которых путь от столовой до спальни был похож на крестовый поход. Ненавидел презрительно-предупредительную обслугу, которая считала его грязью, налипшей на шпильку их госпожи. Ненавидел то, что все это повторялось каждый вечер изо дня в день, превращая в ад его относительно сносную жизнь. Радовало то, что в доме, полном роскоши, сквозняков и эха, четыре чужих человека могли жить, не мешая друг другу. Однако и эту единственную радость портила ежевечерняя каторга, именуемся «семейным ужином». Хуже, чем групповая терапия и светский прием вместе взятые. К ужину полагалось переодеваться, поэтому Рафаэль поднимался в спальню, превозмогая боль, вместо того, чтобы просто подождать часа Х в столовой, в удобном кресле с какой-нибудь книгой. Марица действительно была в их спальне. Уже одетая в вечернее платье цвета фуксии, она поправляла в вазе роскошную охапку алых роз. - Раффи, ты дома! – Увидев его, жена преувеличенно-восторженно всплеснула руками и нежно чмокнула куда-то в область уха. – И опять пахнешь, как пепельница. Прими душ перед ужином, хорошо? - Да, да, приму. – Это прозвучало грубо, и Рафаэль поспешил отвлечь жену, переводя разговор на другое. – А где Каролина? - Она с няней, ты же знаешь. - Угу. – Ван Хейден снял пиджак и теперь развязывал галстук, тяжело опираясь на здоровую ногу, чтобы действовать двумя руками. – Я схожу к ней, ладно? Пока время есть… - Нет-нет-нет, милый. – Марица отвлеклась от букета и подпихнула мужа в сторону ванной комнаты. Рафаэль опасно потерял равновесие, в глазах потемнело от боли. – Времени почти не осталось, родителей нельзя заставлять ждать, а ты очень медленно спускаешься… Поняв, что на этот раз она сказала бестактность, Марица прикусила пухленькую нижнюю губу и очаровательно улыбнулась. Рафаэль насторожился, но послушно пошел в указанном направлении. Он понял, что его так обеспокоило, только тогда, когда закрыл за собой дверцы душевой кабины и включил воду. Капельки забарабанили по коже маленькими молоточками, и мозг сделал вялую попытку проснуться. Как правило, его жена не следила за тем, что она говорит и насколько это может обидеть окружающих людей. Она была Нолан до мозга костей, а Ноланов такие мелочи не волнуют. Следить за своим поведением и быть паинькой она начинала только когда шкодила – как маленькая мамина принцесса, разбившая сахарницу. Он помнил наперечет случаи, когда она ему так по-кукольному улыбалась, невинно хлопая глазами: один раз после того, как она сорвалась на Майорку на восьмом месяце беременности, без него. В другой раз она опустошила его банковский счет и три дня ходила перед ним на цыпочках, в третий – разбила рабочий ноутбук, семейная идиллия продолжалась неделю… И вот опять. Интересно, что она натворила на этот раз? Вялое любопытство сменилось настороженным беспокойством. Рафаэль заволновался, в порядке ли дочь. Надо проверить Каролину… Торопливо смыв с себя мыло, Рафаэль вылез из душа и оделся в купальный халат. Детская была по соседству – Ноланы поколениями растили в этой комнате своих отпрысков. С подачи жены комната малютки была выкрашена в розовый цвет, она просто утопала в розовом... Рафаэль запутался в карминовых портьерах, споткнулся о какого-то плюшевого медведя мерзко-сосисочного цвета и схватился за кресло, расцветкой напоминающее испуганного фламинго. Дочь была здесь, спала на руках у няни-итальянки, взволнованной его неожиданным вторжением. - Все в порядке. Просто хотел на нее посмотреть. – Рафаэль постарался успокоить девушку и протянул руки к ребенку. Няня понимающе улыбнулась и отдала ему младенца. Ван Хейден покачал дочь мягко и осторожно, чтобы она не проснулась. - У… у вас все хорошо? – мужчина неловко продолжил разговор, не зная как спросить… - Да, – няня пожала плечами и подняла с пола упавшего мишку. – Госпожа сегодня не заходила. Ван Хейден перевел дух – значит, что бы это ни было, с ребенком оно не связано. Часы в коридоре пробили семь. Рафаэль аккуратно передал дочь няне и заторопился на выход. Уже у лестницы он понял, что собрался спускаться в купальном халате. Такой вольности древнейшее и благороднейшее семейство ему бы не простило. Пришлось возвращаться, чтобы переодеться. Поправляя галстук-бабочку в зеркале, мужчина снова обратил внимание на букет роз – слишком яркий и роскошный, как красная тряпка для быка. Сосредоточенно хромая вниз со ступеньки на ступеньку, ван Хейден думал об оформлении дома, которым Ноланы по праву гордились. Шторы и портьеры менялись дважды