***
В сумерках лес был похож на тёмное и жуткое животное, которое неустанно следило за тем, как, освещая свой путь одиноким лучом, по нему безмолвно брело двое людей. Шериф Куинн неумолимо следовала за тоненькой фигурой Роджера. После долгой и бестолковой беседы в офисе она всё же решилась пойти вместе с ним на место происшествия. Она знала, что в чём-то Роджер пытался её обмануть, но в то же время ей очень хотелось ему доверять. Будь на его месте Мерти или Байл, она бы этого не сделала. Но Роджер… Пока они уходили в чащу, где сильно пахло сырой листвой и гнилью, её не покидало странное липкое ощущение, что за ними все время кто-то неустанно наблюдал. Она несколько раз проводила фонарем по ряду кустов, но, к счастью или нет, не находила там ничего подозрительного. Даже птицы почему-то молчали. — Отвратительное место, — сказала она самой себе. Не слыша её, Роджер продолжал свой неумолимый путь через ветви и колючие кустарники. Куинн тяжко вздохнула, поднялась с пня и с новыми силами отправилась по следам молодого парня. Через некоторое время её фонарь снова обнаружил Роджера, однако на этот раз тот стоял возле сухого орешника и держался за его кору обеими руками. Очевидно, он уже настолько устал от переживаний, что готов был свалиться на землю и потерять сознание. Но, к счастью, Куинн была уже рядом и героически взяла его за руку. — Это здесь, — выдавил из себя Роджер. Куинн обвела фонарём указанное место, с дрожью в ногах ожидая увидеть что-то иное помимо чёрной травы и извилистых древесных корней. Например, огненно-рыжий локон или кусок одежды. Будет хуже, если она отыщет тело целиком, но только уже холодное и бездыханное. — Ты уверен? — спросила она, делая шаг к большому оврагу и опуская на него свой недоверчивый взор. Из оврага на неё посмотрело её отражение, освещенное круглым бликом фонаря. — Думаешь, он там? Роджер с нежеланием на лице посмотрел на коричневую воду, и его губы задрожали. — Д-да. — Понятно, — шериф скинула со своего плеча кольцо из веревки, которую она принесла из машины, быстрым движением замотала один конец на своей талии, а другой конец отдала Роджеру. — Что вы делаете? — обеспокоено спросил юноша. — А вдруг вы тоже… — Вот поэтому я и хочу, чтобы ты держал верёвку. Если меня начнёт утягивать на дно, ты сразу вытащишь меня оттуда. Только ни за что не отпускай её, хорошо? — Х-хорошо. Убедившись в том, что веревка держит ее крепко, шериф спрыгнула в воду. От воды пахло тухлой землей, а еще она была тёплая и противная, как маслянистый бульон. Превозмогая сильный ком тошноты, шериф Куинн начала медленно передвигаться по оврагу, не пропуская на своём пути ни сантиметра. Свет от фонаря не давал никаких результатов — он не способен был прорваться сквозь грязную воду. Почувствовав, что тонкая верёвка сильно стискивает ей живот, она подняла голову вверх. Роджер стоял на самом краю оврага и отчаянно пытался не навернуться на скользкой грязи. В темноте его фигура выглядела жутко, так как она сливалась со стволами деревьев. — Ну, как? — спросил он шёпотом. — Вы его чувствуете? Куинн покачала головой. Её ноги продолжали ступать по вполне ровному, хотя и немного скользкому дну, изредка задевая какую-то мелочь, типа ветки или камня. — Бесполезно, — наконец сказала она, обращаясь скорее к самой себе, чем к Роджеру. — Надо нырнуть. — Нет!!! Не делайте этого! Его крик пронесся ярым эхом над густыми макушками деревьев и пропал где-то в небе, спугнув пару сонных птиц. Шерифу пришлось преодолеть внутреннее оцепенение. Она не думала, что Роджер способен был так кричать. — Все будет хорошо, Доннели. Не волнуйся. — сказала она надтреснутым голосом. На самом деле она понятия не имела, что её могло ожидать на дне. Оказавшись под водой, она обвела пространство водонепроницаемым фонарём, затем осветила им темное, как монстрова пасть, дно ямы. Сердце продолжало пропускать волнительные удары, но, к счастью, на дне было пусто — никаких следов, ни единых подсказок. Куинн сделала ленивый обход по яме, с каждой секундой ощущая всё более ясное жжение в лёгких. Когда же она вынырнула из воды, в её голове уже четко билась уверенность в том, что здесь Шона Грина она не найдет. С одной стороны она была очень рада это осознавать, ведь, как говорилось среди полицейских, нет тела — нет дела. Это означало, что Шон мог быть ещё жив, и оставалось только выяснить, куда он подевался. С другой стороны, душу шерифа обуревало непонимание, почему Роджер продолжал настаивать на своей версии событий. Она быстро выбралась из ямы по веревке, хорошенько отдышалась, сплюнула в траву остатки грязной воды, а затем посмотрела Роджеру в глаза. — Ну что, мэм? Вы нашли Шона? Если