Маленький ад для Малфоя

      Время перешагнуло за полдень, указывая, что пора бы Лихнису уже идти встречать с остановки своих дочерей. Странно как-то всё это. Сколько бы он не жил в этом доме с этими детьми, он никак ещё не мог полностью погрузиться в понимание того, что является отцом. Он не чувствовал себя им, сколько бы его супруга не утверждала. Да и такая, как Гермиона, жена его не устраивала. Или, быть может, они вообще никогда и не подходили друг другу, а один неосторожный случай свёл их, подарив рождение дочек. Особенно явственно это стало мучить Маунса после прочтения писем супруги к родителям. Многое до сих пор в них непонятно, но кое-что всё же прочно отпечаталось в его голове. Даже не совсем в голове. Что-то такое ядовитым остриём кольнуло в самое сердце. Мужчина не мог бы утверждать, что испытывает к женщине какую-то привязанность, тем не менее, внутри разрасталась пустота. Она была совсем крохотной дырочкой в душе, но тягостной и давящей, причиняющей дискомфорт.       За всё то время, пока блондин прохлаждался в этих трущобах, не достойных, чтобы здесь проживать уважающей себя семье, ощутить себя в своей тарелке совершенно не представлялось возможным. Лихнис чувствовал, что раньше никогда ни готовил, ни разогревал пищу, за него кто-то это делал другой. А сейчас его бросили в эту канаву, словно издеваясь. Да и эта грубая одежда доставляла такой дискомфорт, что молодой мужчина готов был от неё тут же избавиться. Только во что облачаться? Может, потому он и уходил? Потому сторонился своей так называемой семьи? Тем не менее, не всё в действиях на кухне вызывало у него отторжение. Как бы он не пытался убедить себя, что кухня ему далека, всё же определённые действия что-то шевелили внутри него. Например, он скрупулёзно отвешивал ингредиенты и смешивал их в обязательном правильном порядке. Словно когда-то он, как минимум, имел опыт в поварском искусстве.       Однако, почему-то Маунс был уверен, что в прошлом, возможно когда он был моложе, он жил в довольно обеспеченной семье. Не зря же ему приснился тот странный сон. Стоило ли заводить об этом разговор с супругой, или он тем самым вызовет исключительно агрессию? И всё же, мозг кричал о том, что стоит лишь получить информацию о родителях, как всё должно встать на свои места. А уж, если он найдёт их, то вернее всего получит ответы на все свои вопросы. И о своей прежней жизни, и о детях, и о жене. Сейчас же этими данными владела безраздельно Гермиона. И он должен, просто обязан, всё у неё выудить.       Придя к такому умозаключению, Лихнис пригладил свои сильно отросшие светлые, почти белые волосы, глядя с ухмылкой в небольшое зеркало на выходе. Да у него профиль и черты лица явно аристократические, не чета деревенским мазкам во внешности жёнушки. Впрочем, дочки от него ничего совершенно не взяли, полностью повторив очертания своей матери. Огорчало ли это его? Скорее нет, чем да. Хоть и появлялась лёгкая досада, ведь так он бы мог спокойнее воспринять родство с ними, поверить своим глазам, а не невероятным словам.       Автобус уже высадил трёх одинаковых школьниц, когда молодой мужчина выворачивал к широкой дороге. Они о чём-то спорили не замечая его. И так увлеклись своими дебатами, что Маунс подобрался к ним достаточно близко, чтобы услышать часть разговора. Он не хотел подслушивать, но слух сам активизировался, стоило ему разобрать в потоке речи, что говорят о нём. -… не нам решать, с кем ему крутить, — сложив руки на груди, говорила одна из девочек, глядя на сестёр как бы свысока. Вероятнее всего это была Виолетта, которая своим характером чуточку напоминала его самого. Понимание этого тёплой волной прошлось по телу Лихниса. Он так удивился произошедшему, что чуть