Зачарованное сердце

Он вошёл в каменистое и холодное помещение библиотеки так быстро и яростно, словно разъяренный коршун. От его движений поднимался ветер, и даже пламя в факелах приходило в волнующий танец. Когда она соизволила поднять глаза от ветхих свитков и озарить своим вниманием вошедшего, на её красивом мраморном лице появилась эмоция, похожая на лёгкое удивление. Говоря откровенно, она ожидала, что к ней придёт именно этот человек, но не могла предположить, что это произойдёт так быстро. И, тем не менее, она сложила все свитки и спешно убрала их под стол, затем небрежно поправила длинные вьющиеся волосы и изобразила на лице хорошо отрепетированную улыбку, коей она обычно встречала своих гостей. — Мне нужна книга, — прямо заявил ей мужчина и, оказавшись возле стойки, с грохотом опустил ладонь на стол. — Само собой. Какая? — тут же вырвалось из точёных алых уст женщины. Улыбка продолжала присутствовать на её лице, напоминая небрежный рисунок ребёнка. — Мне необходимы подробности, иначе я не смогу исполнить твои пожелания, дорогой путник. Хотя ты и сам это прекрасно знаешь. Он поднял на неё свирепый взгляд и встретился со знакомой парой абсолютно белых, как молоко, глаз. Иногда он невольно спрашивал себя, видела ли эта особа также ясно, как он видел её? А, может, она могла зайти ещё глубже? Заглянуть в глубины его разума и увидеть там тайну, которую он бережно хранил даже от самого себя? — Мне нужна книга по травам с Южных берегов, — быстро отчеканил он, сумев за всё время ни разу не моргнуть. Он был слишком напряжён, чтобы моргать. — У нас в наличии есть ровно четыре издания, — ответила женщина, в отместку не сводя с гостя своего завороженного взора. — Но ты же помнишь, какова плата за получение книги. Или мне стоит напомнить? Он устало наклонил голову вниз и тяжело вздохнул. Затем снова выпрямился, напоминая струну, и поднял правую руку, в которой ярко блеснуло лезвие маленького ножичка. Всего секунда, и ножичек быстрым движением срезал с его головы тёмный локон, который тут же был бережно передан в руки женщины. — Значит, запомнил, — заключила библиотекарша, одарив гостя уже более искренней улыбкой. — Скажи, какое издание ты желаешь получить? — Самое старое, какое есть в архивах, — тут же выпалил гость. — Хорошо. Жди здесь и никуда не уходи, — она наклонилась вперёд и позволила пышным локонам, таким же поразительно белым, как и глаза, упасть на лицо. — Слышишь меня? Никуда не уходи. Мужчина лишь коротко кивнул, ибо знал, что врал этой прелестной женщине с самого начала. Она встала со своего вечного трона и, нежно шелестя серебряным платьем, удалилась в объятия библиотеки, от которой веяло запахами старой бумаги и забытой самими богами историей. Он дождался того момента, пока завораживающий шелест одежды окончательно не скрылся в тиши, после чего быстро зашёл за стойку и следом проник в книжное царство. Он постарался воспроизвести в памяти прошлое, которое, казалось, минуло буквально вчера, и шёл ровно теми же путями, как и маленький мальчик, случайно или волею судеб очутившийся здесь много лет назад. Его повстречал зловещий лабиринт из полок, набитых старыми фолиантами, укутанными многолетней пылью и паутиной, на которой почему-то никогда не сидели пауки. Библиотека была настолько огромной, что в её дебрях возможно было запросто потеряться. Книжные полки тянулись высоко к потолку, которого на самом деле не было видно, ибо его заменяла абсолютная тьма. Внезапно он услышал подозрительный шорох, коротко оглянулся и тут же облегчённо выдохнул, не увидев позади себя никого, кроме собственной тени, подхваченной тусклыми светильниками. Через некоторое время заученная тропа привела его к светящейся арке, за которой, ровно, как и тысячу лет назад, его ожидало само время. В плотном воздухе, чуть покачиваясь и позвякивая, блестели золотистые цепи, концы которых были прикованы к резному полу, а другие соединялись с лиловыми сферами, напоминавшими миниатюры ночного звездного неба. Сосчитать их количество в зале было попросту невозможно. Они находились повсюду, как проворные сорняки, выросшие в огромном цветущем саду. Он решительно прошёл мимо нескольких цепей, стараясь не касаться их руками, ибо помнил, чем это кончилось в прошлый раз…. Да, это было ужасно глупо. Если бы он только остался тогда у стройки и дождался книги, заказанной его матерью, то история бы обрела иные, более благоприятные для всех миров обороты… Но хватит думать о прошлом! Всё равно воротить его было нельзя. — Лишь бы всё получилось, — сказал он тихо и с надеждой, а затем, дойдя до нужной сферы, робко коснулся пальцами её длинной цепи. На мгновение его разум покинул тело, уйдя навстречу парящей в воздухе сфере, но это длилось всего мгновение, после чего путник отшатнулся от цепи и с изумлением потряс головой. Видение, которое проникло в его разум за долю секунды, снова было неправильным. Точнее говоря, оно оставалось таким же, каким он его видел в последний раз, когда перемешал сферы, будучи неразумным ребёнком. Прошли сотни лет с того момента, а будущее так и осталось неизменным. Конец света продолжал вспыхивать красным пламенем где-то за туманным горизонтом, и с каждым разом его пламя становилось лишь ярче.

***

Пока самолет проворно кружил над аэропортом имени Джона Кеннеди, Шон Грин — никем не провозглашённый получеловек-полулепрекон — находился в крохотной туалетной кабинке и, держась за края раковины, пытался справиться с нахлынувшей к горлу тошнотой. — И долго это будет продолжаться? — спросил он у самого себя и увидел, как его отражение в зеркале ехидно улыбнулось в ответ. — Как минимум, до тех пор, пока ты не вернёшься обратно домой. — Уф… проклятье! — Ты знал, на что шёл, и потому сочувствовать твоим страданиям я не намерен. — Ну да, разумеется, — буркнул ирландец. — Мир сойдёт с ума, если ты вдруг начнёшь мне сопереживать. Тень замолчал, возможно, обидевшись на колкое замечание юноши. Оно и к лучшему, ибо вечно терпеть ворчливый голос в своей голове было тем ещё испытанием. Прекратив умываться, Шон собрался было выйти из кабины, как вдруг остановился, задумался, вынул из-под воротника клетчатой рубашки подвязку и внимательно посмотрел на покачивающийся маленький мешочек. Сама подвязка была сделана из козьей шерсти, и от неё почему-то пахло компостом. Мешочек же был абсолютно безликим — маленьким бежевым кусочком материи, который благодаря своим грубым волокнам иногда противно царапал кожу. Если бы не то, что находилось внутри мешочка, Шон бы никогда в жизни не согласился держать это изделие на своей шее. И даже не потому, что оно выглядело совершенно безвкусно, а потому, что Шон в принципе не любил носить украшения. Но, к сожалению, в любых правилах и принципах, какими бы строгими они ни были, имелись свои исключения… Вечер в тот день был довольно холодным, впрочем, как и любой другой в Рэдкиле во время мая. После инцидента с пробуждением Илэсэйд Лиза вышла на задний двор и молчаливым жестом поманила Шона за собой. Кругом было так тихо, как будто дом находился посреди безлюдной зелёной пустыни. Девушка плавно опустилась на травянистое покрывало и зачерпнула оттуда пучок сухой земли. — В чужой стране тебя спасёт лишь твоя земля, — важным тоном заявила она, подняв глаза на застывшего юношу. — Земля, где ты был рождён. Но и этого будет недостаточно, — возразила Лиза, когда увидела, что Грин приготовился задать какой-то тупой вопрос. То, что вопрос был тупым — она не сомневалась, ибо отчётливо понимала, с кем ей приходилось иметь дело. — Для защитного амулета необходим ещё один элемент — это вещь, которая будет служить тебе напоминанием о твоём… новом ремесле. — Ты имеешь в виду гвоздь от сапога? Лиза раздражённо закатила глаза. — Я же сказала — новом. Несколько секунд Шон в панике смотрел по сторонам, совершенно не понимая, о каком ремесле говорила эта странная ведьма. И когда он уже готов был заскулить от отчаяния, над ухом раздался сиплый голос Тени: «Она о золоте твоём говорит, глупец…» — Сам ты глупец! Лиза удивлённо захлопала глазами, и Шон сразу поспешил оправдаться: — Это я не тебе! Просто мои мысли переругались между собой. Иногда такое бывает. В общем… э-э… ты имела в виду золото? — Именно, — вздохнула девушка. — Одна монета из сокровищницы богини Дану, — она покрутила свободной рукой, и совершенно внезапно в её маленькой розоватой ладони появился мешочек. Шон попытался понять, использовала ли она сейчас свои магические способности или просто похвасталась ловкостью рук, но потом решил сдаться. Не был он силён в разоблачении фокусников. — Всё это добро мы разместим сюда, и ты повесишь мешочек себе на шею. Отныне это будет твоим оберегом, твоей защитой от влияния чужих земель. Не снимай его ни при каких условиях, — с мольбой в голосе сказала она. — Даже когда ты почувствуешь, что он тянет тебя вниз или жалит кожу, ни в коем случае не вздумай его снимать. — Что будет, если я ослушаюсь? — Поверь, ты не хочешь этого знать. Она говорила очень серьёзно, без улыбки, и поэтому Шон не видел причины ей не верить. К тому же, они пожали руки, прижав ладонями трилистник, а это значило, что их договоренность была в силе. « Я в ярости! — возник среди потока мыслей знакомый хриплый голос. — Ты на добровольной основе доверил свою жизнь ведьме!» «Не тебе решать, с кем мне следует заводить дружбу, а с кем нет. Так что умолкни!» Тень яростно зашипел и юркнул обратно во мрак бесконечного подсознания. Юноша зажмурил глаза и провел правой рукой по прохладному воздуху. Он попытался представить себе котёл, забитый доверху искрящимся златом. Затем он сделал вид, что сует в это золотистое чрево свою ладонь, и с невольным ужасом ощутил щекочущую прохладу металла. Монета сразу же оказалась в его руках — крупная, вычищенная и яркая, словно кусочек солнца. Когда Лиза посмотрела на монету, её лицо внезапно дрогнуло, как будто на долю секунды она захотела недобро улыбнуться, но потом быстро передумала. Она в спешке раскрыла мешочек и протянула его Шону, а тот с большим трудом поднял руку с монетой в ответ. Какая-то внутренняя сила мешала его конечностям подчиниться, а в голове закружила навязчивая мысль, состоявшая из громких приказов: «Не отдавай, если хочешь жить!». Вопреки внутренним переживаниям, он все же кинул монету в мешочек. Вместе с круглым кусочком злата в это мрачную пасть провалилась и его душа — такими были его ощущения, когда он вынужденно разжал пальцы. А тем временем Лиза ловко затянула горлышко мешочка и замотала тонкую шерстяную верёвку в аккуратный бант. Когда она подняла голову и посмотрела на Шона, тот заметил, что над её верхней губой блестели крохотные капельки пота. — Ну вот, — неуверенно пробормотала она. — Не так уж это и страшно оказалось. Правда? — Да… Он никогда не задавался вопросом, что чувствовали Лепреконы, когда теряли хотя бы одну монету из своего клада. Теперь же он знал ответ, только вот вместо удовлетворения от этого знания он ощутил лишь колючий холод, который вдруг начал пронизывать то место, где билось сердце. Ему казалось, что ведьмин ритуал длился вечность, хотя на самом деле Лиза лишь на мгновение задержала мешочек в своём кулаке. Она понимала, что если бы продержала амулет дольше необходимого, то тогда бы случилось что-то ужасное… Как только амулет оказался у Шона, юноша вздохнул от большого облегчения. Он тут же закинул верёвку себе на шею и скрыл мешочек под тканью рубашки. Былое волнение до сих пор откликалось в его теле острым пульсом, но со временем оно перешло в приятное затишье. Примерно как боль после сильного ушиба. — Всё в порядке? — осторожно поинтересовалась у него Лиза. Шон постарался ей улыбнуться. — Да. Лучше не бывает. Он повторил эти слова своему кривому отражению, которое недобро поглядывало на него по ту сторону зеркальной глади. И как нельзя вовремя в дверцу скромно постучались. — Сэр, поторопитесь! Наш самолёт уже идёт на посадку! — Мистер Грин сейчас занят! — внезапно прогремел за дверью до боли знакомый акцент. — Он не может сейчас выйти, ему нездоровится. — Я… я понимаю, но наш самолёт… так, постойте, а вы что тут делаете? Вы его жена? Впрочем, не важно, вы тоже должны немедленно сесть на своё место и пристегнуть ремни! Через пятнадцать минут мы уже будем у здания аэропорта! — Сударыня, я не глухая и прекрасно вас слышу! И я никуда не уйду, пока мистер Грин… Никогда ещё Шон не был так быстр, как в то мгновение. Он нажал на кнопку смыва, вытер ладони об свою рубашку и затем повернул дверной замок. В коридоре его встретили стюардесса и Илэсэйд Ганн. — Благодарим вас за понимание, — вежливо улыбаясь, сказала девушка, — но ваша жена… — Это не моя жена, — опередил её Шон. Он проворно двинулся мимо сидений, от которых веяло запахом новой кожи и женскими духами. — Послушай, — наконец не вытерпел он, обернувшись к тяжело идущей позади него шотландке. — Не обязательно сопровождать меня всегда и везде. — Но я поклялась тебе служить, — уверенно возразила ему Илэсэйд. Сидевшие поблизости пассажиры с интересом посмотрели в их сторону. — И я честно исполняю свою клятву! — Да-да, конечно, в плане верности ты великолепна, и я очень благодарен тебе за это, но… — Шон невольно обратил внимание на мешковатую одежду, в которой была обличена Илэсэйд. Тяжёлый полосатый килт заменили потёртые джинсы с заплатками на уровне коленей, а кожаные сапоги с коротким каблуком — красными кедами, которым по всей видимости никогда не было суждено выйти из моды. Тёмно-синюю рубашку, которая когда-то принадлежала отцу, Шон вручил Илэсэйд лично. На одном из рукавов до сих пор виднелась нашивка с именем Оэна Грина. — Но если я говорю, что хочу отлучиться в туалет, то это значит, что я хочу сходить в туалет без сопровождения охраны! А тебе следовало остаться рядом с ребятами. Так безопаснее, понимаешь? — Я… — женщина отвела взор и поджала губы. — Я понимаю.

