***
В окружении свечей и остроугольных золотистых орнаментов изысканного стиля ар-деко было практически безлюдно, что удивляло, но больше всего, если говорить откровенно, вызывало радость. Мэри не любила чрезмерно людные заведения, так как в них обычно бывало слишком шумно, а для уставшего сотрудника, у которого и без того нещадно гудела голова, такая атмосфера была бы сродни пытке. — Ну, так что? Тебе как обычно? — поинтересовался ее парень и начальник в одном лице, когда они сели за предложенный столик и взяли в руки по книжке с меню. — Газированная вода? Или к черту все и айда сюда чего-нибудь крепенькое для восстановления нервных клеток? — Газированная вода, — быстро и без раздумий ответила девушка. Губы Альфреда растянулись в ехидной усмешке, образуя на щеках тоненькие морщинки. — Ты такая скучная и донельзя правильная… А я вот пошлю все к черту и выберу шампанское! — Твои подчиненные будут не в восторге, если вдруг позвонят тебе и услышат твой пьяный голос, — сказала с осуждением Мэри. — А сегодня даже не пятница! — Не переживай по этому поводу. Я отключил звук на телефоне, да и к тому же в отличие от вас, англичан, я ни-ког-да не напиваюсь. Мэри хотела и на это найти возражение, да не успела, так как к их столику уже торопливо шел официант, одетый в черный костюм с прямыми золотыми линиями, который, очевидно, должен была соответствовать богатому стилю ресторана. — Желаете сделать заказ? — Да, конечно, — ответил Альфред и картинно захлопнул книжку с меню. — Мне, пожалуйста, игристый Корбель и салат с голубым сыром, перепелиными яйцами и осьминогом. Мэри закатила глаза от такого зрелища. Временами ее парень слишком сильно увлекался своей ролью, ведя себя по меньшей мере как граф среди прочей черни. Артур вот никогда не позволял себе такие дерзкие па, даже будучи достаточно богатым для того, чтобы каждый день ходить в ресторан и употреблять дорогие блюда. Но Альфред был другого типажа… он постоянно переигрывал. Даже когда ему приходилось менять свое амплуа для поездки в другую страну, он делал это всегда очень резко и вычурно, словно дешевый артист без капельки должного таланта. — А мне воду с газом и… что-нибудь из английской кухни. Жареную картошку с рыбой, например, — сказала наконец она, но заметив вопросительный взгляд официанта, сухо добавила. — Видите ли, я очень соскучилась по родной кухне. — Погоди-ка… Ты же не любишь жирную пищу! — удивился Альфред, но сначала терпеливо подождал, когда официант слегка изумленно запишет заказ и отчалит на кухню к шеф-поварам, чтобы наверняка поведать им о странной гостье, которая вместо какой-нибудь фирменной фуа-гра пожелала отведать жаренной картошки. — Или ты что, пытаешься таким образом язвить? — Нет, не пытаюсь, а так и есть — язвлю, — ответила девушка, изобразив ехидную гримасу. — В отличие от вас, американцев, желчи в нас больше, чем соленой воды на планете, и потому мы язвим всегда и везде, даже когда спим или занимаемся сексом. Особенно, — подчеркнула она, — когда занимаемся сексом. Немного поразмыслив над таким смелым высказыванием, Альфред залился смехом. — Черт возьми, как же я рад видеть прежнюю Мэри! — признался он. — Буду честен, в последнее время ты вела себя до такой степени отчужденно, что даже умудрилась напугать меня, хотя — ты сама знаешь — я никогда не относил себя к пугливым людям. Ты даже смотрела на меня так, словно нас совершенно ничего не связывало, и я уже начал было думать, а вдруг больше нет той искры, которая раньше проходила между нами? — еще поразмыслив, он добавил. — Я ли послужил тому виной? Или тебя кто-то влюбил в той Ирландии? А может даже околдовал. Продолжая слушать странную исповедь Альфреда, Мэри вдруг почувствовала, что ее ладони покрылись влагой. Она попыталась оттереть пот салфеткой, но руки продолжали безжалостно потеть и блестеть при свете позолоченных ламп, будто делая ей назло. — Что за глупости? — тихо прошептала она. Парень вопросительно поднял одну бровь. Мэри заговорила громче: — Ты сам себя слышишь? Околдовал… Влюбил! Сам же отправил меня в эту удушающе длительную поездку и теперь с какой-то стати пытаешься обвинить в измене? Гости, сидевшие за соседними столиками, поочередно оглянулись и с любопытством уставились на Мэри. Благо, их было немного. Альфред же потерял дар речи, невольно приоткрыв рот и расширив глаза. Наверное, он ждал от своей пассии каких-то оправданий или язвительной шутки, но вот внезапная агрессия совершенно не входила в его идеальный планы. — Чт… что? Нет-нет, милая моя, я не это имел в виду! Но Мэри уже невозможно было остановить. Ее щеки заалели, в глазах возник зловещий блеск, и она продолжила неумолимо говорить, обвинять его в подлости, в недоверии и в прочих грехах. На самом деле она сама не понимала, что делала, она просто открывала рот и из него, как рвота, извергались громкие оскорбительные слова. Не прошло и минуты с начала ее пламенной речи, как к их столику подоспел обеспокоенный официант. Взгляд его выражал такой ужас, будто он никогда не видел ссоры между партнерами. — Господа, что-то случилось? Могу я вам чем-то помочь? Увидев рядом постороннего, Мэри моментально замолкла. Гнев ее быстро спал, и когда она обнаружила, что находится в центре жадного внимания публики, ее охватил стыд. Что же она натворила…? Повела себя, как истеричка, пытающаяся скрыть страшную тайну. «Да нет у меня никакой тайны! Я не сделала ничего противоправного!» — в отчаянии попыталась возразить она самой себе, но почему-то этих возражений было недостаточно. Сердце продолжало биться с такой трусливой скоростью, словно Мэри было, что скрывать. Тем временем Альфред вышел из-за стола и, поправляя на ходу пиджак, подошел к официанту, чтобы, по всей видимости, успокоить его и заверить, что у них с Мэри все под контролем. Пока он был занят объяснениями, Мэри пришла в себя и окончательно осознала весь ужас происходящего. До той поры она чувствовала себя такой холодной и неприступной, как, наверное, чувствовала бы себя одинокая льдина посреди океана, имей она способность чувствовать хоть что-то, а теперь же в ее груди как будто разверзся вулкан, в горле скопилась горечь, а глаза жгли нахлынувшие слезы. Она уже хотела встать и уйти, уж больно невыносимо было чувствовать себя центром внимания, но вдруг она почувствовала, как кто-то очень мягко, даже, можно сказать, бережно, взял ее за руку и постарался удержать на месте. — Нет, прошу тебя, останься, — взмолился Альфред, появившись перед ней так неожиданно, что она с трудом сдержала испуганный вскрик. — Видимо, я был слишком резок с тобой, совсем позабыв о том, что тебе необходим отдых. Мне не хотелось обижать тебя своими глупостями. Я прекрасно понимаю, что ты бы никогда не сделала мне больно. Я очень люблю тебя. Правда, люблю, поверь. Услышав это, Мэри ошарашенно уставилась на Фреда. Дело в том, что он редко признавался ей в своих чувствах, и потому малейший его любовный порыв она ловила с такой охотой, как страдающий от жажды человек, заприметивший на окраине пустыни желанный мираж. Она послушно опустилась обратно на стул и изо всех постаралась забыть о своем порыве покинуть ресторан в слезах. В скором времени им принесли горячее и напитки. Мэри старалась есть, хотя после пережитого она с трудом ощущала в себе аппетит. Альфред же не терял попытки отвлечь ее свободной болтовней, рассказывая самые занимательные новости, которые происходили в ее отсутствие. Он в подробностях поведал, что обсуждалось на важных совещаниях, кого пришлось уволить, а кого повысить, какие новые вакцины ушли в продажу и сколько выпустилось одобрительных статей, связанных с разработкой уникальных лекарств. Он говорил так много и так увлеченно, что его хотелось слушать с открытым ртом и ни в коем случае