La mia insegnante preferitо (Мой любимый учитель)

      Рокудо осмотрелся. Несмотря на лидирующее место в списке «самых злобных людей города», лаборантская, а, точнее – небольшое, но весьма уютное помещение кабинета, в котором прочно обосновался его дражайший классный руководитель - выглядело более чем сносно. Интерьер являл собой то редкое сочетание простоты и элегантности, которое так сложно встретить в наши дни: молочно-белые матовые стены, отделанные темно-коричневыми мореными балками, придающими этнические нотки; похожая на циновку обивка мебели, выполненной так же из темного дерева; легкие цветовые элементы в виде комнатных деревьев и бронзированных ламп, сделанных под старинку; витое копье карниза, украшенное ламбрекеном-драпировкой, оливково-золотистых, тонов и перекликающееся с циновкой; резной же стеллаж, не загроможденный ничем, кроме нескольких папок и книг, пары бронзовых же скульптурок и бонсая, выгодно смотрящихся на теплом белом фоне. Письменный стол, пара стульев, высокая тумба с чайными принадлежностями, два кресла и небольшой, но уютный диван, около подушек которого наблюдался сложенный пушистый плед – вот и все, что присутствовало в кабинете. Стеллажи с «школьным непотребством» - располагались в глухом углу, рядом с которым разместился самый, что ни на есть забавный (по мнению Рокудо) элемент всего интерьера – учебный сборной манекен, части тела которого, включая внутренние органы, подлежали изъятию для большей наглядности. Единственным достойным свойством этого «биологического артефакта», впрочем, Мукуро считал способность периодически ронять разболтанную руками старательных учеников челюсть, что выглядело довольно забавно. Впрочем, нынче было не до забавности манекеновых челюстей…       Юноша горестно вздохнул, отводя взгляд от непогоды за окном и в очередной раз переводя его на учителя, который, закончив раскладывание тетрадей по алфавиту, принялся нервно ходить из стороны в сторону.       «И чего ему, спрашивается, не сидится?.. – отрешенно подумал итальянец, невольно выискивая следы конфетти в шевелюре педагога. Как назло тех не оказалось. – И так пол урока бегал, как проклятый после этой-то феерии…» - Итак, - заложив руки за спину, Хибари расхаживал туда-сюда по подсобке. – На какие пакости ты еще способен, травоядный пожиратель макарон?       Рокудо довольно куфуфукнул, стараясь не пасовать и вести себя как только можно наглее. Закинув ногу на ногу, он развалился на диване, с вызовом осматривая учителя и самодовольно улыбаясь. - Талантливый человек – талантлив во всем, Кёя-сан. - …жаль только, что с идиотами – та же история, - спустя секунду добавил Хибари, останавливаясь и поворачиваясь к нерадивому ученику. – Травоядное, ответь мне на один простой вопрос: чего тебе неймется?..       Мукуро делано задумался, потирая подбородок и принимая глубоко философский вид. - Может, я в вас влюбился? – юноша с вызовом посмотрел на учителя. - Тогда тебя ждет отказ и клуб «Голубой огонек» по пятничным вечерам, - спокойно отозвался Хибари. – Меня не интересуют парни, впрочем, как и ученики в принципе.       Итальянец поджал губы. Шутки-шутками, но его сейчас отшили. Это непростительно и, как ни странно, обидно. - Вы просто не пробовали запретную любовь, глубокоуважаемый учитель. - Кто тебе это сказал, травоядное?.. – насмешливо хмыкнул тот.       Челюсть манекена, не выдержав потрясения, рухнула, являя миру два пластиковых протеза, один из которых упокоился на языке.       «Он хочет сказать, что у него было с мужчинами?.. – Рокудо невольно выпучил глаза, впрочем, быстро беря себя в руки. – Ну, он конечно красивый, и сексуальный, и все такое… - осекшись, итальянец грешным делом помянул непристойные части тела Мадонны. – Стоп. Я парень, не мне судить о привлекательности или, тем более, сексуальности другого парня! Нет-нет-нет, Мукуро. Ты не поведешься на такие простые провокации. Ты сам его уделаешь по первое число!» - Оя-оя, - взяв себя в руки, куфуфукнул мальчик, поднимаясь и подходя к «зловещему» преподавателю вплотную, облизывая губы. – Кёя-сан, так вы у нас, оказывается, шалун. - Будь я на твоем месте, травоядное – а такое невозможно в принципе – я был бы поосторожнее, - отметил Хибари, невольно рассматривая пухлые влажные губы мальчика, коснувшегося кончиками пальцев его галстука и зачем-то ковыряющего идеальный классический узел на нем. – Иностранец, в чужой стране, без родительского контроля и мозгов. Сложно, наверное. - Ничуть, - отозвался тот, неприлично облизывая губы и заглядывая учителю в глаза. – Дома так же. Зато – тут есть вы. Тут веселее…       Хибари, выгнув бровь, усмехнулся. - Я должен был сейчас растаять и кинуться на тебя со страстными поцелуями?       Рокудо довольно куфуфукнул, борзея и прихватывая брюнета за галстук, тяня на себя. Как ни странно, а такая близость – завораживала, заставляя сердце биться чаще, а тело – гореть огнем. Запах чужих духов, в которых читались ноты имбиря и плюща, жасмина, переходящие в чувственное соединение белого мускуса и амбры, дразнящее нюх своей свежестью - завораживал.       «Неожиданно, - отметил про себя Рокудо, опуская взгляд на губы мужчины – чувственные, как и смесь запаха «зеленых» духов с ароматом тела – пьянящим, чуть горьковатым, дерзким, заставляющим вдыхать его снова и снова, желая уткнуться носом в шею. – Кажется, он мне нравится?.. Нет, быть того не может…» - А сам как хочешь, учитель? – Мукуро встал вплотную к нему, воркуя на ухо мужчины и не скрывая легкую хрипотцу в голосе. - Я… - Кёя хищно улыбнулся, касаясь гладкой щекой виска мальчика и обдавая его ухо и открытую часть шеи горячим дыханием. Руки скользнули по бокам ученика, ловко проникая под пиджак и проводя по линии ребер, спускаясь ниже, замирая на бедрах, вызывая едва слышимый вздох. - …уже говорил, что не интересуюсь мальчиками, Рокудо-кун, - отстранив от себя юношу, Кёя отошел ко второму креслу, садясь в него и кисло глядя на оторопевшего от такого обращения со своей ценной персоной итальянца. – А ты, вместо того, чтобы глупостями страдать – лучше перемести свое внимание на учебу, травоядное.       Мукуро ошарашенно моргнул, старательно пытаясь отогнать от себя ощущение чужого горячего тела, которое совсем недавно почти прижималось к нему.       «Я же не мог… - мальчик сглотнул, невольно глядя на черноволосого, рассиживающегося на кресле, как демон на троне. – Нет, Мукуро. Участь Пигмалиона* – не для тебя. Нет-нет и еще раз нет! – мальчик напрягся. – Но, черт подери… Что с моим телом?.. Почему я на него реагирую? Он парень и я – тоже… Мы же не жирафы**!!! Но, черт… - сглотнув от понимания того, что за ширинкой явно потеснело, Мукуро смущенно отвел взгляд. – Да что я стою как пень?!!» - Оя-оя, - немного нервозно хмыкнул он. – Ну так как же мне учиться, если мой учитель говорит, что он не при делах?.. - Прости, но я не смогу тебе показать наглядно размножение одноклеточных, - с наигранным сожалением отозвался брюнет, снисходительно глядя на мальчика и подпирая кулаком щеку. – Так что – сам справляйся, травоядное. Кстати, в качестве наказания – на завтра ты подготовишь доклад. - Какой?.. – не понял итальянец. - На десять листов. Параграф шестнадцать, пункты один и три, - скопировав недавнее елейное выражение лица ученика, почти пропел биолог. Впрочем, судя по всему, это была не песня, а отходная молитва…