этот парень и правда устроил всё это представление ради потехи, то в нём умирал гениальный актер. — У тебя есть ровно минута на то, чтобы во всем сознаться, — медленно вскипая от злости, заявила шериф. — Иначе я привяжу тебя вот этой веревкой к дереву и оставлю на ночь кормить мошкару. — Что? — Роджер в изумлении захлопал глазами. — О чём вы говорите? — Я уже предупреждала вас однажды, что ваши игры до добра не доведут, ведь предупреждала, согласись? Итак, — она смахнула с лица коричневую влагу, — чья это была идея? Мерти, Шона? Или твоя? — Ничья! — опешил Роджер. — Я клянусь вам, что всё было именно так, как я вам рассказал! — Слушай, — схватив его за край воротника, Куинн силой привлекла парня к себе. — Ты решил, что я тупая? Что поверю в эту сомнительную историю про ягодки для варенья? Рассказывай, что было на самом деле, иначе точно оставлю тебя здесь на ночь! Ну? — Но… но вы не сделаете этого! — испуганно возразил Роджер. — Не посмеете. Вы же… вы же наш шериф! И тут он был прав: Куинн не имела право калечить своих горожан, да и, если честно, никогда не горела желанием заниматься подобным, так как на людей сполна действовали и простые угрозы. — Послушай, Роджер, — она заговорила как можно мягче, насколько позволял её непростой характер. — Ты прекрасно понимаешь, что это твоя история с ягодками звучит бредово. Я уже не раз об этом тебе говорила и буду говорить до тех пор, пока ты сам не усомнишься в собственной легенде. Поверь, я не накажу тебя, если ты расскажешь мне правду. И тут Роджер не сдержался: его глаза покраснели, наполнились слезами, и парень зарыдал во весь голос. Он начал судорожно икать, и обескураженная таким поведением шериф сочувственно положила руку ему на плечо. Но этого нежного жеста оказалось не достаточно — Роджер выглядел безутешным. Он прикрыл лицо старой панамкой, чтобы женщина не видела его слёзы, но его всхлипы продолжали приглушенно звучать сквозь ткань головного убора. — Я… не хотел… он настаивал… я не мог… отказать ему… — Так, сначала успокойся, — тотчас скомандовала шериф и взяла парня за плечи. — Возьми себя в руки и расскажи, как всё было. — Он… пришёл ко мне средь бела дня и сказал, что идёт искать Лепрекона… Сначала я ему не поверил, но он не шутил и выглядел так серьёзно… В общем, мы пошли вместе с ним в лес, а потом… — Роджер буквально захлебывался словами, насколько ему было плохо и тошно вспоминать былой день. Больше всего он опасался, что шериф Куинн не поверит ему, как не поверила в байку с ягодами. Когда Роджер окончил рассказ, между ним и стражем закона воцарилось напряженное молчание. Один, отчаявшись, ждал реакции на свой монолог, другой — просто… не знал, как правильно реагировать. Лепрекон? Серьёзно?! Час от часу не легче. Но на этот раз чутьё детектива подсказывало ей, что юноша говорил правду. Его слёзы выглядели слишком убедительными, а история про Лепрекона звучала настолько неожиданно, что в неё больше хотелось поверить, чем подвергнуть сомнением. К тому же она знала, что Шон Грин верил в эти сказки. У него были на то причины. Куинн решила, что над этим надо тщательно подумать, но не посреди леса. Со всех сторон их окружали деревья. Высокие, молчаливые и мрачные, они стояли в паре метрах от ямы, и их тонкие ветви звонко трещали под тяжестью дождевых капель. — Знаешь что? — заявила вдруг женщина. — Давай вернёмся к машине. — А как же Шон? Шериф с сомнением посмотрела на огромную и тёмную яму. — Его здесь нет. — Но где же он тогда?! Женщина снова посмотрела по сторонам. — Не знаю… — прошептала она. — Я честно не знаю. Когда машина докатила до ворот дома семьи Доннели, за забором послышался настороженный лай собаки. Шериф Куинн повернула ключ зажигания и с облегчением улеглась обратно на кожаную спинку сидения. Мокрая форма неприятно прилипала к телу, в сапогах ощутимо хлюпала грязная вода, а в душе засело поганое чувство горечи, от которого невозможно было избавиться. Это чувство болезненно обжигало горло. Роджер сидел на соседнем сидении. Всю поездку, которая отняла у них чуть более получаса, он вёл себя очень подавлено, и теперь его темные глаза выглядели стеклянными, словно неживыми. Чтобы пробудить парня от этого пугающего состояния, шериф сочувственно положила руку на его плечо. — Эй, — позвала она полушёпотом. — Не стоит говорить родителям о том, что приключилось. Нам сейчас не нужны лишние слухи. Договорились? Роджер не удостоил её внятным ответом. Он молча открыл дверь машины и нырнул в прохладную темень улицы. Ещё несколько секунд, и его силуэт окончательно пропал из виду. Вдали послышался лишь скрип открывающихся ворот, а тявканье дворовой собаки плавно перешло в покорный скулёж. По