не перебивать. Но самое главное заключалось в том, что он больше не возвращался к поездке в Европу, и благодаря этому Мэри удалось довольно быстро позабыть об их скандале и окончательно избавиться от чувства жгучего стыда. Прошло еще немного времени с их трапезы, и она уже сама начала охотно интересоваться рабочими вопросами. Более того, она даже напомнила Альфреду о том, что он хотел поведать ей еще утром, но, очевидно забыл из-за своей занятости. И как только она подняла эту тему, Альфред заметно помрачнел и задумчиво провел вилкой по недоеденному салату. — Я так полагаю, настал час раскрывать карты, — произнес он. — Хотя, если честно, меня мучает беспокойство, ведь я совсем не могу предсказать твою реакцию. А ты знаешь, считывать эмоции своих коллег — мой фирменный конек. — Не бойся, — заверила его девушка, накрыв его руку своей. — На этот раз я постараюсь держать «кровавую Мэри» на привязи. Альфред оценил улыбкой ее шутку. — Ну… ну хорошо. Дело в том, что во время твоего отпуска я нашел здесь еще один источник магии. Между ними возникло короткое молчание. Мэри понадобилось некоторое время на то, чтобы тщательно переварить новую информацию. Затем она отняла руку от Альфреда и посмотрела на него с недоверием: — Источник магии в Нью-Йорке? Ты шутишь? — Алкоголь действует на человека, как сыворотка правды, и, как ты видишь, выпил я уже предостаточно, — Альфред указал на полупустую бутылку, словно та должна была служить оправданием всех его дальнейших поступков. — Но иногда алкоголь побуждает человека слегка привирать и приукрашивать свои заслуги, — продолжила стоять на своем Керкленд. — Я это к тому, что в городе уже давно нет никакой магии. Наши отцы хорошо об этом позаботились. — Да-да! Я тоже раньше так думал. Но источник есть, и он все это время находился у нас практически под носом! Мэри покачала головой. — И что же это за источник такой? Фея? Гоблин? Домовой? Или все вместе взятое? — Ты, конечно, снова мне не поверишь. — Альфред театрально развел руки в стороны, — но я поймал… — Песочного человека? — она посмотрела на него так, как смотрел бы любой человек, услышавший подобную чепуху. — Тебе нужно срочно протрезветь, Фред. Советую начать прямо сейчас. Отыскать это существо считалось невозможно в силу того, что песочные люди были редчайшими экземплярами, с которыми нельзя было столкнуться лицом к лицу, при этом сохраняя свой разум в полной сохранности. Даже Артуру Керкленду и Джонсу-старшему не улыбалась удача, хотя в отличие от своих детей они обладали куда большим опытом в отслеживании магических существ. — Может, я и недостаточно трезв, но говорю правду! — Альфред отвернулся от окна и вперился в свою подругу обиженным взглядом. — Да, это песочный человек. Самый настоящий! Генерирует песок, усыпляет им людей, поедает их глаза… — И что, сам он тоже из песка состоит? — Представь себе, нет! — ответил парень. — Короче, ты мне все еще не веришь! — Разумеется, не верю, — развела руками Мэри. — Мне не раз приходилось перечитывать дневники Артура, поэтому я точно знаю, что в Нью-Йорке нет ничего волшебного и — тем более — нет песочных людей. — Я тебя понял, — махнул на нее Альфред. — Значит, пока не увидишь — не поверишь. Аделфи! — крикнул он рабочей панели. Благо, что в этот вечер вел машину не он… — Да, Альфред Джонс-младший? — Прибавь газу! Нам позарез нужно попасть домой.***
Спустившись на джипе в гараж, где в тусклом свете стоял десяток чужих автомобилей, они вышли из салона, пожелали спокойной ночи Аделфи и торопливым шагом двинулись к самой дальней и неприметной двери, которая находилась в помещении. На ней висела слегка потертая табличка с надписью «охрана», и было забавно осознавать, что как раз таки охране это место уже много лет как не принадлежало. Прежде, чем вынуть из кармана ключ-карту, Альфред что-то тихо буркнул себе под нос, и на двери вспыхнула магическая руна — инструмент, созданный ведьмами, которым ведьмоловы пользовались без зазрения совести. Раздался треск жженого дерева, после чего руна исчезла, не оставив после себя ни единого пятнышка. Альфред подождал пару секунд. Ничего не произошло, и тогда он приложил ключ-карту к магниту. Дверь тут же отворилась, и два ведьмолова шагнули навстречу плотной тьме, которая вмиг с их приходом сменилась холодным больничным светом. Лаборатория была небольшой и состояла из коридора, пары дверей, одна из которых всегда была заперта на замок, так как служила проходом в шахту лифта, и одной темницы, которая отделялась от коридора толстым и прочным стеклом. Напротив нее стоял высокий дубовый стол с компьютером и кипой бумаг и свитков, а на стене на крючках аккуратно висел целый оружейный арсенал. Здесь находились и мечи разной величины и остроты, и деревянные колья, и механические арбалеты, и связки серебряных пуль, и много другой разной всячины, которая могла подсобить охоте за нечистью. В углу стояла вешалка, на которой висел комплект плащей и противогазов. Если бы Мэри не знала, для чего ее парню нужны были все эти вещи, она бы решила, что попала в логово маньяка. В темнице тут же возникло вялое движение. Сердце Мэри забилось сильнее. Сначала она постояла в нерешительности на ступеньках, но потом все же взяла себя в руки и осторожно приблизилась к стеклу. В нескольких сантиметрах от темницы на полу виднелись рисунки маленьких рун, которые красивым орнаментом огибали стекло ровно до того места, где начиналась кирпичная стена. Эти руны не давали пленникам выйти на свободу и вдобавок охраняли их от незваных гостей, которые могли явиться сюда с улицы. Мэри это знала, поэтому не стала подходить к темнице слишком близко. За стеклом она увидела унизанного тонкими и разноцветными проводками старца, устало расположившегося на железном стуле. Его сушеные руки были опущены на подлокотники, плечи расслаблены, а крупная лысеющая голова покоилась на худощавой груди, скрытой в складках засаленной рубашки. Длинные седые волосы небрежно лежали на его высоком и блестящем лбу, а глаза с усталью смотрели куда-то вдаль, упорно игнорируя чужое присутствие. — И… — Мэри перевела взгляд на Альфреда, который стоял позади. — Это и есть твой песочный человек? — Все еще не веришь мне? — усмехнулся парень. — Меня одного Артур учил распознавать такие иллюзии? Мэри постаралась скрыть раздражение, которое тут же зажглось в душе. Она резко отвернулась от Альфреда и во второй раз посмотрела на распластавшуюся на стуле фигуру пленника, но уже более пристально. К сожалению, Альфред снова оказался прав — через почти считанные мгновения перед Мэри предстал вовсе не несчастный старичок, замученный голодом и истязаниями, а некое бесформенное существо, бледную и пятнистую кожу которого покрывали черные перья, на пальцах вместо простых ногтей росли большие и острые когти, а на лице вместо губ и носа красовался изогнутый, похожий на восклицательный знак, клюв. Но несмотря на быстрое преображение, существо продолжало сидеть на стуле и смотреть в никуда. Когда иллюзия спала пеленой с ее глаз, Мэри в ужасе отшатнулась от стекла. — О боги! Где ты его нашел?! — Было легко, — важным голосом ответил ей Альфред. Видно, его прямо распирало от гордости. — Мне для его поимки понадобилось несколько рун и капелька смекалки. — Я серьезно спрашиваю! Каким образом ты его выследил и где поймал? — А тебе так важно знать, под чьей личиной он жил раньше? — Не то, чтобы и важно, просто… — девушка глубоко вздохнула и сжала посильнее кулаки. Очень не хотелось быть слишком сердобольной, но эти вопросы действительно были ей интересны. — А вдруг его объявят в розыск? Альфред немного помолчал. Возможно, до этой минуты он и не задавался этим вопросом. Может, Артур и обучил его распознавать иллюзии монстров, но о заметании