I'll Be Yours

15 ноября 2005 года. Рафаэль не любил больницы. Это бесконечное и бессмысленное ожидание в угнетающей атмосфере. Запах лекарств, намертво въедающийся в одежду и волосы. Сочувственные улыбки персонала, вызывающие тошноту. «Все будет хорошо» – сказка для детей, как Синтер-Никлаас и зубная фея. Если слышишь эту фразу от врачей, пора заказывать гроб. И зачем я пришел? Еще раз убедиться, что мой случай безнадежен? Идиот, да… Габи был прав. За последние два года материальное положение Рафаэля сильно изменилось. Теперь он мог позволить себе самые дорогие клиники с лучшими докторами. Но даже в них, прикрывая равнодушие подобострастием, ему не давали никакой надежды. И проклятый запах карболки мерещился на каждом углу… - Мэнир ван Хейден? – Девушка в регистратуре улыбалась ему, как богатому родственнику. Так и хотелось засунуть купюру в вырез халата, чтоб не зря старалась. - Доктор Брант примет Вас через четверть часа. Чашку чая или кофе? Может быть, минеральной воды? Пива, чипсов и билет на Гоа в один конец. - Нет, спасибо. Я просто подожду. - Рафаэль оглядел приемный покой, приметил в углу подходящий диванчик и похромал к нему. Еще только десять утра, а сил уже нет… Кожаная обшивка неприятно заскрипела под его тяжестью. Ван Хейден неловко уселся, пристроил трость на подлокотник и огляделся более внимательно. В небольшой приемной кроме него был лишь один посетитель. Словно почувствовав любопытство Рафаэля, он отвлекся от газеты, которую читал, и мельком глянул на него поверх узких стекол очков. Ван Хейден подавил желание поежиться от чужого, неприятного взгляда, и потянулся к стопке журналов на столе. Все номера оказались свежими – это многое говорило о статусе больницы. В таких местах за обслуживание пририсовывают пару нулей в счет, но с легкостью могут выдернуть не тот зуб. Идея прийти сюда уже не казалась Рафаэлю удачной, не смотря на растущую боль в колене. Еще за завтраком он начал сомневаться, на подъезде к больнице запаниковал, а теперь, в ожидании приема, буквально не находил себе места. От побега его удерживало только то, что он будет выглядеть по-идиотски, если сейчас «вспомнит о срочном деле» и ухромает с черепашьей скоростью. Руки дрожали от волнения, буквы прыгали перед глазами и сливались в грязные полосы, поэтому журнал пришлось отложить. Рафаэль полез за сигаретами, но вовремя натолкнулся глазами на запрещающую табличку. Вместо отравы он достал телефон и проверил папку входящих. Ни звонка, ни смс. Все еще дуется, скотеныш. И от ван Лоо никаких вестей. Да они просто меня надувают. Не хотят возвращать деньги. Не может быть, чтобы брат с этим… Мысль неприятно кольнула. Зачем было организовывать весь этот фарс, если он не верил в его успех? Зачем было столько возиться, если в итоге все впустую? Может, на самом деле Рафаэль хотел, чтобы у Януша ничего не получилось? Чтобы развести руками и сказать «я сделал все что мог». Чтобы все оставалось по-прежнему. Не буду ничего загадывать. Нужно увидеть все своими глазами. Заеду к брату на обратном пути. Захвачу что-нибудь вкусное, чтобы его задобрить. Скажу, что пришел мириться, извинюсь, как он любит… И все выясню. За считанные минуты телефон в руке стал влажным от пота, Рафаэль спрятал его обратно в карман. На него снова накатил страх перед посещением врача, и вытряс из головы все мысли о брате. Отвлечься не получалось ни на что. Ван Хейден разглядывал приемную и вел счет секундам. Вокруг не было ровным счетом ничего интересного: фикусы в кадках, незатейливый узор мраморных плиточек на полу, унылый урбанистический пейзаж за окном… Возможно, из-за банальности обстановки Ван Хейден снова и снова возвращался глазами к человеку, сидящему напротив. Что-то в нем было не так. Что-то было… неправильно. На мужчине с газетой были дорогие туфли и хорошо сидящий костюм, рядом с ним стояла элегантная трость… В его позе читалась небрежность и легкая расслабленность – он точно ни из-за чего не волновался. Повредил колено на игре в гольф, и теперь дожидается своей очереди на прием? Но посетитель сидел как раз около двери с табличкой «Брант, доктор медицины», а девушка в регистратуре обещала, что врач примет ван Хейдена через четверть часа. Может, пришел забрать рецепт или карту? Тоже вряд ли… Людей в таких костюмах не заставляют ждать. Объект внимания Рафаэля перевернул страницу газеты, и встряхнул ее, чтобы выпрямить. В глаза бросилась татуировка на левой руке. Рисунок покрывал всю тыльную сторону ладони и уползал под манжет рубашки – дальше. На таком расстоянии ван Хейден не смог разглядеть, что именно изображал рисунок. Но вряд ли преуспевающий юрист или банкир стал бы носить такую метку, даже в память о бурной молодости. Да и длинные волосы сейчас не в моде. Посмотрел, как прицелился… Телохранитель? Верный пес дожидается своего хозяина под дверью, готовый избить газетой любого, кто криво посмотрит в его сторону… Хэй, разве им можно отвлекаться на работе? Разве он не должен подозрительно зыркать во все стороны, демонстративно хвататься за кобуру, и то и дело прикладываться к рации? Объект внимания перевернул очередной газетный лист, и бросил на Рафаэля еще один взгляд. Короткий. Предупреждающий. Ван Хейден сглотнул вязкую слюну и торопливо уткнулся глазами в пол. Собственное любопытство показалось ему неуместным. Зачем-то захотелось извиниться перед человеком, над которым он только что мысленно упражнялся в цинизме. Так, словно тот мог прочесть его мысли. Мурашки плясали джигу где-то в районе затылка. Рафаэль снова забродил глазами по залу, больше не решаясь поднимать их на своего соседа по ожиданию. Смелости хватало только на то, чтобы облизывать взглядом носки его туфель. В горле запершило. Рафаэль почувствовал, что готов сделать глупость: попросить у незнакомца страницу из газеты или зажигалку, только чтобы начать разговор. Чтобы еще раз встретиться с ним глазами. Ван Хейден сам не знал, зачем ему это нужно. Он не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал подобный интерес к кому-то своего пола. Своеобразное проявление мазохизма, когда ты знаешь, что тебя пошлют, но продолжаешь нарываться. Уголком глаза он увидел, что сосед по ожиданию сложил газету и посмотрел на часы. Мурашки табуном пронеслись по загривку, заставляя вскинуться и даже открыть рот, чтобы произнести заготовленную фразу. Мэнир, вы позволите?.. Зазвонил телефон, заставляя несказанные слова застрять в горле невнятным бульканьем. Рафаэль сделал вид, что откашливается, и рефлекторно захлопал по карманам в поисках мобильника, который только что держал в руках. Обнаружив его мирно спящим, ван Хейден украдкой скосил глаза на мужчину с татуировкой. Тот не торопился отвечать на звонок, внимательно изучая номер на экране старенького, совсем не статусного мобильника. - Да?.. – Мужчина наконец-то осчастливил собеседника ответом. И вот тут Рафаэля продрало до костей. Голос у татуированного типа был… специфический. Глубокий и хриплый, словно его обладатель высаживает по две пачки сигарет в день. С таким тембром хоть в секс по телефону, хоть в фильмы ужасов. – Назовите себя. Откуда у вас этот номер? - … - Это вам знать не обязательно. Что с ним? - … - Я пришлю к вам человека, который решит эту проблему. Диктуйте адрес. Не попрощавшись, мужчина отключил телефон, щелкнул ручкой и записал что-то на чистом уголке газеты. Рафаэль старательно смотрел в сторону, продолжая наблюдать за ним краем глаза. Речь в разговоре могла идти о чем угодно: о прохудившейся трубе канализации, о проглотившей мячик собаке или царапине на крыле машины. Но, не смотря на нейтральность прозвучавших слов, перед глазами стояли окровавленные трупы. Может, дело было в зловещей хрипотце, или в татуировке, или в предупреждающем взгляде… Ван Хейден почувствовал себя в бандитском притоне и всерьез засобирался домой. Он взял в руки трость и уже почти встал, когда дверь кабинета врача отворилась. На пороге показался тот самый доктор, который дал ему карточку – Феликс Брант. Он провожал пациента, продолжая настойчиво что-то внушать: - Надеюсь, вы понимаете, насколько в вашем положении неприемлем такой образ жизни… Мэнир Вествуд, я настаиваю… - Конечно, доктор Брант. – Прозвучало это предельно вежливо, но так, что даже Рафаэль понял – пациент не собирается следовать рекомендациям врача. – Спасибо, что уделили мне время. Доктор пожал плечами и скрылся в кабинете, закрыв за собой дверь. Татуированный тип поднялся с дивана, подавая Вествуду трость. В этом обыденном жесте было что-то чертовски интимное. Их руки даже не соприкоснулись, но само движение было гладким, как хорошо отрепетированное танцевальное па. Они не обменялись ни словом: ожидавший вопросительно кивнул, пациент чуть пожал плечами и слабо улыбнулся. Они неторопливо пересекли приемную в направлении выхода, и Рафаэль проводил их поворотом головы. Красивая пара… Ожидавший шел первым, Вествуд – за ним, заметно опираясь на трость. Проходя мимо, пациент доктора Бранта задержался рядом с ван Хейденом и кивнул ему, как кивают знакомым при случайной встрече. Прежде чем Рафаэль сообразил, где они встречались, пара покинула приемную. Память услужливо подкинула на ум вкус кофе с коньяком. И руки Вествуда… тогда они были в белых перчатках. Безупречная осанка, волосы, стриженные ежиком, тяжелый взгляд… Хромоты Рафаэль тогда не заметил, этом помешала барная стойка. - Мэнир ван Хейден, доктор Брант вас ждет. – Медсестра из регистратуры подошла к нему, явно намереваясь проводить его под руку до кабинета врача. Рафаэль среагировал не сразу. Так странно. Всего один визит в этот клуб. Вечер, изменивший всю жизнь. Всплывают на свет старые семейные тайны и непонятные новые знакомые. Карл Хорст поит его виски, а брат не звонит третий день… - Мэнир ван Хейден? Рафаэль поморщился, поднимаясь с дивана. Если врач-шарлатан не выведет его из себя окончательно, нужно будет съездить к Габриэлю. А после… стоит снова заглянуть в этот клуб. *** Габи лежал на земле и смотрел на солнце сквозь прищуренные глаза. Облака проплывали в небе как киты, медленно и величаво, отбрасывая светлые тени на зеленые холмы. Ветер волнами гулял по высокой траве, превращая ее в колышущееся, живое море. Растения клонились к земле, разбрасывая вокруг созревшие семена. Он чувствовал, как жирная черная почва вокруг шевелится от пробивающейся на поверхность жизни. Попадая в землю, семена набухали, лопались