было не пропустил продолжение дискуссии между тремя совершенно одинаковыми девчонками. — Маме это бы не понравилось, — встряла другая девочка. — Она любит папу. — В голосе девочки слышались слёзы, а весь вид её был упрямым. Лихнис без труда определил, что это задорная, но плаксивая Айрис. С ней было проще всех, и одновременно сложнее. Эти её вспышки слёз ставили блондина в тупик, а он не привык, чтобы всё шло не по его. Но, с другой стороны, она была так открыта и добра к нему, что располагала к себе. Впрочем, это не могло и пугать Маунса. — Ты, как ребёнок, — покачала головой Виолетта, фыркнув. — Нет, Айри права, — строго отрезала третья из дочерей, которую без сомнения звали Розой. А как иначе, коли два из трёх имён были вполне успешно отсеяны. Да и по её менторскому очень взрослому тону это было ясно – она неспециально копировала манеру говорить и держаться своей матери. — Она не привела бы его, если бы не любила. — Да, вы что! — воскликнула Ви, топнув ногой. — Он нам почти чужой. Неужели уже воспылали к нему любовью?       Маунс замер, даже позабыв, как дышать. Сердце же, наоборот, с бешеной скоростью заколотилось в груди. О чём это говорят эти девчонки. Он им чужой? Не потому ли всё стороннее кажется ненастоящим? Только вставал вопрос: Какого дьявола эта взбалмошная женщина признала его и притащила к себе в квартиру? Может, он сын богатеньких родителей, и она хочет получить за него выкуп? А что, эта мысль имела право на существование. Она была даже правдоподобнее всего происходящего до этого. Ловко эта страшилка всё обставила. Он даже готов ей заплатить, — пусть детям нормальную одежду купит, — ей почти удалось его провести. — Он наш отец! — вспыхнула Айрис, уже почти не сдерживая слёз, и Лихнис вновь прислушался. Хотелось узнать обстановку, прежде чем предъявлять обвинения. А ведь правду говорят, дети врать не умеют. По крайней мере, взрослых им не провести. — Я не считаю его таковым, — гнула свою линию Виолетта. — Что с того, что по крови мы родня? Где он был, когда нас выставили из прошлого дома? Где он был, когда Роза свалилась с воспалением лёгких, а ты Айрис в тот же день сломала ногу? Его не было! — Но ведь он не знал ни о чём, — тихо проговорила Розалия, обнимая свою сестру, ту, что уже во всю рыдала у неё на плече. — Вот и я о том, — сухо сказала Ви. — Его не было, когда он был нужен. Зато, как сам попал в ту передрягу, так сразу оказался с нами в одном доме. — Ви, ты злая, — плача, промычала Айри. — Ви, помни, что сказала мама, — строго сказала Роза, поглаживая сестричку по спине и волосам. — Мы можем ещё сделать нашу семью обычной. Мы полная семья. У нас есть мама и папа.       Слушая это, Маунсу вдруг стало стыдно за свои мысли. Он готов обвинить свою жену во всех грехах, лишь бы оправдать своё полное несоответствие этой семье. На деле же, это он был всего-лишь придатком, а не настоящим членом семьи. Его никогда не было рядом, когда в нём нуждались. И это он ушёл в поисках лучшей жизни, бросив своих детей. Он сам настроил эти невинные создания против себя. Боль разочарования в себе терзала его душу острыми когтями. Ему дали шанс всё исправить. Видимо кто-то свыше поспособствовал тому, чтобы он понял своё истинное место, и перестал вести неподобающий образ жизни. Что уж говорить — дети и жена дали ему второй шанс, и он должен им в обязательном порядке воспользоваться. Не в силах больше выслушивать нелицеприятные подробности о себе, Лихнис вышел из-за дерева, направляясь к дочерям. — Вы домой собираетесь идти? — спросил он их. Те в тот же миг замолчали, выразительно пялясь друг на друга. Молодой мужчина постарался проигнорировать, активным приглашающим жестом указывая в сторону пути до дома. Девочки посопели