следов, очевидно, умолчал. Многие волшебные твари учились жить в мире людей, придумывали до мелочей свою человеческую историю, и вот просто так взять и выдернуть их из этого мира лично для Мэри казалось недопустимым и очень опасным проступком. Но Альфред был слишком увлечен самолюбованием, чтобы обращать внимание на такие мелочи, и потому как только в идеальном похищении обнаружился косяк, его голос мигом из елейного стал раздражительным и надрывистым. — Д… да и плевать, как он жил раньше! Он был дряхлым старикашкой, которому осталось жить от силы пару лет. В смысле, — поправился резко Джонс, — в смысле, так думали его коллеги и знакомые. Но вот он исчез. Мало ли, куда он делся? Руководство приюта с радостью избавится от такого кадра и заменит его на кого-то более… кхм, человечного. — Приюта? Он работал в приюте? — оживилась Мэри. — Да, — неохотно ответил парень, — и скорее всего успел пожрать там не мало детей. Но тут их диалог прервался тихим смешком. — Смешно вам, мистер Орэль? — переключился на существо Альфред. — Ах… Лишь самую малость, — скрипучим голосом ответил ему старик. — Знаете ли, герр Джонс, я случайно вспомнил всех своих детишек, которые приходили ко мне, наивно полагая, что я помогу их маленьким проблемам. Мне вспомнились их обескровленные лица, похожие на роскошный китайский фарфор, их тоненькие синие губы и две темные дырочки, зяющие на уровне их глаз. Глаз, которых я, как стервятник, разумеется, поел. Альфред и Мэри решительно промолчали, сумев скрыть ужас за маской ледяного спокойствия. — Но это было давно, — продолжил мистер Орэль. — Да так давно, что уже и вспоминать о тех временах немного стыдно. Сейчас я никого не убиваю. Мэри едва заметно выдохнула. Но стоило только расслабиться, как ей показалось, будто старик слишком резко вздрогнул. Проводки на его теле звонко затрещали и вдруг посыпались на пол, будто тоненькие веревки, и когда Мэри снова постаралась сфокусировать взгляд на стуле, на котором секунду назад сидел Орэль, она увидела перед собой лицо, обезображенное длинным и толстым клювом. Все случилось так быстро, что ни она, ни Альфред не успели удивиться. — Даже если бы я мог освободить себя от ваших пут, — пророкотал он, прислонившись кончиком клюва к запотевшему стеклу, — и даже если бы у меня возникло жгучее желание отведать ваши глаза на ужин, дорогая фрау, я бы этого не сделал. А знаете почему? Мэри приоткрыла рот, желая что-то ответить, но затем быстро захлопнула его. Старик это заметил, и его клюв взволнованно задрожал. — Вы знаете, почему, — прошептал он. — В ваших глазах сквозит вселенская пустота, словно их уже отведал кто-то задолго до меня. Признаться, я даже удивлен, что несмотря на столь сильную потерю, вы продолжаете… функционировать, как человек. — Мистер Орэль, — влез в разговор Альфред, шагнув вперед и отважно загородив обомлевшую девушку своим телом, — мне кажется, вы переутомились и готовы нести любую бредятину, лишь бы запугать нас. — Отнюдь, — возразил ему старик, переключив свое внимание на Джонса. — Я чувствую, как во мне кипит сила за которой вы гонитесь, словно бестолковый пес. Вы так увлечены своим хобби, герр Джонс, что даже не замечаете происходящего под носом. — Достаточно, — махнул на него рукой Альфред. — Хватит мне зубы заговаривать! Вы мне нравились милым молчаливым дедушкой, а не чудищем с замашками нострадамуса. Мэри, — обратился он к девушке, — ты достаточно на него посмотрела, а теперь пойдем отсюда, пока он не довел нас до точки кипения. Она послушно последовала за Альфредом, но периодически оглядывалась назад, надеясь посмотреть на Орэля еще хоть раз. — У вас очень занимательная судьба, фрау Керкленд, — бросил ей вслед Песочный человек. — Обидно, что мне не суждено стать ее свидетелем.***
На улице раздался рев автомобиля, оснащенный звонким мальчишечьим смехом. Вскоре главная городская дорога настолько заполнилась клубами пыли, что несколько ее желтоватых облаков ворвалось в открытую дверь маленького кафе. Женщина, которой на вид было не менее пятидесяти лет, осуждающе цокнула языком и снова отвернулась к замызганной молоком кофемашине. — Проклятые детишки, — заворчала она, сжав пальцами молочник. — Только-только получили права и давай гонять по дорогам, будто ошалевшие, а о прохожих пусть позаботится коронер, — еще немного подумав, женщина заговорила громче. — А вы случаем не собираетесь их оштрафовать за, как вы говорите, неправомерное поведение? Аманда Куинн с трудом отвлеклась от своих мыслей и с изумлением уставилась на владелицу кафе. — Не переживайте, оштрафую, — немного помедлив, заверила она. — Мне достаточно по звуку понять, чья машина только что проехала мимо. Как только я покончу с основным делом, так сразу переключусь на этих ребят. — Ах да-а, ваше основное дело… — женщина повернулась лицом к шерифу Куинн и поставила перед ней стакан, полный черного кофе. — Как, кстати, оно продвигается? Известно что-нибудь о мальчишках? Чета Доннели очень сильно переживает за сына, — добавила она, чуть склонив голову набок. — Ни дня не проходит, чтобы я не видела бедную женщину в слезах. Они боятся, что с их мальчиком случилось что-то… м-м… нехорошее. Он ведь, понимаете ли, никогда надолго не пропадал. Даже за город никогда не выезжал, несмотря на свой возраст. — Закон запрещает мне обсуждать с городскими следственные дела, если только они не являются подозреваемыми или свидетелями. Вы же не хотите стать ни той, ни другой, мисс Кук? — Что вы, нет! — тут же запаниковала женщина, словно ее уже обвинили во всех грехах. — Я никогда лично не общалась с этими двумя. Вы же знаете, шериф, что они поклонники несколько… иных заведений. Куинн покрутила стакан своими длинными пальцами, а затем посмотрела на часы, которые висели прямо над кассой. Без двадцати десять. — Надеюсь, я все правильно сварила, — отметила мисс Кук, с озабоченным видом поглядывая на дымящийся кофе. — Без помощницы мне тяжело дается вся эта новенькая техника. Эти джиггеры, холдеры… голова только пухнет от выдуманных названий! Аманда отпила немного из стакана и постаралась изобразить на лице удовольствие или же что-то схожее с ним. Напиток, получившийся крепкими поварскими руками мисс Кук, мало походил на правильный кофе, но обижать хозяйку кафе своими замечаниями как-то не хотелось. — Ам-м-м… если мне не изменяет память, у вас была раньше какая-то помощница, — с небольшим усилием сглотнув горячий напиток, она старательно сменила тему. Мисс Кук сначала нахмурилась, будто что-то заподозрив, а затем тяжко вздохнула. — Была, да сплыла. То голова болит у нее, то простудилась, то упадок сил, то еще какое-то несчастье. Я бы с радостью взяла к себе двух помощниц вместо одной, чтобы они друг дружке мозги выносили по поводу отгулов, а не мне, да боюсь, что не потяну их финансово. Клиентов у меня мало. Доходы едва ли покрывают расходы, а тут еще и аренда подорожала… — Что ж, сочувствую, — чувствуя себя утомленной безмятежной болтовней, Куинн поднялась со стула и направилась к дверям. — До свидания и хорошего дня. — До свидания, шериф. Удачи в вашем нелегком деле! Ой, вы кофе забыли! — И правда… «Удача мне точно не помешает», — подумала Куинн, зайдя за угол кафе и вылив содержимое стаканчика в кусты. Поразительно, и почему она решила, что тут ей сварят отличный кофе, не хуже ее старого излюбленного места на другой окраине города? Но причина крылась не в тяге к экспериментам. На самом деле ей просто требовалось скоротать немного времени перед тем, как явиться навстречу с Малоуном и его воспитанницами. До этого она полночи боролась с кошмарами, катаясь по кровати, как взволнованный волчок, полночи сидела на кухне и смотрела в окно, за которым не происходило ничего выдающегося, что могло бы скрасить ее напряженный настрой. Ближе