в сезон, портреты перевешивали раз в полгода, чтобы они не выцветали и не мозолили глаз… Срезанные цветы доставляли каждые три дня. Этим занималась специально нанятая дама-флорист, и раньше она никогда не позволяла себе таких грубых мазков краски на фоне общей пастельной палитры. Значит, не она… А судя по тому, что букет был в их с Марицей спальне, это явно имело к жене непосредственное отношение. Ноланы встретили Рафаэля в полном составе, неодобрительно наблюдая за его вынужденно-неторопливыми перемещениями. Лакей отодвинул для Рафаэля стул, чтобы он мог сесть, – знак внимания, оказываемый женщинам и калекам. Марица наклонилась к нему, чтобы прошипеть что-то едкое, но ван Хейден ее опередил и с улыбкой поинтересовался: - Любимая, а от кого цветы? Марица поперхнулась на полуслове и запила неловкость глотком воды. Ее мать отвлеклась от подсчета калорий и прислушалась. Даже тесть вынырнул из своего бокала с виски, наблюдая за разворачивающимся перед ним театральным представлением. - Это… подарок от бридж-клуба. Просто… знак внимания. – Марица не могла найти слов. Чудеса, да и только. - Розы. Алые. Несколько дюжин. Букет от клуба? – Рафаэль усмехнулся и налил себе выпить по примеру Нолана. - Д-да… - залепетала жена. Она говорила все тише, и взгляд ее становился все наивнее… Добавить соломенную шляпку, и выйдет отличная пастушка Джилл. А он рядом с ней, видимо, вместо барана. – Если тебе не нравится, я их уберу. - Нет, пусть стоят. – Рафаэль усмехнулся, не спуская с нее глаз. – Прекрасные цветы. Жена затихла, как мышь в норе, тесть и теща вернулись к своим делам, и дальнейший ужин прошел в благословенном молчании. Рафаэль ел с неожиданным для себя аппетитом и думал. Ему хотелось схватить жену за волосы и выбить из нее правду… Конечно, это методы Габриэля, но на Рафаэле они работали безупречно. Он бы не стал делать вид, что все в порядке. Габриэль может устроить скандал, наорать или напакостить, но он никогда не будет врать в лицо и улыбаться. Несмотря на склонность к злым шалостям, младший прямодушен. Чем больше он думал о брате, тем больше хотелось позвонить ему. Габриэль молчал. И из клуба не было никаких вестей, хотя управляющий обещал дать знать, если Януша вынудят вернуться. Значит, он еще с ним… Это радовало и убивало одновременно. Рафаэль яростно гонял по тарелке горстку каперсов. С одной стороны он был до омерзения рад, что брат теперь в надежных руках. А с другой стороны старший испытывал эгоистичную ревность к этому вьюноше, как и к букету роз. По большому счету ван Хейден жену не любил, но считал ее своей женщиной. Он понимал, что от ее верности зависит их с братом благополучие, и не позволял никому вокруг нее околачиваться. Поэтому свои приступы ревности считал полезными, они укрепляли их брак. Что же касается брата, то… Нахрен. Это никак не связано с тем, что было раньше. Я просто за него волнуюсь. Интересно, чем они сейчас… Рафаэль вздрогнул и сжал вилку так, что костяшки побелели. Марица испуганно пискнула, промокнула губы салфеткой и вылетела из-за стола. Муж встал следом и похромал за ней. - Дети, а как же десерт? – теща очнулась от своих расчетов. - Оставь их, дорогая… Пусть молодежь развлекается. – Нолан проводил пару философским взглядом и налил себе еще. Жена вяло потрепыхалась, но все-таки дала. Чертова нога мешала все больше, болело так сильно, что член не стоял толком. Марица съязвила, что получила огромное удовольствие, и отвернулась обиженно сопеть в подушку. Рафаэль не стал подлизываться (в буквальном смысле), не в том настроении он был сегодня. Застегнув ширинку и накинув пиджак, он вышел покурить на балкон. Черт, от сигарет больше вкуса, чем от… Секс у них с Марицей был просто отвратительный. Всегда в одной и той же позе, без перемен. О минете она и слышать не хотела, не говоря уже об анальном сексе. Верхом распущенности она считала покрасоваться перед ним в леопардовом белье и тут же выключить свет. Когда их роман только начинался, они трахались, как кролики, в закрытом кабинете или в офисных коридорах поздно вечером. Это было круто, настолько, что Рафаэль потерял голову… А когда ловушка захлопнулась все изменилось. На любое предложение Марица немедленно отвечала одним и тем же аргументом: «Но твоя нога, милый». Она трясла этой ногой перед его носом так, словно он мог о ней забыть. Она превратила их постель в место исполнения супружеского долга – где-то между семейным ужином и отбытием ко сну. И, похоже, ее все устраивало. Рафаэля