пару секунд, а затем всё же потопали по обочине. — Как в школе дела? — Тебя правда это интересует? — хмыкнула Виолетта. Лихнис мысленно усмехнулся, она была права, до школьных забот ему дела совершенно никакого не было. — Конечно, — спокойно проговорил блондин, показывая своё благодушие. Глаза Айрис потеплели, а слёзы, что были шустро вытерты рукавом, совсем просохли. — Ну, так что? — Нормально всё, — пожала плечами Ви, неожиданно разговорчивая сегодня. — Ничего не взорвали, если ты об этом. Ничего не подожгли, одежду никому не испортили, кошки целы и живы. Школьное или директорское имущество не подвергалось посягательствам с нашей стороны.       Маунсу с трудом удалось подавить удивление. И это его дети? Возможно ли такое? Либо они всего лишь так шутят. Хотя шуточки, надо признать, не очень смешные. Либо в какой-то момент их воспитание свернуло не в ту сторону. Но не успел он хоть как-нибудь прореагировать на данную информацию, как его снова огорошили. И опять молчаливая и вечно ворчащая Виолетта. Что-то тут было не ладно. — Миссис Уоткинс очень интересовалась тобой, — фыркнула девочка, снова складывая руки на груди. — Просила о встрече. Говорила, что вы в прошлый раз не договорили.       Лихнис скрипнул зубами. Он вспомнил эту настырную дамочку, что, по всей видимости, решила, будто бы смогла его заинтересовать. И ведь её не отпугнуло даже то, что у него трое детей. Мужчина мысленно скривился — он ненавидел таких особ, что шли напролом, не обращая внимания даже на интерес или отсутствие оного у предмета своих стремлений. Теперь ему понятны те речи дочерей, что удалось случайно подслушать. Страшно подумать, что подобная женщина могла наговорить его дочерям. Как она вообще не постеснялась с ними заговорить, прекрасно осознавая, что он женат. — Меня не интересует эта мадам, — холодно отчеканил Маунс, всё ещё прибывая в своих безрадостных мыслях. В них он выстраивал агрессивно настроенную речь на обличение двинутой любвеобильной дамочки. — Так тебе всё ещё нравится наша мама? — наивно хлопая глазами, спросила Айрис. — Конечно, — со вздохом произнёс тот, внутренне понимая, что даже намёка на это чувство у него нет. Да, она вызывала у него сексуальное влечение, но на этом всё. Было ли что-то раньше, он не помнил. Но обидеть дочерей ему не хотелось. — Как может быть иначе. Меня бы здесь не было. — А мы? — тихо спросила Айри, резко останавливаясь и поворачиваясь лицом к своему отцу. — Нас ты любишь? — Эм… да, — ляпнул и тут же пожалел об этом. Вот зачем он задумался? Зачем сделал эту паузу? И, если Айрис приняла всё за чистую монету, Виолетта презрительно фыркнула и отвернулась. Роза отшатнулась, но Лихнис успел увидеть её поджатые губы. Ну, не идиот ли он? — Но это не мешает мне вас наказать, если вы вытворите хоть что-нибудь одно из того, что озвучила Виолетта. — Молодой мужчина постарался сгладить все углы, но сомневался, что у него это получилось. Дети очень доверчивы, но также чётко они видят ложь. Вернее, не так, они её чувствуют. К тому же абсолютно ясно, что доверия к нему у девочек ни на йоту. И не ясно, было ли так всегда, или это случилось после его последней выходки. Кроме того, Лихнис обратил внимание на выражение лица Виолетты и Розы, когда заговорил о том, что его бы тут не было будь он равнодушен к их матери. На лицах этих маленьких девочек отразилось столько скептицизма, что ему стало не по себе. Маунс осознал, что они не верят ему, ведь он и сам понимал, что будь у него с головой и памятью всё в порядке, то скорее всего всё было бы иначе, он был бы в другом месте уж точно.