всей видимости, животное признало своего хозяина. Вскоре шериф Куинн поняла, что на этой улице ей больше делать было нечего. Она завела мотор, отрегулировала скорость, мягко надавила на педаль газа, и автомобиль покатил по слабо освещённой фарами дороге. Пока по радио вещали тихую и ласковую для ушей мелодию (наверное, что-то из старого джаза — шериф точно не могла сказать, так как плохо разбиралась в музыке), она размышляла о своих дальнейших действиях. История Роджера походила на плод белой горячки. Стоило ли ему верить? Его поведение совсем не было похоже на глупый розыгрыш. Но, чёрт возьми, Лепрекон… Автомобиль остановился возле соседского дома, где давно не горели окна и во дворе царствовали тишина и покой. Не отключая мотор, шериф налегла всем телом на обшитый ореховой кожей руль и тихо заплакала. Какое счастье, что никто из горожан не видел её опухшее розовое лицо с блестящими дорожками от слёз и запачканные в тёмной туши глаза. Сколько бы она ни пыталась собраться с духом, переживание за Шона уничтожало в ней всё, что раньше являлось частью её сурового образа. «Хоть бы всё было хорошо… — подумала она. — Я не прощу себе, если с ним что-нибудь случится…»***
С серого потолка медленно и равномерно капала дождевая вода. Звук получался короткий, но звонкий: Кап! Кап! Кап! Давно следовало починить эту ржавую крышу, да вот только на неё никогда не хватало времени и средств. Дом, оставленный отцом, прогнивал как снаружи, так и изнутри, постоянно сталкиваясь то с сильными ветрами, то с палящим солнцем, то с непробиваемым ливнем. От него уже сильно веяло сыростью и нафталином. Шон уставился невидящим взором на потолок. Он ещё не проснулся, большая часть его мозга продолжала находиться в сладком и ленивом дрёме. Он видел голые стены своей родной ванной, но пока что был не в силах осознать их реальность. От него пахло грязью. Он снова был весь в грязи. Или грязь была в нём… Сложно понять. Холодные капли дождя стучали по краю ванной, разбиваясь в тысячи хрустальных искр. Шон попытался шевельнуть пальцем. Кровь протекала по венам так медленно, словно и не двигалась вовсе. Вскоре он снова попытался подать сигналы своему пальцу, но почувствовал в ответ лишь неприятное покалывание кожи. Тело не желало прислушиваться к его приказам, и это было не совсем нормально. Позже в тёмной и глухой пустыне, которая прежде звалась его головой, начало происходить какое-то движение. Мысли — одна за другой — потянулись к центру нервной паутины, оживая и одаривая тело тысячью свежих импульсов. «Ты должен подняться! — прокричало сознание, стараясь заглушить чужой шепот. — Вставай! Ну же!» Грязные пальцы резко опустились на гладкий край ванной и впились в неё железной хваткой. Мышцы на его руке вздулись, словно надувные мячи, и Шон с большим трудом вытянул себя из грязевой ванны. Если бы он видел себя со стороны, то сильно бы испугался такому жуткому зрелищу. Но пока что он задавался только одним вопросом — почему он очнулся у себя дома? Воспоминания, будто маленькие кусочки пазла, собирались воедино, лениво образуя цельную картину. Вскоре Шону вспомнились детали минувшего дня: например, как они с Роджером блуждали по лесу, выискивая в небе радугу, или как он повстречал Лепрекона и тот предложил ему сделку, на которую Шон с неохотной, но согласился. Тёмные капли грязи потекли на бледный кафель густой и зловонной струей. Сначала Шон сумел перевалить только первую половину своего тела, и теперь его руки лежали на полу и дрожали от холода. Если бы желудок не был пустым, то Шона бы уже вырвало раз пять. Ещё один непроизвольный рывок, и ноги вскоре тоже очутились на полу. «Что же это… Что же со мной происходит?» — его мысли были похожи на осколки разбитой вазы, и он — несчастный и грязный — лежал в их центре, не имея даже малейшего понятия, что делать дальше. Подняться с пола ему удалось лишь с третьей попытки. Расслабленное от дрёмы тело слишком слабо реагировало на приказы. Когда же все-таки он сумел принять вертикальную позу, его ноги подкосились, словно их нутро было набито ватой. Босые пятки неуклюже зашлепали по гладкому полу, направляясь в сторону овального зеркала, висевшего над раковиной. То, что Шон увидел там, в принципе, не сильно повергло его в смятение. Нет, к счастью, он всё ещё был Шоном, тем Шоном, каким он себя помнил, просто на его лице лежал толстый слой чёрной земли, перемешанный с травой и листьями. Набрав в ладони чистую воду, Шон обрызгал ею лицо. Он не знал, от чего его трясло больше всего: от сырости и холода или же от страха и непонимания. Ведь, как бы паршиво он себя ни ощущал, он ведь помнил, чем завершилась та роковая встреча с Лепреконом. Он