это бесило. Но он старательно сдерживал себя и терпел, ради дочери, ради брата, ради своей семьи… Терпел до тех пор, пока боль в ноге не стала невыносимой, и он наконец признал, что с этим пора что-то делать. В кармане нашлась визитка того шарлатана, что вчера предлагал свои услуги. Феликс Брант, доктор медицины, профессор и прочая и прочая… Внизу два телефона: сотовый и станционарный. Городской номер – это, наверное, регистратура. Надо позвонить утром и записаться на прием. Но если станет подсаживать меня на таблетки, я ему сам ногу сломаю. Ван Хейден усмехнулся, сжал визитку в кулаке и затушил окурок в каменном вазоне. *** Взять на заметку – хозяин иногда уезжает на весь вечер и ужинает в городе. Может, у него встреча с тем человеком, который искал его на набережной? Или он поехал к брату? Главное не это, а то, что в распоряжении Януша оказалось баснословное сокровище – свободное время. И в этот раз не пятнадцать минут в перерывах между приказами, не ночь, чтобы отоспаться, а… Настоящее. Много-много, несколько часов. И рядом никого, даже кошки. Жутко и прекрасно одновременно. Януш не помнил, когда в последний раз оставался в полном одиночестве, рядом всегда кто-то был: в больнице, в клубе, в доме клиента. На улице его окружали толпы людей, и нигде, абсолютно нигде он не мог закрыться в свою раковину и просто побыть наедине с собой. А сейчас он мог делать все, что угодно, но не знал, за что хвататься. Ему нужен был приказ или совет, но взять их было неоткуда, это обратная сторона одиночества. Что вы делаете, когда остаетесь дома одни? Совсем одни? Януш гулял между полок ломбарда и касался то одной вещи, то другой. Предметы молчали, оставаясь холодными. Дом грел его своим теплом и баюкал скрипом рассохшихся досок. Это несколько иначе, чем присутствие рядом живого человека, но тоже успокаивает. Ощущение уюта и безопасности от стен. «Я в домике». Януш, не скрываясь и не боясь показаться сумасшедшим, погладил стену. На кончиках пальцев осталось сухое, царапающее ощущение от штукатурки – так, словно дом лизнул его в ответ шершавым языком. Я попрошу у хозяина разрешения снять доски с твоих глаз… Потом, когда он вернется. Брабер повторил это вслух, громко и внятно, и тут же испуганно вжал голову в плечи. Никто не смеялся. Некому было. Осмелев, Януш заговорил. Он болтал с домом, додумывая за него ответы. Он спрашивал о чем-то каждую ступеньку, каждую деревянную подпорку или дверь, что попадались ему на пути. Раскладывая продукты из пакетов, он разговаривал с кухонной утварью, смеялся и даже пел. Он включил везде освещение, но не потолочные лампы, а угловые светильники и торшеры, чтобы свет мягко распределился по углам, не оставляя места для тени. Он поставил чайник и сделал себе пару гигантских бутербродов, не заботясь о том, чтобы оставить что-то на завтра. Он заварил тот самый чай, что они с хозяином пили вчера, но передержал заварку, и напиток получился бодряще-горьким. Он громко стучал ложечкой, размешивая сахар, и громко прихлебывал горячий напиток до тех пор, пока не вспомнил о радио. Одна кнопка, и больше не нужно заполнять тишину звуками. Найти бы еще такую кнопку, чтобы… Он ел не торопясь, блаженствуя при каждом укусе и тщательно подбирая все крошки. Потом он бросил чашку и тарелку в раковине, пообещав себе, что потом помоет. Но через пару минут все же вернулся и сполоснул посуду… Мало ли… Вдруг хозяин скоро приедет? Но его все не было, и Януш окончательно расслабился. Он гулял по дому и трогал его вещи. Сидел в его кресле на кухне, завернувшись в плед. Касался его зубной щетки и бритвенных принадлежностей в ванной. На пороге комнаты немного помялся, но все же вошел, осторожно озираясь. Посидел на скрипучей кровати, вспоминая прошлую ночь и то, что Габриэль вытворял на этой самой постели. Потом осторожно прилег, зарываясь носом в его подушку, обнимая ее крепко, до судорог, и воображая себе всякие глупости. Голова кружилась, кровь в висках пульсировала, и температура поднялась. Брабер метался по постели и гладил себя, сжимал член сквозь одежду, но это все было не то… Сумасшедшая мысль, как опасная бактерия, попала в разгоряченный мозг и распространилась по всему телу. Януш соскочил с постели Габриэля и принес кое-что из своей комнаты. Потом напряженно огляделся, выбирая место, – на постели нельзя, хозяин сразу поймет. Вместо этого Брабер остановился у большого зеркала, рассматривая себя. Отражение бесстыже улыбнулось ему и кивнуло на стул неподалеку. Януш