***
Остановившись у запустелого дома с чёрными окнами, Шон взволнованно задержал дыхание. Казалось бы — его не было здесь всего неделю или даже чуть больше, однако ощущения от прибытия домой были такие, словно он отсутствовал годами. Державшая его за шею Мэри Кёркленд с лёгким замешательством посмотрела сначала на старое деревянное крыльцо, заросшее высокой травой, а затем также неуверенно на бледный профиль своего спутника. — Раз уж мы пришли, — заключила она, подавляя в себе вспыхнувшую неловкость, — ты можешь отпустить меня. — Ой, да, разумеется. Всю дорогу Шон нёс её на руках и был до чёртиков этому горд. А как же, ведь это природой было в нём заложено — помогать в беде слабой и хрупкой леди! Только вот сама леди такую рыцарскую порывистость категорически не разделяла и была счастлива от того, что, выбравшись из портала, они оказались неподалёку от дома Шона и им не было нужды тратить ещё несколько часов на блуждание по лесам, да по полям. Пока Мэри разминалась, балансируя на покалеченных ногах, Шон поднялся по скрипучей лестнице и с досадой посмотрел на входную дверь, которая выглядела так, словно держала оборону против взбесившегося медоеда. — Совсем забыл, что она сломана, — прошептал он и легонько толкнул её рукой. Дверь жалобно скрипнула и тут же вместо того, чтобы сдвинуться с места, накренилась вниз, едва удержавшись на одной-единственной петле. Мэри поёжилась и усиленно обтёрла покрытые гусиной кожей плечи. Вечер на окраине Рэдкила был в несколько раз прохладней обычных мягких вечеров Нью-Йорка. Запахи мокрого железа и дорожной пыли сменились ароматами свежей травы, коровьего навоза и цветущих яблонь. И всё же такой аромат не казался ей неприятным. Скорее, непривычным, но всё же способным подарить буйной душе какое-никакое умиротворение. «Но ведь лес за Завесой пах практически также, — подумала внезапно она, а потом сама на себя разозлилась. Ей ведь не хотелось больше вспоминать былое приключение, уж слишком утомительным и жутковатым оно для неё было. — Но там я чувствовала там сплошную тревогу. А здесь же… здесь всё иначе…» — Ой, ещё один момент! Я должен проверить, нет ли никого там внутри, — воскликнул сапожник, стоило его гостье опомниться и шагнуть следом за ним на крыльцо. — Минуточку подожди здесь! Никуда не уходи! Как только он скрылся в тенях дома, Мэри опустила взгляд на свои босые ноги, заметно почерневшие из-за земли и немного опухшие от нанесённых острыми ветвями и камнями ран. Ей уже плевать было на опасности. От усталости и переизбытка эмоций у неё ужасно изнывало тело, а в голове как будто ритмично стучали тяжёлые молотки. Всё, что сейчас хотела Мэри Кёркленд — это принять душ и нырнуть в тёплую сухую постель. И не важно, кому эта постель будет принадлежать — лесному гоблину, самому Шону или даже старику Магвайеру! Главное поскорее завершить этот мучительно долгий и сложный день, оставить его позади. Вскоре Шон появился прямо перед ней, и на его губах заиграла победоносная улыбка. — Ну, всё, проверил! Можешь заходить. Э-э… — чуть замешкавшись, он попытался красиво поклониться. — Где же мои манеры? Добро пожаловать ко мне домой! Не удостоив его ответным поклоном, Мэри зашла в тёмный и узкий коридор. Её стопы приятно загудели, ощутив под собой мягкие ворсинки домашнего ковра. Она никогда не была в доме у Шона. Не сказать, что она сильно жалела о такой несомненно огромной упущенной возможности, и всё же ей немножечко не терпелось поглазеть на место естественного обитания того человека, с которым теперь её (как там говорила Королева Фей?) объединяла нить судьбы. Однако внутри дома её ожидал достаточно скромный и скудный интерьер, лишённый какой-то выдающейся индивидуальности, которая могла бы в полной мере поведать ей о внутреннем мире Шона Грина. В прихожей её встретили одинокая тумбочка, украшенная доисторическими вензелями (очевидно, оставленная в наследство от дальнего родственника), маленькое зеркало, обрамлённое деревянной резьбой (тоже что-то старческое), несколько крючков, заполненных куртками (которых, видимо, также сменило не одно поколение), корзина для зонтов (пустая) и, само собой разумеется, однотонный тёмно-бежевый ковёр с очень коротким, но мягким ворсом. Ни тебе декоративных статуэток, ни цветастых висюлек, ни других маленьких вещей, которые бы рассказали о хозяине дома хоть что-то интересное и важное. Разочарованно вздохнув (и откуда вообще взялось в ней это разочарование?), Мэри опустила свои туфли рядом с корзинкой для зонтов. — Ты ожидал кого-то здесь встретить? — поинтересовалась она. И вдруг в её животе похолодело, стоило ей на миг подумать о супруге в накрученных бигудях и цветастом халате, которая могла в любой момент выйти к ним навстречу, рассерженно постукивая скалкой по ладони. «Ну и где же ты пропадал, муженёк?» — громогласно обратилась бы она к обомлевшему Шону, готовясь вот-вот сорваться с места и наградить его праведными ударами. К счастью, очень быстро эта фантазия сошла на нет. Прикинув возраст Шона, его поведение и заметив отсутствие кольца на пальце, Мэри уверенно отсекла вероятность наличия у него пассии. «Да даже если