буквально видел перед собою блеск острого кинжала, он слышал свист воздуха, с которым холодное орудие рвануло к его груди, а затем ощутил, как его тело пронзила резкая боль. Если бы он мог тогда пошевельнуться и заставить Лепрекона отпрянуть, он бы обязательно так поступил. Но увы, всё, что он мог сделать в ту ужасную минуту, это смотреть на безумное ликование маленького человечка. По раковине застучала грязная вода, но зато теперь в отражении на Шона смотрело знакомое веснушчатое лицо с бледно-розовыми губами и чуть вздернутым носом. Всё, что было при нем прежде, к счастью, оставалось на месте. Возможно, тот уговор был лишь дурацким сном, а не явью, а ванную, полную грязи, можно было объяснить результатом пьяного кутежа, ибо и не таким безумством славились пьяные ирландцы. И всё же маленькое сомнение продолжало сверлить разум изнутри. Для окончательного убеждения Шону следовало проверить ещё кое-какую деталь. Выключив кран, он грубым рывком расстегнул отцовскую куртку, а водолазку задрал до самого подбородка. Он ожидал там увидеть рану или хотя бы шрам, оставленный кинжалом, но нет — в этом плане тело было чистым, даже следов крови нигде не было видно. «Ну вот, я оказался прав», — с досадой подумал сапожник и опустил обратно грязную одежду. После принятого душа он неровной походкой прошёл на кухню, открыл дверцу старенького, но ещё крепкого холодильника и наклонился перед тремя пустыми полками, от которых веяло холодком. В холодильнике не было ничего съестного, кроме крупного куска сыра и пары бутылок тёмного пива. За спиной тикали часы с кукушкой, короткая стрелка которых уверенно указывало на два часа. Два часа ночи. Весь город и прилегающие к нему фермерские угодья уже давно спали крепким сном. В окна заглядывал лик жёлтой луны и вдали приглушённо пели сверчки. Но вот совершенно неожиданно тишину нарушил короткий стук в дверь. Шон даже подпрыгнул на месте, едва не ударившись затылком об одну из полок холодильника. Он заглянул в сумрачный коридор и робко прислушался. Может, стук ему померещился? Может, с яблони упало дерево или ёж решил пошуметь на ночь глядя? Но нет, звук снова повторился, и на этот он показался Шону более громким и нетерпеливым. «Ну и кого занесло ко мне в такую позднь? — подумал он, направившись к входной двери, в щели которой виднелась тень чужих ног. — Роджера?» Отцовский дом никогда не казался Шону большим особняком. Наоборот, каждая его комната была довольно ёмкой, как будто вся планировка состояла из сплошных маленьких подсобок. Шону хватало пары шагов, чтобы пересечь одну из комнат и оказаться сразу в другом месте, однако, когда ночной гость постучался в третий раз, ирландец серьёзно призадумался над действительностью своих ощущений. Его поход из кухни к скромной прихожей оказался слишком долог и напряжён, за это время Шон умудрился насочинять себе тонну страшных догадок, от которых в ужасе застывала в жилах кровь. После версии с Роджером он подумал о Липоке — а что если это он стучится в дверь? Вдруг Лепрекон сейчас стоит на крыльце и захлебывается слезами, так как, следуя приписанному Шоном пункту в договоре, его золото уже превратилось в грязь? Парень буквально услышал этот нарастающий писклявый голосок: «Как ты посмел изничтожить сокровище племён богини Дану?! Ах, ты мерзкий, подлый duine!» «Да кто тут ещё мерзкий и подлый?» — ухмыльнулся про себя молодой ирландец. О чём там говорил ему Липок? Что передаст ему силу и бессмертие? Ну, пока что Шон не ощущал себя сильным и тем более бессмертным. По крайней мере он не летал под потолком и не мог воссоздать на пустом месте сгусток огня. А как хотелось… И вот он оказался возле запертой двери. Стук прекратился, но присутствие таинственного незнакомца продолжало зловеще холодить вечерний воздух. — Кто там? — поинтересовался Шон. — Я, — ответил голос. — Кто «я»? — насторожился сапожник, смыкая длинные пальцы на ручке двери. — Не волнуйся, юноша, я тебе не причиню вреда. Я… Это… Живу по соседству. Теперь настал черед думать Шону. Он прекрасно помнил, что его дом находился в одном из самых тихих и безлюдных мест Рэдкила. До следующего жилого дома нужно было пройти приличное расстояние, хотя на машине оно практически не ощущалось. И тем не менее… — По какому это соседству? — По обыкновенному! — раздражённо буркнул незнакомец. Его голос звучал довольно низко и хрипло, как у заядлого курильщика. — Послушай, молодой человек, у меня тут возникла небольшая проблема, и я полагаю, что только ты способен мне помочь. Шон прилёг всем телом к двери, но промолчал. Не дождавшись ответа, незнакомец продолжил. — Меня выгнали из дома. Позволь мне переночевать у тебя. Я готов даже согласиться