***

К большому разочарованию Шона, Лизы и, особенно, Роджера, Илэсэйд восприняла правду о новом мире не так, как это обычно показывали в фильмах. Она не кричала, не переворачивала столы, не рвала волосы от отчаяния, не пыталась в порыве истерики сбежать на улицу. Услышав правду о том, куда она попала, Илэсэйд присела на стул (вернее — грохнулась на него всем своим немалым весом), обмякла и на некоторое время полностью перестала идти на контакт. Около часа она сидела неподвижно и просто смотрела в стену напротив, и весь её вид казался настолько печальным, разбитым и отчаянным, что поневоле хотелось её утешить. Только вот никто из ребят — ни Шон, ни Лиза, ни, тем более, Роджер, — понятия не имели, как правильно следовало утешать шотландского горца женского пола. Обнять её со спины и погладить по голове было бы слишком пошло и неуместно, а похлопывание по плечу и одобрительные речи больше выглядели, как издевательство, а не желание утешить. Но, к счастью для них, Илэсэйд сама нашла в себе силы справиться с шоком. В первую очередь она поинтересовалась о делах Шотландии, точнее «не захватили ли её земли проклятые красные мундиры». От правды у неё заскрипели зубы. — Я так и знала! Так и знала, что добром это не кончится! — рассержено возмущалась она и начала ходить из угла в угол, подперев грудь скрещёнными руками. — Мои собратья находятся в лапах английских собак! Что же это? Испытание Господа? Или наказание за грехи? Скажите только, — вдруг с мольбой в голосе обратилась она к ребятам, — сильно ли страдают шотландцы, находясь в плену? — Ну-у, — Лиза пожала плечами, — я бы не сказала, что они очень сильно страдают, но, безусловно, — добавила она напускным грозным тоном, — в их нынешнем положении хорошего мало! — А то, — активно подхватил её слова Шон. — У них недавно даже проходил референдум, связанный с вопросом о независимости. Правда вот… — Что? Англичане снова подавили восстание? — ужаснулась Илэсэйд. — Нет, это было не восстание, — вздохнула Лиза. — Решение принималось путём голосования. И большинство проголосовало против независимости. — Ну, конечно, — горько усмехнулась шотландка. — Наверняка это большинство было сломлено болью и отчаянием. Бриты очень искусны в плане пыток невинных людей. Я лично видела, во «что» они превращали тех, кто не соглашался с их мнением! Сколько бы ребята ни пытались переубедить Илэсэйд в том, что времена кровавых пыток, оправданных на законодательном уровне, давно канули в ветхих страницах истории, та оставалась верной своим соображениям. Чтобы хоть как-то отвлечь разъярённую шотландку от её праведного негодования, Шон решил устроить ей экскурсию по своему дому. Он надеялся на то, что современные вещи быстро увлекут разум Илэсэйд, и та быстро забудет о несправедливой судьбе горного народа. Илэсэйд внимательно изучала каждый сантиметр нового и странного мира, хотя её лицо продолжало выражать глубочайшую скорбь. Возможно, она всё ещё не доверяла своим чувствами и не хотела верить в новую реальность. Вскоре она остановилась возле большого музыкального центра, на котором виднелась серебристая эмблема фирмы «Сони». Она внимательно присмотрелась к многочисленным разноцветным кнопкам, пока у неё на лбу не выросла глубокая морщина. — Что это? — спросила она, повернувшись к Шону. Прежде чем ответить на вопрос, Шон оглянулся на Лизу с Роджером, но те лишь нетерпеливо махнули на него рукой, мол «разберись с этой проблемой сам». Не получив от своих товарищей должной поддержки, он повернулся к Илэсэйд и, собравшись с силами, принялся объяснять. — То есть, это музыкальный инструмент, который играет без барда? — Не совсем, — ответил Шон. — Это как… ну, как куча инструментов. Они проигрывают музыку, которую когда-то вживую пел бард. — О-о, интересно, — отозвалась Илэсэйд. Вскоре она двинулась в прихожую, а Лиза, Роджер и Шон робко шли за ней по пятам. — Правильно ли я понимаю, что в этом большом и уютном доме живёшь только ты, Шон Грин? — Да, — ощутив колкую неловкость, юноша потёр своё плечо. — Но раньше тут жила целая семья. — Что же с ней стало, если не секрет? — женщина подняла взгляд на цепочку из маленьких фотографий в деревянных рамках, на которых в основном были изображены Оэн и Шон. На самых старых, ещё чёрно-белых, виднелись счастливые лица бабушки с дедушкой. К сожалению, Шон не был знаком с ними лично. — Её больше нет, — тихо ответил он, потупив взор. — Понятно, — Илэсэйд вздохнула. В ей травянистых глазах заблестели слёзы, но она поспешила скрыть их, спрятав лицо в широких и усеянных крохотными шрамами ладонях. — Теперь мне всё понятно. Спасибо тебе, Шон Грин. — Да… это… не за что. — И всё же, — вдруг продолжила шотландка, отняв руки от лица, — несмотря на обстоятельства, я не намерена отказываться от своих клятв перед тобой. Ты спас меня из заточения, спас из когтистых лап подлого демона, — Шон постарался не меняться в лице, хотя от услышанного ему стало, как минимум, обидно, — и за это я буду верна тебе вовек, а если понадобится, то и на гораздо длительное время.

***

Со строгостью сельской учительницы Лиза внимательно наблюдала за действами других пассажиров. Когда Шон сел рядом с ней, её лицо заметно смягчилось. — Извини, Шон, — сообщила она на выдохе. — Я пыталась удержать её, но она ни в какую не хотела оставаться на месте… — Проехали, — небрежно ответил ей Шон. Илэсэйд разместилась у окна и попыталась застегнуть ремень на своём животе. Отвратительная штука — эти современные ремни. И казалось бы — ради чего нужно было портить и без того идеальную замочную конструкцию? В конечном итоге ей пришлось сдаться и просто завязать ремень в узелок. — Тебя опять тошнило? — не обращая внимания на соседку, Лиза схватила Шона за руку и попыталась развернуть того к себе, но смущённый юноша тут же от неё отмахнулся, словно ему было противно даже касаться ведьмы. — Сама же видишь, так зачем спрашиваешь? — буркнул он. — Я сто раз говорил тебе, что не люблю самолёты. Мы могли бы добраться до Америки на корабле. — Ага, и потерять как минимум семь дней на переезд, — саркастично ответила ведьма. — Очевидно, что на твоё самочувствие влияет твоя… другая сторона, — она предварительно понизила тон. Им не следовало привлекать к себе внимание. — Я понимаю, что сейчас уже поздно об этом спрашивать, ведь мы формально уже в Штатах, но… ты уверен, что готов идти дальше? — Уверен, — откликнулся Грин. — И не обязательно каждый раз напоминать мне о моей другой стороне. — А ещё твои эти бакенбарды, — девушка указала пальцем на его щёку. — Они снова выросли и распушились, как… — Как у Лепрекона? — Почему ты не побрился в туалете? — Потому что… — Шон украдкой посмотрел по сторонам. Убедившись в том, что стюардесса находится далеко, он шёпотом продолжил. — Потому что, знаешь ли, тяжеловато блевать и бриться одновременно. — Вот как? — казалось, Лиза искренне удивилась его ответу. — Ну, ладно. Просто знай, что моих иллюзий будет недостаточно, чтобы скрыть от чужого взора твой… хм, необычный облик. Я уже и так потратила уйму сил на наш перелёт. Особенно на то, чтобы сделать вам всем документы. — Да, да, я понял, — Шон сердито закрепил ремень и вцепился обеими руками в подлокотники. — Как только мы окажемся на твёрдой земле, я обязательно побреюсь. А если понадобится, побрею и брови, и голову. И вообще кончай уже так заботиться обо мне! Я не малое дитя и прекрасно осознаю свою риски. — Да не забочусь я о тебе! — покраснев, Лиза ещё плотнее прижалась к спинке кресла, словно то должно было спасти её от шквала осуждения. Внезапно над их головами прозвучал короткий сигнал, после которого к задним креслам практически мгновенно подоспела одна из улыбчивых стюардесс. — Вы что-то хотели? Пакетики для рвоты? Мятные леденцы? — А можно у вас заказать ещё один стаканчик с виски? На какое-то мгновение весь салон эконом-класса охватила практически идеальная тишина, лишь турбины продолжали монотонно гудеть за плотными стенами самолёта. Лиза зажмурила глаза с такой силой, что во тьме ей померещились искры. — С-с-сэр, — очень растянуто заговорила стюардесса. — Мы уже говорили вам, что во время посадки у нас не принято заказывать еду и напитки. — Так я стаканчик маленький прошу, а не бутылку! Рассердившись, Шон резко повернулся назад и посмотрел на своего соседа в старой выцветшей панаме. Видно, в его зелёных глазах проскользнуло что-то далеко недоброе, так как сосед моментально захлопнул рот и кивком разрешил милой женщине в костюме удалиться. Когда стюардесса испарилась, сосед приподнял панаму двумя пальцами и пристально уставился на Шона в ответ. — Ну что такое? — Сколько ты уже выпил? — спросил его Шон. Роджер что-то задумчиво промычал и согнул четыре пальца, якобы считая. — Если мыслить объективно, то недостаточно. Пойми меня правильно: у тебя вот есть дар, у твоей соседки тоже есть дар, у её соседки просто стальная психика, раз уж она согласилась на добровольной основе залезть в «корабль с крыльями». Так получается, что из всей нашей компании остаюсь незащищённым только я, и мне жизненно необходимо как-то успокоить свои расшатанные нервы. — Раз ты так нервничаешь, то зачем вообще согласился на авантюру? — тут же встряла в разговор Лиза, обернувшись следом за Шоном. — Остался бы дома и занимался бы дальше своими… обыденными фермерскими делами. — Ага, точнее говоря, остался бы ждать приезда шерифа, — Роджер нехотя перевёл на неё свой мастерски испепеляющий взгляд. — Кого она последним видела рядом с Шоном? Меня. Кого она тут же начнёт допрашивать? Тоже меня. — Сказал бы ей, что покинул палату до того, как Шон очнулся, — пожала плечами девушка, словно они говорили о чём-то слишком обыденном. — Если для тебя обманывать людей считается порядком вещей, то это не значит, что и для остальных это норма. К тому же, — Роджер склонил голову вниз, при этом густо покраснев, — шериф знает, когда я лгу. Она меня в два счёта раскусила бы. — Но ты мог бы этого избежать, — во второй раз пожала плечами Лиза. — Если бы только попросил меня стереть тебе память. Её ответ обескуражил не только близких товарищей, но и пожилую пару, которой посчастливилось делить с Роджером ряд кресел и быть невольными свидетелями их разговора. Как только Лиза почувствовала на себе череду изумлённых взоров, она обречённо выдохнула, повернулась к старикам, налила себе на ладонь воду из бутылки и нарисовала на образовавшейся луже некий знак. Словно по щелчку, пожилая пара склонила головы на грудь и заснула. — Ты умеешь стирать память? — ошеломлённо прошептал Роджер, уставившись на смиренно дремлющую чету, которая напоминала парочку мягких безвольных игрушек из прилавка игрового тира. — Ну, — девушка стряхнула воду с руки, — как бы не прискорбно мне было это признавать, но ты был прав по поводу обмана. В первую очередь моя бабушка обучила меня заклятию забвения. Пользоваться им приходилось довольно часто. — Почему? Лиза фыркнула. — Потому что людям не нужно знать о том, кто я. Это же очевидно! — Вы боялись увидеть за окнами разгневанную толпу с вилами? — спросил её Шон, невольно припомнив собственные опасения во время бегства из больницы. — Или ещё хуже, — нахмурившись, ответила ему девушка. — Толпу, молящую о помощи.