она у него и имеется, — добавила она в конце, — с какой стати меня это вообще должно волновать?» «Ошибаешься. Должно и ещё как! — тут же возразил внутренний голос. — Несвободный человек не имеет право бегать по пятам за другой девушкой. И на самом деле в глубине души тебя это волнует, иначе бы ты не стояла сейчас, застывшая, как истукан». — На самом деле, да, ожидал, — не замечая странного поведения Мэри, Шон повесил пиджак на один из менее занятых крючков, после чего попытался запереть сломанную дверь. — Я боялся, что шериф Куинн здесь обретается в моё отсутствие. — Шериф Куинн… — Мэри непонимающе захлопала глазами. Ладно, пожалуй, такого ответа она не ожидала. — С тобой в одном доме живёт полицейская? — а потом голову сразила очевидная догадка. — Она твоя мать? Сестра? Тётка? — Боже упаси! — рассмеялся парень. — Нет-нет. Честно говоря, она мне вообще никто… да закройся ты уже! — он в третий раз навалился плечом на дверь и та, наконец проявив милосердие, соединилась с проёмом. — Но это не мешает ей постоянно докучать мне. Не знаю даже, чем я так ей приглянулся. Может, она тайно влюблена в меня? Прищурившись, Шон искоса посмотрел на Мэри, вероятно, надеясь вызвать в девушке укол ревности. Но англичанка лишь хмыкнула на его заявление. Тогда он угрюмо продолжил: — И, отвечая на твой вопрос — нет, она не живёт вместе со мной. Просто расстались мы с ней при весьма неприятных обстоятельствах. Видишь ли, вместе с волшебными способностями я приобрёл также и… некоторые слабости. — Табу Лепрекона, — быстро отчеканила Мэри. — Дай-ка угадаю: в список твоих слабостей входят серебро, чугунные предметы и, вероятно, майское дерево? — Да… — Шон искренне удивился проницательности своей гостьи. — А ты откуда…? — Ты же сам мне рассказывал когда-то о сидах, забыл? — также быстро ответила Кёркленд. — К тому же, я видела, как ты отреагировал на майскую веточку, которую я достала из своей сумки. Мне, знаешь ли, совсем не сложно было сложить два и два. — Ах, вот оно что! Да, так и есть, ты права. Все эти предметы ранят меня, причём довольно… э-э… сильно. Перед тем, как я уехал из Рэдкила, я случайно попал под влияние майской ветви и моё лицо загорелось прямо на глазах у шерифа, — Шон изобразил рукой трепещущие на ветру языки пламени. — Должно быть, это зрелище очень сильно напугало мисс Куинн. Я потом узнал, что она выбивала у мэра вертолёт, чтобы тот отвёз меня в Лимерик на операцию по пересадке кожи. — Да ладно! — Ага-а. Но, пока она ругалась с мэром, я успел сбежать из больницы, а потом вообще покинуть город. Представляю, какая вакханалия там поднялась в моё отсутствие… Ну, да ладно, — Шон неловко похлопал себя по бокам, — давай, я покажу тебе, как у меня тут всё устроено. Тут… э-э… немного грязновато. Чуть-чуть совсем. Ну, сама понимаешь, я уезжал впопыхах, так что времени на уборку не было. «Мне бы помыться скорее», — в очередной раз подумала Мэри и неловко зашагала следом за Шоном в глубины затемнённого коридора. — Вот это гостиная. Немного пыльно тут, да. Но я всё приберу! — Шон продемонстрировал скромный закуток с диваном, столиком для приёма пищи, а также двумя книжными шкафами, одним стареньким объёмным телевизором и кирпичным камином, который не разжигали уже много лет. — Далее кухня, — метнулся указательный палец в приоткрытую дверь, выкрашенную в белую краску. — В той стороне чулан, лестница, а также небольшая комната с туалетом и раковиной для умывания, — палец повернулся на другой арочный проход, у которого наличие двери даже не подразумевалось. — Ванная и второй туалет наверху. Там же спальни. — Пошли наверх, — думая исключительно о горячей ванной, заявила Мэри. Шон бежал впереди неё, незаметно подбирая с полу своё разбросанное бельё и застенчиво пряча его за спиной. Но Мэри, казалось, совершенно не был интересен мальчиковый бардак. Заметив несколько чёрно-белых фотографий в рамке, висевших над ступенями, она остановилась посреди лестницы. — Это твой отец? — ткнула она пальцем на одну из фотографий, на которой был изображён молодой мужчина, сильно похожий на Шона, только более крупный и широкоплечий. — Что? А, да, — с толикой равнодушия бросил Шон. Меньше всего сейчас ему хотелось задумываться о своём отце. Пока Мэри любовалась крупицами его прошлого, такого маленького и призрачного, точно утренняя дымка, Шон быстро юркнул в ванную и, окинув растерянным взором не самое чистое убранство, кинулся впопыхах отмывать раковину от засохшего жёлтого налёта. Ему страшно было представить, как сильно бы позеленело лицо леди, увидь она такую ужасную, неряшливую ванную. Уж она-то наверняка привыкла к богатым гостиницам с идеально выбеленными уборными, пахнущими хлоркой. «И, небось, джакузи ей подавай», — сварливо подумал он про себя, на секунду испытав… нет, даже не к самой Мэри, а к миру, к которому она принадлежала, крупицу отвращения. Ибо он, даже будучи в личине Лепрекона, оставался необычайно далёк от этого мира, как когда-то был далёк от Завесы с Королевой Фей. Но потом эта крупица развеялась и разумом снова овладела железная решимость. «Личина Лепрекона… ну конечно же!» Обрадовавшись, Шон призвал