***

      Туалетная комната для гостей на первом этаже офисного здания встретила Гермиону подмигивающей лампой на потолке. Обычно, например в фильмах ужасов, это предшествовало большим неприятностям, иногда даже смертям. Женщина поёжилась, стараясь отогнать навязчивые мысли прочь. У неё свой кошмар. Пусть не со смертельным исходом, но максимально страшный. Сейчас же ей срочно необходимо было привести себя в порядок, чтобы домашние ничего не заподозрили. Как бы она не хорохорилась перед своим начальником, она знала, что у него гораздо больше связей, чем она может побороть в честной схватке, отсюда и полная невозможность заявить на этого урода.       Позже, возможно, когда она переварит всё это, бывшая гриффиндорка расскажет об этом Гарри, и тот сможет как-то со своей стороны наказать Саммерса, либо как минимум поможет вывести того на чистую воду. Впрочем, зачем лгать себе — она никогда никому об этом не сообщит. Второго позора она просто не переживёт. И почему только всё это происходит именно с ней? Неужели у неё на лице написано, что с ней такое легко совершить и остаться безнаказанным?       И опять Грейнджер дико заколотило, как в лихорадке. Она до сих пор ощущала мерзкие лапы мужчины. Даже боль от ударов не могла сравниться с липкими отпечатками рук. Сейчас бы залезть под душ и до крови стереть кожу в тех местах, которых удалось коснуться Саммерсу. Но такой возможности не будет до тех пор, пока она не окажется дома. А дома в таком виде показаться никак нельзя было.       Ладно, если порванную одежду можно прикрыть плащом, то разбитые губы и фингал скрыть нечем. Сейчас очень нужна волшебная палочка. Нет, конечно же, она нужна была просто до зарезу гораздо раньше, но и сейчас не помешала бы. Гермиона подошла к умывальнику и тщательно умылась, стирая и косметику, и подтёки крови. После этой процедуры лицо приняло практически прежний вид. И надо поторопиться преодолеть путь домой, пока все ссадины и ушибы не опухли, тогда лицо уже будет не узнать. Нервно хмыкнув, молодая женщина стянула разодранные колготки и выбросила их в мусорное ведро, надевая обратно лодочки. Не спас её от посягательств этот жуткий мешковатый костюм, что был велик молодой женщине размера на два, а крой его был отвратительным старушечьим.       Отперев тихонечко дверь туалетной комнаты, прежде чем выйти, Грейнджер огляделась, и только убедившись, что начальника нет поблизости, пулей стартанула к стеклянным дверям выхода. К огромному счастью, те оказались не заперты, и женщина беспрепятственно покинула место своей бывшей работы. Возвращаться сюда не под каким предлогом она не собиралась. Проще удавиться, чего она не собиралась делать по причине наличия трёх дочерей. Она застыла лишь на остановке общественного транспорта, переводя дыхание. Странно она, наверное, сейчас выглядела со стороны. И раньше бы молодая женщина от этого смутилась бы, но сейчас ни один взгляд в её сторону не трогал. В её голове шёл тягостный мыслительный процесс, итогом которого должна была стать нормальная причина её отсутствия и, что важнее всего, её внешнего облика.       А ведь Малфой любитель цепляться к мелочам. Уж кого-кого, а его хотелось сейчас видеть меньше всего. Ведь только при мысли о нём и его фамилии все внутренности стягивало стальным обручем. Воспоминания заточения в Малфой-мэноре никак не желали оставлять Гермиону, даже после стольких лет. А сейчас один из тех, кто был там, находится в её доме. И это она его сама привела туда, оставив жить с собой и детьми. Да она спятила. Нужно избавляться от него. Особенно в свете новых событий, он будет лишним напоминанием того, чего она только достойна — унижения и насилия.       