на ночлег в сарае. «Только не в сарае! — ужаснулся про себя сапожник. — Куда угодно, но только не в сарае!» Он рывком отстегнул два замка и открыл нараспашку дверь. Сначала он почувствовал, как его влажную после душа кожу тронуло дуновение ночного ветра, в котором мешались запахи скошенной травы и рыхлой почвы. Затем он увидел бледный свет луны, который преломлялся на тёмном силуэте странного путника, одетого в лёгкую распашонку и полосатые брюки. Серенькая кепи покрывала его волосы и верхнюю часть обветренного лица. Вероятно, мужчина был немного пьян, хотя от него вообще не пахло алкоголем. Так или иначе, он неуверенно держался на месте, всё раскачивался, будто чучело при ветре. — Ну так что? — спросил он Шона, качнувшись чуточку вперёд. — На сарай я могу рассчитывать? Поначалу Шон отнёсся к своему ночному гостю очень враждебно — ему не нравился этот человек, а уж его ехидная ухмылка и вальяжный тон так и вовсе приводили в небольшое бешенство. Шон готов был выгнать его за калитку, но затем ему привиделось внезапное видение. В нём он увидел Мэри Кёркленд, стучавшую в дверь чужой хижины. Она нуждается в ночлеге, это видно по её усталому лицу и спутанным длинным волосам, но хозяин дома не горит желанием впускать незваную гостью в свою обитель. И когда Шон представил это себе, его взгляд смягчился, и он вежливым жестом пригласил незнакомца войти в дом. Гость сразу же повеселел, потёр свои красные руки со вздутыми венами, а его крупный рот окрасила улыбка, полная жёлтых зубов. — Ох, как я рад, — торжествовал он. — У тебя очень доброе сердце, мальчик! — Не уверен, — задумчиво возразил Шон, запирая за гостем дверь. — А я тебя уверяю, — продолжал спорить незнакомец, стягивая со светлой головы кепи и водружая её на свободный крючок в прихожей. — Оно у тебя очень доброе и сострадательное. Такое же светлое и нежное, как у голубки. Шон не нашелся, что ответить на такую ассоциацию. Его ещё никогда не сравнивали с голубями, и пока что он не мог понять, стоило ли ему гордиться этим или нет. — У тебя не найдется ничего крепенького, м-м? Устал я с дороги, честно говоря, да и ночка прохладной оказалась. — Есть пиво. — Пиво? Пиво сойдет. Как странно: не зная того, как устроен старый домишко, незнакомец сразу уверено зашагал в сторону кухни. Его торопливость не на шутку испугала Шона. Но что он мог поделать? Не хватать же теперь этого мужика за локоть, как вора, и не выпроваживать обратно за дверь. — А вы… это… откуда вообще? С какой части графства? — Я жил рядом с Рэдкилом, — отстранённо ответил незнакомец. Когда они оказались на кухне, он тут же юркнул к холодильнику, да так быстро, что Шон даже не успел хорошенько его разглядеть. — О, да тут не разгуляешься. — Рядом — это насколько? Мужчина вынул из холодильника две запотевшие от холода бутылки и поставил их на круглый столик. Его лицо больше не скрывала тень маленькой кепи и теперь Шон мог хорошенько разглядеть своего ночного гостя и понять, что тот выглядел намного моложе тридцати лет, хотя его лицо и было осыпано мимическими морщинами, а на остром подбородке росло некое подобие русой бороды. — Это, — сказал он, — для кого как. Для тебя, например, будет пара миль, а, может, и больше. — И за что же вас выгнали? — Эм… Да я, если честно, понятия не имею, — ответил незнакомец, виртуозно откупорив крышку пивной бутылки. — Говорят, что у меня очень скверный характер, и, мол, чем хуже он, тем серьёзнее неприятности. А сколько у меня бывало этих неприятностей — не счесть! Даже стараться не стоит. Ну что, Шон, выпьем за нашу встречу? Шону показалось, будто он повредился ухом. Откуда незнакомец мог знать его имя? — Кто вы, чёрт подери?! — не вытерпел ирландец. — Я твой гость. Ты ведь впустил меня в дом, хотя я рассчитывал и на сарай. Но понимаю: очень мрачное это место, и столько воспоминаний неприятных навевает, не так ли? — Откуда…? — его пальцы машинально потянулись ко второй бутылке. Резкая мысль, которая возникла после потрясения, звучала примерно так: «Разбить её об край стола и пригрозить осколком». — Прочь, — выдавил не своим тоном Шон. — Уходите отсюда! — Я что-то не то сказал? Лицо незнакомца даже не старалось изобразить изумление. Мерзкая улыбка продолжала как ни в чём не бывало змеиться на его губах, а глаза казались жёлтыми, как у дикого кота. На секунду Шон увидел в этом незнакомце себя — такого же худого, жилистого юнца с копной непослушных волос, но потом он моргнул, и видение пропало. — Прошу вас, — почти жалобно прошептал сапожник. — Уходите, иначе я… я приму крайние меры! — Но я не могу этого сделать, — обиженно ответил его гость. — Ты ведь сам впустил меня в свой дом. Шон недовольно стиснул