в ход магию, которая в виде оживших ёршика и мочалки принялась остервенело надраивать вместо него старый фарфор. — Слушай-ка, — Шон выскочил в коридор, где чуть было не сбил удивлённую Мэри с ног. — Можно тебя попросить пока что побыть здесь? Там сейчас генеральная уборка ведётся. — Генеральная уборка? — нахмурилась Кёркленд. — Только не говори, что ты надумал… — Колдовать? Ещё как! — не без гордости выпалил юноша. Мэри тут же отпихнулся в сторону Шона и заглянула в ванную комнату. Увидев скользящую по намыленной ванночке жёлтую мочалку, англичанка ощутила, как постепенно что-то, похожее на душу, скатилось к её босым пяткам. Потихоньку отошедший от шока разум мигом натолкнул её на мысли о «супер-радаре», который сейчас должен был лежать в шкафчике в её офисном кабинете. Она спросила себя: а что, если Альфред догадается вскрыть этот шкафчик и воспользоваться компасом в качестве поисковика? Он же будет искать, не правда ли? Будет искать её и Шона. И если магическая стрелка снова укажет на Ирландию… «Он не должен знать, где ты находишься, иначе ваша миссия обернётся крахом», — в отместку прозвучал в ней строгий голос Королевы Фей. — Быстро прекращай колдовать! — опомнившись, закричала не своим голосом Мэри. — Почему это?! — Потому что… — девушка вздрогнула. Говорить правду она не собиралась, как бы при этом сильно на этом не настаивала ведьма за Завесой. — Потому что ты… ещё не оправился. — В смысле «не оправился»? Да нет, я чувствую себя вполне отдохнувшим, — не купился на её вялый аргумент парень. — Но спасибо, что переживаешь за меня. Это очень мило, — добавил он, одарив девушку благодарной улыбкой. Мэри фыркнула. Нет уж, так просто отступать она не собиралась. — Я серьёзно! Ты уже не помнишь, что говорила Королева Фей про твою тёмную сущность? А вдруг ты снова станешь сам не свой, как это случилось на Форуме? Такой довод заставил Шона оторопеть и даже серьёзно призадуматься. Превращаться обратно в ничего не помнящее чудовище совершенно точно не входило в его планы. В идеале он вообще не собирался ближайшее время вспоминать о Тени, ибо без того хватало забот. — Но… — он хотел бы оправдаться, но не понимал как. Аргументы Мэри звучали достаточно разумно, поэтому очень быстро юноша потерпел поражение. — Да… Наверное, ты права. — Разумеется, я права! — схватив летающий по воздуху ёршик, Мэри пихнула его в квадратную подставку с водой. — А теперь мне нужно принять ванную, поэтому не мог бы ты… — она жестом указала ирландцу на дверь. — Но я ещё её не дочистил! Ты же не будешь купаться в этом… Мэри удивлённо уставилась на Шона и подпёрла руками бока. — Не переживай, — наконец заявила она. — Я не упаду в обморок при виде паутины. — Точно не упадёшь? Ощутив на себе свирепый взгляд, Шон благополучно стушевался. — Ладно, как скажешь, — он заторопился к выходу. Но, вспомнив о чём-то в последний момент, вдруг остановился и оглянулся. — Мне поискать для тебя сменную одежду или ты… — его глаза скользнули по облегающему красному платью, за тонкой блестящей тканью которой проступала аккуратная женская грудь. — Останешься в этой… в этом… Мэри поспешила от него отвернуться. — Ну, если у тебя есть лишний комплект женского белья, то… — К-конечно, есть, — ответил ей покрасневший до самых кончиков острых ушей Шон. — Здесь, между прочим, раньше жили женщины, — он слабо ухмыльнулся. — Поэтому я что-нибудь, да придумаю. И… и комнату тебе подготовлю для ночлега. Сказав о своих намерениях, он быстро юркнул в коридор. Однако стоило ему закрыть за собой дверь, как Мэри тут же окликнула его. — Да? — лелея какую-то глупую надежду, что змеёй свернулась вокруг бьющегося барабаном сердца, Шон снова заглянул внутрь. — Впредь постарайся не злоупотреблять своим… даром. Прошу тебя. Возможно, то была лишь иллюзия, но Шону показалось, словно они оба вздохнули с одинаковым разочарованием. — Ой… да, — промямлил он раздосадовано. — Да, конечно. Как только дверь за ним затворилась, Мэри расслабила плечи. После того, что с ними приключилось за Завесой, она теперь постоянно ощущала себя слишком напряжённой в компании Шона. Нет, ей несомненно нравилось его общество, но в их общении, в их взглядах ощущалось что-то большее, чем просто симпатия. Не желая сильно углубляться в эту мрачную тему, от которой становилось лишь невыносимее, она резко сняла с плеча драгоценную сумочку и широко раскрыла её. Когда же её взгляд застыл на смартфоне, который валялся рядом с маленьким кошельком и ключами, сердце девушки пропустило болезненный удар. — Твою мать, — прошипела она и вытащила телефон со дна сумки. О «супер-радаре» Альфреда она вспомнила во мгновение ока, а о такой банальной вещи, как отслеживание абонента через рабочую сим-карту вообще не подумала. «Не удивительно, что отец перестал тобой интересоваться, — жёстко осудила она саму себя. — Кому было бы интересно возиться с такой глупой курицей как ты?» Дрожащими от волнения руками она изъяла из телефона маленькую пластмассовую щепку и разрезала её маникюрными ножницами, найденными в шкафчике над раковиной. А потом, для верности, отделила телефон от плоской чёрной батареи. Вот и всё, теперь