Содрогаясь всем телом, Грейнджер с большим трудом забралась в автобус, чем несколько озадачила тех, кто поднимался следом за ней. Но не объяснять же им, что у неё всё тело болит от побоев, и пережитого стресса. Протопав на заднее сиденье, она отвернулась к окну, лбом прислонившись к прохладному стеклу. Головная боль нарастала с прогрессирующей скоростью, мешая думать, чего никак нельзя было допустить. Гермиона порылась в сумке, ещё раз с разочарованием убедившись в отсутствии волшебной палочки. Иногда, очень редко, у неё получалось аппарировать без неё, но точно не в таких разрозненных чувствах. Холодными пальцами женщина выудила пузырёк, в котором на первый взгляд ничего особенного не было, и только она знала, что в нём находится обезболивающее зелье. Она всегда носила его с собой, потому, как из-за кошмаров у неё появилась мигрень, с которой иначе было никак не справиться.       Буквально через пять минут молодая женщина почувствовала себя обновлённой, как это можно было сделать в её положении. Но, даже несмотря на это, голова отказывалась думать. Вероятно что-то перемкнуло в мозгу, и он ушёл на отдых, оставив во всём разбираться, не утруждая себя раздумьями. Автобус неумолимо приближался к нужной остановке, а сердце бывшей гриффиндорки замирало от волнения. Девочки её очень умные и внимательные, они обязательно поймут, что что-то случилось. Но и ждать до ночи, пока они не лягут спать было как-то странно. И вообще, не ясно, будут ли они спокойно лежать в своих кроватках, если их мать будет допоздна отсутствовать. Да ещё этот Малфой.       На крыльце дома, так и не набравшись решимости, что было совершенно не в её характере, Грейнджер замерла. Рука её с зажатым в ладони ключом безвольно повисла. Мысли вихрем вились в голове, так за всё это время и не подобрав нормального оправдания. Вот что придумать? Что сказать? Когда только и хочется кричать, плакать и бить посуду. Да уж порадует она своего названного муженька. — И долго ты собираешься тут стоять? — распахнулась неожиданно дверь, показывая за собой высокого стройного молодого мужчину с зачёсанными назад светлыми волосами. Выражения его лица Гермиона не могла рассмотреть, так как он стоял против света, а вот ему наверняка всё предстало в красках.       Повесив голову, женщина вошла в дом, не удосужившись ответить. Разулась и сразу же, не снимая плаща, пошла в ванную комнату. Ну не показывать же ему изодранную одежду. Но не успела сделать и пары шагов, как грубо была остановлена за плечо. Со вздохом она повернулась, готовясь выслушать всё то, что муженёк заготовил для неё. Тяжёлая волна усталости вдруг накатила на женщину, отчего та лишь обречённо замерла на месте не поднимая головы. — Ничего не хочешь сказать? — сухо спросил Лихнис, внимательно изучая весь внешний облик своей жены. Она была, мягко говоря, не в лучшем виде, что не вязалось со всегда собранной, занудной Гермионой. По крайней мере, за то время, как они общаются, он её такой для себя охарактеризовал. — Ничего, что стоило бы твоего внимания, — безэмоционально отозвалась та. Молодому мужчине это не понравилось, он схватил супругу за плечи и встряхнул.       Вообще вся эта ситуация вызывала у Маунса раздражение вкупе с глухой яростью. Не должна добропорядочная жена приходить так поздно домой. Он весь вечер пребывал в мрачном настроении, сидя, как на иголках, и нервно глядя на циферблат часов. Даже дочерей отправил к себе в комнату, не обращая внимания на их досадливый вид и возмущённые восклицания. Впрочем, не только отсутствие супруги оставило свой отпечаток на его безрадостном настроении. Сегодня ему пришлось учить уроки с девочками, из чего он сделал вывод, что раньше ничему подобному их не учили. Ну, уж он точно бы это вспомнил. А в данной ситуации получалось, что варианта было два: либо он резко отупел после травмы головы, либо никогда не блистал умом. С последним молодой мужчина категорически не был согласен.       