Один из Первых. Имаго

— Ты боишься меня? Дурацкий вопрос. — Не боюсь. Я не понимаю тебя. — Когда-нибудь поймешь. — Вряд ли. — Я сделал это ради тебя. — Извини, трудно оценить твою заботу. Стас присел на корточки рядом с пленницей. — Слушай. Я все продумал. Я знаю агентов — их нельзя одолеть в открытом бою. Но можно притвориться их союзниками. И постепенно разузнать о них все. О них, о Программе… А главное — как ее изменить. Может, остальным воинам мы будем казаться предателями, но это — наш единственный шанс что-то реально сделать. А такие, как Карэйн, обречены на поражение. Потому что уничтожать агентов по одному… Все равно, что пытаться море выпить. Как вы сами этого не понимаете? Юни задумалась. Кое в чем Стас был прав. Но… — Стас, мы не будем «казаться предателями». Мы ими станем. Вернее, ты уже стал. А весь твой план смахивает на попытку оправдаться. Хотя бы перед собой. — Ты будто мысли мои прочла, — после недолгого молчания сказал сэнсэй. — Ты всегда лучше других меня понимала… Стас наклонился к связанной ученице. Но то, что он собирался сказать или сделать дальше, осталось неизвестным. Воспользовавшись моментом, Юни со всей силы боднула его головой в подбородок. — Спасибо, — только и сказал Стас, вытирая разбитую губу. — Мне, кстати, пора. Я оставлю тебе кое-какой еды. Если, конечно, сможешь есть со связанными руками. Уже в дверях он развернулся и добавил: — Что-то передать Карэйну? — Передай, что я его люблю, — крикнула Юни. И не без доли злорадства подумала, что эти слова подействовали на сэнсэя не хуже, чем удар в челюсть. Впрочем, Стас тоже не остался в долгу. Он действительно принес пленнице еду и питье (бутерброды с колбасой, печенье и стакан колы — и едой-то назвать сложно), но руки не развязал, как и обещал. Вскоре после его ухода Юни почувствовала, что проголодалась, но есть ей пришлось, как кошке или собаке. Питье она не тронула — не лакать же эту колу, в конце концов?! Юни не знала, зачем Стасу понадобилось так ее унижать. Но решила, что в ближайшем будущем он за это унижение ответит. Вся ее тревога, несмотря на плен, боль в стянутых веревкой запястьях и одиночество, была за Карэйна. «Он должен справиться, он сильнее меня, — утешала себя Юни. — И, наверное, сильнее Стаса, иначе агенты смогли бы подчинить себе и его… Не дай бог! Только бы он не поддался на уговоры этого… Ну, Стас, держись. Дай мне только руки развязать — узнаешь, почем фунт лиха…» «Вы оба забыли про меня. Вы меня предали. Обещали ведь помощь, поддержку… Мы одной крови… Нет уж, видно, никому нельзя доверять. И не буду. Сама справлюсь. Или сдохну здесь…» Ника нарочно растравляла свое горе, пока оно не перешло в злость, а злость — в настоящую ярость. Эту ярость почувствовала Юни — у нее внезапно и резко заболела голова, словно в нее загоняли длинный и острый шип. Эту ярость ощутил Карэйн — правда, слабее, просто он не был так восприимчив к сигналам извне. Он осознал и то, что не может прийти на помощь одновременно двум друзьям. Надо выбирать. На самом деле, он уже сделал выбор. И Ника тоже это понимала. Хуже всего было именно это — сознание того, что в решающий момент нужнее оказалась не она, а Юни. Что нет в целом свете такого человека, который предпочел бы ее, Нику, и именно ее спасал бы, о ней тревожился бы. Мать? Отец? Друзья? Нике казалось, что у нее не осталось никого. Шум за стеной. Ника навострила ушки. Похоже на битву. Только чересчур тихо. Слишком быстро все завершилось. Как будто там, за стеной, гипотетический соня свалился с дивана. Ни выстрелов, ни криков. Но Ника, как и любой человек, умеющий убивать, сразу поняла, что тот, кто упал там, за стеной, уже никогда не встанет. Или не сделает этого в ближайшие несколько часов. «Неужели они все-таки здесь? Странно, я их не чувствую…» Ника уже научилась «чувствовать» Карэйна и Юни, как лисица различает в море лесных ароматов запах рыжего собрата. Но на сей раз ее застали врасплох. Какой-то шум за дверью. Это уже точно бой. Но уж больно короткий — несколько глухих ударов и хруст сломанной шеи. Дверь открылась. На пороге стоял молодой мужчина, одетый в черные одежды, поверх которых выделялась расстегнутая китайская рубаха белого цвета. Глаза азиата были скрыты круглыми черными очками. Рука, опустившаяся на плечо девочки, оказалась неожиданно мягкой. Незнакомец наклонился, и из-под очков выглянули мудрые темные глаза. — Не бойся. Нам есть о чем поговорить, но только не здесь.