оставалось лишь уповать на то, что Альфред ещё не успел начать тщательные поиски Мэри и Шона. «В любом случае, скоро мы это узнаем», — подумала она и выкинула кусочки сим-карты в унитаз. Шон решил не терять время даром. Для начала он забрался на чердак дома, где были сложены вещи, принадлежавшие семейству Грин, и начал тщательно перебирать коробки, на которых лежали крупные слои пыли. В своей фамильной сокровищнице, которую он так и не решился выбросить даже спустя годы, Шон обнаружил множество отцовской одежды, старую немецкую швейную машинку, стопку помятых и выцветших из-за времени плакатов музыкальных групп и даже голубой знак «BUS», история возникновения которого в личной коллекции Оэна оставалось для младшего Грина большой загадкой. Вскоре удача таки повернулась к нему нужным местом: в десятой по счёту коробке, на которой давно уже были стёрты все опознавательные знаки, он обнаружил стопку женских вещей — несколько платьев, рубашек, коротких шортиков и даже комплект нижнего белья. После минутного изучения далеко немаленького лифчика Шон быстро убрал его обратно на дно коробки и постарался забыть о его существовании на веки-вечные. Предлагать леди интимные вещи давно усопшего человека он бы всё равно никогда не решился. А вот белая ночнушка с цветочными узором вполне могла подойти в качестве спального костюма. Порадовавшись своей находке, Шон метнулся обратно в коридор. Правда, пока он спускался вниз по узкой разложенной лестнице, прижимая к груди найденный спальный костюм, его голову не раз и не два посетило сомнение — а подойдёт ли ночнушка его леди? Выглядела она, если так подумать, не очень-то эстетично: чрезмерно просторная, с аляповатыми рисунком по всей ткани, да ещё и розовый бант вместо обыкновенного воротника красовался в области груди. — Она будет смотреться в ней, как мешок с картошкой, — наконец заявил сам себе Шон. А потом, невольно сломленный горячей страстью, дрожащим голосом добавил. — Как самый… самый красивый в мире мешочек с картошкой. «У неё уже есть мужчина, болван ты несчастный, — снова невовремя постучалась со дна разума вредная совесть. — Но мысли о мешке всё же верные. Ты уверен, что эта сорочка ей понравится?» Шон внимательно посмотрел на найденное бельё, затем осторожно понюхал его и поморщился, ощутив на ткани запах порошка и чего-то ещё застарелого, чего прежде он не ощущал, так как попросту задыхался от скопившейся на чердаке пыли. «А что ты ожидал? Оно провалялось там лет двадцать, если не больше». С другой стороны, Шон тоже носил отцовские вещи и вполне был ими доволен. «Да, но ты же не носил подтяжки и куртку на голое тело. А Мэри, значит, обязана. Так что ли?» Мысли о женском голом теле быстро привели Шона туда, куда он из последних сил старался ни при каких обстоятельствах не заглядывать. Представив себе упругую грудь, сокрытую лучистыми прядями, он задохнулся от наплыва горячего стыда и неотвратимого возбуждения. Нет. Нельзя… Отставить думать о голой леди! Кое-как взяв над собой контроль (что было совсем непросто, ибо против здравого смысла стояло раздразнённые непристойными мыслями чувства), он схватил дрожащей рукой табуретку, стоявшую возле спальни, придвинул её к ванной комнате, положил одежду на мягкую сидушку и с чувством выполненного долга отправился убирать комнату для гостей, пока на это ещё имелись силы. Но через несколько минут он всё же вернулся, поднял ночнушку с табурета и заменил её комплектом другого, более чистого, нового и приятно пахнущего белья. А чтобы Мэри не растерялась после душа, он написал ей записку на тетрадном листе и всунул её под дверную щель. Ну-с, теперь точно всё. Осталось лишь унять возбуждение, которое всё ещё напористо опаляло ему кожу и непристойно теснило итальянские брюки, и тогда можно жить спокойно. «Лучше думай об уборке, — упрямо повторял он себе, как заученную мантру. — Тебе ещё нужно протереть пыль, помыть окна, убрать паутину, смести крошки с ковра, заправить постель, потрогать грудь… дьявол, не то! Ещё раз: протереть пыль, помыть окна…»***
Увидев в окне идущего по просёлочной тропинке Оэна, Астор счастливо улыбнулась и, спрыгнув с подоконника, побежала к двери. Встречать Оэна с работы стало для неё чем-то вроде привычки. Весь день она проводила в комнате для гостей, пребывая в томительном ожидании, которое можно было сравнить с ожиданием домашнего питомца, тоскующего по своему хозяину (впрочем, если бы о таком неприятном сравнении сказали Астор напрямую, она бы вряд ли этому оскорбилась). К счастью, каждый раз её ожидание вознаграждалось долгими, но приятными вечерами, которые они проводили наедине. Они смотрели фильмы ужасов, читали книги, слушали музыку, иногда играли в шарады. Любое занятие, которое предлагал ей Оэн, вызывало у Астор исключительно неподдельный восторг. Даже если бы он предложил ей просто посидеть на стуле и помолчать за кружкой горячего какао, она была бы рада и такой просьбе. Ухватившись за деревянные перила, Астор начала быстро спускаться вниз. Но стоило ей опустить ногу на последнюю ступень, как вдруг она услышала хриплый голос миссис Грин. — Ну наконец-то. Я заждалась