Кроме того, его очень задело то, что Гермиона в обход него сообщила о том, что задержится на работе. Разве так ведут себя супруги? Почему он узнал обо всём из уст Розы, которая некоторое время серьёзно выслушивала мать, прежде чем положить штуковину, называемую ими телефоном. Вот с того момента молодой мужчина совсем разошёлся, то меряя шагами комнату, то сидя в кресле, постукивая пальцами по подлокотнику. Нет, он не волновался, или что-то там ещё, не ревновал или подозревал. Нет, он просто бесился. И всё потому, что оставаться так долго с тремя детьми ему никогда в жизни не приходилось. Впрочем, может и приходилось, да только он этого не помнил.       Из-за того, что он был в таком сильном напряжении, все его чувства были оголены. Он слышал каждый шорох, каждый малейший звук на улице и в комнате девочек. Зрение цеплялось буквально за всё, обшаривая гостиную на предмет того, что могло бы дать знать, где сейчас его жёнушка находится. Естественно, ничто не могло ему об этом рассказать. Ещё и по причине того, что никакие неодушевлённые предметы не могли разговаривать. Хотя, возможно в бреду, ему припомнилось, что изображения в рамках двигались и могли поведать об интересных фактах. Ну, полный идиотизм.       Именно из-за того, что он очень ждал прихода Гермионы, нет не из-за каких-то там чувств, а по причине дикого раздражения её поведением, неподобающим матери, он услышал шлёпающие шаги по грязной дороге, что вела к их дому. Слышал, как лёгонько скрипнули две ступени и шаги замерли у двери. Сначала он подумал, что супруга роется в своей сумочке в поисках ключа, но сие действо длилось до абсурда долго. Он не выдержал и быстрыми шагами преодолел расстояние от дивана до входной двери. Лихнис сверкнул в её сторону гневным взглядом, поливая одновременно и презрением, но та даже не взглянула в его сторону, молча проходя в дом. Мужчина сначала даже опешил и не сразу нашёлся что сказать. Блондин стоял истуканом на том самом месте, где его оставила жена.       То, что с ней что-то не так, Маунс понял мгновенно. Он всегда хорошо умел читать по лицам, замечая даже крохотное дрожание мимических морщин, практически интуитивно чувствуя настроение и мысли оппонента. А уж всегда открытая, не умеющая скрывать свои эмоции Гермиона была, как на ладони. При всём при этом, та сейчас походила на замороженную рыбу, которую блондину посчастливилось сегодня лицезреть в морозильном шкафу. Мерзкий вид, и он совершенно не хотел мириться, что его супруга стала походить на сей хладный труп. Да и поведение её было странным — до скрупулёзности правильная с налётом перфекционизма, Гермиона в верхней одежде пошла в ванную. Такого раньше она никогда не делала.       Не сопротивляясь, она повисла в его руках. Лихнис ощущал, как она холодна под тонким плащиком, как легонько подрагивает, держась только лишь на усилиях воли. Мужчину почему-то, как ледяной водой окатило. Стало страшно. Он сам бы не мог понять, из-за чего у него появился этот необоснованный страх, но тот тонкой корочкой стал сковывать его внутренности. Неприятное ощущение обречённости так и сквозило во всём виде Гермионы. Отчего Маунс её и встряхнул, пытаясь привести ту в себя. Единственное, чего он добился, так это того, что лицо женщины, наконец, приподнялось к нему. Он обомлел. Нет, не так. Он словно ухнул с огромной высоты резко вниз и ударился о землю — так резко его лёгкие покинул воздух.       