***

Светлые стены аэропорта заполняли плакаты с рекламой современных боингов, едой и выпивкой, а также драгоценных камней, которые по каким-то непонятным причинам считались лучшими друзьями женщин. После восьми часов полёта путники выглядели уставшими и измученными. Встав под широкой пастью гудящего кондиционера, Роджер направил на него своё взмыленное лицо и смахнул с лица слипшиеся чёрные локоны. Илэсэйд осторожно ступала по гладкому полу, словно под её широкими ступнями бушевала лава, и с ужасом смотрела по сторонам. Яркие билборды пугали её до трусливого скулежа. Лиза постоянно опускала взгляд на наручные часы и попутно стискивала пальцами пластмассовую ручку крупного ярко-жёлтого чемодана. Ещё одна плетёная сумочка болталась на её согнутом локте. Лиза нервничала. Она всегда нервничала, когда Шон отправлялся в уборную и пропадал там на долгое время. Ведь он мог обмануть её и сбежать. Да, несомненно, мог. Ибо невзирая на его светлую людскую сторону, на все его громкие обещания и отважные признания в любви Мэри Кёркленд, он всё равно оставался для неё злым, хитрым и скользким, как угорь, Лепреконом. И, казалось, ничто в этом мире не могло переубедить юную ведьму в обратном. Но, как только Лиза начала раздумывать над крушением мужского туалета, Шон сам вышел к ним в зал. Девушка тут же ринулась ему навстречу, тяжело волоча за собой чемодан. — Что дальше? — с нетерпением поинтересовался Шон, едва она притормозила в метре от него и начала с любопытством разглядывать его гладко выбритые щёки. — Какой у нас план? — Дальше… — проговорила Лиза. Она полезла в свою сумочку и вынула оттуда телефон вместе со сложенной в несколько слоёв картой города. — Мы купим новые сим-карты, а затем поедем в гостиницу. Я уже забронировала для нас номера. — Быстрая ты, — присвистнув, заявил Роджер. — Не знаю как вы оба, а мне уже не терпится попасть в город. Прогуляться по злачным улочкам, зайти в пару-тройку пабов. — О, да-а, — подхватил его мысли Шон. — Так, остановились! — резко скомандовала Лиза, взметнув руками, словно при прочтении страшного заклинания. — Я одного понять не могу, — она повернулась к Шону, — ты сюда приехал Мэри искать или в барах кутить? Шон и Роджер удивлённо воззрились на Лизу, а затем, ничего не говоря, посмотрели друг на друга, и на их губах одновременно расцвела лисья ухмылка. — Ну, мы… — начали было они хором, как вдруг, ни с того ни с сего их оборвал низкий голос Илэсэйд: — А какое пиво варят в вашем этом… Йорке? — Любое, сударыня! — засмеялся Роджер. — Это же Штаты!

***

Кирпичное здание, в котором находился отель Хидсон, возвышался за стеклом такси в виде высокой красной горы, затесавшейся среди своих стальных сородичей. На пути к заветному душу и мягкой постели лежало ещё около двух светофоров и нескольких пешеходных переходов, по которым без устали расхаживали туристические группы. Сидя в такси, Роджер скучающе посматривал по сторонам, как будто джунгли самого известного города в мире быстро перестали его впечатлять. — Блин, — сказал он, натягивая панамку на глаза, — в фильмах он выглядел как-то… иначе. — Не так людно? — спросил Шон. — Не так… душно. — Ну, что тут поделать? — пожала плечами Лиза. Она сидела на переднем сидении по правую руку от водителя и своё царское положение объясняла тем, что только она одна из всей своей специфической группы имела в кармане большую сумму денег, а также понимание о том, куда следовало держать путь. — Город давно превратился в одну большую достопримечательность. — Смешно смотритесь, ребята. Вы кто, музыканты? — неожиданно подал голос таксист — низкорослый, коренастый индус, у которого на сухих загорелых руках сверкали яркие бусы, похожие на леденцы. Компания смущённо переглянулась. Ничего не понимающая Илэсэйд на всякий случай плотнее прижала к груди огромный чёрный чехол для гитары, внутри которого отчётливо ощущалось острие фамильного меча. — Да, да, так и есть, мы музыканты, — после паузы откликнулся Роджер. — Здорово, — одобрительно кивнул таксист. — У меня вот старший брат занимается музыкой и даже иногда выступает в барах Бродвея. Платят там неплохо, особенно, если лицо у тебя симпатичное и ты знаешь, как грамотно бренчать на струнах. — Что такое Бродвей? — испуганно шепнула Илэсэйд. — А в каком жанре вы играете? — спросил таксист, не внимая вопросу шотландки. — Мы… э-э, — Шон уставился на Роджера, а тот в свою очередь на Лизу, как будто их гляделки должны были привести к единому ответу. — Ф-фолк? — Рок? — в ту же секунду предположил Роджер. — Джаз? — вместе с ним пискнула Лиза. Парни уставились на неё, как на врага народа. — Фолк-рок-джаз? — поднял брови индиец. — У нас очень смешанный жанр, — почти не краснея заявил Роджер. — И снова не такие как все, — беззлобно посмеялся таксист. — Как зовут вашу группу? — Н… — Шон опустил взор на свои ноги, которые были нещадно зажаты между тощими ногами Роджера и огромными, накачанными конечностями Илэсэйд. — Носки? — Носки? — Ну, да, — щёлкнул пальцами Роджер. — Ирландские носки, играющие в жанре фолк-рок-джаз! — О, боги, придайте мне сил, — прошептала Лиза и медленно скатилась вниз с сидения.