зубы, так как в висках начала постепенно накрапывать боль. Мысли о сарае действовали на него как укус дворовой собаки — они были резкие, внезапные, они пробуждали в нём боль и гнев. — Как впустил, — сказал он, — так и прогоню. — О, сомневаюсь, что получится, — пролепетал его гость, после чего хлебнул ещё немного пива, да так небрежно, что белая пена потекла по его подбородку и скрылась за сальным воротником куртки. — Дело-то уже сделано. — Какое ещё дело? «Бери бутылку, бери бутылку в руки…» — шептал внутренний голос. Шон готов был потянуться за пивом, как вдруг стеклянное орудие выскочило из его пальцев и, со звоном повалившись на бок, покатилось на другой конец стола. — Не стоит этого делать, — прошептал незнакомец, глаза которого теперь напоминали два ярких огонька. — Нет, не то чтобы я опасался за свою жизнь, просто ты только зря испачкаешь кухню, а оно тебе надо? — Чёрт! — Пожалуй, нет больше смысла прикидываться деревенским идиотом, — невзирая на испуганные крики Шона, гость говорил спокойно и очень вкрадчиво. И улыбка — его подлая улыбка — всё змеилась, дорастая до ушей. — Я — это ты, Шон. Вернее, та часть тебя, которая раньше никогда тебе не принадлежала. Такое объяснение приемлемо? — Тебя Липок прислал? — спросил юноша. — Скорее, прогнал, — тут же огрызнулся незнакомец. — Он сделал это сразу же, как только подписал этот поганый договор, и теперь, следуя его условиям, я обязан подчиниться новому Лепрекону. По кислой мине незнакомца было ясно, что не сильно-то ему и хотелось делиться информацией с Шоном, но у него не было иного выхода. — Я пришёл к тебе с важной миссией. — Миссией?! — Я должен сделать из тебя настоящего сида. После сказанного Шон не нашёлся, что ответить. Ему трудно было дышать, грудь как будто стянуло железными тисками. Единственное, что способен был сделать Шон в ту минуту, это с ужасом наблюдать за тем, как его страшный гость ставит бутылку на стол и делает беззвучный шаг ему навстречу. Через миг он уже нависает над Шоном, будто голодный стервятник, и его огромная тень покрывалом падает на побелевшее лицо мальчишки. — Нет! — прохрипел Шон, чувствуя пульсирующий под кожей страх. — Не… не подходи! Не прикасайся ко мне! — Исключено. Ты должен научиться быть сидом, Шон, — жестко пояснил незнакомец. — Это всё сон! — отчаянно прокричал Шон и закрыл лицо руками. Внезапно по его телу пробежалась необычная дрожь. Она напоминала морские волны, которые при разгоне становились всё больше, больше и больше, пока их лазурная мощь не укрыла собою весь материк. Когда он убрал руки с лица, иллюзия бушующего моря пропала, а он снова стал Шоном Грином, только вот теперь его дрожащее тело стояло в кольце зелёного огня. На ковре, возле стола, на цветочных шторах, на бледно-розовых обоях кухни и даже рядом с холодильником виднелись его кусочки, но совсем скоро они исчезли, оставив после себя бледные пятна от сажи. Шон ошарашено посмотрел на свои руки и попытался понять, откуда мог взяться огонь. Не от него же? Или от него? Затем он поднял глаза и посмотрел на то место, где недавно стоял таинственный незнакомец. Вместо незнакомца над потолком витало нечто такое, что, наверное, сообразительный народ назвал бы «призраком» или «тенью Питера Пэна», ибо оно имело лишь смутные очертания тела. Его рот был похож на острый полумесяц, который постоянно прибывал в омерзительной улыбке, а глаза походили на две горящие круглые дырки, которые, несмотря на отсутствие возможности моргать и вращаться, продолжали неустанно наблюдать за Шоном. — Поздравляю, — прошелестела тень голосом, в котором не ощущалось ничего человеческого. — Какой всплеск силы, да ещё спустя час после перевоплощения… Чем усиленнее Шон пытался вглядеться в горящие точки призрака, тем яснее он осознавал тот факт, что это был не сон. — Послушай, — продолжила тень, — мне и самому это сильно не нравится. Я должен принадлежать лишь одному сиду, а теперь вот как оно всё вышло: я просыпаюсь в лесу без своего тела, и кругом нет ни единой души, которая могла бы объяснить мне, что делать дальше. — Так, значит… — сказал Шон, слегка запнувшись. — Я… Лепрекон? Реальный-приреальный Лепрекон? Призрак не удостоил его ответом. — Следовательно, — продолжил юноша, сочтя молчание тени за утвердительный ответ, — у меня теперь есть свой котёл с золотом? — Несомненно, — протянул призрак. — И где же он? — Надёжно спрятан. Шон недовольно забарабанил пальцами по столу. — Если я спрашиваю про котел, то это значит, что я хочу его увидеть. Призрак равнодушно развёл дымчатыми культями. — Ну так сам призови его, мальчик. Сначала Шон отнёсся к такому совету со скепсисом. Он не понимал, как это — призвать котёл? У него