На лице жены были явные следы побоев. Мужчину затрясло, и он неосознанно прижал её к себе. Было очень больно на всё это смотреть. Что же такое случилось? Или это у него галлюцинации по причине того, что он начитался тех странных писем? Он на секунду закрыл глаза, а потом вновь воззрился на супругу. Ничего не изменилось. И тогда Лихниса прошиб пот. — Что с твоим лицом? — сипло спросил он, не давая больше женщине опустить голову. Он просто жаждал увидеть смену эмоций на её лице, отследить малейшее их изменение, чтобы считать правду. — Ах, это, — обыденно протянула Гермиона, чем ещё сильнее напрягла блондина. Симптомы ему очень не нравились. Нет, конечно, он не был доктором или что-то в этом роде, но откуда-то был знаком с симптомами сильнейшей невротической апатии. Маунс очень надеялся, что ошибается, или сам себе надумал эту болезнь. На что ему опираться? Встречался ли он с чем-то подобным, он не знал, но отчего-то был уверен, что приходилось кого-то вытаскивать из этого расстройства психики. — Да, это. Что это? — настойчиво повторил молодой мужчина, стараясь не повышать голос, потому, как интуитивно чувствовал, что этого делать нельзя. — Меня сбила машина, — дёрнув плечом, сказала женщина, но Лихнис не поверил ни единому её слову. — Потому так долго. Пришлось проехать в больницу. И показания всякие давать. — Это всё? — сухо осведомился Маунс, прикидывая что бы такое спросить, чтобы вывести на чистую воду эту врунишку. Он правда никогда прежде не сталкивался с наездами автомобилей, но был уверен, что эти раны и ушибы нанесены не таким способом. — А что, ты хотел бы, чтобы меня поезд переехал? — вымученно усмехнулась Гермиона, и попыталась снова пойти в ванную. — Я не это имел в виду, — нервно бросил мужчина, с досадой понимая, что сказать больше и нечего. Пришлось отпустить супругу. Но в какой-то момент его взгляд зацепился за задравшийся рукав плаща. Он мог бы поклясться, что видел синяки на запястье. Он в миг разозлился. Чуть-чуть на супругу, но больше на того, кто посмел это сделать. Двумя большими шагами блондин настиг жену возле двери в ванную комнату. — Что это ты в верхней одежде разгуливаешь по дому? — Спросил он, разворачивая ту к себе. — Давай, я помогу раздеться.       Впервые за время присутствия Гермионы в доме, после прихода с работы, молодой мужчина увидел, как треснула её маска, отражая панику во взгляде женщины. В этот момент на пороге детской показалась косматая голова одной из дочек. Лихнис махнул ей рукой, чтобы отправлялась в кровать, сам же толкнул супругу в ванную, дабы дети не увидели мать в таком виде. Не медля ни секунды, он вошёл следом, запирая дверь на щеколду. — Ты сейчас же мне всё расскажешь, — решительно, со стальными нотками в голосе, сказал Маунс. Не мешкая, он стал расстёгивать крупные пуговицы плаща, на что женщина ответила истеричными ударами по его рукам, пытаясь не дать ему этого сделать. Она хваталась за края гладкой ткани, кусая губы, но не издавая ни единого звука. Видимо, она тоже заприметила детей. А может, просто не хотела привлекать их внимания. — Прошу, оставь меня, — шипела она, а глаза её переполнял настоящий ужас. — Пока не скажешь правду, не отцеплюсь, — процедил сквозь зубы Лихнис, наконец распахивая тонкий плащичек.       Увиденное повергло его в шок. Он так и замер с раскрытым ртом, всё сильнее сжимая в пальцах плащёвку. Целой одежду жены назвать было трудно. Она была изорвана в клочья, словно над ней глумился сумасшедший. Вся шея, плечи и область груди в синяках. Он только сейчас заметил, что она была без колготок, и подрагивала мелкой дрожью. — Гермиона, — выдохнул весь воздух из лёгких Маунс, и притянул ту к себе, прижимая к своей груди. Сердце его билось урывками, словно пыталось остановиться, но что-то ему мешало. Во рту пересохло и запершило, ладони же наоборот вспотели. — Кто? Кто это сделал? Кто он? Я убью его!       