к шести часам она не смогла больше терпеть, переоделась в рабочую форму и ушла на улицу, где ее ждала приятная утренняя прохлада. До восьми утра она колесила по городу, раз за разом повторяя вызубренный маршрут и не жалея бензина. И все равно, как бы Куинн ни пыталась убить время, в дверях актового зала она появилась на полтора часа раньше назначенной встречи. В школе работал один-единственный охранник, когда как все учителя находились в отпуске. Пожилой мужчина с обаятельной улыбкой предоставил Аманде ключи от актового зала и даже согласился проводить ее на этаж, как будто она была не в состоянии найти нужную дверь. Глупости, конечно же она смогла бы отыскать актовый зал и без лишней помощи, ведь когда-то она сама выпустилась из этой школы, и если бы ее разбудили посреди ночи и потребовали на словах описать, например, кабинет математики, она бы это сделала, не задумавшись. В актовом зале, разумеется, было ни души. Стулья, сложенные друг на друге, были расставлены у стенки, а сама сцена скрывалась за длинным бархатистым занавесом, на котором красовалась золотистая надпись «С праздником! С Белтейном!». Даже пол еще не подметали с того заветного дня — он весь был усыпан мишурой и липкими конфетти. «Ну-с… подождем», — шериф достала один стул, опустила его ножками вниз и села на него, затем вынула из-под куртки книгу со сказками, взятую из дома Гринов, и открыла ее на случайной странице. Само собой, все эти истории были ей известны: какие-то она слышала от своих друзей и возлюбленных, какие-то в глубоком детстве рассказывал ей отец; но теперь у нее была масса времени в запасе, и она могла вновь перечитать старые сказки, сгореть от восторга при виде знакомых мотивов и прийти в ужас от их наивности, которая довольно плотно граничила со средневековой жестокостью. Забавно, что тогдашние сказки совсем не чурались говорить с детьми о насилии, предательстве и даже смерти. Но больше всего ее поражало то, что Оэн рассказывал эти сказки Шону… Но ладно истории… как же здесь были потрясающие иллюстрации! Вот, например, белокожая девица с чудесной точеной фигурой выбирается из мерцающей, будто алмаз, тюленьей шкурки и сладко потягивается, словно только что пробудившись после долгого и дивного сна. Ее юное тело ласкают лучи заходящего солнца, девушка жмурит глаза и довольно улыбается, возможно, подумав что-то забавное. И вот за высокой скалой, затаившись, прячется юноша — его глаза горят желанием, рот кажется приоткрытым, обнажая красный, как кровь язык. Его взгляд обращен на юную шелки, пальцы ревностно стискивают каменное покрытие, и вся его поза кричит о его постыдном желании выйти из укрытия, подбежать к девице и украсть ее свободу. Вся история о похищении одной волшебной шкурки ради контролирования чужой жизни была пропитана ревностью и желанием овладеть кем-то ради удовлетворения своих низменных потребностей, а слова о любви звучали здесь лишь с привкусом сильной горечи. Интересно, нравилась ли эта сказка Шону? Просил ли он Оэна рассказать ее снова? Мечтал ли он сам когда-нибудь ощутить власть над чьей-то жизнью? Куинн никогда не думала о Шоне в таком ключе. Она всегда старалась относиться к нему также хорошо, как и к его отцу. Даже когда он сильно напивался и начинал хулиганить, она продолжала видеть в нем лишь маленького невинного мальчика, забравшегося на высокую кровать и пугливо смотрящего на нее из-под вороха огненно-рыжих волос. Шериф собиралась уже открыть следующую страницу, как вдруг двери в актовый зал распахнулись и внутрь вошли девочки вместе с преподавателем Хиггинсом. Тот, конечно, выглядел крайне паршиво — волосы были растрепаны, лицо — красное, как мякоть арбуза, и щеки покрывала небрежная темная щетина. Страшно было даже вообразить себе, как отвратительно пахло от этого падшего человека. Сначала вошедшие не заметили в зале постороннего, но когда Куинн встала со стула, все разом застыли там, где стояли, словно их поймали на месте преступления. — Вольно, — на автомате буркнула Аманда и, спрятав книжку во внутренний карман куртки, направилась к труппе. — Вы попросили их привести, вот — я привел, — махнул на своих воспитанниц Малоун. — Какие будут дальнейшие указания? Кстати, дамы, где ваше воспитание? Поздоровайтесь с шерифом! — З…здравствуйте, — несинхронно отозвалась группа из десяти девочек. Шериф Куинн окинула их очень внимательным взглядом. Больше всего ее интересовали их волосы. Она искала среди толпы девочек именно ту, чьи волосы были похожи по цвету и густоте на собранный клочок, который лежал в специальном пакетике для улик. — Я признательна, что вы все пришли на встречу, — объявила она охрипшим от усталости голосом. — Не переживайте, я не отниму у вас много времени. Мне необходимо задать каждой из вас всего парочку вопросов. — Мы что, подозреваемые в убийстве? — раздался в толпе храбрый голосок. — Нет, вы не подозреваемые, — терпеливо возразила Аманда, — но от ваших слов может зависеть судьба одного очень важного дела. — Пс-с! Она про пропажу тех парней говорит, — зашушукались тут же в толпе. Куинн снова постаралась удержать на лице улыбку. «Надо поскорее с этим кончать, — подумала она. — И лучше будет всех их разделить, а то они сейчас мыслят слишком коллективно». — Ладно, не будем терять время. Я опрошу каждую из вас по отдельности, а потом отпущу по домам. Как вам такой расклад? В ответ она услышала крайне неуверенное бормотание и сделала вид, что этот звук означал согласие. Она попросила Малоуна помочь ей перенести пару стульев за кулисы, и когда они вместе оказались на сцене, шепотом спросила у хореографа: — Ты привел всех девочек, как мы договаривались? — Я постарался сделать все, что была в моих силах! — раздраженно прошипел в ответ мужчина. Куинн тут же отшатнулась от него, когда ощутила невыносимый запах перегара. — И знаете ли, это было непросто! Не все родители были в восторге от моего вечернего звонка и странной просьбе одолжить их ребенка на пару часов. — «Одолжить»? — шериф ухмыльнулась, поставив стул напротив другого под светом софита. — Ты к своим ученицам как к бревнам относишься что ли? Малоун что-то тихо пробурчал себе под нос и в спешке удалился со сцены, пока ему в спину не прилетела очередная язвительная шутейка. — Хорошо, девочки! — обратилась шериф Куинн к девичьей труппе, выглянув из-за кулис. — Заходите ко мне по очереди. Ей пришлось немного подождать, прежде чем первая девочка решилась подняться к ней на сцену. Выглядела она настолько подавленной, словно шла прямиком на эшафот. — Молодец, что решилась идти первой, — подбодрила ее шериф. — Пожалуйста, сядь на этот стул и постарайся расслабиться. Я не кусаюсь. Вот так. Как тебя зовут? — Кара Уайт. — Очень приятно, — шериф тут же записала имя себе в блокнот. Затем она внимательно посмотрела на девочку, особенно на ее волосы, которые были короткие и золотистые, как сено. — Скажи мне, пожалуйста, что ты делала в минувшие субботу и воскресенье? Кара хорошенько подумала. — Я… эм-м. Ну, в субботу мы ездили с мамой на пикник, а в воскресенье мы вместе убирались в доме, а потом я сама испекла вишневый пирог. Вечером я гуляла с Эммой и Доной, и мы… — девочка занервничала, стиснув складки своей длинной узорчатой юбки. — Не волнуйся, — снова попыталась успокоить Кару Аманда. — Если ты боишься, что об этом прознает твоя мама, я ничего ей не скажу. Буду нема, как рыба. Кару заметно успокоили эти слова и она со вздохом продолжила: — Ну, мы ходили в поле Кливленда, которое расположено к югу от города, и там… ну… ну мы гадали. — Гадали? — Но ничего серьезного, честно! Мы взяли библиотечные книги, задавали всякие вопросы, открывали случайную страницу и искали там ответ. Куинн понимающе закивала. Гадание… что ж, какая девочка этим не занималась