послушно подтащил стул – так, чтобы отражению было хорошо видно. И начал раздеваться… Свитер, джинсы, белье, носки – все долой. Нагое тело смутно белело в сумраке комнаты. Януш подошел поближе к зеркалу, разглядывая лихорадочно блестящие глаза своего отражения… И натянул перчатки хозяина. Руки сразу перестали ему принадлежать. Они жили отдельно от него. Тело Януша заканчивалось обрубками где-то в районе запястий, а дальше уже были перчатки Габриэля. Его руки. Они трогали Януша с неласковым любопытством. Что будет, если ущипнуть за сосок? Схватить за подбородок, запрокидывая голову? Отвесить пощечину? Отражение в зеркале жалко кривлялось, избегая грубых прикосновений, но руки Габриэля были вездесущи. Они медленно сомкнулись на шее Брабера и крепко сжали. Парень затрепетал и попытался вырваться, но у него не получалось. Лицо стало багровым, в глазах начали лопаться капилляры, и все вокруг помутнело. Когда он больше не смог этого выносить и сполз на колени перед зеркалом, руки оставили его в покое. Януш перевел дух и потерся лицом о затянутую в кожу ладонь, убеждая, что все в порядке. Черная перчатка успокаивающе похлопала его по щеке и уползла в темноту за его спиной. Парню мерещился хрипловатый смех Габриэля, гуляющий по комнате, раздающийся то из одного угла, то из другого. Он сжался в комок, пытаясь закрыться от удара, который мог обрушиться на него в любой момент. Сильные руки схватили его за плечи и швырнули на стул. Отражение в зеркале с готовностью раздвинуло ноги, принимая чертовски развратную позу, и подмигнуло Янушу. Черные перчатки по-хозяйски оглаживали его бедра. Брабер попытался прикрыться, спрятать свое возбуждение, но от этого стало только хуже. Пальцы в черном коснулись головки его члена, неприятно сдавливая нежную кожу, прошлись по всей длине и стиснули член у основания, так, что парень чуть не заорал от боли, но вовремя сдержался. Хозяин будет недоволен… Вторая рука толкнулась в рот, преодолевая сопротивление стиснутых зубов. Пальцы попытались поймать ускользающий язык и несколько раз грубо проехались по нёбу, трахая его в рот. Януш торопливо сжал губы трубочкой, сдерживая рвотные порывы, но хозяину быстро надоела эта игра. Он вынул пальцы из его рта, и рука переместилась вниз. Януш послушно изогнулся на стуле и раздвинул ноги, отрывая их от пола, давая ей доступ к раздвинутым ягодицам. Влажные от слюны пальцы потирали отверстие, и Брабер искренне попытался расслабиться, чтобы впустить их в себя. Но все равно из глаз посыпались искры, когда хозяин проник внутрь, сразу на две фаланги. Другая рука ожила и медленно прошлась от основания к головке, выжимая член, как тюбик зубной пасты. Януш заскулил, когда пальцы внутри него раздвинулись, то ли показывая знак победы, то ли собираясь порвать его по швам. Он задергался, пытаясь вырваться, но черные перчатки держали его слишком крепко. Отражение в зеркале с готовностью насаживалось на хозяйские пальцы и закатывало глаза от удовольствия. Комната вокруг то меркла, то проявлялась. Дыхания в легких не хватало, Януш уже не скулил, а стонал, извиваясь и грозя опрокинуть стул, раскачиваясь на нем, как на кресле-качалке, опасно теряя равновесие. Затянутые в черную кожу руки не давали ему окончательно сойти с ума, они удерживали парня и продолжали ритмично двигаться, постепенно увеличивая темп до невыносимого. В какой-то момент на пределе сил Брабер взвыл и выгнулся на стуле, чудом не ломая позвоночник пополам. Член запульсировал, разбрызгивая сперму по животу и раздвинутым ногам. В глазах танцевали огненные бабочки, меняющие цвет с каждым ударом сердца. Руки хозяина оставили его и повисли по обеим сторонам тела, словно из них вышибли дух. Парень напрягся, пытаясь вернуть им жизнь, но все, на что их хватило, – лениво приподняться и брезгливо вытереть о грудь Януша перепачканную спермой ладонь в черной коже. Брабер бессильно повисел на стуле, переводя дух. Потом сел прямо и стянул перчатки зубами, одну за другой. Бледные пальцы дрожали, мокрые от пота. Парень встал и подошел к зеркалу. Отражение ответило ему понимающим взглядом и немного печально улыбнулось. Он крепко обнял себя, но все это было уже не то. Он вздохнул и начал наводить порядок. Оделся, поставил на место стул. Перчатки отнес в ванную и аккуратно выстирал, размышляя, нельзя ли их как-нибудь зашить. В душе было пусто, холодно и так отчаянно-одиноко, что свободное время не радовало его больше. Януш снова спустился на первый этаж и еще какое-то