Один из Первых. Имаго

— Черт, да чтоб тебя!.. Ругательство было произнесено шепотом и адресовано самой себе, но Карэйн все равно услышал. — Я колледж пропустила, — беспомощно пояснила Юни. — Только сейчас поняла. Столько всего навалилось… Карэйн промолчал. А что он ей мог ответить? Юни и так все понимала. Все, что она считала важным до вчерашнего дня, теперь летит ко всем чертям. И ничего уже не изменишь. Теперь и она начнет прогуливать, врать, теперь она станет аутсайдером, потому что никому не сможет сказать правду. Она потеряет друзей… Может ли «инфицированный файл» дружить с обычными людьми? Стас и ребята с кэндо остались по другую сторону стены из мерцающих цифр. И с каждой минутой росла пропасть, черная жадная пропасть, готовая поглотить веселые вечера, когда все собирались в доме у Стаса; протяжную песню чайника со свистком, закипающего на плите; пять пар глаз, прикованных к допотопному «видаку»; бесконечные приключения Инуяши…* «Почему мне не дали право выбора?» «Глупо. Как глупо. Я же знаю теперь, что все это ненастоящее…» «Воин не имеет права быть счастливым? Так?» Юни молча шла рядом с Карэйном, едва поспевая за его широким шагом. Вечерело. Холодало. Мигали неоновые вывески магазинов, ветер закручивал под ногами маленькие смерчи из сора и пыли, медленно плыли автобусы. Город жил… Чужой город. Чужая жизнь. «Воин должен быть бесприютным?..» — Карэйн… Пожалуйста, не бросай меня… — Здесь никто искать не будет. По крайней мере, пока… Юни кивнула, соглашаясь. Как ни крути, а здесь было хотя бы относительно безопасно. Правда, до конца не ясно, почему Карэйн привел ее именно сюда — они могли отправиться и к ней, потому что агенты теперь думают, что туда она теперь точно не сунется. Но собрат по оружию настоял на этом месте. Наверное, потому что оно было ближе. — Мы теперь будем жить, как в окопе, — задумчиво произнесла Юни. — В окопах кошки не водятся, — серьезно возразил Карэйн, когда они вышли из лифта. Теперь уже и девушка услышала жалобное мяуканье на лестничной площадке. Кот… Наверное, потерялся. Карэйн открыл дверь в квартиру. Юни начала подзывать кота, но тот не сдвинулся с места, печально глядя на девушку. — Иди сюда. Иди, иди! Бормоча что-то насчет «хорошей кисы, умной кисы», Юни медленно спустилась на лестничную площадку, взяла кота на руки и, поглаживая его по дрожащей спине, внесла его в квартиру. — Он-то, похоже, все понимает, — девушка почесала кота за ухом. Тот, наконец, сдался и замурлыкал, уткнувшись носом в ее шею. Юни подняла глаза на Карэйна, собираясь что-то сказать, но серьезная фраза тут же вылетела у нее из головы, как пробка из бутылки шампанского. — Тебя что, тоже за ухом почесать? — ухмыльнулась Юни. — Точно в прошлой жизни был котом. Пошли, лечить будем твою «царапину»… …Карэйн ориентировался в этом месте лучше, поэтому он выудил из шкафа аптечку, предусмотрительно оставленную там предыдущим владельцем квартиры, но перевязку провести Юни вызвалась сама. Минут через пять кропотливого труда рука была перевязана, а Юни еще сильнее почувствовала себя солдатом на передовой. Разница была в том, что за спиной у солдата свои, и их много, а враг смертен, и его вполне реально победить… Впрочем, о будущем она пока старалась не думать. Они оба живы — и то хлеб. Хорошо бы завтра им так же везло. Хорошо бы, не успела наломать дров серьезная и вооруженная девочка Ника. Да зажила бы рана у Карэйна, да еще хотя бы один погожий денек без этой мертвенной сырости, от которой даже мысли плесневеют… А так — все хорошо. Обычная жизнь обычных воинов Матрицы. На ночь зарядил дождь. Стас дождь не любил. Правда, после того, как отец передал ему во владение свою старую машину («доломай, если хочешь»), Стасу уже не приходилось мокнуть по дороге домой, пытаясь поймать случайный автобус или, на худой конец, попутку. Но неприязнь к мокрым хлыстам дождевых струй, полосовавшим смотровое стекло, была у него, судя по всему, врожденной. Вот и сейчас «дворники» работали, как сумасшедшие, а Стасу все было мало. Ему казалось, что дорогу видно плохо. Худую темную фигурку, неподвижно стоящую у дороги, парень заметил не сразу. Вообще-то, тормозить ему не следовало. Мало ли кто голосует в такой час на дороге. И на черный пояс, в случае чего, надеяться особо нечего. Будь ты хоть трижды мастер кэндо — с пулей в башке не попрыгаешь… Стас не мог понять, зачем он остановил машину. Он просто знал, что так надо. …Его воля восставала против приказа извне, руки вцепились в руль, но он так и не смог тронуться с места, не мог даже на газ надавить. В первый раз в жизни ему стало по-настоящему страшно. Тот, кто остановил его на полпути домой, сам открыл дверцу и уселся рядом со Стасом, даже не глядя на него. — Поехали. И на этот раз Стас повиновался, не чувствуя ни рук, ни ног. Единственной здравой, хотя и неправильной и отчаянной, мыслью было: «Свернуть резко, врезаться во что-нибудь… Уж лучше перелом, чем…» — Не стоит этого делать. Он был весь мокрый от дождя. Слипшиеся волосы смотрелись, словно лакированные. Казалось, верхнюю часть его черепа можно снять и увидеть свой давний детский кошмар — сломанная кукла сестры с полой внутри головой и двумя шарами искусственных глаз… Глаза незнакомца были скрыты темными очками. Дождь промочил его насквозь, но он не дрожал. Ему было все равно, во что превратился его элегантный костюм. Его бледная кожа была слишком гладкой — ни родинки, ни шрама, словно эту кожу только сегодня натянули на тело, как натягивают чулок. Стас ощутил тошноту, подкатывающую к горлу. Он-то дрожал, дрожал, как полевая мышь. Сердце прыгало, как рыба на сковородке. Стыд-то какой, он же ничего не боится в целом мире, может постоять за себя… Мог. Еще полчаса назад. — Поговорим? — спросил незнакомец, снимая очки и глядя на Стаса в упор. Крик пересох в горле.