Один из Первых. Имаго

За углом была заброшенная стройка, превращенная местными в свалку. Здесь иногда можно было найти моток медной проволоки, трансформаторную катушку, одинокого солдатика… Еще здесь часто играли мальчишки, так что пластиковых пулек кругом валялось несметное множество. Собирай — не хочу. — Я иногда с ними здесь играю, иногда одна, — объяснила Ника. — Мне раньше с мальчишками нравилось, а теперь не очень… Три воина Матрицы бродили вокруг живописного места, изредка пиная попадающиеся на пути жестяные банки и прочий хлам. Сюда их привела Ника — должно быть, здесь ей легче было разговаривать. Тихо, не мешает никто. Да и агенты вряд ли будут искать «тяжело инфицированные файлы» на свалке на окраине города. — Она раньше другая была, — неожиданно сказала девочка. — Кто, свалка? — опешила Юни. — Мама. — А почему она с тобой так? — Не знаю. Когда папа… Ну, умер… В общем, она не знала, думала, что он просто из дому ушел. От нее, значит. Я ей рассказала все, как было, а она решила, что я свихнулась. — Подожди, а как, ты говоришь, было? — быстро спросил Карэйн. Тощая черная собака с печальными глазами увязалась за странной троицей. Должно быть, Ника ее время от времени подкармливала. — Этот… Агент превратил папу в себя. — И ты видела? — Да, — сказала Ника и добавила: — Из окна. Я всегда на подоконник садилась. Первая видела папу, когда он к дому подходил. Мы с мамой даже соревновались, кто первый заметит. А я все равно всегда выигрывала. Папа говорил, что у меня глаз-алмаз. Маме даже завидно было немножко. А в тот день я была одна дома. Закричала, бросилась на улицу… А их и след простыл. Я два квартала оббегала… Потом мама меня нашла, я рассказала ей все. Ну, я тогда еще маленькая была… — Когда ж это было? — Месяц назад. Три воина Матрицы, три «ошибки в системе» стояли молча, а откуда-то со стороны домов доносилось бодрое: «Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть, Мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть…»* — Ника, — наконец сказал Карэйн. — Мне кажется, если в этой войне победят люди, все станет… Почти по-прежнему. Сейчас большинство людей под контролем, ими управляют извне. Твоя мама не виновата… Никто не виноват. Зрячий человек обойдет улитку, а слепой раздавит. Ты меня понимаешь? — Ну, да, — кивнула Ника. — А что думает улитка? Солнце медленно клонилось к закату — этой осенью темнело рано. Гора казалась спиной старого громадного чудовища, покрытой облупившимися где-то чешуйками-крышами. — Юни, — Ника крепко взялась за рукав девушки. — Мне пора идти. — Отдай тогда пушку, — ответила она. Девочка прижала Uzi к себе, словно это было ее самое драгоценное сокровище, и отрицательно замотала головой. — Завтра я куплю тебе новый. Этот, как видишь, обратно в игрушку уже не превратишь. — А мне и нужен настоящий. — А ремня тебе не нужно? — фыркнул Карэйн. — Маленький мальчик нашел пулемет — больше в деревне никто не живет… Ника насупилась и стала похожа на свернувшегося ежа. — Нет, ну, я все понимаю, — продолжал воспитательный процесс Карэйн. — Никто не сомневается, что ты хорошо стреляешь. Да и ежу понятно, зачем тебе ствол. Будешь ходить с ним по городу, агентов отстреливать. Борец за добро и справедливость… — Я не за справедливость, — сказала Ника, глядя ему в глаза. — Я их ненавижу. Не хотите мне помогать — я еще что-нибудь в оружие обращу, я же знаю теперь, как это делается… -…ничего ты не знаешь, — вставил Карэйн. -…пойду и буду убивать их, — продолжала девочка, не слушая его. — Чтобы они нас тоже боялись, чтобы знали, что нас нельзя — как куриц… — губы девочки прыгали, она смотрела на Карэйна почти со злостью. — Вы-то сами на что надеетесь?! Отбиваетесь от них, а их… Все больше, — Ника сглотнула. Юни присела на корточки рядом с Никой и обняла ее. — Слушай, — тихо сказала Ника. — А они совсем не помнят, что с ними было, когда они были людьми? — Нет. Человек исчезает, растворяется полностью. Он — как гипс, который заливают в одну и ту же форму… Успокойся, Ника. — Я — спокойная… Юнь, они ведь меня тоже скоро просекут. Заявятся, как и к тебе… — Вот что, — сказал Карэйн. — Ствол мы тебе оставляем, но с условием. Никому его не показывать и доставать только при крайней необходимости. И только для самообороны. Это приказ. — Есть, сэр, — невесело усмехнулась Ника. Юни выпрямилась, отряхивая плащ, и тут Ника в первый раз взяла девушку не за рукав, а за палец. — Юнь… — Что? — Я так поняла, нам надо вместе держаться… В этих словах отчетливо угадывалось: «Вы ведь не бросите меня наедине с этим мороком сейчас?» — Надо, значит будем, — улыбнулась Юни. — Мы с тобой одной крови, — добавил Карэйн. — Маугли… Неизвестно почему, но эта фраза развеселила Нику. Девочка хихикнула, хлопнув в ладоши, и Юни снова подумала: «Ребенок, все-таки ребенок…» Ника обняла Юни за ноги (светлая макушка оказалась где-то на уровне последней пуговицы плаща девушки) и, повернувшись, зашагала прочь неторопливым шагом взрослого пятилетнего человека. За ней, держа дистанцию, шла все та же печальная собака, задумчиво покачивая из стороны в сторону длинным, как мочало, хвостом.