в свои самые лучшие годы? — Так ваше гадание сбылось? Кара покраснела до самых корней волос, а затем как-то невнятно пожала плечами. Видимо, сбылось. — Хорошо, Кара, — Куинн сделала вид, что что-то написала в своем блокноте. — Ты знакома с Роджером Доннели и Шоном Грином? — Эм… нет. Вообще не знакома. Я с такими мальчишками стараюсь даже не общаться, — тут же поморщилась девочка. — Почему же? — Они много пьют и шумят по ночам. Вернее, пили и шумели. Мы с мамой живем рядом с той… пивнушкой, и мы видели как они… ну… нарушают закон. — Понятно. И последний вопрос — кто-нибудь из труппы с ними дружит? Не знаешь таких? Девочка активно покрутила головой. Куинн глубоко вздохнула и снова что-то чиркнула в блокноте. — Хорошо, Кара, ты свободна. Можешь только выйти не через зал, а через черный ход? Будь так любезна. Кара встала со стула и потопала к двери, которая скрывалась за вешалкой с историческими костюмами. Куинн не просто так потребовала девочку выйти через черный ход — таким образом она хотела, чтобы та не растрепала о заданных вопросах. Таким образом был велик шанс, что остальные девочки скажут ей правду или хотя бы не станут синхронно врать. Следующая девочка поднялась на сцену почти сразу же, как только шериф подала голос. Высокая, полненькая и с кожей, прозрачной, как стекло, что аж просвечивались вены. На голове шапка плохо собранных в хвост волос цвета древесной коры, которых изредка разбавляли мелированные пряди. — Имя? — Венди Кавана. — Очень приятно. Что ты делала в минувшие субботу и воскресенье? — Играла в компьютерные игры. Куинн настороженно подняла глаза. — Что, прямо все выходные? — Ну да, а что? — А родители не против такого насыщенного времяпровождения? — Да они рады не видеть меня. Зато под ногами не путаюсь. — Что значит «не путаешься под ногами»? — Это значит, что не лезу в их дела. Они боялись, что из-за каникул я буду их доставать. Я знаю, что вы сейчас сделаете! Устроите мне лекцию о вреде компьютера, да? Типа это плохо — весь день играть в игры! — Ты думаешь, мои нравоучения бесполезны? — Вы все равно ничего нового мне не скажете. — Ну-с… ладно. Ты знакома с Роджером Доннели и Шоном Грином? — Нет, не знакома. Даже не пересекалась с ними на улице. Недавно узнала, что они пропали без вести. Думаете, я их дома прячу? — Нет, не думаю. Последний вопрос, Венди: кто-нибудь из труппы общался или дружил с ними? — Понятия не имею. — Хорошо, ты свободна. Выйдешь через черный ход? — Ага. Боитесь, что я растрезвоню остальным о ваших вопросах? Куинн честно посмотрела в глаза допрашиваемой. — Ты найдешь дверь или мне тебе помочь, Венди? И таким образом прошло полчаса. Никто из девочек не подходил по цвету волос, никто из них не общался с Роджером и Шоном. Куинн готова была от злости швырнуть блокнот. Она верила в то, что эта зацепка приведет ее к положительному результату. Верила, черт возьми! Мистер Магваер не мог же ошибиться в своих показаниях! Последняя девочка зашла за кулисы и, не дожидаясь предложения сесть, плюхнулась на свободный стул. Низкорослая, черноволосая, с выраженными азиатскими чертами лица. На щеке наклеены розовые звездочки, веки украшены блестками, а на ушах покачивались серьги с фигурками котиков. Куинн устало помассировала веки. — Имя…? — Верджиния Ким. — Что ты делала в минувшие субботу и воскресенье? — Ездила с родителями в соседний город, чтобы подать документы в колледж, — с гордостью объявила девушка. — Папа снял нам шикарный номер в отеле и мы все выходные гуляли по городу. — Понятно. Ты случайно не знакома с Роджером Донелли и Шоном Грином? — Нет, не знакома, — покачала головой девочка. А потом, немного подумав, вдруг резко выдала. — Но у мистера Грина мы заказывали балетки для Белтейна. Карандаш застыл в сантиметре от клетчатой бумаги. Куинн затаила дыхание. — Кто заказывал балетки? Вирджиния неуверенно заерзала на стуле. — Ну… мы. Наша труппа. — Это я поняла, — шериф сама не заметила, как тоже начала ерзать. Только в отличие от Вирджинии она чувствовала нетерпение. — А кто конкретно делал заказ? Вы же не всей толпой ходили к нему в мастерскую! — Вы правы, — кивнула девочка. — Заказ делала Лиза… Лиза МакКарти. Куинн лихорадочно полистала блокнот, ища в нем названное имя. В списке опрошенных девочек таковой не нашлось, а ведь Вирджиния была последней, кого Аманда должна была допросить. — Она…хм, она числится в вашей труппе? — Да, числится. Только она с нами не с самого первого дня основания. Она пришла где-то года два назад, наверное. — Понятно, — теперь на место любопытству пришла жгучая злость. Почему, черт подери, Малоун не сообщил ей об еще одной девочке?! Затем она подняла глаза и посмотрела на допрашиваемую. Она заметила, как лицо Вирджинии стремительно залилось краской, а ее маленькие пальцы судорожно стиснули края стула. — Я что… что-то не то сказала, да? — пробормотала она. — Ах, да… остальные об этом же не знали. Лиза никому не говорила. — А тебе, значит, говорила, — заметила шериф. — Нет, но я видела, как она заходила в его мастерскую вместе с той англичанкой. Я не хотела подглядывать, честно-честно! Куинн нахмурилась. — Лиза сегодня не пришла? — Нет, не пришла, — честно ответила Верджиния. — Не знаешь причину? Девочка покачала головой: — Лиза очень добрая и общительная, но в то же время скрытная, когда речь заходит о ней самой. Она не любит говорить о своих внешкольных увлечениях. Мы ничего о ней не знаем кроме того, что у нее всегда полно идей по поводу выступлений. Кстати, это она придумала тот танец для Белтейна, — добавила она с ноткой гордости. Куинн записала имя Лизы в свой блокнот, затем рядом приписала слово «Белтейн» и соединила две надписи жирной стрелкой. — Скажи, пожалуйста, а помимо заказа она еще как-то контактировала с мистером Грином? Девочка задумчиво прикусила нижнюю губу. — После Белтейна мы собрали деньги на обувь. Лиза не говорила нам, где она покупала ее, но я знала… Думаю, она снова встречалась с ним, чтобы передать деньги за работу. — То есть, костюмы вам не школа оплачивала? — осведомилась шериф, попутно написав имя Шона рядом с именем Лизы и Белтейном. — Нет, вы что! — засмеялась Верджиния, хотя в вопросе шерифа вообще не было ничего смешного. — У школы очень скромный бюджет. Его с трудом хватает на декорации, а костюмы обычно шьем мы сами в свободное от учебы время, а что не можем сшить — покупаем на карманные деньги. — Понятно, — Куинн опустила блокнот на колени. — Что ж, ты свободна. Можешь идти к подругам. — Спасибо, мэм. До свидания! Как только последняя девочка из труппы скрылась в дверях запасного выхода, Куинн сошла со сцены и резвым шагом направилась к Малоуну. Хореограф стоял возле плаката старого выступления дошкольников и крутил в руках сильно потертую фляжку. Очевидно, думал — пить или не пить, ведь еще только полдень. — Почему ты не предупредил меня, что труппа пришла не вся? — сердитым голосом поинтересовалась Аманда. Малоун аж вздрогнул и едва не выронил флягу. — Я же сказал вам, что сделал все, что было в моих силах! Я не волшебник и не могу заставить своих учеников появиться здесь по взмаху палочки. Вообще-то у детей сейчас каникулы! — встал в свою защиту хореограф. Это уже была последняя капля. Куинн чувствовала себя ужасно: голова болела от недосыпа, глаза зудели, а на душе было так погано, что хотелось обнять себя за плечи, лечь где-нибудь в уголке и тихо заскулить. И вот, имея в теле такой багаж недомоганий, Аманда не имела ни малейшего желания выслушивать еще какие-то претензии от лица пьянчуги. Она схватила Малоуна за грудки и рывком пригвоздила его к стене. Мужчина закричал и задрыгал беспомощно ногами. Если у него когда-то и имелись какие-то мышцы в теле, то те давно иссушил алкоголь, поэтому он не мог противостоять стражу