и из них разворачивались бледные ростки. Они тянулись к солнцу, крепли, наливались цветом и силой, выбрасывали вверх побег за побегом, поднимаясь выше… Корни их глубоко зарывались, переплетались, уходили все дальше, забираясь в трещины между камнями, раскапывали и перемалывали почву в поисках пищи. Одуряюще прекрасно пахло медом и нагретой землей. Покачивающиеся травинки щекотали лицо. Поперек живота проложили свою дорожку муравьи. Габриэль не пытался пошевелиться, даже когда почувствовал, как побеги травы под ним ввинчиваются в кожу, преодолевая упругое сопротивление. Сквозь плоть, врастая в его кровеносную систему, сквозь клетку ребер и самое сердце – наверх, к солнцу. Робкие комочки листьев развернулись над ним, впитывая свет, с каждым толчком его сердца наливаясь багрянцем – до черноты… Это не больно… только немного странно. Габриэль вдыхал острые запахи камфары, мяты и базилика, чувствуя, как сквозь него прорастают дикие травы – через ладони и распахнутые глаза, через все тело, лишившееся подвижности и корнями крепко прикрученное к земле. Муравьи нашли себе путь в зарослях, которые теперь покачивались на ветру в сонме зеленого моря. Они тащили к Габриэлю комья грязи, веточки и кусочки листьев, обкладывая его со всех сторон, засыпая плотным слоем почвы, как одеялом. Ван Хейден улыбнулся, глубоко вдохнул в последний раз, и выдохнул в небо рой крохотных бабочек, скопившихся в груди. Они закружились над ним пестрым облаком, и рассеялись в небе, в облаках и траве, разнося по ветру кусочки его души. Последнее ощущение гаснущего сознания – пролетавший мимо майский жук шлепнулся ему на щеку и нелепо забарахтался, пытаясь снова взлететь. Это его и разбудило. Над головой вместо неба был потрескавшийся потолок. Щеку трогала лапкой проголодавшаяся Бастет. Одеяло укрывало тело вместо слоя земли. Но бодрящий запах мяты все так же щекотал нос и не уходило ощущение солнечного света, пробивающего сквозь ресницы. Габриэлю было тепло и спокойно. Его даже не испугало то, что он не может пошевелиться – память сна о корнях, прошивших тело, была еще слишком яркой. Странные вещи мне в последнее время мерещатся. Надо будет написать Джарету еще раз… Бастет надоело ждать. Она лениво потянулась, сжав коготками подушку, и спрыгнула с постели, мазнув хозяина хвостом по лицу. Ван Хейден чихнул, окончательно просыпаясь, и понял, что действительно не может пошевелиться. Мышцы покалывало, как будто он спал в крайне неудобном положении. Сон и вчерашние траурные мысли переплелись в клубок, заклокотавший в горле. Обычный день. Сегодня должен быть обычный день. Я поднимусь с постели, умоюсь, а после тренировки приму душ. Поеду на прогулку, найду новую парикмахерскую… На обед куплю китайской лапши для себя и Бастет. Хорошо поработаю, а вечером пересмотрю какой-нибудь старый фильм... Все будет как всегда. А его внезапный паралич – результат плохого сна, похмелья и нервного истощения. Сейчас он как следует встряхнется, и все пройдет. Мысленно Габориэль был уже готов звать на помощь, если все-таки не сможет пошевелиться. Он понятия не имел, придет ли к нему кто-нибудь. Мефрау Воос, мывшая полы в ломбарде, была глуховата и никогда не поднималась на второй этаж. До соседей из этой комнаты не достучаться – в старых домах звукоизоляция даже чересчур хорошая. На ум пришла спасительная мысль о мобильнике. Если телефон где-то рядом, он позвонит брату. Тот придет. Наверное… Он, конечно, сволочь, но не настолько, чтобы бросить брата умирать парализованным. Даже если это избавит его от кучи проблем. Или все-таки?.. Габриэль собрал всю волю в кулак, и вскинулся на постели, высвобождаясь из кокона одеяла и страхов. У него получилось опереться на локти – дрожащие от слабости, но вполне подвижные. Инвалид чувствовал, что готов расхохотаться от счастья. Он рухнул обратно на подушку, придурковато улыбаясь в пространство. Померещилось. Со мной все в порядке. Дремавший у него под боком Януш сонно вздохнул и, не просыпаясь, натянул сползшее одеяло на плечи Габриэля, обнимая его одной рукой. Шлюха. В моей. Постели. Вот теперь ван Хейдена действительно парализовало. От шока Габриэль расслабился так, словно неведомая сила вынула из его тела все кости. Он практически не дыщал. Секунду назад он готов был отдать все, чтобы пошевелиться. Сейчас ничто не смогло бы заставить его сделать это. В этой кровати он спал столько, сколько себя помнил, всегда один. Брат не оставался до утра, Гвидо не задерживался до ночи, а больше некому было. Ван Хейдена это абсолютно устраивало… И все было прекрасно, до сегодняшнего утра. Сколько Габриэль ни моргал, «подарочек» не исчезал. Ван Хейден старательно изображал статую и вспоминал события прошлого вечера, которые отложились в его памяти весьма смутно. Габриэль помнил, что собирался быть милым и вежливым, чтобы выставить Брабера за дверь. Но ведь не настолько милым, чтобы пустить его к себе под крыло?! Спящий Януш совсем распоясался и закинул на Габриэля ногу. А голову положил ему на плечо, словно под ним подушка. Чужое тело было тяжелым и горячим. Люди, оказывается, чертовски неудобные предметы. Их не получается снять с себя и переложить на соседнюю подушку, как дремлющую кошку. Все труднее было прикидываться статуей. Габриэль кипел от возмущения, его корка спокойствия пошла сеточкой истеричных трещин. Ван Хейден не помнил всех обстоятельств, но твердо знал, что не позволял Янушу оставаться в своей постели. «Подарочек» не имел никакого права вмешиваться в его личное пространство. Как поступить? Разбудить его, или подождать пока сам проснется? Ван Хейден чувствовал, как дышит лежащий на нем Януш. Как поднималась и опускалась его грудь, как он сопел Габриэлю куда-то в плечо и одеяло в этом месте было особенно теплым. Стараясь не шевелиться, Габриэль скосил глаза на спящего. Ему было четко видно светлую макушку Януша, вплоть до каждого волоска. Они мягко щекотали шею, забивали ноздри своим запахом – гарь ночных улиц и мята. Из-за этого придурка от меня будет нести, как от тюбика зубной пасты. Ван Хейден слабо пошевелился, пытаясь хоть как-то изменить положение задеревеневшего тела, и сразу почувствовал, что дыхание Януша изменилось. Он снова скосил глаза, но вместо макушки наткнулся на сонный взгляд. Глаза у Брабера были странного цвета. Будто на темном асфальте лежит разбитое зеркало, и каждая грань отражает далекое предгрозовое небо. «Подарочек» проморгался, его глаза забегали уже вполне осмысленно. Он понял, где находятся и забавно всполошился, поднимаясь со своей лежанки, давая Габриэлю возможность нормально вздохнуть. Вместе с тяжестью чужого тела ушло и тепло. Габриэля заколотил озноб – то ли от потока холодного воздуха, то ли от волнения. Пожалуй, было лучше, когда «подарочек» спал. Лежал себе тихонечко… А теперь он был еще ближе, чем раньше, и смотрел на ван Хейдена в упор. Тысячи колкостей рвались с языка, в перспективе был грандиозный скандал, но Габриэль не мог заставить себя сказать хоть что-то. Он лежал и смотрел на нависающего Януша. А когда тот приблизился вплотную, закрыл глаза, как последний трус. Брабер молча ликовал, опять устраиваясь на плече у хозяина. Тихо и осторожно, как ползущая по одеялу тень, он вернул руку на место и обнял Габриэля за плечи. Сначала совсем невесомо, потом крепче, давая заново почувствовать вес и силу своего тела. Инвалид не трепыхался, даже когда Брабер приподнялся, чтобы закинуть на него ногу. Они лежали на одной постели и разделяли их только одеяло и одежда. Это конечно не «под одним одеялом и без одежды», но уже неплохо. Особенно если учитывать, как прохладно хозяин встретил его два дня назад. Но лед в их отношениях таял… Выступая крохотными бусинками пота на лбу, делая дыхание влажным и тяжелым. Януш фантазировал о чем-то подобном, когда прошлым вечером ласкал себя здесь. Тогда это казалось ему чем-то нереальным, почти невозможным. Ночь спустя он прижимался к реальному, живому Габриэлю, стараясь стереть оставшееся между ними расстояние. Чувствовал, как горела кожа инвалида даже сквозь одеяло. Как часто-часто билось его сердце, пробивая себе путь сквозь грудную клетку – на свободу, стремясь вырваться, как буйный сумасшедший из мягкой тюрьмы. Близко… Так близко, что он видел серые точки пор на его тонкой белой коже. И морщинки между нахмуренных бровей. И то, как движутся глаза под закрытыми веками, как трепещут его ресницы. Умирая от собственного безрассудства, Брабер запрокинул голову и прижался к шее инвалида сжатыми губами, почти целомудренно. Габриэль перестал дышать. Совсем. Но его отчаянно колотящийся пульс поощрил Януша на продолжение. Он приоткрыл губы, лаская кожу хозяина жадным ртом, касаясь бьющейся жилки самым кончиком языка – ощущение, от которого сносило крышу. Помутнение достигло своего пика, когда Януш неловко ткнулся носом ван Хейдену за ухо, покрывая торопливыми поцелуями его кожу у самой кромки роста волос. Он губами почувствовал, как инвалида прошибла дрожь. Габриэль то ли выдохнул, то ли беззвучно простонал что-то, заметавшись на постели. И тогда Януш окончательно спятил… Он приподнялся на локте, одновременно целуя хозяина в уголок сомкнутых губ, и запуская руку под одеяло, касаясь раскрытой ладонью его тела – там, где так отчаянно колотилось сердце. Еще через мгновение он почувствовал толчок, в глазах резко потемнело, как будто в лицо плеснули черной краской. Затылок расколола надвое жуткая боль и он провалился в беспамятство, сползая с постели. Дрожащий Габриэль приподнялся на кровати, с ужасом глядя на тело, распростершееся на полу. Януш не двигался, и, кажется, не дышал. Лицо его выцвело, как не раскрашенная восковая маска, а под затылком медленно расползалась лужица густой и темной крови… *** Хозяин… В сумерках капли крови на снегу похожи на чернильные кляксы, разбрызганные по листу бумаги. Пляска безумных нот, не складывающихся в мелодию. Резкие звуки, растворяющиеся в бесконечной темноте пустого парка. Скрип наста под нетвердыми шагами. Надрывный кашель и свистящее дыхание… Инстинкт самосохранения пересилил страх пойти наперекор воле хозяина. Пока у него были силы, мальчик ломился в запертую дверь, скуля как побитый щенок… А потом скрючился у порога, прижавшись ладошкой к окну – последним напоминанием о себе. Дрожь ушла, страх и боль сменились сонным оцепенением, блаженным обещанием тепла. Глаза слипались. Его словно укутали большим