тебя! — Что-то случилось? — скрипнула входная дверь и, судя по тяжёлым шагам, в прихожую зашёл Оэн. — С отцом всё хорошо? — Всё также, милый. — А как там Астор? — Как раз о ней я и хотела с тобой поговорить. Но не здесь. Астор беззвучно взобралась обратно на второй этаж. Порою она сильно поражалась чуткости матери Оэна. Миссис Грин с первого знакомства резко и категорично невзлюбила свою гостью. Она будто чувствовала в Астор то, чего не замечали остальные. С этим надо было что-то делать, но пока что на ум не приходило никакой добротной идеи. Мать и сын прошли мимо лестницы, отпустив на узорчатую стену с фотографиями две свои чёрные тени. Когда они оказались на кухне, их голоса приглушились, перейдя на заговорщический шёпот. Чтобы услышать хоть что-то внятное, Астор пришлось снова спуститься вниз. — Сынок, я так больше не могу. Скажи мне уже, что у вас с этой девочкой? За вопросом последовала пауза — долгая и нерешительная. — Я… Не понимаю, о чём ты, мама. — Всё ты прекрасно понимаешь! Я долго терпела. Правда, очень долго. Думала, что она останется у нас ненадолго — максимум на неделю, на две. Но два месяца… Два месяца эта девица занимает спальню для гостей, моется в нашей ванной и ест нашу еду! И всё это просто потому, что ты… ты этого захотел! Задержав дыхание, Астор слушала. Ей даже показалось, словно вместе с дыханием у неё остановилось и сердце. — И что ты предлагаешь, прогнать её? — вдруг раздражённо выпалил Оэн. — Я же говорил тебе: она… — Да-да, я прекрасно помню, что у неё… м-м… проблемы с семьёй. Но и ты пойми меня прекрасно, Оэн: наши ресурсы не бесконечны! С нашей пенсией и твоей работой нам едва хватает на лекарства для твоего отца и на еду. Об остальной роскоши остаётся только мечтать! Вот ты, например, когда собираешься менять свою куртку? Она уже вся в заплатках. — Если дело исключительно в деньгах, то я устроюсь на вторую работу, — быстро нашёлся что сказать Оэн. — Безумие какое-то… И как долго это будет продолжаться? Почему ты ищешь какие-то подработки, а она только и делает, что сидит в нашем доме и почти никуда не выходит? Разве это справедливо, а? — Мам, ну хватит! Боясь быть обнаруженной, Астор аккуратно поднялась обратно по лестнице и удалилась в свою комнату. Вернее, не в свою, а в комнату для гостей. Весь оставшийся вечер она практически не улыбалась. Даже когда Оэн предложил посмотреть новый фильм, который он одолжил у друзей, она согласилась, но как будто вяло и не так охотно, как прежде. Во время просмотра они сидели поодаль друг от друга и молчали, только на сей раз это молчание было невзаимным и лишённым былого тёплого уюта. По окончанию просмотра Астор вежливо поблагодарила Оэна за киновечер и, не сказав больше ни слова, удалилась к себе. Все эти месяцы, прожитые вместе с Гринами, она тщательно строила планы по соблазнению Оэна. Однако теперь все её идеи, её грёзы, которые она так трепетно хранила в себе, быстро и жёстко истлели в ней, словно кусочки бумаги, брошенные в распалённый красный костёр. И на их место пришли новые размышления.***
Мэри сразу же обнаружила прилипшую к влажному полу записку. Прочитав её содержимое, она сначала нахмурилась, но потом всё же решилась и приоткрыла дверь в коридор. Как и говорилось в записке, чистый комплект одежды ожидал её по ту сторону ванной — аккуратно сложенный, он лежал на маленькой деревянной табуретке. Убедившись в том, что Шон за ней не наблюдает, Мэри быстро схватила этот комплект и снова заперлась в ванной. Ей даже стало интересно, что именно подготовил для неё сапожник. Однако увиденное вызвало в ней скорее удивление и даже разочарование. Она подняла на свет мужскую зелёную футболку с рисунком мяча, укутанного в объятиях клеверного букета, и надписью внизу «Boys in Green», а затем широкие трусы с резинкой, которые являлись самыми настоящими семейниками. Скривившись, Мэри крикнула в дверь: — Это в такой одежде твоя мама раньше щеголяла? Не получив ответа (видимо, Шон был слишком занят уборкой), она нехотя смирилась с новым костюмом, и натянула его прямо на мокрое тело. Футболка оказалась крупноватой на пару размеров, а семейники выглядели, как шаровары на фоне её спичечных ног, но зато резинка крепко удерживала их на талии и не позволяла скатиться вниз к коленям. «Ну, вроде бы с этим можно жить», — заключила Мэри и вышла из ванной. Шон встретил её в гостиной, держа в одной руке веник, а в другой тряпку. Оценив внешний вид своей гостьи, парень застыл на месте и весь зардел, как маков цвет. — Ничего более женского не нашлось? — терпя на себе его пристальный взгляд, Мэри скрестила руки на груди. — Ты же говорил, что тут раньше женщины жили. — Да… жили… — промямлил в ответ ирландец. — Только это было много лет назад. Ты… ты извини… если хочешь, я завтра схожу в магазин и куплю для тебя какое-нибудь бельишко. Вообразив себе, как Шон старательно показывает руками объём груди перед гильдией продавщиц, Мэри судорожно вздохнула. Это зрелище показалось ей и постыдным, и смешным одновременно. Иначе говоря, дурацким. — Нет уж, сама схожу, — заявила она. А затем наконец обратила внимание на комнату, в которую, по всей