***

Они зашли в просторную гостиную, выполненную в тёмно-шоколадных тонах, и обратили внимание на просторный диван из бежевой кожи, сложенный в углу комнаты стол для пинг-понга, стеклянный журнальный столик, на котором стояла изящно выгнутая ваза с живым пучком цветов, и жидкокристаллический телевизор, висевший над полом в окружении композиции из крохотных картин. Помимо гостиной в номер входили две спальни, ванная с джакузи и небольшая кухня с чайником, электрической плитой, набором посуды для четырёх персон, большим холодильником для продуктов и ещё одним маленьким для напитков. Последнее чудо техники было встречено гостями особенно бурно. — Сюда же можно положить пиво! — Роджер всплеснул руками, присев на корточки перед холодильником, размер которого не превышал дорожный рюкзак. — Жалко, что в Рэдкиле такой не продаётся, — Шон присел рядом и, словно любопытный бабуин, потыкал пальцем в гладкую дверцу. — Я бы выкупил его в первый же день возвращения. Стараясь не прислушиваться к глупым восклицаниям своих спутников, Лиза быстро прошмыгнула в одну из пустующих спален. Не считая чехла от гитары, её багаж был единственной крупной и тяжёлой вещью, которую ей удалось вывезти из Рэдкила. Шон и Роджер даже слегка посмеялись над ней, так как в отличие от неё взяли с собой лишь по одному рюкзаку. «Ты сама говорила, что мы летим в Америку не ради отдыха», — невинно пожимали они плечами в ответ на её мечущий молнии взгляд. И, к великому сожалению, ведьма ничего не могла противопоставить их словам. Когда Лиза преступила к развешиванию своих нарядов, в зеркале шкафа она заметила отражение Илэсэйд. Женщина стояла у порога и с живым любопытством разглядывала маленькую люстру в виде белой ракушки, которая была плотно приделана к потолку. — Ты уже выбрала себе место для ночлега? — вежливо поинтересовалась Лиза. Илэсэйд немного помедлила с ответом. Она продолжала с неистовством разглядывать странное убранство номера, от которого со всех щелей веяло непонятным и недоступным для её ума будущим. Но затем она вздрогнула, как будто постаралась одним махом стряхнуть с себя все тревожные мысли, и со вздохом ответила: — Ещё нет. Комнаты этой гостиницы такие… просторные. Странно только, что камина нигде не наблюдать. — Так это же отель, — рассмеялась Лиза. — Здесь уже давно не принято ставить камины, иначе бы крыша ломилась от количества дымоходов. — Вот как, — произнесла шотландка и задумчиво погладила свой подбородок. — Как же мы переживём холодную ночь? — Ну-у, во-первых, ночи здесь не настолько холодные. Во-вторых, видишь вон те белые трубы под окном? Они нужны здесь для того, чтобы согревать помещение. Подойдя к батарее, Илэсэйд с опаской прикоснулась к её покрытию. «Какая чудная, — подумалось Лизе. — И почему я никак не могу к ней привыкнуть?» — Если ты ещё не выбрала себе место для ночлега, то можешь остаться в моей комнате, — услышала она собственный голос, чему сильно изумилась. К слову, Илэсэйд была удивлена не меньше. Казалось, что она вообще с трудом понимала услышанное. — Правда? — спросила она, медленно вставая на ноги и оказываясь на две головы выше маленькой и хрупкой ведьмы. — Ты желаешь, чтобы я спала с тобой в одной кровати? — Ну, слово «желать» тут будет лишним, — покраснев, пробормотала Лиза. Рука сама по себе оказалась на голове и принялась нервно перебирать тонкие пряди волос. — Это вынужденная мера. Видимо, при заселении портье решил, что мы парочки: я и Шон, ты и… Роджер, — невольно представив себе Роджера в медвежьих объятиях Илэсэйд, девушка смущённо захихикала и тут же постаралась отогнать назойливую фантазию. «И чем я только лучше этих двоих?» — отругала она себя. — Но если тебе не нравится перспектива спать со мной в одной кровати, то мы можем разместиться в двух спальнях, а мальчишек выгнать на диван. — Нет, всё хорошо! — резко и даже отчасти грубо оборвала её воительница. — Спасибо тебе за доброту, леди Лиза. Я просто немного в растерянности, — она тряхнула огненно-красной головой, как будто её тоже посетили странные мысли. — Могу ли я перенести сюда свои вещи? Вернее, мой… мой меч, — тут же поправилась она, вспомнив о том, что ничего, кроме меча и старого килта, у неё при себе не было. — Да, конечно, неси его сюда. И вообще, — Лиза положила руки на бока, — нам надо как-то его спрятать, чтобы завтра у горничной не возникли вопросы. — Что не так с моим мечом? — нахмурилась Илэсэйд. — Почему мы всё время должны его прятать? — Потому что… — девушка подняла палец вверх, но потом замолчала, внезапно обнаружив, что не знает, как правильно ответить на поставленный вопрос. С самого начала путешествия им приходилось скрывать не только то, что из себя представляла Илэсэйд Ганн, но и то, что представляли из себя сами ребята. Они боялись даже представить себе, что случилось бы с Илэсэйд, узнай она о том, что в состав её новых друзей входили Лепрекон и потомственная ведьма. Рисковать её психическим здоровьем (да и своим тоже) никто из них не горел желанием. Вздохнув от осознания тяжкой ноши, которая невольно оказалась на её плечах, Лиза ответила: — Современные люди не останутся в восторге при виде холодного оружия, Илэсэйд. Ты же помнишь главное правило нашего путешествия? «Не привлекать внимание». Поверь мне, с мечом наперевес ты быстро станешь мишенью для зевак. Её охватило опасение, что Илэсэйд не послушается, но, к счастью, та лишь что-то сердито буркнула себе под нос и ушла в гостиную за гитарным чехлом. — Ого, какой здоровый телевизор! — Да уж. Стоит, небось, как вся моя годовая зарплата! — А ты глянь на балкон! Какой он… белоснежный! Изысканный, как у богачей! Шон и Роджер одновременно выглянули наружу. Под ними пролегала дорожная полоса, по которой стройными рядами, подобно улиткам, ползли автомобили, хотя с такой нешуточной высоты они все были похожи на цветастые коробки, закутанные в собственном выхлопном дыму. Какой шум и гам творился там внизу, они не знали, хотя догадывались и ни разу не жалели о том, что их номер находился высоко над землёй. — Вопрос, конечно, очень дурацкий, — вдруг сказал Роджер, приложив ладонь к своей панаме, лишь бы ту не снёс поднявшийся ветер, — но умеешь ли ты летать? — Чего? — Ну, летать. Как птица. — Понятия не имею, — Шон прилёг на гладкие и узкие перила и посмотрел вдаль. Ветер хоть и казался сильным, но оставался тёплым и ласковым, напоминая женские руки матери. Матери, которой он, к большому сожалению, не знал. Но он надеялся на то, что такие руки были у Мэри. — Один раз мне довелось вылететь из трубы, но я бы не сказал, что был тогда похож на птицу. Скорее на дурака, подорвавшегося на мине, — произнеся это, он опустил взгляд на свои ладони, из которых когда-то бурным потоком вырывались языки зелёного пламени. Где-то за затхлым дымом прозвучала сирена скорой помощи. Город жил своей бурлящей, как кипяток, жизнью, совершенно не подозревая о том, что в его чреве заселилось магическое существо. Почему-то Шона это одновременно и забавляло, и поражало. — Знаешь, что мне интересно? — снова заговорил Роджер. — Я вот смотрю на всё это великолепие, подобное, наверное, комнатам самой английской королевы, и никак не могу понять — откуда у Лизы взялось столько денег? А вопрос был действительно интересным. К сожалению, из-за усталости, вызванной долгим перелётом через океан, Шону так и не довелось им задаться. — Не знаю, — пожал он плечами. — Давай её и спросим. — Ты думаешь, она скажет правду? — Почему бы и нет? — Какой ты наивный! Она же ведьма! А ведьмы — они… ну, как бы… — Коварны? — внезапно раздался за ними недовольный голос Лизы. Парни сразу замолкли и вытянулись по струнке, будто два нашкодивших ребёнка. — Вы не задумывались над тем, что я могла их заработать честным трудом? — продолжила с холодком в голосе девушка. — Или же они мне достались по наследству? А вообще вы должны быть благодарны мне, потому что без моих способностей и денег мы бы не смогли зайти так далеко. Теперь же осталось за малым — найти в этом безумном муравейнике Мэри, — добавила она, устремив ледяной, как сердце Антарктики, взгляд на Шона. — И я очень надеюсь, что ты готов к этой встрече. — Эй, не дави ты так на него! — встал на сторону друга Роджер. — Мы оказались в другой стране с другим часовым поясом, так дай нам хотя бы немножко адаптироваться! Услышав такую просьбу, Лиза на мгновение даже оторопела, а затем удивлённо подняла брови. — Адаптироваться? В твоём словарном запасе есть что-то, кроме сортов пива? — Представь себе, есть, — вспылил юноша, уязвлённый насмешками ведьмы. — Я прекрасно понимаю, что моя роль в вашей компании крайне незначительная, и всё же было бы очень здорово, если бы ты хоть раз перестала грузить нас своими идеями и прислушалась к мнению простого сельского паренька. А мнение его таково: если хочешь поймать преступника, то для начала научись мыслить как преступник. — Мэри не преступница! — спохватился Шон, но Роджер уже был готов его утешить. — Это всего лишь цитата, дружище. — То есть, прежде чем заняться поисками Мэри, мы сначала должны привыкнуть к самому городу? — подперев ладонями бёдра, спросила Лиза. Обоим парням на секунду показалось, что в её голосе засквозила лёгкая истеричность. Хотя это было не мудрено: Лизе нравилось чувствовать себя в компании лидером. Она любила планировать, прощупывать почву, продумывать вплоть до нелепых деталей каждый свой следующий шаг. Ровно такую же тактику она яро требовала и от своих попутчиков. Ей не нравился хаос, она презирала его и всегда старалась всеми силами пресечь малейшее его проявление. Короче говоря, Роджер и Шон быстро поняли, почему у Лизы не было близких друзей. — Ну, хорошо. Каким образом вы собираетесь «привыкать»? Посетите музей? Театр? Библиотеку? — Эм-м-м, — протянул неуверенно Роджер. — Не совсем. — Мы займёмся анализированием… — вмешался Шон. — … местных пивбаров, — с широкой улыбкой закончил за ним друг. — Но это не серьёзно, — простонала девушка. — Ещё как серьёзно! Где, как не в барах, собираются самые лучшие сливки общества? Сначала Лиза хотела отказать им, попутно разразившись долгим монологом о том, как важно сохранить здоровый внешний и моральный облик, не опускаясь до уровня любителей смочить горло дешёвым пивом. Но затем её голову сдавило такой болью, от которой даже расхотелось дышать. Было очевидно, что долгий перелёт вкупе с частым использованием иллюзорной магии окончательно истощили её, хотя она не понимала этого вплоть до того, пока не ощутила эту самую боль. Устало потерев виски, Лиза чуть нахмурилась и пришла к неохотному выводу, что, возможно, привыкание к новой стране было очень даже хорошей идеей. И, наверное, посещение местных баров тоже являлось неплохим этапом по выполнению их главного плана. К тому же, что тут греха таить — мальчишки её раздражали. Они постоянно громко говорили, и чаще всего их диалоги невозможно было назвать даже близко интеллектуальными. Да… наверное, было бы правильнее прислушаться к их мольбам и выпустить их на улицу. А пока они будут просиживать штаны в своём обожаемом баре, у неё наконец появится время собрать себя по кусочкам и восстановить утраченные силы. — Ладно, — она жестом пригласила Шона и Роджера пройти обратно в номер. — Будь по вашему. Идите, куда хотите. — Спасибо, босс, — шутливо отдал ей честь Роджер. — Но прежде чем вы покинете гостиницу, — продолжила ведьма, обведя парней суровым взором, — запомните, что нам ни в коем случае нельзя привлекать к себе внимание. Это наше главное и самое важное правило, наше кредо. И Шон, — обратилась она уже непосредственно к Грину, — пожалуйста, что бы ни случилось, не вздумай снимать свой амулет. Вместо ответа Шон инстинктивно приложил пальцы к маленькому мешочку, что был укрыт под тканью рубашки. Когда он посмотрел на Лизу, в его глазах промелькнул знакомый золотистый блеск. Однако не успели они выйти в коридор, как их уже окликнула Илэсэйд. — Я иду с вами! — Нет! — Шон даже не понял, что перешёл на визг. Он выставил вперёд руки, будто защищаясь от возможно тарана. — Нет уж! Оставайся здесь вместе с Лизой. — Но… — Илэсэйд вопросительно посмотрела сначала на Грина, а затем перевела взор на Лизу. — Но ты же идёшь не в туалет. Ты отправляешься в Йорк. — Со мной уже идёт один телохранитель, — юноша поспешно указал пальцем на Роджера, а тот весело помахал женщине рукой. Илэсэйд глубоко призадумалась, после чего важно выпятила вперёд грудь и заявила: — Тогда объясни мне, при каких обстоятельствах я могу тебя охранять? — Вот когда я тебя попрошу, тогда и охраняй. Сейчас я в твоих услугах не нуждаюсь, — раздражённо бросил ей Шон и, не дав возможности Илэсэйд возразить, быстро и громко хлопнул дверью. — Как же они достали своей опекой, — простонал Роджер, оказавшись в коридоре отеля. — Одна ведёт себя, как командирша, а другая, как курочка-наседка. — Да… это точно, — немного неуверенно согласился с ним Шон. Несмотря на пульсирующее в теле раздражение, он продолжал аккуратно прощупывать крохотную выпуклость на груди под одеждой. Почему он так остро реагировал на слова Илэсэйд? Ответ был удивительно прост: своей навязчивостью Илэсэйд очень сильно напоминала его самого. Ведь когда-то Шон вёл себя точно также, искренне желая быть полезным. И в то время — в славное время юности — всё, что окружало его, виделось ему чуждым, непонятным, неправильным и даже немного ужасающим. «Верно… Илэсэйд ни в чём не виновата, — заключил он в итоге, и раздражение, горящее в нём ярким пламенем, начало неспешно затухать. — Она лишь делает то, во что верит и чему её всю жизнь учили. Мне не следовало повышать на неё голос». «А я согласен с обезьяной в панаме, — угрюмо пробормотал Тень. — Эта женщина даже меня утомить успела». «Так это ты же её в монету и заключил! — воскликнул Шон. — Если бы не ты, то она бы не оказалась в будущем. За что ты вообще так с ней обошёлся?» В ответ Тень издал звук, похожий на сухой кашель. «Думаешь, я помню каждого бедолагу, который вставал у меня на пути?». «Да разве такую красноволосую груду мышц возможно забыть? — Шон позволил себе мысленно усмехнуться. — Хотя я с тобой согласен: в твоём-то преклонном возрасте тяжеловато держать память в узде». «В каком-каком возрасте? А ты не обнаглел, щенок?!» Шон не стал реагировать на гневный голос в своей голове, хотя выводить из себя Тень было ему весьма по нраву. Ребята подошли к единственному лифту, над дверями которого ярким золотом светились цифры этажей. Кругом было очень тихо, словно в отеле больше никто и не жил. — Слу-ушай, — сказал Роджер, касаясь пальцем круглой кнопки вызова, но так и не решаясь надавить на неё. — А повтори-ка ты тот трюк с телепортацией. Отправь нас прямиком в ближайший бар. От такого предложения Шон аж выпучил глаза. — Ты сдурел? Это небезопасно! Да и вообще, — с тяжёлым вздохом продолжил он, —после отлёта из Ирландии я… ну… в общем, я не чувствую в себе былую силу. — Да ну? — Роджер окинул друга оценивающим взглядом. — По твоему внешнему виду так и не скажешь. Поняв намёк, Шон посмотрел на своё отражение на отполированной двери лифта. Что и следовало ожидать, он увидел на своих впалых щеках свежие бакенбарды. Они были ещё маленькие и невинные, словно птичий пух, однако в скором времени они должны были стать густыми и пышными, как у представителя викторианской знати. Лиза так и не рассказала ему, что с ним станется, если он пойдёт наперекор её установленным правилам. Незнание соблазняло его нарушить договорённость и одновременно страшило до учащённого пульса и мурашек на коже. — В общем, — заявил он, отвернувшись от отражения, — давай не будем лишний раз нервировать нашу маленькую ведьму? Наклонив голову вперёд, Илэсэйд пристально смотрела на чёрный экран телевизора. То, что эта диковина называлась телевизором, она узнала от Лизы, хотя сама шотландка по началу восприняла её, как своеобразное зеркало — такое квадратное, нелепое, чёрное, как дно колодца, и с белым отблеском, подобным бельму. Илэсэйд была уверена в том, что такие зеркала наверняка существовали в природе, просто ей пока что не довелось увидеть их воочию. Глядя на своё отражение, она внезапно вспомнила о младшей сестрёнке Панси. Девчушка была счастлива в своём мире, вышивая милые узоры на белой ткани и лелея надежду встретить своего единственного и неповторимого принца, когда как Илэсэйд постоянно ощущала себя паразитом, волею случая оказавшимся в теле чужой семьи. Почему она не могла повторить судьбу Панси? Почему никогда не носила платья и не вплетала в волосы цветы? — Почему? — с горечью спросила она, глядя на выключенный телевизор. — Если бы я только подчинилась отцовской воле… — То что бы произошло? — спросила Лиза. Илэсэйд тут же выпрямилась, и её преисполненное горечи лицо сменилось привычным каменным равнодушием. — Леди Лиза… — Прошу тебя, называй меня просто Лизой, без приставки «леди», — с мольбой попросила её девушка. Не дождавшись ответа, она метнула озадаченный взор на телевизор. — Он пугает тебя? Мы можем закрыть его простынёй. — Не стоит, — ответила Илэсэйд. — Я увидела в нём своё отражение и вспомнила… — её брови быстро поползли к переносице, как только она снова задумалась о семье. Интересно, искали ли они её вообще или же предпочли сделать вид, что она умерла? — Не важно. Теперь это всё в прошлом, а я должна научиться жить настоящим. У меня есть миссия, хотя, — женщина скривила губы, — я понятия не имею, как мне её выполнять. Шон Грин не хочет видеть меня рядом с собой, будто ненавидит за что-то. — Не переживай по этому поводу, — попыталась успокоить шотландку Лиза. — Просто он… очень волнуется. — А, может, всему виной то проклятие, которым наградил его Лепрекон? — осторожно, словно боясь поднимать эту тему, предположила Илэсэйд. Она не был глупа и прекрасно видела, во что неумолимо обращался человек, которому она поклялась в верности. От её постоянных расспросов невозможно было отмахиваться вечно. В итоге Роджер не выдержал и случайно обмолвился о некоем «проклятии», которое якобы передалось Шону от убитого Лепрекона. Байка получилась настолько убедительной, что Илэсэйд поверила в неё сразу, и с того момента начала поглядывать на Шона с благоговением, как на святого мученика. — Эх, бедный Шон Грин. Как долго ему осталось жить? Лиза смеживал веки. Отчасти байка, выдуманная Роджером, была не совсем байкой. Между заклятием, вызванным на добровольной основе, и проклятием, нанесённым в качестве наказания, шла очень тонкая, едва заметная грань. Шон мог сколько угодно гордиться своими новыми способностями, но на самом деле он не представлял себе, в какую зловещую тьму умудрился открыть врата. А она, кажется, представляла, потому что уже видела это во сне. — Ну, — произнесла Лиза, продолжая держать глаза закрытыми. Что же ей снилось в то раннее утро, когда Мэри Кёркленд покинула Рэдкил? — Всё зависит от того, как быстро мы отыщем его даму сердца. — И она спасёт его от проклятия? Лиза не заметила, как от волнения стиснула пальцами складки своего платья. — Хотелось бы верить.