одеялом и взяли на руки, совсем как в раннем детстве. Когда сны цветные и богатое воображение не путают с шизофренией. Судорога прошла по телу, нарушая покой, разбивая сонное оцепенение – организм не собирался сдаваться так легко. Белая пелена осыпалась горсткой ледяных осколков, впиваясь в тело до самых костей. Мальчик встрепенулся и, пошатываясь, поднялся со снега. Слабо царапнул обкусанными ногтями по холодному стеклу, за которым читался уютный свет библиотеки. Что я сделал не так? Простите, хозяин, простите меня… Часто он не понимал своих ошибок. Хозяин был вынужден его наказывать, он учил его правильно себя вести. И мальчик был готов на все, чтобы заслужить прощение. Даже умереть под дверью балкона как собака, выгнанная из дома на холод. Но в последний момент инстинкты взбунтовались. Вместо того чтобы снова скулить и скрестись в стекло, мальчик доковылял до балконных перил и перевалился через них, как тюлень, ныряющий в океан с айсберга. Ледяная корка сугроба затрещала и провалилась под тяжестью подростка. Он забарахтался в снегу, забившем глаза и уши. Выкатился из снежной кучи и встал: сначала на локти, потом на четвереньки, колени… Пошатываясь от слабости, ежась на ветру – в полный рост. Он зашагал вдоль стены, подбадриваемый болью: колени разбиты, правая рука повисла как у марионетки, отмороженная или сломанная. Не смотря на всю тяжесть положения, подросток держался подальше от квадратов размытого света, разбросанных по снегу. На эту сторону выходили окна жилых комнат, его могли увидеть чужие. А он и так нарушил все мыслимые запреты, когда ушел с балкона. Нельзя злить хозяина еще больше. По той же причине он прошел мимо первой двери, оказавшейся на его пути – этой частью дома пользовалась прислуга, его могла обнаружить какая-нибудь припозднившаяся горничная. Хозяин будет в бешенстве… По щекам потекли виноватые слезы, жалящие обмороженную кожу как крутой кипяток. Он ушел, не дождавшись прощения хозяина или смерти. Единственный способ искупить чудовищную вину – лечь и умереть прямо здесь. Труп занесет снегом, и он останется здесь до весны… А потом его найдут здесь же, улыбающегося небу слепыми глазами, посреди клумбы только-только распустившихся крокусов. Но та его часть, которая отчаянно хотела выжить, говорила, что хозяину это не понравится. Что он добьет его сам, своей рукой, если захочет. Что надо добраться до него, сжаться у ног и умолять о пощаде. И даже если он не сжалится… хуже уже не будет. Доводы звучали убедительно. Подросток добрался до западного крыльца, и взобрался по металлическим ступенькам, оставляя на каждой по лоскуту кожи и году жизни. Внезапно проснувшийся страх перед болью заставлял его медлить, с трудом отрывая от железа непослушные ноги. Над крыльцом горел фонарь, дверь была не заперта. Хозяин ждал сегодня гостей, из тех, что приходят к нему без доклада. Слугам запрещалось попадаться на глаза этим людям. Мальчику в этом отношении было проще, за человека его не считали, и посетители хозяина не обращали на него внимания. Даже если сейчас мальчик распластается на коврике у двери, они пройдут дальше, переступив через него. Это радовало, потому что отползти в сторону не было сил. Обмороженное тело корежило от дикой боли, каждую косточку словно раздробили ударом камня. Казнь, как в Библии – слишком много для создания, тающего у двери, как занесенная с улицы грязь. Сознание меркло и возвращалось, как приплясывающий огонек газового рожка под закопченным абажуром. Он находился в самой старой части дома, сюда даже электричество так и не провели… И лифта не было. И два пролета лестницы были подобны восхождению на Эверест. Боль отступала медленно, резонируя в каждом нервном окончании, в каждом распухшем суставе, в каждой царапине и ссадине. Потеплевшая кровь веселее заструилась из разбитых коленок и рваной раны на плече – когда успел? Он сам не помнил. В ушах шумело, в груди странно булькало – все тело издавало какие-то странные звуки, как корабль, перед тем как развалиться и пойти на дно. Нельзя. Здесь – нельзя. Нужно подняться на второй этаж и пробраться по коридору до библиотеки. Он не может заставлять хозяина ждать… Та часть сознания, что была полна собачьей преданности, заставила его встрепенуться и отодрать себя от коврика. Ведь хозяин ждет. Он сердится, но мальчик сможет все объяснить, хозяин простит, хозяин будет добр к нему… И все счастье мира снова будет в том, чтобы уткнуться лицом в колени и целовать руки этого человека. Может быть, в последний раз. Все так же, нагишом, он начал свое восхождение. О том, чтобы закутаться в какую-нибудь портьеру он даже не подумал – ему нельзя брать вещи без спроса. Тело скручивал кашель, легкие жгло, словно он вдохнул пригоршню острого перца. Шум в ушах заглушал звук шагов. Он не услышал и разрешения войти, когда робко поскребся в двери. Он ждал, держась за дверной косяк, не давая себе прислониться к стене. Понимал, что сил подняться у него уже не будет. Ожидание тянулось, черной патокой заливая глаза, заставляя веки сомкнуться и ресницы слипнуться. Нельзя спать. Здесь нельзя спать, хозяин будет недоволен… Хотя сон в коридоре – меньшее из его прегрешений за сегодня. Хозяин, мне никогда не искупить своей вины… Простите меня… …Проснулся он от того, что хозяин его позвал. Он так и не понял, приснилось это ему или было на самом деле. Собачья преданность, инстинкт такой же сильный, как инстинкт выживания, заставила его встрепенуться, повернуть тугую ручку двери и вползти в библиотеку. Вынужденное проявление слабости – в тепле ноги совсем перестали слушаться и рука распухла. Даже хорошо, что без он не одет – рукав бы лопнул… Хозяин сидел в своем кресле у камина, лицом к тлеющим углям, его рука свободно свешивалась с подлокотника. Подобравшийся к креслу мальчик преданно ткнулся губами в морщинистую кисть, изукрашенную старческими пятнами. Рука осталась безучастной к подростку, клянчившему ласку. Мальчик погладился о ладонь щекой, и подволок свое тело ближе к креслу – чтобы уткнуться лицом в колени хозяина, сотрясаясь от кашля и рыданий, вымаливая прощение… Мокрые. Его брюки… мокрые. Подросток дрожащими руками ощупал колени и бедра сидящего в кресле, чтобы убедиться – ему не померещилось. Хозяин… обмочился. Его рука соскользнула с подлокотника, немощное тело неуклюже завалилось на бок. Медленно-медленно мальчик поднял голову, заглядывая в лицо сидящего, все еще боясь его гнева, но уже понимая, что тот больше никогда не разозлится. Тусклого света от камина хватило, чтобы понять – хозяин умер. Мальчиком овладел животный ужас. Не от того, что он минуту назад лобызал руку мертвеца, а от того, что пережил своего господина. Что мне делать? Хозяин, что мне делать теперь? Как мне быть? Он захлебывался отчаянными рыданиями и раскачивался из стороны в сторону, истерически завывая. Он ненавидел себя сейчас – за слабость, за то, что нарушил последний приказ хозяина и не остался там, на балконе. Я должен туда вернуться. Еще не поздно все исправить. Он может искупить свою вину… но вот прощения ему уже не заслужить. Проклят. Я – проклят. Я должен умереть. Подросток в последний раз крепко обнял колени коченеющего трупа, впитывая те крохи человеческого тепла, которые в нем еще оставались… И сосредоточенно пополз к балконной двери, удивляясь тому, как мало осталось сил, и как много крови натекло под ним из раны на плече, пока он сидел у кресла. Значит, это случится быстро. Он улыбнулся своему отражению в стекле, ловя ответную безумную улыбку, и с нежностью погладил отпечаток своей ладони с той стороны. Все было правильно. Хозяин позаботился обо мне. Дрожащие от слабости и предвкушения пальцы потянули на себя ручку балконной двери… Еще раз… и еще. Подросток тряс ручку, грыз ее, стучался лбом о дребезжащее стекло в последнем приступе ярости. Дверь была заперта. Хозяин запер ее, чтобы не впустить его… И теперь, уже после смерти, не выпускал мальчика, давая тому осознать весь ужас его прегрешения. На лице трупа, полулежавшего в кресле, застыло посмертное выражение осуждения. Но в его потускневших глазах нельзя было прочитать больше ничего. Никакого будущего – это ужаснее всего. Мальчишка свернулся в клубочек у балконной двери, закрывая лицо руками. Его сердце разрывалось от горя. Кашель не давал глотнуть воздуха, заставляя воспаленные губы отчаянно ловить пустоту. Раны кровоточили и изломанное тело требовало покоя. Ничего… Это все равно произойдет, просто мне нужно чуть больше времени. Простите, что заставляю ждать, хозяин. Я опять провинился. Я такой глупый… *** Этого не может быть. Габриэль судорожно дышал, пытаясь успокоиться. Он не мог оторвать глаз от распростертого на полу тела, под которым медленно расплывалось багровое пятно. В голове по кругу крутились сцены этого утра: странный сон, пробуждение, Януш в его постели… Это невозможно. Все это происходит не со мной. Брабер лежал на его плече, прикасался к нему и смотрел так, что его взглядом можно было айсберги плавить. Ван Хейден стушевался от такого напора, и вместо того чтобы поднять крик лежал как бревно. Хлопал глазами, позволял «подарочку» творить все, что вздумается. Нет, нет, нетнетнет… Когда Януш перешел все границы и полез целоваться, Габриэль оттолкнул его от себя. Он хотел лишь вышвырнуть Брабера из своей постели. Напомнить, где его место, накричать… Он не хотел его убивать. Но теперь Брабер валялся на полу в какой-то нелепой позе, его рот был приоткрыт, и под затылком натекло целое озеро густой темной крови. На углу прикроватной тумбочки тоже виднелась кровь и несколько прилипших светлых волосков – именно сюда Януша отшвырнуло ударом. С постели Габриэль не мог разглядеть, насколько серьезна рана. Вполне возможно, что «подарочек» мертв или вот-вот отдаст концы. Ван Хейден запаниковал. Надо позвонить брату. Пусть он приезжает и вытаскивает меня из дерьма, в которое втянул. Он ведь так хотел помочь спрятать труп... Габриэль не сразу вспомнил, что его мобильный неизвестно где, так же как и коляска. Он один на один с бездыханным телом в собственной спальне. Если старший хотел таким образом разнообразить личную жизнь брата, ему это удалось. Ван Хейден нервно хихикнул и свесился с края кровати. Надо понять, что с «подарочком». Может он в порядке? Подумаешь, всего лишь без сознания. И не дышит. На расстоянии было не разобрать. Ван Хейден кубарем скатился с постели, едва не вляпавшись