что, имелось какое-то имя? Или кличка, как у собаки? Может, нужно было сказать какое-то особенное заклятие или провести руками по воздуху, как это делали медиумы в передачах? Или же о нём следовало просто подумать? Последний вариант показался Шону самым простым. Он зажмурил глаза, поджал до белизны губы и постарался сосредоточить все свои мысли золоте. И волшебство произошло — в его мутном сознании почти мгновенно выплыло очертание грязного из-за сажи котла, в котором покоились золотые, как летнее солнце, монеты. — Ну-ну-ну, — услышал он шелестящий голос тени. — Ты слишком нетерпелив и слишком вспыльчив. Ты должен думать о кладе как можно… Его слова прервались неожиданным грохотом, от которого задрожала вся кухня. Возле пожелтевшего холодильника среди проломленных досок дымился чёрный котёл. Помолчав всего несколько секунд, призрак с досадой закончил: — … мягче. Миновав тень призрака, Шон подбежал к котлу и запустил дрожащие руки в его круглую пасть. — Чувствуешь это, Шон? — спросил его призрак. Шон не успел переспросить, что именно эта мутная тень имела в виду, так как в коридоре раздался нетерпеливый стук в дверь. Ещё гости? Внезапно жадность, которая растекалась по его желудку, словно липкий кисель, сменилась настороженностью. Чёрный призрак тут же исчез, словно его и не было в реальности. А тем временем ритмичные стуки сменились сильными и крупными ударами, как будто неизвестный пытался снести дверь ногой. Шону хватило нескольких секунд, чтобы окончательно прийти в себя от сладостной лепреконской неги и понять, что ему следовало поскорее куда-то спрятать свой клад. Сначала он попытался достать котёл своими силами, но тот, видимо, весил целую тонну, так как вообще не сдвинулся с места. Шон постарался спихнуть его ногами, потом приложился к нему плечом, но все его попытки оставались безуспешными — котёл как лежал, будучи прибитым к полу, так и оставался лежать. Шон был готов закричать от отчаяния, но внезапно замер и прислушался к своим мыслям. Ему не померещилось — мысли говорили с ним голосом исчезнувшего призрака. «Прикажи ему исчезнуть», — говорили они. Да, идея была, конечно, странная, но иных вариантов не оставалось. Шон засучил рукава халата, растопырил чёрные из-за сажи пальцы, зажмурил до острой боли глаза и старательно представил себе котёл. Вот же он — витает в тёмном пространстве, и золото — его золото! — звенит в чёрной утробе, будто песнь бубенцов. Ах, какой сладкий то был звон, какой красивый, какой невинный! Шон сердито прикусил себе язык. Сейчас было не время думать о золоте, особенно, в таком развратном ключе. Ему следовало придумать место для укрытия клада! — Мастерская, — тут же услышал он собственный голос — немного неуверенный и как будто захмелённый от мечтаний по золоту. — Моя м-мастерская на Северной улице. Ну же, лети туда. Когда он снова открыл глаза, котёл исчез, оставив после себя глубокую круглую яму в полу. Поломанные половицы Шон поспешно прикрыл уголком ковра, и сделал он это очень вовремя, ибо в прихожей уже раздался стук распахнутой двери.***
Служебная машина осторожно подкатила к одинокому дому, который стоял посреди пустоши, словно заблудшее дитя. Фары осветили низкий забор, за которым виднелись макушки круглых и темных, как сама ночь, кустов и высокие стволы старых яблонь. Квадратные окна были плотно закрыты ставнями, и за ними сложно было понять — горел ли в доме свет или нет. Кругом сновала мертвецкая тишина. Она давно хотела посетить это место, но почему-то не находила решимости это сделать. На самом деле она просто боялась столкнуться там с чем-то ужасным и неожиданным, но было бы гораздо хуже, если бы она не встретила там никого, потому что в таком случае ей пришлось бы поверить в историю Роджера, а затем снова наведаться в лес, но уже в специальной экипировке и в сопровождении дюжины волонтёров. Да уж, перспектива разворачивалась очень неприятная… Подняв рычаг сцепления, шериф Куинн улеглась на кожаную спинку кресла и попыталась расслабить тело. Её белые, как мрамор, и влажные, как у болотной лягушки, руки дрожали мелкой дрожью. Если бы не грудное пение радиоприёмника, то она бы слышала биение своего сердца — громкое и учащенное, как у запуганного зверька. «Чего же ты так боишься, ну? — спросил она саму себя. — Это же твоя работа — искать пропащих без вести…» Да, это была её работа, несомненно. За свою долгую службу ей приходилось сталкиваться с разного рода безобразием, но в силу того, что город был маленьким и тихим, серьёзных заданий можно было посчитать только по пальцам одной руки. Основную долю неприятностей шерифу доставляла местная детвора. Когда мальчишкам было всего по двенадцать-четырнадцать