***

Они миновали несколько кварталов, обошли ещё множество улиц и зашли в дюжину ресторанов, но везде их ждало разочарование — район, в котором их поселила ведьма Лиза, был явно предназначен не для простых смертных. От цен в местных заведениях у Роджера едва не слетела с головы панамка. Такие круглые цифры он видел лишь в фильмах про хорошо обеспеченных людей, которые никогда в своей жизни не доили живую корову. Впрочем, посетители заведений как раз выглядели такими важными шишками, как актёры фильмов, и очевидно, что коров они видели только в качестве готового стейка. После очень долгой прогулки по району парни окончательно пришли отчаяние. — Зачем она это сделала? — спросил Роджер, присев на ближайшую лавку, возле которой с левой стороны в изысканном горшочке цвело нечто, похожее на пальму, а с правой стороны стоял огромный рекламный щит. — Никто же её не заставлял бронировать номер здесь! — он снял с головы обмокшую в поту панаму и небрежно обмахал ею лицо. Нью-йоркское солнце жарило не хуже рэдкиловского, и лишь великолепная сила воли и жажда выпить пива продолжали держать парня в сознании. — Эти рестораны нам не по зубам. Мы должны найти место нашего уровня. Может… — чуть погодя произнёс Роджер, сжав панамку в кулак с такой силой, что с неё начал стекать пот. — Может, ты всё же попробуешь переместить нас… — Нет! — не дал ему договорить Шон. — Я уже говорил тебе, что здесь я чувствую себя очень нестабильно. К тому же, для переноса мне необходимо иметь чёткое представление о месте, куда мы хотим попасть. — По-моему, у нас уже есть это чёткое представление, — угрюмо парировал Роджер. — Мы хотим попасть в нормальный бар. — Но это так не работает. — А как тогда? Я уже который день наблюдаю за тобой и пытаюсь понять законы этой… твоей лепреконской магии, но пока что вообще ничего не понимаю. То ты творишь волшебство по щелчку пальцев, то вообще ничего сделать не можешь. Я не понимаю тебя! — Тут мы с тобой в одной лодке, потому что я тоже ничего не понимаю, — развёл руками Шон. Внезапно он поднял глаза наверх и увидел впереди вывеску со знаком метро. Сердце заполнилось новым приливом надежды. В отличие от дорогих ресторанов и бутиков, что находились на поверхности, подземное американское царство выглядело, как нечто противоположное роскоши. Ирландцы очутились в окружении грязных, облепленных рекламными листовками стен, пол под их ногами постоянно дрожал, из мрачных тоннелей вырывались похожие на стальные банки электрички, а многоцветная толпа пассажиров с молчаливым унынием смотрела в экраны своих телефонов. Украшенная плиткой станция навевала тоску и невольные мысли о болезни. Богатые люди сюда явно никогда не спускались. Шон и Роджер купили билеты в кассе и отправились в сторону перрона. Они старались не смотреть в лица пассажиров, хотя, признаться, любопытство съедало их изнутри, как кислота. Они никогда не видели столько разных национальностей, собранных в одном месте. Когда на перрон подъехала электричка, ребята без раздумий запрыгнули в её открывшиеся двери. Они не знали, куда им нужно было ехать, но это незнание лишь распаляло их любопытство. К сожалению, лепреконская половина Шона не разделяла похожего веселья. «Проклятые грязные мешки из мяса и костей, — гневно шептала она. — Почему их тут так много? Мы как будто очутились в ящике с живыми червями!» «Это называется американское метро, — терпеливо ответил Шон. — Так что вместо того, чтобы плеваться ядом, постарайся привыкнуть». «П-привыкнуть? — опешил Тень. — Я, должно быть, сейчас ослышался. Ты, несчастный мальчишка, велишь мне привыкнуть к… этому?» «Нет, я не велю тебе, а всего лишь советую. Ты вообще видишь разницу между повелеванием и простым дружеским советом?». «Дружеским советом, ха! Советуй, сколько угодно твоей хилой душёнке, малыш, но я не горю желанием привыкать к этой набитой гнилью чаше, в которую ты нас добровольно запихнул! Очень надеюсь, что мы быстро отыщем плод твоего напрасного увлечения!» Пока электричка, резво раскачиваясь, увозила их всё дальше от отеля, от зануды Лизы и прилипчивой шотландки из прошлого, они стояли возле огромной карты метрополитена, растянутой на стене вагона, и пытались принять непростое решение. Куда им ехать? На север или на юг? Проехать им десять станций или двадцать? После долгих и горячих споров жребий пал на Уайтхолл-стрит. Очутившись на поверхности, Роджер и Шон некоторое время просто постояли возле входа в метро, дабы привыкнуть к новым краскам и запахам. Они всё ещё были в Манхеттене, однако данная часть острова очень сильно отличалась от его пафосного центра. Она была более светлая и многолюдная. Высокие башни из бетона и стекла больше не вызывали уныние, они просто играли роль непримечательного фона. Затем взгляд Роджера опустился на магазинчик с сувенирами, где из приоткрытой двери играла весёлая танцевальная музыка, а возле расписанной витрины топталась дюжина людей азиатской наружности. — Для начала зайдём сюда, — скомандовал он. — Зачем? — изумился Шон. — А как же бар? — Я не уверен, что потом у меня выдастся шанс закупиться памятными сувенирами, поэтому хочу воспользоваться свободными часами правильно. А бар никуда не денется. — То есть, ты хочешь привезти эти сувениры домой? А родителям что о них скажешь? — спросил друга Шон. — Что побывал в Америке? Да они тебя, как мошку, прихлопнут за это! — Ну-у… Я подумаю об этом позже. А сейчас…расступитесь! Они зашли в магазинчик и одновременно поразились его тесноте и духоте. Это место напомнило Шону его подсобку, в которую сбросили различный мусор, начиная со старых декоративных ваз и заканчивая мылом в виде башни свободы. Игнорируя других посетителей, Роджер тут же ринулся к футболкам, которые висели в самом конце узкого коридора. — Классные уши! — раздался из прилавка голос молодой особы с цветными косичками. — У мастера явно золотые ручки — так точно попал в цвет кожи. Где заказывали? — Нигде, — на автомате выпалил Шон и, опустив стыдливо глаза, тут же вышел из магазинчика. Да уж, теперь он понимал, о чём его пыталась предупредить Лиза, когда говорила про привлечение внимания. Встав возле витрины, он снова с неохотой посмотрел на своё отражение. Не считая ушей и лёгкого рыжего пушка не щеках, Шон выглядел совершенно обыденно и человечно. Да и одет он был в простую выцветшую рубашку, штаны с подтяжками и башмаки, сверкающие от чистоты. Так почему же он продолжал чувствовать себя так неуютно? Внезапно его длинные и острые уши уловили посторонний звук. Вернее, это был низкий женский голос, в котором присутствовали нотки гнева. — Опять ты весь вымазался в грязи! Тебя и на минуту оставить нельзя одного. А это ты откуда взял? А ну быстро выброси! Я кому сказала? Шон быстро повернулся в сторону неприятного звука. В паре шагах от него стояла довольно крупная, можно сказать, круглая женщина в чёрном платье без излишеств и в туфлях на удивительно тонких шпильках. Держась одной рукой за свою ярко-розовую сумочку, другой она рассержено трясла за шиворот маленького ребёнка, да так сильно, будто это был не ребёнок вовсе, а тряпичная кукла. Вообще с куклой у него было довольно много общего — маленький мальчик не плакал, не кричал, а лишь смотрел на женщину большими стеклянными глазами, словно не верил, что весь её гнев был предназначен только для него одного. Шон поднял голову навстречу безоблачному небу и мысленно взмолился перед богами, чтобы те поскорее отвадили от него столь неприятную картину. Но противная особа почему-то никак не успокаивалась, её голос лишь набирал силы, а в глазах вовсю воспылало пламя ада. Забавно, конечно, ибо такое же пламя Шон видел и раньше — в глазах его тётушки, которая очень любила отчитывать своего племянника за малейшую шалость. А порою случалось и такое, что ей наскучивало ругаться и она преступала к выдумыванию наказаний. О-о, в наказаниях она была удивительно находчива, и если бы тогда Шон не играл главную роль в её извращённых сценариях, он бы даже позволил себе восхититься этой страшной женщиной. Из самого невинного он мог припомнить лишь запертый тёмный чулан, в котором всегда пахло плесенью и старым порошком. Там он хотя бы оставался на какое-то время один… Позже Шон сильно пожалел о том, что разрешил воспоминаниям, к тому же таким ненавистным, выйти наружу и захватить его сознание. Он сжал кулаки до хруста и тихо прошептал заклинание, которое каким-то образом очень вовремя оказалось у него на языке. Подол платья женщины тут же вспыхнул зелёным пламенем, издав при этом смешной звук, похожий на «пуф». Всё случилось настолько быстро и внезапно, что незнакомка поначалу даже не ощутила запаха гари и продолжила как ни в чём не бывало отчитывать своего сына за неповиновение. Только вот сын уже не смотрел на неё с горечью, в его слезящихся глазах возникло искреннее изумление. Он поднял ручку и успел только произнести слово «ма…», как женщина сама, обернувшись и увидев языки пламени, завизжала и принялась с дикой яростью лупить себя сумкой по горящему заду. Ещё через минуту к ней поспешили неравнодушные прохожие. Один из них решил помочь ей избавиться от горящей одежды, но та быстро пресекла попытку раздевания, зарядив бедолагу мощной пощёчиной. Другой достал из рюкзака бутылку и облил зону возгорания газировкой. Огонь погас почти сразу, но вопреки чудесному спасению женщина продолжала прыгать на каблуках, кричать и размахивать руками, вызывая своим поведением лишь непрерывный смех ребёнка и негодование у прохожих. «И что это сейчас было?» — ожидаемо быстро задался вопросом Тень. «Не твоё дело», — Шон отвернулся к витрине, испугавшись встретиться с кем-нибудь взглядом. «Ах, значит не моё? Неужели ты думаешь, что я не вижу твои истинные чувства, мальчик Шон? Думаешь, я не ощущаю этой ноющей боли, которая похожа на жжённые угли, положенные под кожу? Думаешь, не слышу, как ты забавно задерживаешь дыхание, когда проваливаешься в свои несладкие грёзы? И как тебе стало хорошо, стоило лишь выпустить силу и покалечить с её помощью незнакомую смертную…» «Заткнись!» — Шону показалось, будто его затылок облили кипятком. «Кричи, сколько хочешь. Ты не сможешь изгнать меня из своей головы, и никакие ведьмины обряды тебе в этом не помогут. Как бы мне это ни нравилось, отныне я часть тебя, и если ты хочешь дальше мыслить здраво, ты обязан принять новые правила жизни». Сказав это, Тень быстро испарился. Впрочем, Шон этому был лишь безмерно рад. Почувствовав над губой что-то тёплое и щекотное, он провёл по коже пальцем и увидел на нём размазанные капли алой крови. Спустя короткое время на улицу вышел Роджер. На нём была надета новая футболка со звёздно-полосатым флагом, а в руках он держал ещё одну панамку с похожей яркой расцветкой. — Это для твоих ушей, — сказал он, милостиво протянув Шону сувенир. — Я слышал, как продавщица пристала к тебе по поводу внешности. — С-спасибо, — Шону хоть и не нравились такие яркие цвета, да и панамы