время побродил по ломбарду, бездумно беря в руки ту или иную вещь. Он хотел бы присоединиться к ним. Нацепить на себя ценник и сесть на полку. Купите меня раз и навсегда. Поверьте в то, что моя история – старая сказка, а не грязная сплетня. Простите мне трещины и сбитые уголки, ведь это не моя вина… Под конец Януш не выдержал и сел на пол у двери, прислонившись затылком к дверному косяку. Так он сразу услышит, когда хозяин заедет на крыльцо. Интересно, где он сейчас? Что делает? Все ли с ним в порядке? *** - Может быть, повторить? – Официантка убрала со стола пустой бокал и грязную посуду. Габриэль согласно кивнул и откинулся на спинку дивана, чтобы не мешать ей. Музыканты сделали перерыв и ушли со сцены на перекур. В зале снова зазвучали столовые приборы и негромкие разговоры. Сейчас можно было уйти, не привлекая к себе внимания, в промежутке между отделениями, когда все заняты собой. Все равно играют всегда одно и то же, он слушал это десятки раз… И каждый раз оставался до самого конца. Послушать любимые «Blueberry Hill» и «We Have All The Time In The World». Каждый понедельник рояль и скрипка – тощий юноша в пиджаке с ватными плечами и полноватая девушка в вечернем платье. Играли хорошо, тепло, именно так, как нужно. Кафе было рассчитано на туристов ценами и программой. Слишком много тюльпанов и ветряных мельниц на стенах, камин выложен изразцовыми плиточками, и официантки ходят в накрахмаленных чепчиках – показная «народность», еще бы кломпы на них напялили. Но Габриэлю нравилось меню и музыка, это добротное старье, поэтому он приходил сюда пару раз в неделю уже больше года. - Пожалуйста. – Официантка принесла еще один глинтвейн, и Габриэль отсалютовал бокалом музыкантам, вернувшимся с перерыва. В его визитах сюда была какая-то стабильность. Иллюзия порядка и благополучия – «как обычно». В понедельник и четверг закрыть ломбард пораньше, прийти сюда, отыскать взглядом «свою» официантку. «Софи, мне как обычно…» Всегда один, он даже кошку сюда не брал. И никогда никому не сказал резкого слова. Возможно, поэтому ему оставляли лучший стол и без вопросов вызывали такси, если вечером он позволял себе выпить. Мальчик на сцене затренькал «Hello Dolly», девушка вступила полкуплета спустя. Глинтвейн пах вишней с корицей и оставлял на языке пряное послевкусие. Свет не резал глаз, и люди вокруг не раздражали. В такой обстановке легко думалось. Именно то, что ему сейчас нужно, хорошенько подумать. За последние два дня в его жизни произошло больше событий, чем за целый месяц. Очередной «подарочек», ссора с братом, возвращение Гвидо… Голова шла кругом и без алкоголя. Габриэль умудрился начать полномасштабную войну с братом, обокрасть человека и подставить Винсбурга только за сегодня. Несмотря на кучу неприятностей, день удался в конечном итоге. Ван Хейден расплылся в немного хмельной самодовольной улыбке и сделал еще глоток. Розы – это только первый шаг. Рафаэлю не помешает хорошая встряска, пусть понервничает. Может, поймет, наконец, что из себя представляет его женушка. И насколько это неприятно, когда в твою жизнь кто-то вмешивается, не спросив разрешения. Проститутка. Черт, он снял мне проститутку. Невысокого он мнения о своем брате, если считает, что ему нужно именно это… Почему я не запер дверь? Мерзкая продажная тварь, шпион Марицы, шлюха… Как плесень забивает собой щели, лианой обвивается вокруг и душит своей заботой. Прикасается без спроса, нагло дышит за стенкой и всюду сует свой нос. Даже Бастет переманил на свою сторону, подлец. И все же… почему я не запер дверь? Я перевернул табличку, сосчитал кассу, убрал деньги в сейф и поехал переодеваться на второй этаж. Оставил ломбард нараспашку. Идиот. Мало того, что воры могли полмагазина вынести, так еще и… Он смог вернуться. Габриэль залпом допил глинт, поперхнувшись последним глотком, который вобрал в себя щепотку специй. Жестом попросил еще, и официантка забрала из его руки пустой бокал. Чужие пальцы мазнули по коже, не оставляя после себя никаких ощущений… …Его прикосновения можно было пересчитать по пальцам, моменты яркими вспышками загорались в сознании. Теплые ладони, обнимающие босую ступню. Неожиданное и крепкое объятие за плечи (когда тебя в последний раз кто-нибудь обнимал, Габриэль? Вообще, когда в последний раз тебя кто-то касался добровольно?). Легкое касание рукой к руке, когда Габриэль учил его писать порнографические объявления. Черт тебя дери, ван Хейден, почему ты помнишь это и совсем не