порядка, который, в отличие от него, всегда старался держать свое тело в форме. — Слушай меня внимательно, господин заслуженный хореограф Рэдкила, — прошипела женщина. — Компромата на твою бездарную работу с девичьим кружком собралось у меня уже выше крыши, и это не считая массы жалоб на твои пьяные выкрутасы, так что если ты не перестанешь играть со мной, я упеку тебя за решетку, где из-за нехватки этанола тебя сразит белая горячка. И когда ты начнешь прыгать по камере, как балерина, крича, что за тобой бегают комки пыли, я буду стоять рядом и наслаждаться этим зрелищем. Малоун выглядел до того испуганным, что у него аж побледнели и задрожали губы. — Вы… вы не посмеете этого сделать… — забормотал он. — Да и вообще вы уже весь город свели с ума этими тупорылыми поимками! Сапожник и парень в панаме уже совершеннолетние мужчины, и они вправе хоть в Антарктиду переехать и жить с пингвинами, не спрашивая вашего разрешения! — Мне доставать наручники, умник? — Да что вам надо-то от меня, Господи?! — зарыдал Малоун от отчаяния. — Хотите, чтобы я в смерти их признался или что? — Мне нужен только адрес Лизы МакКарти. Малоун тут же заткнулся и уставился на Куинн большими заплаканными глазами. На секунду ей даже захотелось пожалеть его. Да, возможно когда-то в молодости он неплохо исполнял риверданс и даже взял под свое крыло девичий кружок, но на этом его грандиозные успехи благополучно закончились. Дальше за светлой дорожкой начиналась долгая и черная, состоящая из беспробудного пьянства, драк и порушенной мебели. — Х-хорошо. Если вам только это нужно, то я с радостью… мне вам продиктовать или написать? Как удобно? Куинн отпустила мужчину и пока тот отдувался, протянула ему свой блокнот. Малоун повиновался ежесекундно, написав всю информацию в блокноте, попутно залив его страницы слезами и потом. — Благодарю, — сухо сказала шериф, вырывая блокнот у него из рук. — И, к слову, ты ошибся: пингвины живут в Антарктике.***
Дом Лизы МакКарти стоял на окраине города, практически на отшибе, где заканчивалась приличная дорога, практически не встречались работающие фонарные столбы и пахло лесом. Этот дом напоминал маленькую покрытую мхом избушку, сколоченную из не полусгнившего дерева, которую окружал настолько редкий забор, что между его досками мог спокойно пройти даже медведь. Пока Куинн приближалась к крыльцу, ее память неспешно подкидывала несколько воспоминаний, которые в свою очередь наводили на определенные размышления. Например, Куинн поняла, что о Лизе ей известно было слишком мало. С большим трудом ей вспоминалась маленькая девочка в сарафанчике, сидящая на скамейке у дома и с упоением читающая какую-то книжку, пока ее бабушка — пухлая особа с седыми косами и одним зрячим глазом — усердно вспахивала землю на заднем дворе и сажала новые семена каких-то цветов и овощей. Ни Лиза, ни ее бабушка никогда не нарушали закон и всегда вели себя тише мыши. Ни тебе слухов, ни скандалов, ничего такого, что могло бы выделить старушку с внучкой среди остальных горожан. И потому Аманда была очень удивлена, когда ее настигло известие о том, что бабушка Лизы умерла, и все ее имущество, включая дом и грядки, перешло во владение несовершеннолетней внучке. Хоть и смутно, но шериф помнила тот странный день, когда она собралась вместе с напарником забрать Лизу из дома и передать ее органам опеки. Приехав к ней домой, они увидели на крыльце девочку с конвертом в руках. — Это вам, мэм, — сказала она, приветливо улыбаясь гостям. Шериф удивилась еще сильнее. Ей показалось странным видеть улыбку на лице девочки, потерявшей недавно единственного родного человека. Когда вот у нее умер отец, Аманде понадобилось больше полугода на то, чтобы прийти в себя и вернуться обратно в работу. Шериф неохотно взяла конверт в руки и попутно посмотрела за спину девочки, ища там какие-либо сумки или чемоданы. В ту минуту ее душу уже терзало неприятное чувство. Что-то подсказывало ей, что никуда они с Лизой не поедут — ни сегодня, ни завтра. Затем она оставила размышления и аккуратно распечатала желтоватый конверт с красной печатью. В том письме писалось, что у Лизы есть еще один родственник, проживающий где-то на севере страны, который готов стать новым опекуном для девочки, но при условии, что Лиза останется жить в Рэдкиле. Также новый опекун обязался приезжать к девочке по несколько раз в месяц и снабжать ее необходимыми денежными средствами, дабы она не чувствовала себя неполноценным членом общества. Далее письмо прерывалось подписью одного из представителей органа опеки. — Странные какие, — сказала тогда шериф, повертев письмом в разные стороны, будто ища в нем какую-то дополнительную информацию. — Сами не приехали, а письмо отправили. Разве так делаются дела? Речь же о ребенке, а не о чемодане. По приезду в офис Куинн надумала связаться с опекой самостоятельно, чтобы выяснить все детали и окончательно убедиться, что ее не надули. Голос, который отвечал на ее вопросы, был пропитан полным равнодушием, словно женщина на другом конце линии очень сильно хотела избавиться от общения с полицейской и заняться более интересными делами. — Да, да. Я рада, что вы так отважно проявляете свой гражданский долг. Грустно, когда ребенок лишается члена семьи, а еще грустнее, когда он при этом становится круглым сиротой. К счастью, последнее — не наш случай. У Лизы уже есть опекун. — Опекун, который живет в сотни милях от нее, — упрямо возразила Аманда. — Он обязался навещать Лизу не менее двух раз в месяц. Так постановил суд. — Какой к черту суд? — опешила Куинн. — Когда вы успели провести его? Бабушка Лизы умерла только вчера! — Я готова выслав копию приказа вам на почту или по факсу. А то, что суд прошел слишком быстро — то это не удивительно. Мы стремимся к тому, чтобы сиротки как можно скорее обрели новый дом. Куинн внимательно изучила присланную по факсу копию постановления. В нем было черным по белому написано ровно то же самое, что ей твердили и по телефону. Под всей этой вакханалией красовалась уверенная подпись верховного судьи. Но даже не условия опекунства больше всего изумляли полицейскую. Куинн не могла поверить в то, что делом об опекунстве одной девочки занимался аж Верховный суд Ирландии. Позже она попыталась связаться с судом по телефону, и, несмотря на то, что это оказалось не самым простым делом (ее постоянно переключали от одного секретаря к другому), в конечном итоге ей удалось побеседовать с компетентным по теме усыновления человеком. Тот полностью подтвердил все, что было известно Аманде раннее. После прогулки по различным инстанциям, она уже сомневалась в собственной правоте, ведь не могло же ее обманывать столько людей! Может, так было и правильно? Времена меняются, законы устаревают и их заменяют новые, соответствующие трендам общества. Шериф не имела права вмешиваться в судьбу чужого ребенка, особенно если он выглядел вполне счастливым в своих новых условиях. После смерти бабушки Лиза продолжала вести очень тихий и незаметный образ жизни. Настолько тихий, что если бы она внезапно собрала вещи и ушла из дому, то ее бы хватились не сразу, а может даже и никогда. Единственная активность, которую она проявила за все годы своего существования, включала в себя посещение школы и творческого кружка. Если же она где-то и работала, то Куинн об этом ничего не было известно. Интерес к Лизе в скором времени иссяк. Аманда Куинн даже не заметила того, как история одной маленькой сиротки напрочь вычеркнулась из памяти, будто ее никогда и не существовало. Поднявшись на ветхое крыльцо, полицейская решительно постучалась в дверь. Дом выглядел настолько покинутым, словно в нем уже не жили много лет. Не удивительно, что никто шерифу дверь так и не открыл. Для верности женщина