он носить не привык, но отказаться от подарка было бы равносильно плевку в лицо. — Что произошло? — Роджер наконец обратил внимание на вопящую женщину и почему-то гогочущего ребёнка. — Да… ничего особенного, — Шон махнул рукой. — У меня горло пересохло. Пойдём уже в бар. Не пройдя и десяти метров, они увидели потёртую вывеску ирландского бара. Роджер и Шон быстро переглянулись и, словно получив какой-то незримый сигнал, решительно направились к крыльцу заведения. «Гори оно всё изумрудным пламенем! Опять потные тела и этот омерзительный поросячий смех! Куда ты нас привёл, Шон?!» «Мы в баре. Принимай новые правила жизни». Из колонок громко играл современный фолк, а за барной стойкой никак не умолкали разговоры о погоде, футболе и прочих незначительных мелочах. Местный бармен, очевидно, считался настоящей душой компании. Он старался разговаривать со всеми, кто приходил к стойке, даже если клиенты не были настроены на душевную беседу. Несмотря на будний день, большая часть столиков всё равно была занята посетителями. Гости заказали по бутылке местного пива и заняли столик, который находился в теневой стороне бара и практически не привлекал к себе внимание. Роджер пил свою порцию размеренно, словно сомелье. Глаза его были прищурены, как будто он усиленно о чём-то размышлял. В конечном итоге он опустил бокал на стол и громко, чуть сдерживая отрыжку, объявил свой вердикт: — Хрень эта ваша IPA. Жаль, что тут не разливают Гиннес. — Может, попробуем другие сорта? — Шон поднял с надеждой брови. Свою он порцию выпил быстро, и несмотря на то, что на языке осталась специфичная горечь, в целом вкус ему показался вполне себе… приятным. Но говорить об этом вслух он не стал, его больше веселила критика Роджера. — Знаешь, что хочу сказать? — спросил Роджер, когда они вернулись за стол с новыми напитками в руках. — Вот этот сорт… хм, сливочный эль… уже намного лучше своего предшественника. Ставлю балл за кукурузный привкус и ещё один балл за идеальный золотистый оттенок. — Итого всего два балла? — изумился Шон. — Два балла — это хороший результат, — настойчиво заверил его друг. — Это примерно как тройка в аттестате… ох, — он взял в руки опустошённую бутылку и покрутил её перед лицом. — Вот же чёрт, да в нём двенадцать процентов спирта! Оно даже вино обогнать умудрилось. Теперь понятно, почему его никто не рискует здесь брать. Шон не удержался от смеха. — Неужели легендарный трезвенник Роджер Доннели умудрился опьянеть со второй бутылки? Роджер ответил подколке коротким и ехидным смешком. — Не дождёшься! — он опустил бутылку, а после задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Помнишь, как мы собирались в баре у О’Доэрти и опустошали там по ящику пива? Грин с мечтательным видом сцепил пальцы. — Как такое забыть? Бармен глядел на нас с раскрытым ртом, словно никогда в жизни не видел, чтобы живые люди выпивали столько алкоголя за один вечер и при этом оставались в сознании, — он склонил голову на бок. Приятные воспоминания быстро смели тревожные мысли о подожжённом платье, и в глазах ощутилась колючая влага. — Это точно, — подхватил его мысли Роджер. — И наверняка думал про себя: «Господи, помилуй, как у них ещё печень не отвалилась?!». — И утром мы вставали без похмелья и сразу шли на работу. — Кроме Байла. После кутежа он мог проспать целый день мертвецким сном, и ничто не могло его разбудить. Окутанное в ласковом полумраке помещение заполнилось смехом двух молодых людей. Некоторые посетители, что сидели за соседними столиками, даже начали удивлённо оглядываться. Но вскоре смех быстро затих, и в баре вновь начал главенствовать зажигательный фолк. Прекратив предаваться воспоминаниям, Роджер вдруг сменил светлую улыбку на строго поджатую линию губ. — Ну, а теперь поговорим серьёзно: что ты намереваешься делать дальше? Ну, после того, как мы найдём твою Мэри. «Твоя Мэри». Шон понимал, что эти слова были брошены нарочито небрежно, как дешёвая провокация, и потому постарался отнестись к ним спокойно. Роджер не обязан был любить Мэри или хотя бы испытывать к ней толику симпатии. Ведь он её практически не знал. — Я докажу ей, что магия существует, — ответил он, отодвигая от себя пустой бокал с прилипшей к стеклу пеной. — Это я помню. А дальше-то что? — не успокаивался Роджер. — Мы вернёмся вместе с ней в Рэдкил? Его друг смущённо потупил взор. — Перед тем же отъездом я спросил её, осталась бы она со мной, если бы я показал ей сидов. — А она что? Шон повёл плечами, будто неосознанно желая отвлечься от этого разговора, который приносил ему лишь чувство неловкости. — Она уехала. — То есть, она даже на вопрос ответить не удосужилась, — опешив, Роджер прилёг на спинку дивана и со всего маху шлёпнул себя по лбу ладонью. Панамка подпрыгнула на его голове, словно живая. — Но ты всё равно решился уехать за ней в Штаты! Ах, ты влюблённый несчастный балбес. Из всех девчонок в нашем городе ты умудрился выбрать именно приезжую со сложным характером! Хотя, казалось бы, столько прекрасных особ гуляет по Рэдкилу — встречайся, влюбляйся в них! Чем же они тебе не угодили? — Они не стали бы со мной встречаться, и ты сам прекрасно знаешь, почему, — нахмурившись, возразил ему Шон, но затем тут же продолжил, не дав своему другу даже открыть рот. — Потому что никто из них не видит во мне меня. Они видят моего отца, о котором им рассказывали предки, они видят моё прошлое, извращённое глупыми сплетнями, да что угодно они там видят кроме главного! А Мэри, — юноша судорожно вздохнул и сжал кулаки, — она ничего толком обо мне не знала. — Она общалась с тобой только ради старой книжки, — аккуратно напомнил ему Роджер. — Да, но… — Шон задумчиво взглянул на дно своего бокала. — Но зато она не смотрела на меня, как на потенциального отцеубийцу. — Да что за бред? Никто на тебя так не смотрел! — Просто ты этого никогда не замечал. Либо не хотел замечать. А Лиза? Она только и делает, что постоянно вспоминает моего отца и его дурацкие сказки. — Лиза дура, — рассержено махнул рукой Роджер. — Да и к тому же ведьма. А ты вообще нашёл, кого брать в пример. Она и на меня-то смотрит, как ну кучку коровьего говна. Если бы не ты, то она бы уже давно избавилась от меня, как пить дать. Кстати, не пора ли нам преступить к дегустации следующего сорта? Вскоре они вернулись с новыми бокалами, в которых плескалось тёмное и густое пиво. — Всё равно ты не знаешь Мэри, — продолжил стоять на своём Шон. Он отхлебнул из своего бокала и неожиданно ощутил во рту приятные шоколадные нотки. Ему даже померещился довольный стон Тени, прозвучавший где-то там в глубинах его тела. — Она точно согласится поехать с нами, готов поспорить на что угодно. Она даже поцеловала меня во время Белтейна, — наклонившись вперёд, прошептал он так тихо и вкрадчиво, как школьник, передающий сакральную тайну. От услышанного его друг громко поперхнулся своим напитком. — Поцеловала, значит. Ну… ну, поцеловала, и что с того? — выпалил он, вытерев влажные губы рукавом. — Чего только не делают люди при праздновании Белтейна, — немного поразмыслив, Роджер вдруг опешил. Его глаза расширились, а рот раскрылся в немом крике. — Проклятье! Так что же это, получается… если ты стал настоящим Лепреконом, то история про твоего отца… вернее, про его смерть… это была правда? Когда речь снова пошла о его отце, Шон заметно напрягся, и желваки на его лице пришли в нервное движение. — Причём здесь мой отец? — Я имел в виду твои показания насчёт… хм, его убийства. — А ты всё это время думал, что я лгал? Лгал полиции и самому себе? — сердито прошептал Шон. От выражения его лица у Роджера аж мороз пошёл по спине. Он никогда не видел, чтобы его друг смотрел на него с такой откровенной ненавистью. Даже тени, окружавшие юношу, стали вдруг сгущаться, обратившись в чернильное и холодное пятно. — Ну почему сразу лгал? В сарае не было никаких улик, которые бы указывали на существование убийцы, будь он волшебным или из… э-э… людского рода. Все думали, что твоя история про фею и туфли была лишь плодом бурной фантазии. Как оказалось, таких аргументов было недостаточно для умасливания юного сапожника. Скрестив руки на груди, Шон Грин смотрел на своего друга, как на своего самого заклятого врага. На секунду Роджеру даже померещилось, что он увидел под низко опущенными чёрными бровями блеск чужих глаз. Золотистых, как у дикого зверя. Тьма позади него продолжала сгущаться. Скоро её цепкие когти должны были дотянуться до Роджера. Холод по спине повторился, пройдясь крупной волной. — Тебе было восемь лет, — с мольбой в голосе сказал Роджер. — Ты был болен, слаб и к тому же потерял своего отца. В твоё детское отчаяние верилось куда больше, чем в существование сидов! — Но ты бы мог мне поверить, — не уступал ему Шон. — Я мог поверить в это, когда мне было мало лет, ясно? Сейчас я уже взрослый и мыслю критически. — Ага. Это говорит мне человек, который всегда засыпает порог солью во время Самайна и Белтейна. Роджер закатил глаза. — Я это делаю только по приказу мамы. Сам бы я никогда не стал тратить продукты на эти тупые обряды. — Ты всё ещё слушаешься маму, — не успокаивался Шон. — И настолько боишься ей перечить, что даже тайком сбежал из дома. Как-то не похоже на человека, мыслящего критически. Это был фактически удар ниже пояса. Роджер взял в руки бокал и влил в себя почти всё его содержимое. Его лицо поморщилось, в глазах появилась пьяная дымка. Шон успел невольно прикинуть, что очень скорое, возможно, спустя один литр пива ему придётся собирать товарища по частям. — Согласен, — громко и обиженно объявил Роджер, — это моя ошибка, мой косяк. Я не смог вовремя отрезать пуповину и теперь для того, чтобы вкусить хотя бы малую часть взрослых приключений, мне приходится сбегать из дома через окно. А твой отец умер из-за того, что плясал по велению феи и довёл себя до сердечного приступа. — Не стоит об этом шутить, — настоятельно посоветовал ему Грин. — Да разве я шучу? Кстати, ты потом видел эту фею? Больше она не появлялась в твоей жизни? Шон нахмурился и медленно качнул головой, как будто это действие давалось ему непросто, а может даже и болезненно. С того злополучного вечера ему удалось унести слишком мало воспоминаний. Однако одно из них никак не давало ему покоя — накануне своей смерти отец и сид о чём-то очень упорно спорили. Только вот о чём именно был тот спор? Ах, если бы он только мог повернуть время вспять и вернуться в прошлое, чтобы услышать этот разговор снова… Через пару часов, проведённых как будто в вязком тумане, он открыл глаза и обнаружил себя в мужском туалете. Роджер стоял поблизости… вернее, не стоял, а сидел на коленях, обняв руками белоснежный бачок унитаза. В помещении так сильно пахло спиртом, что Шон невольно ощутил подкатившую к горлу тошноту. О Боги, сколько же они умудрились выпить? Кое-как Шон поднял друга на ноги и развернул лицом к себе. Голова в панамке качнулась в сторону. Роджер так и норовил