видимости, собирался поселить её Шон. Помещение оказалось довольно светлым и просторным. Как и в прихожей дома, здесь был самый минимум вещей — шкаф для одежды, полка с лампой, разложенный диван, уже застеленный стараниями хозяина, и низкий журнальный столик. Комната располагалась в углу дома, поэтому окна здесь были на обеих стенах, и их укрывали тяжёлые тёмно-зелёные шторы. — Я буду спать тут? — Ага, — Шон смёл последние следы пыли с прикроватной тумбочки и поправил абажур на пузатой лампе. — Ты уж извини, что комната такая… м-м… скромная. Наверное, и в подмётки не годится тем хоромам, в которых ты жила. — Да. Это уж точно. — В любом случае, если что-то тебе понадобится, смело проси. Ты, кстати, голодна? Честно говоря, Мэри даже не задумывалась о голоде. Последнее, что она употребляла, было вином Королевы Фей. Потом она вспомнила завёрнутые в бумагу жирные котлеты, которые Шон жадно уминал во время их второго свидания, и к её горлу подступила резкая тошнота. — Э-э, нет. — Ну, ты смотри. Если вдруг захочешь, я мог бы… ах, ну да. У меня же и еды никакой нет! — Шон хлопнул себя по лбу. Ему до жути хотелось впечатлить леди, но он понятия не имел, как это сделать. Готовить, в принципе, он умел, ибо холостяцкая жизнь обязывала. Но закупать продукты на неделю вперёд он так и не научился, поэтому практически всегда его холодильник пустовал. По идее, он мог бы накормить Мэри заколдованной пищей, однако, он сомневался в том, что магическая кулинария сумеет утолить её голод. Однажды, когда они с Лизой, Роджером и Илэсэйд прибыли в Лимерик, Шон в очередной раз попытался сварганить для своих товарищей волшебный ужин, но ребята решительно отказались от его угощений (кроме Илэсэйд, но её в итоге мягко, но настойчиво отговорили). Потом Лиза отвела Шона в сторону и рассказала ему, что от магической стряпни всё равно нет никакого проку, ибо по большей части она является хорошо сделанной иллюзией. После этого Шон охладел к созданию волшебных яств. — Я же сказала тебе, что не голодна, — Мэри шагнула к окну, одёрнула тяжёлую штору и посмотрела наружу. Увы, на улице было так темно, что ей пришлось довольствоваться лишь своим бледным отражением с мокрыми волосами, похожими на россыпь потемневших сосулек. — Может, лучше обсудим наши дальнейшие планы? — Планы? — Шон с недоумением приподнял брови. — По поводу поимки Лепрекона. Нам же поторопиться надо, — напомнила ему девушка. — Так, что же нам делать? Как искать его? Есть идеи? — Честно говоря, ни одной. Мэри раздражённо цокнула языком. Она чувствовала, что такими темпами их маленькое расследование очень быстро уйдёт в тупик. — Ладно. Но ты мог бы по возможности опознать его в толпе? — Ну, — Шон озадаченно почесал кончик носа. — В последний раз, когда я его видел, он был ростом с пятилетнего ребёнка и выглядел, как самый настоящий дед из сказок. Но тогда он был сидом, — на всякий случай уточнил юноша, когда понял, что Мэри пытается нафантазировать себе седобородого карлика в чёрных башмачках. — Так что пёс его знает, как он выглядит сейчас, будучи человеком… — То есть, по сути, он может быть кем угодно. — Думаю, да. Мэри расстроенно вздохнула. — Что ж. Данные скудноваты. Нам очень повезёт, если этот Ли… Ли… — Липок. — Верно. Если этот Липок остался таким же низеньким старикашкой. Но если он превратился в жгучую брюнетку, то дела наши весьма плохи… Кстати, — Мэри окинула Шона с ног до головы, — а почему же ты не изменился? И действительно — по идее, став Лепреконом, Шон Грин должен был также измениться и внешне: как минимум, уменьшиться ростом и обзавестись звериными чертами, что были свойственны всем магическим тварям. На деле же всё, что отличало прежнего Шона, которого она помнила с Белтейна, от Шона нынешнего, заключалось только в одной детали — в его торчащих и острых, как пики, ушах. В остальном же он был самым обыкновенным парнем. Всё, что он говорил, что чувствовал, и даже то, как он смотрел на вещи, оставалось неизменным. Погрузившись в эти размышления, Мэри и не заметила того, как постепенно отдалилась от реальности. Пришла она в себя лишь в тот момент, когда Шон начал громко звать её по имени. — Что? — Ты чего-то зависла и так смотришь на меня странно. Во мне что-то изменилось? — Шон покрутился на месте, а потом вдруг с испугом прикоснулся к своему лицу. — Или что-то выросло? Опять борода?! — Борода? — А, ты ведь не в курсе. После моего преображения у меня начали быстро расти… э-э… волосы на лице. Вот я и решил спросить. Гм… — юноша осёкся. — Погоди-ка. А ведь и правда — кое-что изменилось. Борода-то расти перестала. — Это плохо или хорошо? — Раньше я постоянно бегал в ванную с бритвой, но после Форума… — побросав веник с тряпкой, он провёл руками по своему телу сверху-вниз, пытаясь прощупать в себе ещё какие-то перемены. Но, вроде бы остальные части тела оставались на месте. Руки той же длины, ноги вроде бы тоже. И всё же его продолжало холодить беспокойство. — Ничего не понимаю. — Знаешь, — заметила Мэри, внимательно посмотрев на растерянное лицо ирландца, — а я ведь даже представить затрудняюсь, как бы ты выглядел с бородой. — Пожалуйста, не