вспоминаешь Гвидо, который так романтично мусолил твои пальцы и так преданно заглядывал в глаза? Ты мечтал об этом так долго – что он вернется и скажет, что был не прав, что он захочет остаться и ты «так и быть» примешь его… А теперь – что? Что? Третий глинтвейн оказался слишком горячим, и Габриэль обжег язык. Поморщившись, он отставил бокал в сторону, опустил острый подбородок на сцепленные руки и уставился на сцену. Края картинки были мутноваты, как у плохо протертых очков. Зато в ушах наконец-то перестало звенеть. И мысли приобрели неожиданную ясность. Нельзя допустить, чтобы он остался. Еще немного, и я начну в нем нуждаться. Нельзя давать старшему на руки такой козырь, он непременно этим воспользуется. Особенно если узнает, кто шлет его женушке розы… Надо попросить Януша уйти. Он наверняка уже понял, что здесь ему ничего не светит, но стесняется сказать об этом сам. Надо заговорить об этом первым. Вернуться домой и попросить его уйти. Пообещать ему денег, какие угодно рекомендации… Должно же его пронять. С пьяных глаз идея показалась гениальной. Музыканты закончили программу разухабистым «Go Down, Moses» и откланялись. Габриэль прикончил третий глинтвейн, успевший остынуть, и попросил счет. Администратор как обычно помог ему пересесть в коляску и выехать на улицу, где уже ждало такси. Свежий воздух взбодрил, но дури из головы не выдул. Если кнут на него не действует, попробуем пряник. Надо поговорить с ним вежливо, может даже ласково. Я постараюсь быть милым. Черт, я же умею быть милым… Машина ехала медленно, Габриэль постепенно трезвел и поэтому начал сомневаться. Надо только выбрать подходящий момент. Лучше отложить этот разговор до утра. Пусть переночует еще раз. Утром, после завтрака, мы все обсудим. Он, разумеется, согласится и пойдет собирать вещи. Я даже вызову ему такси. И платочком вслед помашу, хех… На улице заметно похолодало за те полчаса, что он ехал… Или просто ушло тепло, навеянное глинтвейном. В постель… Под одеяло, и Бастет под бок. Спать. А утром поговорить с ним, обязательно. *** Когда он отворил дверь, что-то большое шарахнулось в сторону, перебирая косматыми лапами. Ван Хейден едва сдержал крик и зашарил руками в подставке для зонтов в поисках чего-нибудь увесистого. - Мейстер… - Голос «подарочка» заметно дрожал. Габриэль оставил в покое зонты и осторожно приблизился к нему. Видение рассеялось, чудовище исчезло. Вместо него на полу был Януш, почему-то стоящий на четвереньках. Его бледное лицо подозрительно блестело в полумраке. Плакал, что ли? – Я думал, вы уже не вернетесь сегодня. Габриэль собирался ответить какой-нибудь резкостью, но вовремя сдержал себя и вспомнил свое намерение быть с «подарочком» милым. - Я же сказал, что вернусь поздно. – прозвучало это мягко, почти ласково… И, видимо, стало для Януша последней каплей, потому что он подполз к ван Хейдену и начал с каким-то отчаянным исступлением лобызать его руки, затянутые в перчатки. – Перестань. Прекрати, я сказал. Остановить это щенячье проявление радости оказалось неожиданно сложно. Хотя бы потому, что ван Хейден не смог ударить человека, который преданно терся лицом о его ладони. - Прекрати размазывать по мне сопли, – брезгливость взяла свое и добавила в голос толченого льда. Габриэль стянул с рук вторые испорченные компаньоном перчатки и швырнул их в сторону прилавка. Лампа горела, но кошки нигде не было видно. Ван Хейден поехал между полок в сторону лифта, одной рукой управляя коляской, а другой на ходу разматывая шарф. - Завтра поговорим. Я иду спать, что и тебе советую. Кстати, а где Бастет? - О… она вышла погулять. – Голос Януша прозвучал на грани слышимости. - Она… что? – Габриэль застыл, шокированный сообщением. Медленно развернулся, ловя воздух ртом, как рыба, выдернутая из воды. – Ты идиот!!! Воздуха в легких хватило на крик. И руки сами потянулись к первой попавшейся полке, для того чтобы кинуть вазой в жмущегося к стене Брабера. Первый снаряд не попал в цель, и ван Хейден повторил попытку рамой для картины, миксером и музыкальной шкатулкой. Януш уползал из-под удара, как заправский таракан, и тихонько скулил что-то в свое оправдание. Габриэль орал, брызгая слюной и опасно раскачиваясь в кресле: - Кретин! Она никогда не выходила на улицу одна! Никогда!!! Тупица! Она потеряется из-за тебя. Бастет… пропадет… Воздуха и сил больше не было. Ван Хейден осел в коляске, как пустое пальто. Ему хотелось убить эту шлюху. Дотянуться до него и свернуть шею, как цыпленку. Но