упасть обратно на кафель. По всей видимости, он уже давно спал. — Проклятье! — кое-как борясь с плывучей пеленой, которая застилала весь взор, Шон намотал шиворот роджеровой куртки себе на кулак и поволок товарища обратно в помещение бара, к столику, который был практически до краёв заставлен пустыми бутылками из зелёного стекла. Ах, вот, значит, сколько… Уподобившись тряпичной кукле, Роджер вяло повалился на кресло и, поджав под себя ноги, заснул крепким сном. Шон хотел, было, поднять друга и повести к дверям, но вовремя заприметил бармена, который, казалось, следил за ними, не спуская глаз, даже когда наливал из крана другому клиенту. Покачиваясь, Шон потопал к барной стойке. Он даже не заметил того, как море из живых людей плавно привело его к самому краю длинной деревянной стойки. Он неуверенно взглянул на чёрную доску, расположенную за спиной бармена, на которой жирным мелом были отмечены все имеющиеся в баре сорта пива. Многие названия были ему даже знакомы. — Классная шевелюра, — наклонился к нему бармен. — И уши как настоящие. Ты косплеишь Линка из Зельды? — А? — непонимающе произнёс Шон. — К-косплею ли я…? — он с потерянным видом провёл пальцами по своим ушам и вдруг осознал, что оставил свою яркую панамку на столике вместе с бутылками. — Н-не знаю. Я не знаю! Я всего лишь хотел з…з… ик! — Заплатить? — подсказал ему бармен. — Точно! Бармен с широко улыбкой выписал парню чек и протянул его через стойку. Когда Шон увидел на крохотном листике цену, пьяная нега отступила за секунду. Таких крупных сумм при себе он не имел. Попросив бармена подождать с оплатой, Шон вернулся к своему столику. — Эй, Роджер, — позвал он спящего. — Где наши деньги? Нам бы заплатить за пиво и ехать обратно в отель. Но Роджер спал слишком крепко, на что указывала тонкая слюнка, стекавшая с его приоткрытых губ. Шон наклонился к своему спящему пьяному другу и просунул руки в карманы его куртки. Те оказались дырявыми, и, что огорчало сильнее всего, абсолютно пустыми. — Где деньги? — Шон сильно потряс Роджера за плечо. — Эй! К-куда ты дел деньги? Ты потратил всё на с-сувениры?! Лишь после долгой и неприятной тряски Роджер неохотно разлепил веки и уставился на Шона абсолютно невидящим взором. — А? Что? Чего тебе надо, Грин? — пробубнил он, дыхнув в товарища хмелем. — Деньги… мне нужны деньги! — Какие деньги? — Бляха муха! — выругался Шон. Вынув из своего кармана кнопочный телефон, он поискал в списках имя Лизы, а когда не нашёл его, выругался ещё раз, но уже так грязно, что Роджер едва не свалился под стол от услышанного. — Мы купили сим-карты, и я н-не успел обменяться с ней номерами. — Да полно тебе убиваться! — крикнул Шону Роджер. — Мы же не конец света учинили… ик!.. Может, мы как-то д-договоримся, а? Краем глаза Шон снова заметил бармена. А вдруг он уже раскусил их и давно вызвал в бар копов? Шон так и представил себе, как тот мужчина незаметно опускает руку под стойку и жмёт на красную кнопку, и от представленного у него перехватило дыхание. — Д-дело не в том, что мы без денег… — пробормотал он, опуская телефон обратно в карман. — А в том, что м-меня… ик… постоянно преследуют какие-то проблемы. Постоянно какая-то… з-задница! — прорычал он, взглянув на побледневшего Роджера. — Куда бы я ни ш-шёл, что бы я ни делал… — Эй, дружище, полегче. Т-ты же в культурном месте! Отмахнувшись от Роджера, Шон потопал обратно к барной стойке, и вид его был ужасно пьяным и агрессивным. Он понимал, что находился не на своей земле его лепреконские силы могли заметно истощиться. Об этом предупреждала Лиза, на это не единый раз намекал сам Тень. И всё же он оставался Лепреконом, у него продолжали расти волосы и уши… означало ли это, что при большем старании он бы всё же мог сотворить небольшой фокус? Как тогда… на улице… с платьем? «Не попробуешь — не узнаешь», — решил он для себя и тут же постарался вообразить себе скомканную в кулаке пачку десятидолларовых купюр. Для этого ему пришлось мысленно разгрести плывущие, будто в вакууме, мысли, забыть о пиве, о тошноте, застывшей в глотке. Это был непростой квест, но всё же возможный… Когда Шону удалось растолкать людское море и оказаться возле знакомой стойки, желанные купюры уже благополучно покоились в его ладони. Он чувствовал их своими пальцами. Чувствовал, как от пробудившейся магии его руку жгло по самый локоть, а над губой снова стало неприятно влажно. — Вот… ваши деньги, — заявил он, опуская деньги на стол перед барменом. — Сдачу оставьте себе в качестве чайных… ой, то есть, чаевых. Не дав возможности бармену проявить изумление и рассыпаться в благодарностях за столь неожиданную щедрость, он быстро растворился в шумной толпе. Далее оставалось за малым — подобрать пьяного вусмерть Роджера с дивана и каким-то образом дотащить его до отеля, при этом не свалившись самому и не заблевать себе штаны. Шон уже раздумывал над тем, чтобы вызвать к бару такси, но затем ему пришлось отмести данную затею в силу того, что он не помнил, как назывался их отель и на какой он был расположен улице. Он попытался уточнить все детали у Роджера, но, к сожалению, тот едва шевелил языком и, кажется, был практически без сознания. Шону пришлось проделать некоторое усилие для того, чтобы хотя бы вытолкать своего товарища на свежий воздух. — А ещё говорил, что не н-напиваешься, — сокрушался он, косо поглядывая на друга. — Вот ты врун! — Что? Я-я?! Я трезв, как с-стекло! Посадив Роджера на ступеньки, Шон с облегчением выпрямил спину и на всякий случай посмотрел по сторонам. Возникшие перед его взором многочисленные пёстрые вывески магазинов и ресторанов лишь сильнее сбили его с толку и призвали к горлу комок тошноты. Он никогда в жизни не видел такой улицы. Она как будто была живой, она смотрела на него и ехидно ухмылялась, наслаждаясь его полным смятением. Рэдкил никогда не был таким живым, таким безумным, непредсказуемым и ярким, как новогодняя ёлка. Ближе к вечеру город всегда укрывала тень обычного деревенского покоя. Здесь же всё было куда иначе — обычный будний вечер служил лишь большим поводом для нового балагура. Сначала Шон увидел пробежавших по тротуару детей, а за ними неспешно прогуливающуюся группу подростков, одетых в яркие куртки и джинсы. За столиком на мансарде прекрасная темнокожая особа, одетая в коктейльной платье и маленький белый пиджак, что-то с жаром в голосе доказывала своему кавалеру. У спуска в подземный переход, раскидав по кругу свои вещи, молодой и очень прилично одетый мужчина играл на старенькой гитаре. На соседней улице, с трудом лавируя между гуляющими туристами, ехал на велосипеде курьер, а возле забегаловки с фастфудом весело пританцовывал огромный плюшевый маскот. Но из всего перечисленного особо сильное внимание привлёк на себя попрошайка-музыкант. При иных обстоятельствах (например, если бы он не являлся Лепреконом и не был бы ужасно пьян) Шон бы даже не удосужился посмотреть в его сторону. Но парень с гитарой был особенным попрошайкой. Он не был человеком. Шон понял это практически сразу, как только услышал протяжные нотки его старенькой гитары. В эту же секунду он испытал в своей душе сильное и мало приятное волнение. Словно где-то в глубине его тела внезапно включилась красная лампочка с надписью «тревога». Снова сбивчивое дыхание, участившийся пульс и мурашки, пробежавшиеся скопом по спине. И тошнота… проклятая тошнота не покидала его ни на секунду. Едва держась на двух ногах, Шон поплёлся навстречу попрошайке. За то время, пока он пересекал тротуар, ему удалось заприметить во внешности молодого музыканта знакомые черты. Смоляные волосы, глаза-сапфиры, восковая улыбка на фарфоровом лице. Его длинные пальцы плясали над тонкими струнами гитары так быстро и ловко, что приводили окружающих слушателей и случайных зевак в томный транс. Шон встал прямо напротив парня с гитарой и чуть качнулся вперёд, на секунду потеряв связь с гравитацией. Их разделял распластавшийся на асфальте чехол от гитары, в которой поблескивала редкая мелочь. Взгляды встретились — ледяной и пьяный — и казалось, что весь Нью-Йорк застыл и замолчал, с мучением ожидая итога. Слушатели перестали весело улюлюкать, машины прекратили истерично сигналить, светофор замер во время переключения с жёлтого на красный. — Т…ты! Да, ты. Т-ты кто такой вообще? — спросил Шон, указав на попрошайку пальцем. — М-мы ведь знакомы? Певец продолжал с безмятежностью на лице наигрывать мелодию на гитаре. Шону показалось, что он слепнет. Небо заполнилось плотной тьмой, и фонари на высоких столбах завибрировали, пока в скором времени не потускнели. Ирландец тряхнул головой. Затем ещё раз и ещё, пока в ушах наконец не зашумела кровь. С ним происходило что-то неладное, что-то, чего он никогда ещё в себе не ощущал. «Шо-он!» — раздался удивительно мягкий голос Тени. «Да-а?» «Я… кажется, я… ч-что-то мне не хорошо. Что со мной, Шон?» «Походу, ты тоже пьян, д-дружие. Поздравляю тебя с дебютом!» «С-спасибо. А что я хотел… ах да! Ты… это… находишься в большой опасности! Вот! А ещё меня мутит!» «Что? — удивился юноша. — В… в опасности? Я-я?» «Используй… ик!.. магию!» Качаясь, как при шторме, ирландец поспешил к крыльцу, у которого сидел дремавший Роджер. За спиной продолжала звучать музыка. Она не смолкала, а лишь напротив — как будто становилась всё громче, увесистее, будто облако из свинца. Схватив товарища за ворот куртки, Шон рывком заключил пьяное тело в свои объятия, а после… … очутился в номере отеля. За окнами стелился красный закат, с экрана телевизора приторно улыбчивая ведущая комментировала погодные условия, а в ванной монотонно шумела вода. После содеянного фокуса Шона тут же вырвало на ковёр. Затем он провёл дрожащими пальцами по лицу и ощутил на пальцах знакомую тёплую кровь. На его стоны в гостиную вбежала Илэсэйд, одетая в белую ночнушку и держащая в руках меч. Но как только она увидела на ковре обоих мальчишек, её грозный взгляд смягчился, а потом и вовсе сменился паникой. — Шон Грин! — воскликнула она, подбежав к двум телам и едва не наступив босой ногой на лужу кровавой рвоты. — Что с вами? Что случилось? На вас напали? Как вы оказались здесь? — И…Илэсэйд, — Шон прикрыл рот и прокашлялся. В голове продолжала болезненно стучать пульс, а тело если и слушалось, то с огромным трудом. — Прошу тебя… положи Роджера в кровать и… и не задавай больше вопросов. Шотландка послушно, хоть и с долей недовольства на лице, оттащила бормочущее пьяное тело Роджера в соседнюю спальню. Тем временем, спотыкаясь, Шон на ватных ногах переместился к дивану. На экране телевизора счастливая семья дружно уплетала бутерброды с творожным сыром и попутно рассказывала на камеру, что им ещё никогда в жизни не приходилось есть ничего более вкусного и полезного. Да уж, это всё потому что они были простыми людьми, а не пьяными сидами. Юноша устало плюхнулся на диван и опустил голову на его мягкую спинку. Усталость растекалась по его конечностям горячей