постучала еще раз, а сама засунула руку в карман и достала оттуда пакетик с медными волосами. «Какого же цвета были волосы у Лизы…? Черт. Не помню!». Закон, разумеется, запрещал полицейскому попадать в чужое жилище без разрешения хозяина или без владения ордера, но Куинн не желала тратить лишние сутки на то, чтобы прокурор выписал ей заветную бумажку, поэтому она сошла с крыльца, прошла к задней части дома и дернула за ручку второй двери, которая, судя по запаху сырости, вела прямиком к теплице. Дверь — разумеется — тоже была заперта. Куинн внимательно посмотрела по сторонам. У дверного порога была аккуратно вымощена цветным камнем тропинка, которая вела прямиком к нескольким грядкам. К слову, сами грядки выглядели намного ухоженнее дома, даже почва их казалась какой-то влажной, словно их недавно поливали. Может, дома кто-то все же обитал? Не могли же грядки поливать сами себя! Не придумав более адекватного плана, Аманда решила воспользоваться старым дедовским методом: она достала из нагрудного кармана носовой платок, обернула им подобранный на земле камень и стукнула им по окну в двери. Окно тут же треснуло, издав негромкий скрежет. Шериф выдавила самый крупный из осколков, просунула руку вовнутрь и отыскала внизу железную задвижку. После всех этих манипуляций дверь со скрипом отворилась. Теплица была небольшой, но, несмотря на скромные габариты, ей удавалось вместить в себя несколько длинных столов, заполненных до краев горшками разной глубины и высоты, из которых торчали толстые зеленые стебли. В них росли и овощи, и какие-то ягоды, и даже цветы, многие из которых выглядели слишком экзотично для ирландских краев. Глядя на джунгли, которые толстым покрывалом ложились на стены и потолок теплицы, Аманда ощутила восхищение и возможно небольшую капельку зависти — ведь чтобы вырастить такое, требовалось не мало сил, терпения и таланта. И, судя по всему, в этом плане Лиза словила джекпот. Помимо глиняных горшков на столах лежали инструменты для ухода за растениями, большие банки с удобрениями и пакеты с семенами. На краю одной столешницы был прилеплен засаленный лист с одним неровным краем, словно его вырвали из книги. На листе изумрудными чернилами очень аккуратно был написан следующий рецепт: — 50 грамм тимьяна — растолочь в ступке до консистенции порошка и добавить в котел с водой; — поставить котел на маленький огонь, не перемешивать; — веточку цветущей сирени (желательно наличие шести лепестков в бутонах, но пять тоже подойдет) добавить в чуть подогретый отвар; — добавить три стебля одуванчика и тщательно размешать полученный отвар по часовой стрелке; — кинуть в котел четыре куска коричневого сахара; — добавить ложку крапивного сока; — довести отвар до кипения. «Это что, рецепт какого-то сиропа?» — подумала Аманда, нахмурившись. Она и не знала, что хозяйка дома обладала познаниями в традиционной медицине. Талантливая девица была талантлива во всем. Положив рецепт на место, шериф решительно двинулась ко второй двери, которая вела в жилые комнаты дома. Дом был всего лишь одноэтажным, и это немного облегчало поиски. Куинн сразу вышла в коридор, который разветвлялся на несколько комнат. В воздухе витал запах сырости и… бесконечного одиночества. В коридоре был строгий порядок — вся мебель стояла вровень, не имела никаких ярких украшений, цвета стен, штор и пола выглядели тусклыми, сдержанными, не готовыми поведать гостю о себе ничего интересного и важного. Однако все же даже в этом царстве унылости имелось одно маленькое пятно, за который невольно цеплялся скучающий взгляд. На невысокой ореховой тумбе стояла рамка с фотографией, у которой лежали засушенные бутоны цветов: одуванчиков, ромашек, маков. Смотрелось это странно и немного жутко, будто фотография являлась своеобразным могильным камнем. На самой же фотографии была запечатлена пожилая женщина с распущенными седыми волосами, в которых утопали ее крупная грудь и полные плечи. Женщина хоть и выглядела строгой, но это была правильная строгость, за которой обычно скрывались любовь и переживание. Видимо, такой и была бабушка Лизы МакКарти. К сожалению, Куинн ее совсем не знала. Она даже не могла вспомнить, где находилась ее могила и когда проходили похороны, а это уже было слишком странно. Если в Рэдкиле кто-то и умирал, о смерти и похоронах знал каждый житель. «Но наверняка этому есть какое-то объяснение, — заспорила она сама с собой. — Может, похороны были закрытыми, поэтому о них никто и не слышал». В меру удовлетворившись таким объяснением, женщина оставила фотографию в покое и открыла первую попавшуюся дверь, которая, к ее большой радости, вела сразу в девичью спальню. Комната Лизы выглядела полной противоположностью унылому коридору. Ее украшали голубые обои с большими переливающими звездочками, а на белоснежном потолке висела лампа с причудливыми вензелями. В углу стояла узкая одноместная кровать, укрытая лазурным покрывалом, сшитым из козьей шерсти, на которой, слегка понурив голову сидело несколько плюшевых игрушек. На другом углу стоял небольшой ширины школьный стол с простеньким компьютером, принтером и настольной лампой с абажуром. Рядом со столом размещались манекен и старой модели швейная машинка, на которой ровным рядочком лежали образцы тканей, а вместе с ними корзинка с нитками. В другом углу, светясь в лучах подкравшегося к окну солнца, стоял узкий шкафчик, сплошь расписанный акриловой краской. Огромный алый цветок растекался своими лепестками по темному старому дереву, будто раскаленная лава, а на его заднем фоне тонкими змеями извивались зеленые лианы. С трудом оторвав восхищенный взор от картины, Куинн отворила дверцу шкафа и к своей печали обнаружила внутри пустые полки и одиноко покачивающиеся вешалки. Разочарованно вздохнув, она отдалилась от шкафа. В душе бурлило непонимание. «Успокойся, возьми себя в руки. Надо хорошенько подумать, — Аманда с усердием потерла виски, пока те не заныли. — Не могла же девчонка покинуть свой дом насовсем! А как же растения в конце концов?». И действительно — судя по большой теплице, девушка слишком сильно любила свой сад. Грядки во дворе так и вовсе выглядели влажными, словно их тщательно и ежедневно обрабатывали. Значит ли это, что Лиза покинула дом на время? Может, она ушла в магазин или в лес по грибы? Куинн присела за рабочий стол и на секунду представила себя Лизой. Странной тихой девочкой, вокруг которой никогда не вились сплетни. Чем она могла привлечь Шона и Роджера? И могла ли она послужить причиной их исчезновения? Вопросов становилось все больше, а ответы так и остались плыть в тумане. Куинн чуть тряхнула головой и включила компьютер. Техника Лизы была старой, вероятно, перекупленной, ибо включалась она так медленно и с таким шумом, словно в ней заводилась по меньшей мере турбина самолета. Когда на ярко-голубом экране высветилось окно с требованием ввести пароль, Аманда тихо ругнулась и, бросив затею с компьютером, перешла за осмотр боковых полок, примкнутых к рабочему столу. Ничего другого все равно сделать она не могла, так как хакерскими навыками, в отличие от Брэди, который явно с компьютерами был на «ты», не владела. Сначала она открыла верхнюю полку и обнаружила там стопку бумаг, спрятанных в розовой папке, и тонкий блокнот, украшенного блестящими наклейками. Бумаги оказались счетами за дом и старыми магазинными чеками, а блокнот же почти полностью был заполнен странными — действительно странными — рисунками. Хотя даже рисунком эти почеркушки назвать было бы слишком сложно. Нет, скорее, это был сплошной набор слов на каком-то не то древнем, не то выдуманном языке. По крайней мере, так подумала Куинн, так как ни одна из выцарапанных карандашом букв не показалась ей знакомой. Следом она открыла вторую полку