сил не было даже на то, чтобы поднять голову. Брабер подобрался ближе, продолжая бормотать что-то в свое оправдание. Прикасался, убирал волосы, прилипшие к лицу, пожимал слабо подрагивающие пальцы, заглядывал в глаза и виновато улыбался, но Габриэль ничего не слышал. Звон в ушах нарастал, шурупом вкручиваясь в мозг. В глазах потемнело на несколько долгих секунд, а когда стало легче, Януш маячил перед ним с курткой в одной руке и с фонариком в другой. - Я отыщу ее, я обещаю… Вернусь когда найду. Габриэль пытался сказать что-то, но в горле пересохло, и губы слиплись. Поэтому когда Януш обнял его, крепко стиснув за плечи, он не закричал. Он даже не смог поднять рук, чтобы оттолкнуть его от себя. Брабер ушел, на ходу натягивая куртку. А ван Хейден остался сидеть в своей постели, укутанный в одеяло и обложенный подушками, как больная принцесса. Ждать. Тупо таращиться в темноту и наивно на что-то надеяться. Способность соображать вернулась далеко не сразу. Как в старом ламповом телевизоре – сначала появился звук, а уже потом настроилось изображение. Мысли потекли беспрерывным потоком, Габриэль попытался проанализировать случившееся и возможные последствия. Каким-то образом он оказался в своей комнате. Коляски здесь нет. Значит, Януш принес его сюда. Судя по тому, что из памяти выпал какой-то короткий отрезок времени, случилось это после того, как Габриэль упал в обморок. Ничего удивительного – стресс, алкоголь, нервное напряжение… Ужасно хотелось пить, после трех бокалов глинтвейна во рту было кисло и сухо. И плечо почему-то болело. «Подарочек» приложил его об косяк, когда нес сюда? Или он сам ударился, когда отключился? Не важно… Руки дрожали и не слушались. Ледяной пот заливал глаза, знобило и было холодно, несмотря на кокон из одеяла. Брабер ушел искать кошку. Это он так сказал. Но на деле он просто смылся, испугавшись, что Габриэль его прибьет. Или отдаст концы у него на руках, и это придется как-то объяснять старшему. Зря перепугался, тупица. За такую новость Рафаэль тебе приплатил бы еще. Габриэль устал держать осанку и откинулся на подушки. Тупо пялился в потолок, по-совиному тараща глаза, и думал о том, что был неправ с самого начала. Два дня назад, когда этот мудак еще только замаячил на пороге, его нужно было спустить с крыльца. Или запереть в подвале и позвонить в полицию. Натравить на него иммиграционную службу, в конце концов. Вряд ли у него все в порядке с документами, пусть его депортируют обратно в Венгрию, или откуда он там… Изначально нельзя было вестись на эту провокацию и надеяться на собственные силы. Слишком наивно было полагать, что Габриэль сможет легко справиться с этой темной лошадкой. Пока ван Хейден совершал ошибку за ошибкой, Януш действовал. Появление Гвидо – это наверняка его рук дело, его и брата. Им удалось застать Габриэля врасплох, поэтому все так глупо получилось. И пропажа Бастет наверняка не случайна. «Вышла погулять», как же… В такую ужасную погоду, одна, без хозяина – это просто смешно. Наверняка он свернул ей шею и выбросил в ближайший мусорный бак. И ушел «искать», чтобы Габриэль как следует промариновался в одиночестве, без телефона под рукой, без коляски, без стакана воды… Все для того, чтобы, когда он вернется, ван Хейден встретил его с распростертыми объятиями, перепуганный, подавленный и готовый на все. И, похоже, этот его план работал. Злость уходила вместе с последними силами. Страх накатывал, отказываясь подчиняться доводам рассудка. Интересно, Януш просто оставил коляску на первом этаже или спрятал где-нибудь? Наверняка брат подсказал, куда ее деть, это его любимая стратегия… Не так страшно, если удастся добраться до стационарного телефона за прилавком. Только бы Брабер не перерезал провода. И не запер дверь. Паранойя звонила во все колокола. Габриэль кусал до крови истрескавшиеся губы, зубами сдирая с них тоненькие пленочки кожи, пытаясь отгородиться от тех ужасов, что лезли в голову. Даже если все не так плохо, если удастся выгнать из дома эту подлую тварь, Бастет уже не вернуть. С братом он в ссоре, Джарет не отвечает на письма, и Габриэль по сути останется… «- Так ты сейчас совсем один?..» Теперь уже насовсем. Больше всего в полном одиночестве его пугала вероятность смерти. Безвестной, омерзительной и жалкой смерти. Когда соседи вызывают полицию, обеспокоенные подозрительным запахом, и твой труп находят сгнившим и растекающимся, как растаявшее желе. Странные мысли для человека, которому всего двадцать шесть, если