жижей. Одно хорошо — его больше не мучили ни тошнота, ни пьяное головокружение. Через пару минут в гостиную вернулась Илэсэйд. Раскрасневшаяся и чуть взмыленная, она с ужасом уставилась на того, кого поклялась защищать. Интересно, испытывала ли она к Шону отвращение? Наверное, испытывала. Да и Шону от самого себя было мерзко, особенно когда он вспоминал о луже кровавой рвоты, оставленной посреди белого ковра. — Шон Грин, — голос шотландки хоть и звучал сурово, однако даже в нём ощущалась дрожь. Нежули, она волновалась за него? — Что с тобой случилось? Тебе плохо? Могу ли я как-то помочь? Как много вопросов… Если бы только Шон мог отмахнуться от них всех разом. — Со мной… всё… ик! Хорошо. — Тебя стошнило кровью. — Знала бы ты, сколько мы с Роджером выпили, то не стала б-бы удивляться. Позади них скрипнула дверь, и из ванной вышла Лиза. Увидев за спинкой дивана знакомые медные волосы, девушка удивлённо вскрикнула. Затем она увидела алую лужу и вскрикнула во второй раз. — П-привет, Лиза. — Что тут произошло?! Это что ещё такое на ковре? И где Роджер? Ты убил его?! Шон выглянул из-за спинки дивана. — Конечно, убил. И закопал в грядке возле отеля. Ик! — Роджер спит в соседней комнате, — поспешила заверить Лизу Илэсэйд. Ведьма с облегчением расслабила плечи. Но потом её взгляд снова вернулся к луже. — А это тогда что? Шон немного помолчал, словно не знал, стоило ли говорить правду. — Меня немножко… помутило. — Сколько же ты выпил? Юноша снова посмотрел на девушку через массивную спинку дивана, и его горящий взгляд как бы говорил ей: «Я выпил столько, сколько тебе и не снилось». Лиза глубоко вдохнула и выдохнула. Да уж, кто бы мог подумать, что ситуация так резко переменится, стоит ей на полчаса исчезнуть в ванной комнате… — Илэсэйд, — обратилась она к шотландке максимально дружелюбным голосом. — Не могла бы ты нас оставить наедине? Сначала Илэсэйд хотела покачать головой, но потом, глубоко нахмурив брови, сдалась и послушно ушла в соседнюю спальню. Как только дверь за ней издала звонкий щелчок, ведьма тут же ринулась к дивану со скоростью разъярённого ворона. — Что вы вдвоём натворили?! — прошипела она, сев рядом с Шоном и злобно скрестив на груди руки. Она была одета в белый махровый халат, а мокрые и нерасчёсанные волосы лежали на плечах, словно чёрная паутина. — Ты использовал магию? При других людях? При Илэсэйд?! — Боги… не начинай сначала… у меня от твоего голоса голова болит, — простонал ирландец. — А у меня голова болит от твоих выходок! Говори — что произошло? Шон с трудом оторвал голову от спинки и перевёл затуманенный взор на Лизу. — О чём это ты? — Ты выглядишь так, словно побывал на войне. — Ну, в каком-то смысле, пивной бар можно считать полем боя, — попытался улыбнуться ей Грин. Однако улыбка его выглядела слишком вяло. — А на самом деле всё со мной нормально. Просто… перебрал немного. И ещё у нас не хватило денег на такси, и поэтому мне пришлось… — он осёкся, вспомнив странного темноволосого попрошайку со старой гитарой на руках. Вспомнил зловещую мелодию, которая едва не лишила его зрения и рассудка. Что же это было такое? Кем был этот незнакомец? Почему-то Шону казалось, что он где-то его видел и, возможно, даже не раз. Но стоило ли признаваться в своих догадках приставучей ведьме? Наверное, нет. Иначе после услышанного она точно не оставит его в покое. — Мне пришлось использовать магию. — Вас никто не видел? Шон развёл руками: — Никто. — Точно? — Да, чёрт возьми! — Хм. Понятно, — девушка глубоко вздохнула и позволила себе расслабиться. — А мы вот всё время просидели в отеле. Я помогала Илэсэйд привыкнуть к местном убранству. Больше всего её, конечно, впечатлил телевизор. Она его смотрела несколько часов. Прямо как ребёнок! Шон ответил на её восклицание вялым смешком. — Всё же я рада, что мы взяли её с собой, — продолжила Лиза. — Хотя понимаю, что иного выбора у нас не оставалось. Отправлять её в Шотландию к Ганнам… к нынешним Ганнам, которые сейчас живут на её родных землях, — уточнила на всякий случай ведьма, как будто Шон не понимал, о каком семействе могла идти речь, — было бы неправильно. Не думаю, что её родственники обрадуются появлению помолодевшей и слегка одичавшей прапрабабушки. Хотя постой, — воскликнула она и озадаченно подняла глаза к потолку, — какая она прапрабабушка? Она же совсем юная и вряд ли успела обзавестись мужем и каким-то потомством. Или нет… или всё-таки успела? В былые времена девицы рожали с ранних лет. А вдруг она… — Лучше остановись, — махнул на неё рукой Грин, когда почувствовал новый прилив тошноты. — Ты уходишь в лютые дебри. — Да, ты прав, — согласилась с ним Лиза. — Разумеется, ты прав, просто… просто мы ничего о ней не знаем! Она явилась в наш мир из ниоткуда! Просто взяла и выпала из золотой монеты. Человек, которого в нашем времени, просто не должно существовать! Тебя это совсем не пугает? Шон отвёл взгляд и нахмурился. Пугала ли его Илисэйд Ганн? Вряд ли. Если честно, то он о ней не вспоминал ровно до той секунды, пока не очутился снова в номере отеля и не увидел, как она бежит к нему с мечом на перевес. Да и спустя минуту, а, может быть, и две, он благополучно о ней забыл, так как был занят более важными, более серьёзными мыслями. — Шон, с тобой точно всё хорошо? Лиза опасалась, что её вопрос разозлит Шона до такой степени, что он озвереет и посмотрит на неё также, как смотрел в той мастерской. Однако Шон совершил неожиданное. Он резко наклонился вперёд и спрятал своё лицо в сложенных лодочкой ладонях. — Нет, — сказал юноша, не размыкая ладоней и не выпрямляясь. Его согнутая спина была похожа на идеальную букву «с». — Со мной совершенно точно не всё хорошо. Лиза спустила ноги на пол и робко пододвинулась к Шону. Каждое движение приходилось делать силой, так как от испуга и стеснения тело казалось каким-то скованным, почти каменным. — Ты хочешь поговорить об этом? — очередной максимально миролюбивый вопрос, учтивый и ровный, как струна гитары. Шон убрал руки от лица и повернулся к Лизе. На его веснушчатом лице блестели слёзы. — Сегодня днём я сделал кое-что нехорошее. кое-что… — он наклонил голову вниз, подавляя в себе отрыжку, — кое-что незаконное. Только не ругайся, пожалуйста. Лиза аж встрепенулась от такой просьбы. Редко случалось такое, чтобы Шон сам просил её о чём-то вежливым тоном. Видимо, тому причиной был алкоголь, который продолжал бурлить в крови юного Грина, пробуждая в нём самые запретные кусочки души. — Я… — пробормотала она, — постараюсь не злиться. — Это очень глупо, но… — Шон вновь спрятал своё пылающее лицо в ладонях. — Я поджёг платье одной прохожей даме за то, что она… разозлила меня. Лиза глубоко вдохнула и выдохнула. А затем постаралась осознать сказанное. — Женщина не пострадала? — тихо уточнила она. Получив от Шона вялый кивок, ведьма постаралась улыбнуться. — Ну что ж… это, наверное, странно. Чем же она так тебе насолила? Перед тем, как ответить, Шон успел про себя заметить удивительную и в то же время очень приятную вещь — несмотря на свой буйный нрав, Лиза прислушалась к его просьбе и не стала учинять апокалипсис. Но почему он вообще решился рассказать ей о своём происшествии? Неужели ему действительно нужно было высказаться перед кем-то или же тому виной служило огромное количество выпитого пива? — Она заставила меня вспомнить то, что я отчаянно пытался в себе заглушить, — ответил наконец он. — Она очень громко ругалась на ребёнка. Была близка к тому, чтобы ударить его. Я не мог стоять в стороне. — Тебя обижали в детстве? — тут же спросила Лиза. — Твоя… опекунша била тебя? Шон резко обхватил себя за плечи и, закусив губу почти до крови, устремил напряжённый взор на светящийся экран. Что там рекламировали на сей раз, было совсем ему не интересно. В душе происходил безумный ураган, и он совсем не знал, как должен был его усмирить. — Случалось всякое, — ответил он очень сдержанно. — Но меня волнует совсем не это. В тот момент, когда я поджёг платье той леди… — он опустил голову вниз и собрался с мыслями, которые блуждали в его голове, как пьяные пчёлы. — Мне показалось, что тогда действовал не я, а моя… моя тёмная сторона. Сторона, которая передалась мне вместе с силами Лепрекона. — Твоя сторона… — задумчиво повторила Лиза. — Я её называю Тенью, — пожал плечами парень. — Иногда она всплывает в моей голове, как виток альтернативных мыслей. Мрачных мыслей. Я боюсь, что когда-нибудь Тень возьмёт вверх над моим разумом и сотрёт всё, что раньше было мной, — немного подумав, Шон добавил так тихо, что Лизе пришлось поднапрячь слух. — И вместе со мной пропадёт и Мэри. Лиза нахмурилась ещё сильнее. Ей было очень не просто сопереживать человеку, которого она искренне опасалась. Для неё Шон был чем-то вроде бомбы замедленного действия, которая могла взорваться в любой момент. Он был оружием, непредсказуемым существом, но сейчас он сидел перед ней, будучи абсолютно морально и физически разбитым. По его веснушчатым щекам текли дорожки из настоящих слёз, и его голос звучал растерянно и надломлено, как у ребёнка, потерявшего дорогу домой. Ему нужна была помощь, и она не могла просто так отвернуться от него, следуя велению ведьминых принципов. «О, дорогая, ты совсем не знаешь сидов, — сказал голос её давно усопшей бабушки — такой скрипучий, словно старая телега, и немного зловещий, как у сказочной карги. — Ты не представляешь себе, насколько подлыми и коварными могут быть эти существа, эти… лесные создания! Не верь их слезам, не верь их улыбками, и никогда на свете не поддавайся их обещаниям. Ежели ты позволишь дать в их глазах слабину, они обязательно воспользуются этим, вывернут твои слова и обратят их против тебя». Однако сколько бы Лиза ни смотрела на Шона, сколько бы ни прикидывала, о чём он мог думать, она не могла поверить в то, что его раздавленный и мрачный вид являлся обманом. К тому же, он клялся ей, держа в ладони трилистник, а это значило, что их обет был как минимум скреплён магией. В итоге, тщательно обдумав все варианты, Лиза тяжело вздохнула и встала с дивана. Шон резко обернулся и с опаской посмотрел на возвышавшуюся над ним девушку в белоснежном халате. Она встала напротив него и, протянув вперёд руку, очень робко коснулась пальцами его густых волос. — То, что ты мучаешься, подвергая свои поступки сомнению, уже является доказательством твоей человечности, — заявила она. — А действительно ли ты любишь Мэри — этого я знать не в силах, извини. Но я думаю, ты сможешь сам с этим разобраться, когда поговоришь со своей любимой напрямую. Шон продолжал смотреть на Лизу, едва не разинув рот. Хоть он уже и не плакал, но его глаза оставались влажными и красными. Затем он опустил веки, расслабился и… кажется, заснул. — Великолепно! Не зная, что делать, Лиза решила сначала уложить пьяного полулепрекона на диван, укрыть его тело покрывалом, а затем… затем подумать над тем, что же делать с образовавшейся на ковре алой лужей.