лет, им постоянно не терпелось попасть в какую-нибудь историю, которая обязательно была связана либо с кражей, либо с мелкой порчей имущества, либо с угоном родительского автомобиля. Со временем Куинн научилась отличать детскую шутку от серьёзного происшествия. Но сейчас… Какую бы игру не затеяли мальчишки, правила её были совершенно чужды суровому рэдкиловскому шерифу, и потому она и не торопилась делать поспешные выводы и рваться на рожон. Внезапная вспышка зелёного света, возникшая за окном автомобиля, заставила женщину в страхе выпрямить спину и крепко схватиться за руль. «Что это было? Опять гроза?» — она посмотрела на боковое зеркальце. Чёрная пустошь ответила шерифу робкой тишиной. Вспышка больше не повторилась. Тогда шериф сняла ключи зажигания и задумчиво покрутила связку на указательном пальце. У неё никак не получалось уговорить себя выйти из машины и подойти ближе к калитке. При мысли о том, что могло её ожидать по ту сторону забора, вызывало приступ липкого страха. Она не хотела входить в этот дом. Она боялась, что история повторится, как десять лет назад. Снова испытывать эту щемящую боль в груди, с трудом сдерживать горькие слёзы… Нет, пожалуйста, только не опять! Но тут она услышала ясный звук. Нет, это был не небесный гром, который должен был прозвучать следом за вспышкой, это был грохот падающей мебели, и доносился он со стороны дома. «Там кто-то есть!» Она не помнила, как выбралась из машины и как быстро добралась до калитки, как перескочила её и очутилась на деревянном крыльце. Она лишь чувствовала, как отяжелели её лёгкие от нехватки кислорода и как взмокли волосы на лбу и на затылке. Прежде чем преступить к взлому, шериф старательно усмирила в себе бешеное дыхание и для начала постучала в дверь. Да, волнение волнением, а правила приличия никто не отменял. А то вдруг окажется, что с хозяином дома ничего не произошло. Но время шло, а дом отвечал на её стук напряженным молчанием. Шериф снова постучалась, но на этот раз уже не жалея своих костяшек. Она почувствовала во рту что-то тёплое и солёное. Очевидно, то была кровь от зажёванной нижней губы. «А что если это был не Шон?» — подумалось вдруг ей. Тогда не было смысла больше медлить — она встала боком и навалилась на запертую дверь всем телом. Куинн не могла себе вообразить, что от удара с деревом ощутит в плече настолько сильную боль. С другой стороны, чего она вообще ожидала? Что дверь поддастся ей с первого раза, как в крутых боевиках? Зажмурившись, она толкнула дверь ещё раз. Потом ещё. И ещё. После шестого раза она услышала желанный треск. Когда боль в плече стала невыносима, дверь отворилась, громко хлопнув по стене. Куинн влетела в тёмный и затхлый коридор, словно выпущенная в воздух торпеда. Она захромала по коридору, на ходу пытаясь сообразить, что нужно делать дальше. Что делать, если она обнаружит в доме вора? Или кого-то похуже… Мысли её повторялись, как и много лет назад. Она вошла на кухню, откуда струился свет ночной лампы и что-то ещё…какое-то другое…более чистое свечение. Она не могла увидеть этот свет с улицы, так как окна кухни выходили на противоположную сторону от главного входа. Но когда Куинн оказалась внутри, свечение пропало, а возле холодильника — немного взмыленный, но целый и невредимый — находился Шон Грин. Он стоял в подготовленной боевой позе, выставив вперёд кулаки и чуть-чуть согнув колени. За секунду до того, как он понял, что перед ним стоит страж закона, его лицо искажала гримаса злобы. Но затем он испуганно вытаращил глаза, и уголки его розового рта приподнялись в облегчённой улыбке. Он что, ждал кого-то другого? Шериф подошла к юноше и крепко обняла его нескладное тело. — Господи Боже, — простонала она, уткнувшись сухими губами в его плечо. Почувствовала запах мыла и мужского шампуня, того шампуня, которому Шон никогда не изменял. Весь страх, который комом стоял в её горле, исчез, оставив лишь после себя слабый привкус солёного испуга. — Шон, как я рада… — М-мэм? Она обнимала его так нежно, словно он был её единственным и самым любимым сыном. И, честно говоря, Шона это начало немного смущать. Более того, за прожитую минуту молчания, во время которой они просто безмолвно стояли, обнявшись, у него на уме возникла масса интересных вопросов. Например, почему у шерифа Куинн была такая грязная и мокрая одежда? Может, она тоже очнулась этой ночью в грязной ванне?***
Тем же временем в глубинах старенькой мастерской Мистера Грина послышалось громкое «БУ-УМ!», словно кто-то ударил молотом в огромный железный гонг. К счастью, этот «БУ-УМ» не потревожил спящих соседей, и лишь дюжина сверчков окончила радостную трель чуть раньше назначенного часа.