в лужу крови. От нее между паркетинами расползались тонкие алые полоски, они ветвились как нечто… живое. Похоже на сосуды сложного организма или корни дерева. Инвалид брезгливо поморщился и подтащил свое тело поближе к развалившемуся Янушу. Потрогал его лицо, пытаясь нащупать дыхание. Колыхание воздуха едва ощущалось. Кожа на ощупь была холодная как у лягушки и отливала синевой. Габриэль коснулся шеи Брабера – там, где долже чувствоваться пульс. В это же место «подарочек» целовал ван Хейдена четверть часа назад… Габриэль отогнал неуместные мысли и попытался сосредоточиться. Ему нужно было что-то сделать, чтобы «подарочек» не сдох у него на руках. Иначе с полицией проблем не оберешься – ван Хейден вряд ли сможет внятно объяснить, откуда в его комнате взялся полуголый тип с раскроенной башкой. Особенно учитывая то, что обыскивая сумку Януша Габриэль не нашел никаких документов… И только сейчас до ван Хейдена дошло, как глупо он себя повел. Он жил под одной крышей с аферистом, о котором не знал ровным счетом ничего. Оставлял его без присмотра в набитом ценностями ломбарде. Беспечно засыпал рядом с ним. Единственная рекомендация – слова брата о «подарке». Но учитывая, насколько напряженные у них отношения, Рафаэль легко мог отправить к младшему клептомана, больного СПИДом. Может, даже не со зла: старший – беспечный идиот, его легко обмануть. Чем и пользуются все вокруг, начиная с жены. Что уж говорить о бандитах, которые продают богатым извращенцам больных проституток без документов. Хрен с ней, с полицией. Им можно соврать что-нибудь про ограбление и попытку изнасилования немощного инвалида – хрена с два меня посадят. Но вот бандиты, которые крышуют этого типчика, наверняка станут шантажировать брата. Он меня сдаст. И они меня убьют. Выбросят в Амстел и все… Ван Хейден с большим трудом взял себя в руки – сейчас главное выяснить, насколько серьезна ситуация. А приготовиться к заплыву он всегда успеет. Сдерживая отвращение, Габриэль осторожно ощупал затылок Януша. Сплошное месиво из волос и крови, под которым прощупываются разошедшиеся в стороны лоскуты кожи и кость – твердая, постучать можно. Череп казался целым и без вмятин, но за отсутствие трещин инвалид поручиться не мог. Копаться в этом пальцами было омерзительно, но необходимо. Ван Хейден убедился, что мозги этого идиота не растекаются по паркету, и с облегчением отвалился от распростертого тела. Прислонившись к ножке кровати, он как можно дальше отбросил от себя мокрую, перепачканную руку, всю в темных сгустках… Он дышал мелко и часто, борясь с тошнотой. Не смотря на буйное детство, аварию, три операции и болезненное привыкание к нынешнему положению, Габи побаивался вида крови. А им здесь только рвоты на полу не хватало, для полного счастья. Страх отступил. На несколько минут ван Хейден серьезно испугался, что убил эту тварь, но даже не самого факта, а возможных последствий. Как только он понял, что Януш жив, место испуга заняла бессильная злоба. Что теперь с ним делать? Звонить в больницу или в полицию? Или брату, пусть сам разбирается?.. «Подарочек» не торопился приходить в себя. Его зрачки под закрытыми веками странно подергивались – словно он спит или ему что-то мерещится. Время шло. Багровая лужа росла, она стала такой большой, что инвалид начал опасаться – «подарочек» все-таки сдохнет. От потери крови. Как с ним быть? Габриэль не держал в комнате нашатыря. И пощечина для бодрости – не лучший вариант для человека с разбитой головой… Внезапно ван Хейдена осенило. На тумбочке стоял стакан воды, который Брабер принес инвалиду после рейда по ночным улицам. В нем оставалось еще полглотка воды – от жажды не спасет, а в чувство привести поможет. Добравшись до стакана, Габориэль снова приблизился к Браберу, обеими руками наступая в разлитую вокруг него дрянь. Мысленно помолившись, чтобы «подарочек» не оказался заразным, ван Хейден приземлился рядом на бок и плеснул Янушу в лицо водой из стакана. Брабер отреагировал мгновенно: застонав, он попытался пошевелиться. Движение получилось слабым, как в замедленной съемке под водой. Приоткрыв глаза, он отчетливо произнес: - Я опять… провинился. Я… такой… глупый… Глаза его закатились и Габриэль понял, что Брабер опять отъезжает. Тогда ван Хейден бесцеремонно ущипнул его за голое плечо, приводя в чувство и осторожно, но твердо прижал собой к полу, не давая шевелиться. - Тихо, не дергайся. Ты головой ударился. Не двигайся, не доставляй мне еще больших проблем. Убедившись, что Брабер его понял, Габриэль поднялся с него, приподнял голову Януша и подложил под нее уголок одеяла, стянутого с кровати. Деваться некуда, надо спасать этого придурка. - Сейчас я позвоню брату и в больницу… - ван Хейден говорил с ним ласковым, успокаивающим тоном, убирая волосы с лица. - Нельзя! - Брабер дернулся и поймал Габриэля за перепачканную руку. – Больницу… нельзя. Ван Хейден считал так же – карета скорой помощи возле дома не добавит ему популярности среди соседей. Да и травму придется как-то объяснять. Но другого выхода он не видел… - Тебе нужна помощь, ты сильно ранен. – Черт, ты же кровью истечешь с минуты на минуту. - Нельзя больницу. Марк. Позвоните Марку… Он поможет. – Януш настойчиво сжимал его липкие от крови пальцы. – Номер на первой странице дневника, на столе, в комнате. Габриэль с трудом отцепил от себя умирающего и крепко задумался. Если этот Марк действительно поможет, ему нужно немедленно звонить… Но приглашать бандита себе в дом очень опрометчиво. Может, он впадет в буйство, когда увидит надтреснутый «подарочек» и тогда – привет, Амстел. С другой стороны лучше бандит, чем брат. Рафаэль сам виноват, пусть уплачется, опуская в землю пустой гроб. - Хорошо, я сейчас. Ван Хейден пополз к выходу из комнаты, подволакивая бесполезные ноги, оставляя после себя багровые отпечатки. Сегодня это мало напоминало игру на экзотическом музыкальном инструменте, так же как события сегодняшнего утра не вписывались в спокойный ритм его обычной жизни. Дневник действительно лежал на письменном столе в бывшей комнате брата. Габриэль дотянулся до него, опираясь на стул. Плюхнувшись на пол, он раскрыл его на первой странице. Поперек листа четкими цифрами был написан телефонный номер без всяких пометок. Станционарный телефон был в кухне. Ван Хейден отправился туда, держа дневник в зубах, стараясь не заглядывать в комнату... И искренне надеясь, что «подарочек» не окочурится, пока он тут его спасает. Ладони уже не оставляли следов – кровь на них засохла, оставшись на коже ржавыми чешуйками. Но и без этого коридор напоминал сцену из фильмов ужасов – Габриэль изрядно уделал его по дороге в комнату брата. В кухне, нащупав нужный провод, ван Хейден потянул аппарат на себя и ловко поймал его в полете. Не колеблясь, он первым набрал номер из дневника – ему действительно было гораздо проще позвонить незнакомому бандиту, чем брату. Трубку долго никто не брал. А когда ему все же ответили, Габриэль чуть не выронил телефон из рук, от неожиданности. Голос у бандита оказался как будто с того света. - Да? Габриэль откашлялся. - Вы – Марк? – Он решил уточнить на всякий случай, если «подарочек» по ошибке записал на указанном месте телефон своей прачечной. – Назовите себя. Откуда у вас этот номер? Судя по грубому ответу, это вряд ли прачечная. Габриэль закрыл глаза и выдохнул, пытаясь коротко сформулировать цель своего звонка. - Мне его дал Януш Брабер, сказал, вы поможете. Кто вы такой? - Это вам знать не обязательно. Что с ним? - Ударился головой. Кость цела, но на темени рваная рана. И он потерял много крови… - Я пришлю к вам человека, который решит эту проблему. Диктуйте адрес. Габриэль продиктовал свой адрес и уже через секунду после этого слушал короткие губки в трубке. И все? Так легко? Никаких угроз, никаких претензий? Это оказалось проще, чем такси вызвать… Обязательно нужно было позвонить брату. Рассказать ему все, предупредить о визите бандитов, чтобы старший знал, кого винить в смерти Габриэля. Но ван Хейден тянул время, сидя на полу и бездумно покачивая в руке телефонную трубку на витом проводе. Велико было искушение умолчать. Еще свежи были в памяти недавняя ссора и решение не идти на примирение первым. А просьбу о помощи, несомненно, лучше начать с попытки примирения. Если неведомый Марк действительно поможет, Рафаэль не узнает о том, что произошло. Это было весьма заманчиво. Если даже брату донесут о происшествии, так даже лучше – пусть знает, что младший сам прекрасно справляется с проблемами. Ну а если Габи действительно пустят на корм рыбам… что ж, Рафаэль наверняка и так поймет в чем дело и будет винить себя до конца дней своих. Не самый плохой расклад. Во всех отношениях. Ван Хейден вернул трубку на место и задумчиво улыбнулся. Иногда отсутствие мобильника под рукой спасает от поспешных решений. Габриэль улыбнулся сам себе, и пополз к выходу из кухни. Нужно было проверить как там Януш и найти, наконец, коляску. *** Кресло лежало на боку посреди ломбарда. Вокруг него в беспорядке валялась одежда – пальто, шарф, перчатки… даже свитер. Габриэль без труда вернул коляску в вертикальное положение и взгромоздился на сиденье. Мир тут же обрел привычные очертания, поднявшись на знакомую высоту. Вокруг были полки, заваленные пыльным хламом. Солнечные зайчики медленно плыли по полированному прилавку. За окном клубился туман, и забитые крест-накрест окна совсем запотели – утро или вечер, не разобрать. Ван Хейден вздохнул, расслабляясь, и плотно прижался лопатками к спинке кресла. Если не вспоминать о полутрупе, валяющемся наверху, жизнь вошла в привычную колею. За последние три дня он страшно соскучился по рутине, осознав, как сильно он боится вмешательства в свою одинокую, устоявшуюся жизнь. Как хочется подозвать Бастет и отправиться на прогулку. Лучше выбрать другой маршрут, чтобы не натолкнуться на Гвидо. Позавтракать в каком-нибудь приятном месте и взяться за работу. Нужно обзвонить клиентов, у которых подошел срок выплаты, заполнить финансовый отчет за неделю, пыль протереть, в конце концов… Его грезы о мирной жизни прервал звонок в дверь. Ван Хейден встрепенулся. Бандиты приехали. Он засуетился, пытаясь одновременно проверить, заперт ли сейф, достать из ящика электрошокер и одеться. Кнопку звонка не отпускали. Его трели острой бритвой скреблись по расшатанным нервам. Габриэль чертыхнулся и заорал: - Да иду я, иду! Звонок