представляй! — взмолился перед ней Шон. — Образина похлеще монстра из сказок. Настоящий леший! Мэри не удержалась от громкого смеха. Она так долго смеялась, что у неё аж на глазах выступили слезинки и заболела челюсть. Она сама не понимала, почему вдруг её охватило такое бешеное веселье. Просто на душе стало просторно. — Ладно. Не буду больше тебе докучать, — вежливо дождавшись, когда его гостья успокоится, ирландец поклонился. — Спокойной ночи, миледи. Он направился в ванную комнату. Ему не терпелось избавить себя от ненавистного итальянского костюма (который напоминал ему о массе совершённых непростительных ошибок) и отмыться наконец-то от следов старой засохшей крови. Он быстро залез в ванную и, одёрнув шторку, включил душ на полную мощность. Капли едва тёплой воды застучали по его густым волосам и заскользили по тяжело вздымающейся груди. В голове, подобно жучкам, закишели мысли. Итак, у него перестала активно расти борода… С одной стороны, такая перемена не могла его не обрадовать. Пышная огненно-рыжая растительность под носом всё равно не приносила ничего хорошего, кроме массы конфуза и кучи поломанных бритвенных лезвий. Но Шон не был глупцом. Он понимал, что эта способность не могла уйти бесследно и что-то поспособствовало её исчезновению. Но что же это было такое? «…Если ты не найдёшь воришку в ближайшие дни, то эта сущность… эта Тень, как ты сам её называешь, полностью поглотит тебя…» Как бы фантастично ни звучало напутствие Королевы Фей, кажется, в нём крылась доля истины. Шон начинал меняться — медленно, поэтапно и, возможно, не совсем заметно на первый взгляд. Но так или иначе эти перемены происходили. Сначала из головы пропал Тень. Затем перестала беспокоить волшебная борода. Для того, чтобы укрепить в себе пробудившиеся опасения, Шон нарисовал в воздухе руну, и струящаяся из лейки вода сразу же застыла, будто россыпь прозрачного желе. Шон так и не понял, каким образом смог сотворить магию. Как будто эта руна жила в нём с самого начала. Но ведь на самом деле её там прежде не было! Она появилась сама по себе, прибыла в его чердак знаний откуда-то извне. Шон затрясся, познав ужасающую для него истину — скоро, может, даже меньше, чем через месяц он полностью станет другим. Человеческое начало отступит в тень, если только не исчезнет вовсе, и на первый план выступит сид. Он начнёт мыслить иначе. Он перестанет быть Шоном Грином навеки.***
Как обычно Оэн вернулся домой под вечер, но на этот раз он чувствовал себя до такой степени уставшим, что, выйдя на автобусной остановке, едва доволочил ноги до своего дома. На крыльце, раскачиваясь на маленьким качелях, приделанных к крыше, сидел его отец. Он никогда не здоровался со своим сыном — слишком утомительный был этот процесс для почти парализованного лица. Вместо этого он слабо качнул седовласой головой и постарался выдавить из себя улыбку. Оэн ободряюще похлопал отца по плечу, а затем толкнул входную дверь. В душе он боялся, что снова на пороге столкнётся со своей мамой. Однако, на сей раз в коридоре его никто не встречал. Он подошёл к вешалке и повесил на неё свою осеннюю куртку, украшенную заплатками. Звон, раздавшийся со стороны кухни, заставил чему-то болезненному всколыхнуться в его животе. Он чувствовал, что разговора об Астор ему всё же не миновать. Даже если любимая матушка не станет озвучивать своё недовольство вслух, о её истинных чувствах будет говорить суровый взгляд с поджатыми до бела губами. А Оэн страсть, как не хотел с этим сталкиваться. Он и без того ощущал себя полностью разбитым и уставшим после долгой дороги, а лишние споры только усиливали эту усталость. Идя по коридору и мысленно готовясь к неудобному разговору, Оэн удивился, не натолкнувшись на своём пути с Астор, которая практически всегда старалась встретить его, прибегая со второго этажа. А если этого не случалось, то так или иначе он знал о её присутствии: по бубнежу телевизора (она любила смотреть новости), по играющей музыке (старалась приобщиться ко вкусам Оэна), по нервным шагам, что отдавались глухим эхом на потолке первого этажа, или хотя бы по тусклому свету ночника, который озарялся в окне гостиной, напоминая маяк. Однако в этот утомительный вечер Оэн улавливал только шум посуды, предвещавший о скором ужине. Миссис Грин неспешно накрывала на стол, раскладывая по бокам белую, лишённую узора, посуду. Увидев на пороге своего сына, женщина замерла и едва не опрокинула последнюю тарелку. — Ой! Я не услышала, как ты вошёл. — Всё в порядке? — парень внимательно посмотрел в побледневшее лицо миссис Грин, задержав свой взор на её заметно дрожащих бледно-розовых губах. Она как будто была чем-то напугана. — Да… наверное. Ужин уже готов, — его мать резко двинулась к плите, где дымилась огромная кастрюля с картофельным пюре. — Ты… ты помой пока руки и позови отца к столу. — Ладно, — Оэн не стал упираться, но перед уходом добавил. — Тогда уж и Астор позову. — Да… да, конечно. Перед тем, как пойти на крыльцо, Оэн заметил, как матушка испуганно втиснула голову в плечи. Ничего не понимая, он сначала навестил мистера Грина (тот уже, к счастью, давно поднялся с