и достала оттуда желтый конверт со сломанной красной печатью, из которого торчало несколько помятых писем. Вынув одно из них, шериф его прочитала, и вдруг у нее похолодели кончики пальцев. Текст в письме был неполный, некоторые слова были зачеркнуты и заменены другими, а где-то изящный почерк резко менялся, становясь детским и очень небрежным. Но не помарки сильнее всего удивили и смутили Аманду, а само содержание этого письма. Ведь это было ровно такое же письмо, которое она получила несколько лет назад, когда собиралась забрать сиротку из дома. Внизу среди множества помарок даже виднелась подпись начальства из органов опеки, которую окружало несколько слегка размазанных синих печатей. Внезапно раздался скрежет. Выронив конверт с письмами, Куинн вскочила со стула и с испугом начала озираться по сторонам. Неужели Лиза вернулась домой? Но нет, звук шел не из коридора, а из-за спины, и источником звука оказался включившийся вместе с компьютером принтер. Лампочка на его плоской серой морде учащенно замигала красным цветом, явно сообщая о какой-то технической ошибке. Аманда подошла к принтеру и нажала на мигающую кнопку. Принтер немного пошумел и вдруг замолк, а кнопка продолжила свое неистовое мигание. Тогда шериф взяла из розовой папки один лист со счетами за электричество и, перевернув его чистой стороной вверх, положила в специальную емкость для бумаги, а затем снова нажала на мигающую круглую кнопку. С громким скрежетом принтер втянул в себя бумагу и мгновение спустя выплюнул ее наружу. Женщина взяла лист в руки и пробежалась лихорадочным взором по распечатанному тексту. Увы, но информация пропечаталась не полностью, так как, по всей видимости, в принтере заканчивались чернила, но и ее щепотки хватило сполна для того, чтобы сделать невероятные выводы. — Это что… билеты на самолет?! Когда она поняла, на чье имя были выписаны эти билеты, ее душу охватил целый вихрь чувств. Сначала она обрадовалась, прочитав в колонке знакомую фамилию и инициалы, но затем радость сменилась полным недоумением. Так, что же получается… Шон улетел куда-то на самолете? Но… но зачем? Да и как… с его-то ранами? А Роджер… неужели Роджер полетел за ним следом?! На всякий случай Куинн еще раз снабдила принтер бумагой и нажала на кнопку печати, надеясь на то, что машина забудет о пустом картридже с краской и послушно выплюнет из своего чрева полноценный билет, но — увы — принтер больше ей ничего не напечатал. «Выбора нет — мне необходимо забрать ее компьютер на проверку», — подумала она, наклонившись и выдернув из розетки несколько проводков, которые были присоединены к системному блоку и монитору. Затем она сгребла в охапку рассыпавшиеся по полу письма, сложила их обратно в конверт и спрятала подмышкой, ибо их тоже следовало бы проверить. Не могла же одна маленькая девочка одурачить всю страну, разослав чиновникам липовые письма! Может, опекуна она тоже выдумала? На всякий случай Аманда решила еще раз тщательно осмотреть стол, дабы убедиться в том, что она больше ничего не упустила. Однако стоило ей просунуть руку в самую нижнюю полку, она вдруг почувствовала жар на своей ладони. Похожее ощущение она испытывала лишь когда тушила горящие волосы Шона, и, к сожалению, с того дня на ее руке осталось неприятное воспоминание в виде розового ожога. Инстинктивно отпрянув от шкафчика, Куинн заметила, что следом за ее рукой из квадратной деревянной пасти потянулось облако дыма. В комнате запахло костром. Дым очень быстро сгустился: он уже стал плотным и едким, от него заслезились глаза и неприятно защекотало в ноздрях. Затем раздался хлопок, и пол возле стола объяло желтым огнем. Дрожа от возбуждения и сильного страха надышаться гарью, Куинн стянула с себя кожаную куртку и накинула ее на стремительно растущее пламя, случайно рассыпав по полу собранные письма-улики. Но, похоже, тушение не спасало, а лишь наоборот — только помогало распространению пламени по комнате. Оно перестало расти ввысь, но вместо этого растеклось по полу, словно вода. Отчаявшись, шериф кинула куртку в объятия пламени и кинулась спасать рассыпавшиеся по полу улики, но те вылетали из ее почерневших и мокрых пальцев, будто проворные осенние листья. — Проклятье! — в сердцах выкрикнула женщина. Впервые в жизни она чувствовала себя такой размазней, не способной мыслить и действовать хладнокровно в сложной ситуации. В итоге плюнув и на письма, она схватилась за блок питания, рывком выдернула его из плена проводков, крепко обняла и, кое-как минуя проворные язычки пламени, ринулась в коридор, пока тот окончательно не исчез за завесой едкого смога. Позади раздавалась череда мощных, как гром, взрывов, словно спальня была сплошь напичкана бочками с порохом. Последнее, что почувствовала шериф Куинн прежде чем оказаться в коридоре — невыносимую, почти парализующую боль, жадно растекающуюся по спине. Дальнейшие ее воспоминания затонули в тумане забвения.***
Мэри устремила сонный взгляд в темноту. Ей пришлось потратить немало времени на то, чтобы почувствовать себя в безопасности и утихомирить трусливо бьющееся сердце. Тени минувшего кошмара неохотно отступали по углам комнаты, явив на свет луны знакомые очертания родной спальни. Под боком, сложив руки под голову, крепко спал Альфред. Он выглядел таким умиротворенным, словно и не слышал того, как она, захлебываясь, кричала во сне. Или… это тоже ей привиделось? Может, ей также привиделся их секс? Хотя нет, его-то она помнила слишком хорошо, ибо никогда еще у них не было настолько причудливой интимной связи. На сей раз Альфред вел себя решительно и страстно, чего обычно он делал крайне редко в силу своего характера. А вот Мэри… Честно говоря, ей было совсем не до любовных утех. Даже когда Альфред сжимал ее бедра, проникал в нее и бессознательно шептал ее имя, будто находясь в пьяном бреду, она все равно не слышала его, не чувствовала его и продолжала думать о подвале, о Песочном человеке и о том, что могли значить его последние слова, которые неустанно звучали в ее голове, подобно бою колоколов накануне неизбежной смерти. После того, как все закончилось, Альфред обессиленно упал на подушки, и на его лице появилась усталая улыбка. — Надеюсь, тебе понравилось, — прошептал он. — Я копил эту страсть к твоему приезду. — Мне очень понравилось, — уверенно соврала ему Мэри, так как знала, что если бы она сказала ему правду, то обидела бы его. К тому же, он бы все равно ее не понял. Сна не было ни в одном глазу. Накинув на плечи халат, Мэри вышла в гостиную и, включив светильник, подошла к ближайшему зеркалу. В отражении на нее смотрела очень миловидная девушка с длинными золотистыми волосами и красными, как кровь, губами, которые растягивались в улыбке. Однако, когда она прекращала улыбаться, ее лицо становилось суровым и беспристрастным, а глаза пустыми, как у Статуи Свободы с островов Эллис. Еще одно нежеланное наследие отца, от которого невозможно было избавиться, не причинив себе увечье. Может, господин Орэль увидел ее серьезное лицо и ошибочно решил, что раз она родилась с такой холодной внешностью, то это значит, что у нее и вовсе нет ни сердца, ни души? Да, такая версия была весьма приятна. Но сомнения все равно не отступали. А вдруг Орэль не ошибся, а Альфред оказался прав в своих дурацких догадках, связанных с колдовством? Вдруг в Ирландии с ней действительно приключилось что-то, чего она просто не помнит…? Мэри упорно наклонилась вперед и очень внимательно посмотрела на свои широко распахнутые глаза. Она ожидала увидеть в них хоть что-то необычное, что могло бы пробудить в ней тревогу. Но… это были всего лишь глаза без единой капли изъяна. — Как я и говорила, — прошептала она отражению. — Со мной все хорошо. Я в порядке. И постаралась улыбнуться снова.