оставили в покое. Вместо этого бандиты заколотили в дверь, да так, что задребезжали окна во всем доме. Подобрав с пола мятый и холодный свитер, Габриэль натянул его на себя грязными руками, содрогаясь от омерзения. Поежившись от прикосновения ворсистой ткани к голой коже, он поехал встречать настойчивых гостей. Вплотную подрулив к порогу, он отпер все замки и приоткрыл дверь на ширину ладони. На крыльце стояла бомжеватого вида девица в мешковатом мужском пальто. Габриэль окинул ее взглядом с ног до макушки, где в буйных еврейских кудрях запутался берет. В глаза сразу бросились зрачки, разлившиеся во всю радужку и обломанные ногти с облупившимся лаком. Опять наркоманы, дьявол бы их побрал. Такие частенько появлялись в ломбарде, пытались толкнуть краденное. Габриэль не вел с ними дел и на порог старался не пускать – они всегда тащили то, что плохо лежит. - Убирайся, пока я не вызвал полицию, сука обдолбанная… - Прикрикнул на нее ван Хейден и попытался захлопнуть дверь. Девица ловко пропихнула в закрывающийся просвет ногу в армейском ботинке. Наклонилась к Габриэлю, дохнув в лицо чудовищной смесью крепкого табака и адского перегара, и доверительно сообщила: - Я от Марка. – Голос у девицы был низкий и неожиданно приятный, как у роскошной латиноамериканки, поющей в притонах Кабо-Верде. Он совершенно не подходил этой тощей иудейке, с желтоватой кожей и бровями, сросшимися на переносице. Ван Хейден не сразу понял, о чем она говорит. А когда до него дошло, он ужасно разозлился. Вместо пары бандитов и врача, сутенер Брабера прислал к нему шатающуюся наркоманку. Хороша помощь, нечего сказать! Девица продолжала наседать на дверь, настойчиво протискиваясь внутрь: - Твоей шлюшке нужна помощь, верно? Габриэля покоробило это обращение, и он взорвался: - Он не моя, он ваша шлюшка! И ему нужен врач, а не доза! Уходи. Девица захохотала, будто он отмочил ужасно смешную шутку. Зубы у нее были крупные и крепкие, такими впору цепи перекусывать. - Давай совместим приятное с полезным, детка... Да она просто издевается! Ван Хейден был полон решимости спустить ее с крыльца. Он выехал на порог, оттесняя наркоманку на лестницу. Девица отступала, бодро матерясь. Мимо прошел сосед, ведя на поводу своего далматинца. Мужчина и собака остановились, с любопытством разглядывая разыгравшуюся баталию. Габриэль торопливо изобразил добрососедскую улыбку и помахал ему рукой. Воспользовавшись моментом, девица проскользнула в дом. Ван Хейден круто развернул коляску и рванул за ней, стараясь не упускать наркоманку из виду. Сомнительная особа не торопилась набивать карманы пальто ценностями, подвернувшимися под руку. Застыв посреди ломбарда, она презрительно морщила нос. - Ну и гадюшник… Габриэль оскорбился за гадюшник и проворчал: - На себя посмотри, бродяжка. Гостья широко ухмыльнулась, словно ван Хейден сделал ей комплимент, и протянула ему руку: - Извини, dude, просто нетипичные условия для выездной работы. Анна Штерн. Тебя как? Ван Хейден с подозрением протянул руку в ответ и представился. Рукопожатие у девицы было чересчур крепким – как у лесбиянок и страховых агентов. Габриэлю она не понравилась с первой секунды, и дальше – только больше. Она странно улыбалась, не соблюдала дистанцию, вмешивалась в личное пространство, нависала, черт возьми. Но метаться было уже поздно – эта зараза уже просочилась в дом. - Слышала, у тебя Брабер. – Это прозвучало как название некого венерического заболевания. – Показывай, что ты с ним натворил. Ван Хейден едва не начал оправдываться. «Оно само» прозвучало бы глупо, ему не пять лет и «подарочек» – не мамина любимая ваза. Чем быстрее они со всем этим покончат, тем скорее наркоманка уберется из его дома. Может, даже с Брабером вместе. Он махнул ей в сторону лестницы, но девица все равно забилась с ним в подъемник: крохотную клетушку, куда едва помещалась коляска. Габриэля это даже порадовало, он не хотел упускать ее из вида. Подъемный механизм натужно заурчал, кабинку слегка тряхнуло, и Анна едва не плюхнулась ван Хейдену на колени, инстинктивно ухватившись за его плечо. Габриэль сдержал порыв отбросить ее от себя. Сегодня утром это уже привело к неприятным последствиям, стоило быть осторожнее. Девица отстранилась и первой выбралась из лифта. Габриэль брезгливо стряхнул с плеча ощущение ее руки и выехал за ней. - Направо, третья дверь. - Да я и так вижу. – Анна выразительно кивнула на кровавые разводы, ведущие из спальни младшего ван Хейдена и без промедления вошла в открытую дверь. В жизни ван Хейдена было мало знакомых женщин. Пара соседок преклонного возраста, с полдюжины постоянных клиенток, несколько медсестер, лица которых он запомнил, но имен не знал… Вот и все, пожалуй. Представления о женском поле он в основном брал с матери. Она была прекрасным, чутким человеком, обожавшим детей и мужа. И она с визгом вылетала с кухни, если свежий карп, купленный к обеду, начинал трепыхаться в раковине. Возможно, от нее Габриэль унаследовал боязнь крови и склонность к драматизациям. И теперь ван Хейден, застывший в дверях, с ужасом наблюдал, как эта долбанутая наркоманка легонько толкает Януша носком ботинка, проверяя, жив ли он еще. Брабер слабо затрепыхался, как пресловутая задыхающаяся рыба. Штерн кивнула, довольная результатом, и начала расстегивать пальто. Под грубой твидовой тканью ютилось анорексичное тело, затянутое в темную водолазку. На тощей заднице болтались мужские джинсы, перетянутые широким ремнем на впалом животе. - Брось куда-нибудь. – Анна небрежно скомкала свою верхнюю одежду и швырнула ее в коляску с инвалидом как баскетбольный мяч в кольцо. Габриэля покоробил этот жест, так похожий на его собственный, но он промолчал. По широкой дуге объехав лужу крови, он пристроил пальто на спинку стула, аккуратно положив сверху шарф и берет. Одежда была пропитана запахом ее хозяйки – сигаретным дымом, потом и пролитым пивом. И на все это, как насмешка, наслаивался почти выветрившийся запах духов. Что-то легкое и сладкое, похожее на лимонные меренги. Ван Хейден откашлялся. Он не знал, как себя вести. Впрочем, как и все это утро. - Что-нибудь нужно? - Нет, – Анна сердито огрызнулась, словно он помешал важному медицинскому осмотру. Хотя все, что она сделала – попинала пациента ногой, – Просто не мешай. Она опустилась на колени рядом с телом, поставив по-соседству свою потрепанную сумку-почтальонку с облезлыми пряжками. Зубами надорвав пакетик с антибактериальной салфеткой, девица протерла ей руки и безжалостно ощупала затылок Януша, там, где все уже ссохлось в грязно-коричневую корку. Умирающий снова слабо затрепыхался и вяло заскулил от боли. Анна нахмурилась и начала рыться по карманам измазанными руками. Габриэль посмотрел на свои пальцы, со свернувшейся под ногтями кровью, и с трудом подавил очередной рвотный позыв. Отыскав сложенный квадратиком клочок бумаги, девица достала из него нечто, похожее на тончайшую мятную пастилку. Грубо ухватив Януша за нижнюю челюсть, она запихала пастилку ему глубоко в рот и привычным жестом помассировала горло, заставляя проглотить – так дают лекарство больной собаке. Еще одну пластинку она положила себе под язык, плюхнулась на задницу на краю кровавой лужи и удовлетворенно вздохнула. Габи сглотнул и подумал, что ему самому не помешает. Хотя и без того вокруг было полное сумасшествие. Прошло несколько тихих, очень тихих минут. Анна сидела, покачиваясь из стороны в сторону, как тибетский монах, достигший просветления. Януш валялся на полу, скорчившись в позе эмбриона, и лужа вокруг него чернела, навсегда меняя комнату. Поначалу он скулил. Подергивался в беспамятстве, бормотал что-то. Потом засмеялся, каркающим, царапающим смехом, от которого Габриэля пробрало до костей. Для девицы это был словно сигнал – она набросилась на него, как хищная птица на добычу. На задыхающуюся рыбу, выброшенную на берег приливом. Она дернула Януша за плечо, отрывая его от пола. Присохшие волосы с треском отошли от досок и Габриэль услышал этот звук. Анна заставила Януша сначала сесть, а потом подняла его на ноги – так, словно он был не тяжелее ее сумки, которую она подцепила следом. Обернувшись на взволнованного хозяина дома, она грубо рявкнула: - Где у тебя кухня? Ван Хейден, вместо того чтобы показать рукой, поехал вперед. За ним Штерн волочила хихикающего Януша. В воздухе витал запах сырого мяса, и никогда прежде он не казался Габриэлю настолько отвратительным. Он проехался по буреющим отпечаткам собственных ладоней, въехал в кухню и едва успел откатиться в сторону – потому что Анна в обнимку с Янушем пронеслась мимо и вписалась в кухонную тумбу. Перекатилась к раковине, включила холодную воду и сунула Брабера под струю. Истерическое хихиканье сменилось захлебывающимся бульканьем, и на секунду ван Хейден поверил, что ничего не соображающая наркоманка сейчас утопит Брабера как котенка. Но девица ограничилась тем, что смыла с раны сгустки крови. Вытащив пациента из раковины, она усадила его на стул. Януш уже не хихикал, но все еще выглядел потерянным. Габриэля поражало, что он не жалуется. Дрянь, которую ему дала эта сомнительная особа, наверняка блокировала боль. Но это не отменяло ее варварских методов и ужасной грубости – ван Хейден на его месте не стал бы молчать… «Подарочек» же выглядел покорным, как жертвенный телец. Порывшись в сумке, Штерн достала бутылку антисептика и опасную бритву. - Сейчас заштопаю его, и будет как новенький, – она подмигнула Габриэлю, который с ужасом взирал на происходящее, – Ты больше нигде его не порвал? - Стой, подожди, – ван Хейден проигнорировал грязный намек, сосредоточившись на сути. – Ты собираешься просто… зашить его? А как же обследование? Томография? - Нет, я не поняла, он тебе нужен for fuck или столбиком делить? – Анна собрала пышные кудри в низкий хвост и хлопнула Януша по спине, заставляя его наклониться под нужным углом. – Если этот сдохнет, фирма пришлет тебе нового. Это прозвучало так легкомысленно, что Габриэль сразу поверил и замолчал. Девица достала из сумки закатанный в пластик медицинский набор для штопки, и начала натягивать перчатки на худенькие ладошки. И тут внезапно зазвонил станционарный телефон, который Габи оставил на полу посреди кухни. *** Рафаэль стоял на пороге родительского дома, одной рукой опираясь на трость а другой прижимая к боку коробку с пирогом. Он смотрел снизу вверх на заколоченные окна, и чувствовал