качель и медленно ковылял к двери, опираясь на один костыль), а уже потом поднялся в комнату Астор. Как же он удивился, когда обнаружил спальню своей зачастившей гостьи пустой и лишённой былого привычного беспорядка. Тогда он постучался в ванную, но и в ванной оказалось пусто. Последним пристанищем девушки могла оказаться только его спальня, но и там не было никакого намёка на присутствие Астор. В шкафу она не пряталась (Оэн проверил), под кроватью тоже (хмурясь от глупости такого предположения, он всё же заглянул туда). Так куда же она подевалась? Продолжая пребывать в абсолютно непонимании, он спустился обратно на кухню и, всё ещё испытывая неприятный холод в животе, спросил об Астор у своей матери, хотя понимал, что скорее всего только сильнее её разозлит. Однако на этот раз его мать отреагировала иначе. Она резко повернулась к Оэну, и в её широко распахнутых медово-карих глазах воцарился дикий ужас, будто речь зашла о чём-то запретном, недопустимом и жутком. — Прежде чем я отвечу тебе, — начала она, дыша при этом там громко и учащённо, будто желая впитать в себя весь кислород в доме, — хочу тебя заверить, сынок, что я к этому никак не причастна! — Мам… — теперь настал черёд нервничать и злиться Оэну. Вообще Оэн не был склонен к гневу, однако отсутствием Астор и подозрительное поведение его родительницы лихо разожгли в нём пугающе сильные и до того чуждые его природе чувства. У него запотели ладони, дыхание стало рваным и таким же частым, как у миссис Грин, а на шее бешено забилась голубая жилка. Пока его матушка пыталась сбивчиво оправдаться, он успел породить в себе самые разнообразные сценарии: Астор забрали полицейские на допрос; или её похитили таинственные незнакомцы в чёрных сюртуках и бабочках (таких же костюмах, в которых ходили мафиози из «Крёстного отца»); или она случайно упала в колодец и медленно умерла там от перелома костей. Фантазия Оэна была неумолима и ужасно жестока. — Твоя подруга ушла, — наконец выдавила из себя миссис Грин. — Почти сразу же, как только ты уехал на работу. С одной стороны, Оэн испытал облегчение, так как ни один из его жестоких сценариев в итоге не оправдался. С другой же стороны, сердце уколола сильная тоска. — Ушла? Как это? Она что-нибудь сказала? — Ну… она… — его мать вдруг смущённо провела рукой по своим собранным почти седым волосам. — Я же всегда говорила, что твоя подружка очень странная, не так ли? — Она что-то тебе сказала? Что же? Не томи! — взмолился перед ней Оэн. — Ружьё, — удивительно чётко произнёс за его спиной отец, который на тот момент уже сидел за столом и задумчиво поглядывал на идеально чистую белую тарелку. — Она… взяла… ружьё. — Дедово ружьё? — удивился сын. — А ещё моток верёвок из сарая, несколько ножей и фонарик, — охотно перечислила миссис Грин. Оэн окинул её ошарашенным взором. — И куда же она пошла со всем этим добром? Его родители почти синхронно пожали плечами. — В лес, поди, — предположила мать. — Я спрашивала её об этом, несколько раз спрашивала. Но она ни в какую не хотела признаваться. Вела себя очень уверенно, будто знала, что делает. А ещё она попросила у твоего отца тёплую куртку и калоши. Нет, ну явно в лес направилась. Куда же ещё? И то верно. Но от этих предположений легче не становилось ни на йоту. Отправилась она в лес с таким арсеналом явно не ради увеселительной прогулки. И это стращало больше всего. — Я хотела даже в полицию позвонить, — не дождавшись от сына никакой реакции, миссис Грин продолжила, но уже более спокойно, без прерывистых вздохов. — Но потом… потом подумала, что мой поступок тебя разозлит… и… передумала. Быстро развернувшись, Оэн бросился в прихожую за курткой. Когда его мать обо всём догадалась, её лицо снова тронула смертельная бледность, и она быстро засеменила за сыном. — А ты… а ты куда собрался? Неужто за ней? — Разумеется. Что ты предлагаешь? — спросил её парень, натягивая на своё грузное тело старую куртку и беря в руки большой фонарь с аккумулятором. — Оставить всё, как есть? — Она обещала, что вернётся до темна… — Но уже закат! Значит, у неё что-то случилось. Он собирался было выйти на крыльцо, но миссис Грин перекрыла ему путь рукой. — А если и ты пропадёшь там? Лес Рэдкила тёмен и холоден даже летом! Околеешь ведь на болотах! А вдруг волки загрызут или в охотничью яму провалишься? Может, лучше обождать утра и уж тогда подумать, что делать дальше… — Вы весь день были здесь, знали обо всём, но так ничего и не предприняли, — возразил ей необычайно сильно посуровевший Оэн. Однако, несмотря на свои опущенные брови и жёсткий взгляд, он деликатно отнял руку матери от дверного косяка, чтобы выйти навстречу прохладному вечеру. — Одумайся, Оэн! — кричала ему в спину миссис Грин.— А вдруг она сейчас вернётся сама? — Тогда мы с ней и пересечёмся. — Если тебя так волнует её безопасность, мы можем вызвать шерифа… — Хорошо, вызывай! А я пока начну поиски своими силами. И, оставив свою напуганную до смерти мать на крыльце, он выскользнул на асфальтную дорогу, пересёк её едва ли не бегом и направился к полю, очерченному жёсткими тенями, что отбрасывали густые ели рэдкиловского леса.