он следит за своим здоровьем и ближайшие лет пятьдесят не собирается умирать, но… Люди получают инфаркт от слабого удара током, люди засыпают в наполненной ванне или захлебываются собственной рвотой. А если эти люди живут одни, их еще долго никто не хватится… Но даже этот самый жуткий страх таял перед перспективой жить с этим чудовищем. Габриэль читал «Мизери» и понимал, как все может быть. Это хуже, чем смерть, в конце концов, она случается один раз. А вот побои и голод многие терпят по многу лет… Именно поэтому нельзя было медлить. Нужно сползти вниз, позвонить Джарету, вызвать полицию… Брата информировать нельзя. Вполне вероятно, что Брабер действует не по собственной инициативе, а по его наущению. Ван Хейден попытался стряхнуть одеяло, но у него не вышло, оно стягивало его, как смирительная рубашка. Стены собственной комнаты начали казаться ему враждебными, даже запах здесь был другой, какой-то омерзительно похотливый. Эта мысль заставила его встрепенуться и рвануться с постели. Одеяло затрещало, и ван Хейден вместе с ним скатился на пол. Теперь в Габриэле не было ничего от маэстро в белых перчатках, перебирающего паркетины пола, как клавиши инструмента, он полз, не разбирая дороги, испуганный и на дрожащих руках. Первая пара «шагов» далась относительно легко, следующие потребовали героического рывка, а на третьи сил уже не было. Габриэль распластался на полу, балансируя на грани сна и яви. Пальцы вяло скребли паркет, пытаясь подтянуть за собой громоздкое тело, но это было чересчур тяжело, и в конце концов даже они перестали пытаться. Он не знал, сколько пролежал так. Его не отпускало мерзкое состояние, когда от слабости не можешь даже заснуть. Разум слабо реагировал, отмечая внешние факторы – полоски света, ползущие по полу от окна, звуки улицы. Шумно сегодня. Только бы добраться до окна… Дверь хлопнула, и дом тоже наполнился звуками – кто-то прошел по первому этажу, торопливо поднялся по лестнице. Еще несколько ударов сердца, и дверь в комнату отворилась. Габриэля подняли с пола, так легко, будто он ничего не весил. Уложили обратно в постель, из которой он так стремился сбежать, снова укрыли одеялом и сунули в руки что-то мурлычущее… С мокрыми грязными лапами и холодной вздыбленной шерстью. Бастет. Инвалид прижал ее к себе, гладя по шерсти, а кошка возбужденно вертелась в руках, рассказывая ему о чем-то на своем языке. - Бастет. Живая. Вернулась. - Да. Я же обещал найти. – На краешке постели сидел Януш, осунувшийся, но невероятно довольный собой. – Вы скверно выглядите, мейстер Габриэль. Я приготовлю вам чай… - Не нужно. Дай мне воды, просто воды. И молока для этой засранки. Парень мигом сгонял на кухню и вернулся со стаканом воды и блюдцем молока. Он придерживал стакан, пока Габриэль пил, торопливо фыркая и захлебываясь. Ван Хейден напился и откинулся на подушки. Мерзкий кислый привкус во рту исчез, а с ним и картины жуткой смерти. Вместе с Бастет вернулось тепло… или дело в человеке, сидящем рядом? Сразу захотелось спать. Габриэль покрепче притиснул к себе вырывающуюся кошку и закрыл глаза. Через несколько минут он уже крепко спал. Бастет выбралась из его рук, как только он ослабил хватку, и улеглась в ногах, приводя в порядок шерсть. Януш посидел еще немного на краю постели, наблюдая за спящим хозяином. Тот забавно хмурился во сне, совсем по-детски и очень обиженно. Глубокие тени залегли под его глазами, похоже, в эти несколько часов одиночества ему тоже было нелегко. Простите. Простите, что я потерял вашу любимицу, мейстер Габриэль. Простите за то, что вам пришлось пережить. Я еще обязательно скажу вам это вслух, когда вы проснетесь. И я сделаю все, чтобы вы меня простили… Брабер коснулся руки хозяина, лежащей поверх одеяла, и легонько погладил ее. Не встретив сопротивления, он осмелел и осторожно переплел пальцы Габриэля со своими. Инвалид не проснулся. Тогда Януш прилег рядом на постели, поверх одеяла, не выпуская руку ван Хейдена из своей. Места на узкой кровати было слишком мало для двоих, но парень умудрился уместиться, устроившись на уголке подушки и обнимая хозяина поперек живота. От Габриэля веяло теплом, запах его шампуня и пушистые волосы приятно щекотали нос. Януш закрыл глаза. Он чувствовал дыхание человека, мирно спящего рядом, и одного этого ему было достаточно, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливым. Ван Хейден вздрогнул во сне и крепко сжал руку обнимавшего его человека. Брабер улыбнулся и провалился в сон.