себя совсем как на кладбище, рядом с могилой, которую давно не навещал. Вроде бы не перед кем извиняться, а все равно стыдно. Перья тумана прикрывали дом, как рваный саван. На фундаменте, у самой земли, по-ирландски зеленел мох. Когда они с Габи были маленькими, то часами торчали у широкой щели между домом и мостовой, охотясь на живущих там лягушек. И сидели плечом к плечу у слухового окошка на чердаке – из него был лучший обзор на реку и проплывающие лодки. Потом они строили свои корабли из старых коробок. Габи обычно играл за пирата, Раф – за адмирала военного флота. Еще они читали книги из отцовской библиотеки, безбожно загибая уголки страниц, кроша на них маминым овсяным печеньем. И после завтрака выходили на крыльцо бросать черствые корки жадным чайкам, наблюдая, как они в воздухе дерутся за крупные куски. Потом их дружба как-то сошла на нет. Габи пошел в школу, у него появились свои друзья и дела. Рафаэль с головой ушел в учебу, вступил в дискуссионный клуб, впервые влюбился… С братом они общались тепло, но редко. И не были близки вплоть до… А дом совсем не изменился. Только осел немного, и фасад облупился. Казалось, вот-вот мать появится в дверях и улыбнется вернувшемуся сыну. Привет из далекого детства. Такого далекого, словно все это было не с ним. Когда я успел так… постареть? Об этом странно говорить в тридцать два, когда впереди добрая половина жизни. Но в последнее время Рафаэль чувствовал себя чертовски старым. Усталость накопилась, боль в ноге ужасно доставала, на работе приходилось вкалывать, как рабу на галерах, но его все равно считали марионеткой тестя… Жена потеряла к нему всякий интерес, брат провоцировал ссоры, все было скверно, как никогда. Рафаэль не опускал руки. Он справлялся, раз за разом поднимая планку своей прочности. Но небольшая передышка ему бы не помешала. Смешно, но к младшему он пришел за советом… До визита к врачу Рафаэль собирался приехать, чтобы понаблюдать за братом и его новой игрушкой. Но после разговора с доктором и долгого, малоприятного осмотра, ему захотелось увидеть Габриэля, чтобы поделиться с ним своей надеждой. Переложив трость из одной руки в другую, старший ван Хейден нажал на кнопку звонка. Можно было открыть дверь своими ключами, они валялись где-то в карманах, кажется, даже этого пальто. Но прошли те времена, когда он мог вламываться к брату без предупреждения. Особенно, с учетом того, что тот теперь не один. По инициативе самого Рафаэля. Поэтому он даже позвонил перед тем, как приехать. К мобильнику брат не подходил, пришлось перезванивать на домашний. На этот звонок брат ответил. Голос его звучал… настороженно. Словно он опять вляпался и боится признаться. - Да?.. - Привет, почему ты не берешь сотовый? - Я не слышал звонка. Наверное, оставил его в кармане пальто. - С тобой все в порядке? - Да, спасибо что спросил, пока… - Подожди! Есть разговор. Я заеду через полчаса, минут через сорок, хорошо? Габриэль засопел в трубку. Прямо как медвежонок-панда с канала дискавери. Он частенько так сопел, когда крепко задумывался… Но никогда этого не признавал, как и того, что храпит во сне. - Ладно, приезжай. – Он сказал это таким загробным голосом, будто Рафаэль разрушил все его планы на день. Но старший не стал прислушиваться к тону. В последнее время Габриэля не радовали ничьи визиты. Рафаэль всерьез настроился мириться. Даже попросил шофера остановить машину у хорошей кондитерской и разжился ягодным чизкейком. Он помнил, что младший испытывал к сырным пирогам особую слабость. Встречать его не торопились. Рафаэль все-таки начал искать ключи, когда услышал сквозь дверь звук работающего подъемника. Через пару минут брат отпер ему. Выглядел он изрядно потрепанным: глубокие тени залегли под глазами, куцая щетина отросла, и пробор был сделан криво, как без зеркала. Ему явно не помешало бы сменить одежду и умыться… Но, не смотря на потертый вид, Габриэль казался довольным жизнью. В последние их встречи младший все больше напоминал высохший труп, разъезжающий на неуправляемой коляске, с кошкой на плече вместо пиратского попугая. Страший не помнил, когда видел румянец на щеках Габриэля, когда он смеялся или даже просто выглядел веселым. Сейчас Габриэль казался оживленным. Он улыбался, и к глазам его вернулся тот теплый оттенок спелых орехов, по которому Рафаэль успел соскучиться… В последний раз они были такими, когда у младшего случился роман с этим ван Халленом. Неужели?.. Брат пропустил Рафаэля в дом и смерил фирменным взглядом с ног до головы. - Паршиво выглядишь, сходил бы к врачу… - и для него все так же сказать гадость – как поздороваться, – Это мне? – он нацелился на коробку с пирогом. - Да, держи. – Рафаэль положил подношение на колени брата, про себя удивляясь, куда подевалась его кошка. И легонько обнял младшего за плечи, зарывшись лицом в его волосы. Габриэль едва ощутимо вздрогнул, а потом вцепился в него так крепко, словно хотел уронить. Сминая пальто на спине своими цепкими лапками, Габриэль обнимал его, спрятав горячее лицо на груди. Еще немного и… заплачет? Закричит? Ударит? За все эти годы Рафаэль так и не научился читать его чувства. Рафаэль прижал брата к себе еще крепче, спрятав в кольце своих рук. Зажмурился, слушая стук своего сердца, гулко отдающийся в ушах. Его переполняло спокойствие и щемящая нежность, от которой голова шла кругом. Или он просто пошатывался, от того, что держал брата на весу, приподняв из кресла и наплевав на свою больную ногу? Коробка с пирогом съехала на бок, трость упала. Рафаэль понял, что было не так все это время. Ему не хватало брата. Он отчаянно соскучился по младшему – по его теплу, цепким объятиям, даже по его колкостям… И братской любовью эта тоска не ограничивалась. Старший чувствовал, что вот-вот сорвется и полезет к Габриэлю с поцелуями, наплевав на последствия. Его остановила мелочь. От Габи едва уловимо пахло табаком и этот незнакомый, отрезвляющий запах напоминал, что у младшего теперь своя жизнь. В ней нет места для прошлых ошибок. И Рафаэль, который так старался обеспечить младшему комфортное существование, не должен сам все разрушить. Запах напомнил, что это больше не его Габриэль. И как-то сразу отпустило. Он опустил брата обратно в кресло, поправил коробку с пирогом, со скрипом наклонился за тростью. И неловко пробормотал в продолжение разговора, словно между фразами не было минут, когда они грелись теплом друг друга, стараясь забыть каждый свое. - А я был у врача, сегодня. Габриэль склонил голову на бок, как птица и посмотрел на брата сквозь прищуренные ресницы. - Ты об этом пришел поговорить, – в его голосе слышалось разочарование, он явно ждал чего-то другого, – Что ж, пойдем наверх. Не на пороге же тебя держать. Он развернулся и поехал к подъемнику. Рафаэль привычно поплелся к лестнице, чувствуя себя дерьмом. Брат всегда умел «опустить» его парой фраз. Ступеньки знакомо поскрипывали под ногами. На стенах блики солнца играли в чехарду – кажется, распогодилось. Рафаэль кое-как пристроил свое пальто на вешалку, отметив, что в общей груде появилась незнакомая мужская куртка. Пол под ногами был чуть влажным, вокруг чудовищно сильно пахло средством для дезинфекции – похоже, здесь затеяли уборку. На кухне был непривычный порядок. Стол застелили знакомой скатертью в веселенький цветочек. И кто-то (вряд ли Габриэль) перемыл всю посуду. Его кошка дремала на подоконнике над батареей, лежа на круглой салфетке, которую мать когда-то связала для табуретки. Чистота вокруг, куртка в коридоре и блестящие глаза брата… Похоже, здесь действительно все в порядке. - Чаю или кофе? Голоден? Я уверен, что найдется какая-то еда… – Брат гонял коляску по кухне, набирая воду в чайник, поджигая газ, доставая чашки с сушилки, прикручивая регулятор громкости радио. Его оживленность теперь казалась Рафаэлю наигранной… Но старший не мог с уверенностью этого сказать. Он не привык к тому, что брат что-то от него скрывает. - Спасибо, я не голоден. Но не откажусь от чашки чая и куска пирога. Ягодный чизкейк, твой любимый. – Габриэль наморщил кончик носа, словно был готов спорить даже по такому мелкому поводу, но передумал. Рафаэль мысленно вздохнул с облегчением – он не хотел снова ссориться после теплого примирения на пороге. – А где Януш? Он ведь здесь, правда?.. - Спит еще, наверное. Или в душе. – Габриэль на минуту перестал суетиться и они оба прислушались. Сквозь звуки радио можно было расслышать шум воды в ванной. – Я поселил его в твоей бывшей комнате, надеюсь, ты не против. Это был расчетливый удар. «Твоей бывшей» прозвучало жестоко, как «твоей бывшей жизни». Рафаэль хотел было возмутиться, но передумал. Он обещал себе быть благоразумным. Действительно, куда девать Януша? На кошачьем коврике он не поместится, да и в спальне родителей ему не место… И уж тем более ему нет места в комнате Габриэля, младший терпеть не может посторонних в своей постели. Нога заболела так, словно между костями не сустав, а гость толченого стекла. Рафаэль занял свое привычное («бывшее») место у стола. Его снова одолевали сомнения о правильности такого подарка. Вдруг я выбрал не того, и Януш кажется брату… сексуально-непривлекательным? Может быть, он его пугает? Это из-за него брат выглядит таким осунувшимся? Старший разнервничался. Он готов был хоть сейчас забрать Януша. Увезти его, расторгнуть контракт, вернуть все как было… Одного слова брата было бы достаточно. Габриэль, не замечая той борьбы, что развернулась в душе старшего, сосредоточенно сыпал заварку в чайник. Он не орал с порога о том, чтобы Рафаэль убирался в охапку со своим подарком. Не ныл, что ему плохо. А ведь младший никогда не стеснялся вслух выражать свои мысли и потребности. Это Марица любила поиграть с мужем в «сам догадайся». Габриэль плохо понимал намеки и не умел их делать. И то, что он до сих пор не заговорил о Януше, могло означать только одно… Габриэль закрыл чайницу и уставился на призадумавшегося брата. Рафаэль попытался улыбнуться, но получилось как-то жалко. - У тебя чайник закипел. Габриэль перевел взгляд на плиту и легко улыбнулся. - Да, спасибо. Он заварил чай. Вместе с куском пирога тактично поставил рядом с Рафаэелем тяжелую керамическую пепельницу. Перебрался в свое кресло-гнездо, не дожидаясь помощи от брата-хромоножки. И не в силах больше сдерживать любопытство, заговорил первым: - Итак, ты был у врача? - Да, – Рафаэль вспомнил доктора Бранта