В молодом мужчине с каждым произнесённым словом по нарастающей поднималась ярость, пылая драконьим пламенем. Он в самом деле готов был прикончить того ублюдка, что посмел прикоснуться к его жене. Его затрясло, и он торопливо опустился на пол, удобно устраивая на своих коленях драгоценную ношу, так как ноги отказывались его держать. Гермиона тихо поскуливала, словно щенок, свернувшись в клубок, ледяными пальцами вцепившись в ворот рубашки. — Кто? — снова и снова повторял Лихнис, убаюкивая супругу. — Где мне его найти? Кто? — Из его горла раздавался не человеческий глас, а настоящий звериный рык. — Гермиона… Детка…       Маунс был в таком бешенстве, что едва мог соображать. Как можно опуститься до такого, чтобы принудить слабую женщину к подобному? Глаза ему застила ярость, и в своих мыслях он сворачивал мерзавцу шею голыми руками. И дело тут было даже не в том, что некто проделал это с его женой. Нет. Сейчас он видел перед собой просто разбитую, практически уничтоженную личность. И это было ужасно. — Скажи мне, — настойчиво твердил молодой мужчина, продолжая укачивать плачущую жену. Она же так отчаянно за него цеплялась, что всё внутри переворачивалось, скреблось и горело. Он чувствовал её отчаяние, сам тоже предаваясь ему. По статистике, насильников найти очень сложно, если их сразу не поймать на месте преступления. Чаще всего они даже не из того города, где совершают свои грязные злодеяния. И может по той же причине Гермиона молчала. Бессильная ярость душила Маунса, и он всё сильнее раскачивался, сидя на кафельном полу в крохотной ванной комнате.       Неизвестно сколько времени они так просидели, когда бывшая гриффиндорка смогла, наконец, разомкнуть губы. Женщина успокоилась уже некоторое время назад, выплакав, наверное, море слёз, и залив ими всю одежду своего названного мужа. Голова гудела, но на душе стало чуть спокойнее. Идя домой, Гермиона не собиралась ничего рассказывать Малфою, но тот снова сделал по-своему. Впрочем, она была лишь только благодарна ему, чувствуя непостижимое успокоение в его крепких объятиях. Особенно после того, как всего несколько часов назад до тошноты содрогалась от других обжиманий. Грейнджер была ему благодарна, хоть и не могла себя заставить признаться в этом. — Он ничего не успел сделать, — на одном дыхании прошептала она, не поднимая головы. Так было спокойнее, прижиматься щекой к грубой ткани рубашки, что была надета на блондине. — Как оказалось, я быстро бегаю…       Она легко хмыкнула, а мужчина сильнее стиснул её в своих объятиях. Вроде бы дышать стало трудно, да и не привыкла она к подобным проявлениям чувств, но было так хорошо, что женщина промолчала. Так умиротворённо она себя ощущала разве что в руках лучшего друга, который всегда умел её успокоить, и найти те слова, которые вернули бы ей равновесие. Но Малфой, оказался тоже неплох. — Я должен его найти, — сказал резким голосом тот, не выпуская Гермиону из рук. Ему, скорее всего, было жутко неудобно, да и все части тела, наверняка, занемели, но он не подавал и виду, не шевелясь, давая женщине покой. — Он должен ответить за содеянное. Кто он? Гермиона, ты не должна скрывать. — Я хочу помыться, — еле слышно проговорила та, игнорируя вопросы мужа, потому как не была уверена, стоит ли жаловаться на Саммерса. У того связи. У Малфоя тоже когда-то они были, правда не в этом мире, но были. Сейчас же ничего у него нет. А что сможет он один против такого кабана? Не хватало ещё ему загреметь в тюрьму.       Грейнджер слышала, как скрипнул зубами блондин, но выпустил из рук, помогая подняться на ноги. Она подошла к душу и с сильным напором включила горячую воду. Мужчина встал на ноги следом, на какое-то время замирая в неподвижности. Ждал ли он, что она всё ему расскажет? Или ждал, что она попросит помощи? Но Гермиона ничего не сказала, глядя лишь на упругие струи воды.