и поежился. «Вижу, вы не привыкли быть богатым, мэнир ван Хейден…» - Хороший специалист, хотя раньше я о нем не слышал. Он осмотрел мою ногу, сказал, что старый протез пришел в негодность и его пора менять. - Пфф… это давно понятно, – Габи пожал плечами и отпил из своей чашки. - Он взял меня в оборот. Выдал список анализов, которые мне нужно сдать, сказал, что я должен сбросить пару килограммов перед… операцией. – Это слово Рафаэль произнес очень осторожно, так, словно ложиться под нож предстояло не ему, а младшему. – Назначил консультацию у ортопеда-терапевта и анестезиолога. Сказал, что через неделю они могут меня… взять. «Ваш протез коленного сустава в отвратительном состоянии. Вы считаете свою способность терпеть боль признаком настоящего мужчины? Рекомендую найти другое хобби. Разумеется, уже после операции…» - Они предлагают ультрасовременный электронный протез. – Рафаэль не любил говорить словами из буклета, но других у него не было. – Обещают, что после операции и курса реабилитации в их центре, я смогу ходить без трости. «Рисунок ходьбы будет немного отличаться от обычного, и с нагрузкой нужно поосторожней, особенно в первые полгода… Но вы сможете ходить сами, без этой палки. Мы проведем операцию в два этапа: придется постараться, чтобы убрать вышедший из строя протез и устранить нанесенный им вред. Потом мы поставим на его место новый, сделанный специально под вас. Техник-ортопед настроит электронный чип протеза в соответствии с результатами тестов. Меньше чем через месяц будете ходить на своих двоих без посторонней помощи. Через три-четыре месяца сможете бегать и кататься на велосипеде. Вы быстро привыкнете жить без боли. И шрамы будут практически незаметны, у нас очень аккуратные хирурги…» Рафаэль пересказал все так подробно, как только смог. Описал самого доктора и больницу. Умолчал, правда, о встрече в приемной – об этом Габи незачем знать. - Вот так… что скажешь? – Рафаэль стиснул в ладонях пустую чашку. Младший не сводил с него глаз. Пирог на его тарелке был истолчен даже не в крошки – в пыль. Заметив, что Рафаэль смотрит на его тарелку, брат отложил вилку в сторону и осторожно поинтересовался: - Так когда операция? - Я… пока еще не дал согласия. Мне нужно подумать. Это безумно дорого. – Старший отвел глаза и нервно закурил. - Хочешь сказать, Ноланы не дадут тебе денег на то, чтобы вылечить ногу? – Голос Габи звучал вкрадчиво-доброжелательно, как всегда, когда он был на грани срыва. Казалось, еще немного и он запустит в Рафаэля чашкой из маминого любимого сервиза, от которого и так почти ничего не осталось. – Не верю, что это сильно дороже шлюхи, которой вы от меня откупились. Рафаэль не знал, радует его такая реакция брата или огорчает. Он пришел к нему, для того чтобы спросить совета и получить разрешение быть здоровым. А теперь младший орал на него, и Рафаэль не мог сказать, почему – от беспокойства за старшего или от ненависти к нему. - Дело не в деньгах, я не знаю, стоит ли оно того. - Бла-бла-бла. Одни отговорки, – Габи все распалялся, теперь в его голосе звучала настоящая, полновесная истерика, – Ты считаешь, что трость это сексуально? Очнись, Раф, ты не доктор Хаус! Думаешь, Марица будет против? Думаешь… я буду против? Старший ван Хейден закрыл глаза и едва заметно кивнул. Младший с силой откинулся на спинку кресла. Когда Рафаэль смог поднять на него глаза, он увидел, что в глазах Габриэля стоят слезы. - Ты идиот. Звони им немедленно, соглашайся на операцию, только проследи, чтобы тебя не облапошили. А то проснешься без почки в ванне со льдом. - Мне придется проторчать в этой больнице больше двух недель… - Какой кошмар! Нет, это возмутительно! – Габи уже откровенно издевался. – Я так и представляю твой разговор с врачом: «– Мы можем прооперировать вас на следующей неделе. – Сейчас, доктор, я только сверюсь со своим ежедневником…» Рафаэль расхохотался вместе с братом, чувствуя, что его отпускает. Он затушил в пепельнице окурок и потянулся за вторым куском пирога. Младший воспринял новость почти хорошо. Теперь можно сообщить жене и всем остальным. - Я думаю, что тебе тоже нужно посетить эту больницу… - Выглядело все так, словно он предлагает из вежливости. Не удивительно, что младший считает его эгоистом. - Ну и чего нового они мне там скажут? – Габи презрительно фыркнул и отодвинул от себя тарелку. Странно, что он не съел ни кусочка. Обычно пирог не доживал до второй чашки чая. – Я бывал у разных врачей – и у хороших, и у дорогих, но все твердили, что я безнадежен. Мне надоело таскаться по больницам. Я собираюсь жить с тем, что у меня есть. - Надеюсь, Януш будет тебе полезен. – Раф закурил вторую сигарету. Интересно, это из-за Брабера от Габриэля пахнет табаком? И почему этот парень так долго торчит под душем? Весь разговор старшего преследовал шуршащий звук воды. – Я рад, что ты позволил ему остаться. Если ты не против, я бы хотел с ним поговорить. Вот тут Габриэль заметно побледнел. Рафаэль нахмурился. У младшего на лице было написано, что он сделал что-то скверное. Труп спрятал без его помощи, например. Слишком ровный звук. Подделка, в ванной никого нет. И в моей комнате тоже. Нужно проверить… - Габи, лучше скажи сейчас… - Рафаэль не хотел, чтобы это прозвучало угрожающе, но младший вжал голову в плечи. Шум воды внезапно прекратился. В коридоре послышалась возня и, спустя минуту, на пороге кухни показался Януш собственной персоной. Он был одет в джинсы на голое тело, с полотенцем на плечах. С влажных, зачесанных назад волос на него падали капельки воды. - Извините, я не помешаю? У Габриэля отвисла челюсть, словно он увидел привидение. Но Рафаэль этого не увидел, потому что обернулся Браберу навстречу и с улыбкой показал на свободный стул. - Рад тебя видеть. Присаживайся, пожалуйста. Януш пересек кухню и, проигнорировав предложенное место, сел на подлокотник кресла Габриэля, устроив руку на спинке. Словно обнимая своего хозяина. Вид у юноши был немного усталый, но он улыбался Рафаэлю так же солнечно, как в их первую встречу три дня назад. В доме чисто и Габриэль подпускает его так близко… Впечатляющий результат за рекордное время. Габи явно чувствовал себя неуютно в сложившейся ситуации. Конечно, его смущение можно было понять. Ведь то, что младший принял подарок, было его поражением. А вот Януш не стеснялся всем своим видом показывать, что ему в таком положении очень комфортно. Рафаэль беззастенчиво пялился на пару в кресле. Одна его половина ликовала, что капризное божество приняло жертву, и теперь он свободен. Другая требовала немедленно стереть в порошок нахала, который позволял себе обнимать его Габриэля. Благоразумие победило ревность. Рафаэль закурил еще одну сигарету и вместе с дымом смог выдавить из себя подходящее случаю: - Что ж, рад, что у вас все хорошо. Януш заглянул в чашку Габриэля и с улыбкой обратился к нему: - Хотите еще чаю? Я заварю свежий… Но младший поймал Брабера на попытке встать с кресла, положив руку ему на бедро. Словно этого было мало, он притянул Януша к себе за плечи, заставляя упасть на себя. И поцеловал своим неулыбчивым ртом. Просто прижался губами, но Рафаэля как кипятком окатило – он никогда не видел, чтобы брат целовался с кем-то чужим. Старшему отчаянно захотелось оказаться где-нибудь очень далеко отсюда. Не видеть этой дикой сцены. Но он смотрел, не отрываясь, как Януш с готовностью подставляет брату губы для поцелуев. И как Габриэль невесомо ласкает его ртом, осторожно придерживая руками за плечи. Укол лютой зависти – как ножом под ребра. Со мной он никогда не бывал так нежен… Поцелуй был недолгим. Закончив лизаться, Габриэль помог Янушу устроиться обратно на подлокотнике. Его тонкие губы казались завораживающе-алым надрезом на белой коже. Он с вызовом глянул на брата: - Хочешь еще чаю, Рафаэль? – Тоном «Видел? Подавись!» Старший ван Хейден устало покачал головой и поднялся с места, раздавив в пепельнице последний окурок. Он ожидал чего-то подобного. Младший не простил ему самодовольного вида и превратил свое поражение в победу одним картинным жестом. Габриэль всегда бил по больному. Но до этого момента Рафаэль не знал, как сильно еще болит. Сколько это будет продолжаться? Как долго я буду от него зависеть? - Я должен идти. Габриэль, я позвоню тебе, когда ситуация с операцией прояснится. Януш, проводишь меня? Кивнув на прощанье, Рафаэль покинул кухню, тяжело опираясь на трость. Короткая передышка кончилась, боль подступила с новой силой. Старшему хотелось добраться до постели, закинуть в себя пару таблеток снотворного и отрубиться. Забыть все это утро как страшный сон. Стереть его из памяти. Поздно. С этим теперь ничего не поделаешь. *** Как только они ушли, Габриэль обмяк в кресле и закрыл лицо руками. Он чувствовал себя разбитым. Слишком много всего произошло за последние сутки. Вся жизнь пошла кувырком. Оставьте меня в покое. Он слушал, как брат и «подарочек» спускаются по лестнице, о чем-то тихо говорят в дверях и как, наконец-то, за Рафаэлем захлопывается дверь. Предатель. Интересно, когда брат подсовывал ему Януша, он уже знал, что скоро будет нормально ходить? Оставьте меня одного. Не отнимая рук от лица, Габриэль беззвучно закричал, до судороги напрягая мышцы горла. Он так широко открыл рот, что уголки губ треснули и закровили. Заходясь в очередном приступе истерики, он раскачивался из стороны в сторону. От напряжения перед глазами вспыхнул световой слепок сеточки сосудов. Не трогайте меня. Он запаниковал, когда Рафаэль сообщил, что приедет. Габриэль понятия не имел, как объяснить ему, что за чертовщина здесь творится. Но чем больше он об этом думал, тем яснее осознавал – он не обязан отчитываться перед старшим. Брат самоустранился из его жизни, устроился потеплее и думать забыл о своей настоящей семье. Рафаэль, не спрашивая, подкинул брату «подарочек». Тот, в свою очередь, не интересуясь мнением Габриэля, забрался к нему в постель и полез целоваться. Младший ван Хейден вообще был не при чем – он только среагировал на сложившиеся обстоятельства. И если кто-то хоть в чем-то попробует меня обвинять, то пусть валит отсюда подальше… со своим «подарочком» в охапку. Наверняка его можно сдать обратно по гарантии. Габриэль с сомнением посмотрел на Януша, пускающего слюни. Анна очистила его рану ватным тампоном, присыпала порошковым антисептиком и уже вдевала нитку в иголку. Делая первый стежок, она поинтересовалась: - Ну, ты так и будешь сидеть? Твоему брату не стоит видеть все это дерьмо. - Пусть знает, во что я из-за него вляпался. – Габи неприятно улыбнулся. – Это вообще не мое дело, он сам виноват. – Заявил ван Хейден туманно, имея в виду то ли брата, то ли Януша. Вот так. Рафаэль сам заберет «подарочек» как только увидит, что здесь творится. - Угу, конечно. Знаешь, dude, жертвой обычно считают того, у кого дырка в голове. – Анна сделала еще стежок. – Посмотри как это выглядит со стороны: ты раскроил своему любовнику башку, уделал кровью весь коридор, связался с каким-то коновалом без лицензии… На месте твоего брата я бы решила, что ты съехал с катушек. И сдала тебя в психушку, так, на всякий случай. - У тебя нет лицензии врача?! – Габриэль выпучил глаза. - А что, курсы кройки и шитья не подойдут? – Штерн придурковато рассмеялась. Не смотря на все шуточки и «мятные пастилки», она подлатала Януша вполне профессионально. В ее движениях чувствовался богатый опыт… Закончив, Анна с чувством глубокого удовлетворения осмотрела шов, багровеющий на пятачке выбритой кожи. - Мда, Брабер, прическу тебе придется сменить… Я закончила. Пора мне валить, пока твой брат все тут не разнес. Не хочу попадать под горячую руку, знаешь ли. То, что она говорила про Рафаэля было похоже на правду. Брат вмешивался в жизнь младшего, не имея на это никакого права. Но вряд ли он спокойно возьмет на себя вину за случившееся. Скорее уж опять обвинит Габриэля во всем и объявит буйным психом. Ему поверят. У младшего ван Хейдена была не лучшая репутация среди соседей… - Подожди! – Габриэль кусал губы. – Что ты предлагаешь делать? - Не знаю. – Анна пожала плечами и с щелчком стащила перчатки. – У тебя «Доместос» есть?.. …Остаток времени Габриэль поливал следы в коридоре средством для чистки унитазов. - Эта дрянь хорошо разъедает органику. Паркет чуток попортит, зато следы крови сотрет. Потом водичкой побрызгаешь сверху, и нормально. Главное пол не облизывай. Штерн говорила серьезным тоном и Габриэль не смог понять, шутит она или нет. Она быстро привела в порядок кухню, собрала мусор, а когда в дверь позвонили – подняла Януша со стула и потащила в ванную комнату. - Скажешь, что он в душе. Надеюсь, твой брат не станет ломиться туда, to say hello. Воображение живо нарисовало эту забавную картинку. Ван Хейден нервно хихикнул и поехал открывать. Он так волновался, что почти ничего не соображал. Много улыбался, много суетился, а потом сидел над куском пирога, похожим на разбитую голову Януша и слушал, что говорит брат. - Дело не в деньгах, я не знаю, стоит ли оно того. А что же тогда стоит, в рот тебя?! Рафаэль наверняка считал, что брат ему завидует. Думал, что если будет нормально ходить, Габриэль ему этого не простит. Чувствовал себя предателем, и поэтому собирался отказаться от операции. Полный идиот. Габриэль действительно считал брата предателем. Но не из-за этой ерунды. Рафаэль подложил ему свинью гораздо раньше, когда ушел из дома и оставил его одного. Вот так просто: собрал вещи, сообщил, что у него свадьба через два месяца, и свалил. Разумеется, после этого их отношения окончательно испортились. Они редко виделись, а когда это случалось в основном орали друг на друга. Но Габриэль все равно считал брата своей семьей и был рад за него. Вот только эту новость он предпочел бы узнать как-то иначе. Чтобы подспудно его не обвинили в зависти. Он был слишком зол на Рафаэля: за его страхи, за его самодовольную рожу, за то, что он считал себя победителем в этой войне. Поэтому так вышло с Янушем. Ты этого хотел? На, получай! Адреналин ударил в голову. Габриэль поцеловал проститутку на глазах у брата, чтобы сделать ему больно, заставить ревновать. Удар явно достиг цели, Рафаэля проняло. Наверняка он теперь еще долго сюда не сунется. Может, даже вообще не придет. Зачем ему теперь здесь бывать? Губы жгло, как едким перцем, мысли прыгали в безумной пляске. Габриэль не отнимал рук от лица. Ему было ужасно стыдно, он не представлял, как теперь будет смотреть на Януша, как будет говорить с ним – после того что было утром и случилось только что. Ван Хейден сквозь бормотание радио слышал, как «подарочек» поднимается по лестнице, очень медленно, будто неуверенно. Потом раздался глухой стук – похоже, он не держался на ногах и упал на колени. И утробный, пробирающий по нервам звук рвоты. Ну вот, еще не хватало за ним вытирать… Анна Штерн вошла на кухню с пальто на руках, на ходу натягивая берет на макушку. - Ну все, game over, я сваливаю. Там твоего любовничка вывернуло на лестнице. Это из-за сотрясения. Вряд ли проблема серьезная, но если захочешь повозиться – стаскай его в какую-нибудь частную больничку, где вопросов не задают. Перевязывать ему голову не буду, так быстрее заживет. Смотри, чтобы швы не воспалились, если распухнут и загноятся – звоните, свой номер я Браберу оставила… - Забери его. - Что?.. – Анна прикинулась глухой. - Что слышала. – Габриэль смотрел на нее с закипающей ненавистью. – Бери его в охапку и уматывайте из моего дома. - Dude, это не в моей компетенции. – Анна уселась на краешек стола. – Вопросом возврата занимаются совсем другие люди. И разговаривать они будут с тем, кто заключал контракт. Я так понимаю, это твой брат. Что ж ты ему сейчас не сказал об этом? Вот так, Габриэль. Ты сам забил последний гвоздь в крышку своего гроба. Расторгнуть контракт может только Рафаэль. А он после комедии, которую ты устроил, не станет этого делать. - Ты знаешь почему я ему не сказал. Он бы не стал меня слушать. Он никогда меня не слушает! А я его об этом «подарочке» не просил! Я его вообще ни о чем не просил!!! – Габриэль раскачивался в кресле, крепко сжимая подлокотники, и орал брызжа слюной. – Катитесь к чертям, вы все!!! Анна тихо выругалась и с размаха заехала инвалиду кулаком по носу. Удар получился так себе, но своей цели достиг – ван Хейден заткнулся и откинулся на спинку кресла. Его заколотила крупная дрожь, и Штерн всерьез испугалась, что сейчас этого чудика хватит припадок. Он забавно открывал и закрывал рот, не говоря больше ни слова. Из его носа побежала кровь, верхняя губа мгновенно распухла, из глаз покатились крупные злые слезы. - Dude, тебе бы нервишки полечить. – Анна сунула ему в руку чистый комочек салфетки, заставляя прижать к носу. – К доброму дяде сходить, на кушеточке полежать. Тебе понравится, обещаю. - Отсоси. – Прозвучало это вполне беззлобно, и Анна заулыбалась. Хозяин Брабера начал приходить в себя, значит, самое время сваливать. - Вот этих малышек будешь давать Браберу ближайшие три дня. Одну утром, одну вечером. – Сомнительная особа оставила на столе пузырек с горсточкой таблеток. – Это антибиотик широкого спектра действия, на случай, если в рану попала какая-нибудь дрянь. Если все будет нормально, дней через десять я приду снимать швы. - Иди нахрен, сука! – Габриэль швырнул в нее залитую кровью салфетку. Нос у него распух и цветом был похож на сливу. - Детка, ты такой милый, когда ругаешься, - Анна усмехнулась, – Все, ухожу. Дорогу можешь не показывать. Габриэль проводил ее потоком брани. Оставшись один, он немедленно успокоился. Физическая боль заглушила злость и обиду, ван Хейден пришел в себя и смог мыслить вполне трезво. Она меня успокоила как истеричку. Похоже, на курсах кройки и шитья учат, как бить людей, чтобы они заткнулись и прекратили размазывать сопли. Ван Хейден криво улыбнулся и прижал к носу еще одну салфетку. Его уже почти не тошнило от вида крови. Он чувствовал, как эйфория разливается по телу. Все обошлось. Януш жив. Брат ничего не узнал. Габриэль перебрался в кресло-каталку и подмигнул меланхоличной Бастет, наблюдавшей весь тот фарс в трех действиях. - Милая, мы всех сделали. Кошка издевательски улыбнулась и принялась вылизывать свой бок, демонстрируя свое отношение к этому утверждению. Ван Хейден хохотнул и доехал до кухонной раковины. Тщательно умылся холодной водой, чтобы остановить кровь и уменьшить опухоль. Разбитая губа горячо пульсировала, распухший нос не дышал. Сегодня слишком много травм, а еще даже не обед! Заменив салфетку полотенцем для посуды, Габриэль выехал в коридор. Остановившись у спуска, он ухватился за перила и стащил себя вниз, на первую ступеньку. Потом на следующую, ниже, и дальше – до тех пор, пока не добрался до Януша. Тот сидел посередине лестничного марша, прислонившись к перилам, тяжело дышал и смотрел на ван Хейдена как побитая собака. - Простите, хозяин, я сейчас все уберу. – Голос у него был тихий и слабый, но говорил он вполне внятно. Значит, действительно ничего серьезного. Ван Хейден мельком глянул на лужу рвоты на площадке между пролетами и легкомысленно пожал плечами, копируя Анну Штерн. - Забей. – После всего что было, это такие мелочи… Януш оторвал голову от перил и повернулся к сидящему рядом Габриэлю, уставившись на него глазами, полными смесью ужаса и надежды. И ван Хейден смог спокойно встретить его взгляд, демонстрируя в улыбке зубы, розовые от крови, сочащейся из носа. - Вам нужно лед приложить… - Брабер не удивился. И не спрашивал, что произошло у них с Анной. Приятно, черт возьми, когда не лезут в твои дела. - Сиди не рыпайся. Не хватало, чтобы тебя еще раз вывернуло, – Габриэль отвел глаза и скучающим тоном поинтересовался, – О чем ты говорил с моим братом? Януш мгновение поколебался. Рафаэль просил оставить это между ними. Габриэль ждал честного ответа. И именно его Брабер считал своим хозяином – вне зависимости от того, с кем подписан контракт. - Он спросил, как мне здесь живется. Нормально ли мы уживаемся. И не хочу ли я уйти. - Что ты ему ответил? – Это было очевидно, раз уж «подарочек» сидел с ним здесь на лестнице, а не собирал едва разложенные вещи. Но Габриэлю хотелось услышать формулировку. - Я сказал, что не хочу уходить. - Почему? – Тебе так нужны деньги? Ты делаешь это назло мне? Ты боишься своего сутенера, который прислал тебе на помощь сумасшедшую наркоманку-садистку? - Потому что я вам нужен. Габриэль не нашелся, что на это ответить. Они сидели на лестнице: один с разбитым лицом, другой – со свежезашитой головой. Смотрели на ломбард, залитый светом и то, как танцуют пылинки в солнечных лучах. Утренний туман совсем разошелся, на небе не было ни облачка. День налаживался. Иллюстрации: Габриэль - http://static.diary.ru/userdir/2/1/7/1/2171815/73042774.jpg Януш - http://static.diary.ru/userdir/2/1/7/1/2171815/74390554.jpg