Один из Первых. Имаго

Они шли по темному коридору, изредка хрустя осколками стекла — все лампы были разбиты, а кое-где хрустели под ногами и осколки очков. — Как вас зовут? — спросила наконец Ника. — Мое имя Сераф, — отозвался ее спаситель. — Сераф… Странное имя. — Не имя делает человека, но дела его. — Простите. Я не то хотела сказать… Просто… Посидишь здесь подольше — и совсем крыша поедет… Вы на чьей стороне? — Считай, что на своей собственной, — ответил Сераф. — А… Агенты? Как вы с ними справились? — Я с ними почти не дрался. Просто вернул их обратно в Матрицу, откуда они вышли. Я хорошо с ними обошелся. — Хорошо? — удивилась Ника. — Гуманно. Если так можно сказать об агентах. По крайней мере, если бы они были людьми, они бы умерли без мучений. Ника не успела спросить, что же означает негуманное обращение в понимании Серафа. — А почему не слышно было шума? — Бой не обязательно должен быть громким. Если действительно хочешь устранить врага максимально эффективно, лучше сделать это быстро. И тихо — воин не должен выдавать своего присутствия в стане врага. Твой караул — небольшое исключение. Ты должна была понять, что происходит, и не пугаться, увидев меня. А главное — поверить мне. Судя по твоему взгляду, ты никому не веришь. Это верно? — Да, — не сразу сказала Ника. Они вышли на свет, но не с парадного входа, а с черного, выводившего в узкий дворик, зажатый между высотными домами. Здесь, в привычной городской обстановке, китаец в национальной одежде (Ника решила, что это все-таки китаец) смотрелся несколько странно. — Вы так и будете по городу ходить? После полумрака клуба солнечный свет резал глаза. Если белая рубаха не в счет, Сераф казался Нике похожим на ворона. Не на ворону-попрошайку, а на настоящего ворона, черного, как сажа, с цепкими умными глазами; того, кого зовут вещей птицей и обвиняют во всех смертных грехах. — Что подумают люди, если увидят в городе черного ворона? — неожиданно спросил Сераф. — Ну… Сначала удивятся немного, может быть, а потом вернутся к своим делам, — ответила Ника. — А что подумают люди, если увидят в толпе странно одетого китайца? — Что кино снимают, — ответила Ника, уже понимая его мысль. — Поглазеют, конечно, а потом — снова дела… — Верно, дитя. Ты хорошо знаешь людей. Ника промолчала. Ей было не по себе от этих слов. Она хотела бы разбираться в людях похуже. Чтобы не подтвердилось ее опасение насчет Карэйна и Юни, чтобы они вспомнили все-таки о ней, об обещанной дружбе… — Можно попросить Вас о чем-то? — спросила девочка. — Проси. — Здесь есть два человека… Им нужна помощь. — Кажется, я знаю, о ком ты, — ответил Сераф. — Я видел их сегодня. Они кого-то искали. И похоже, что искали они тебя. Ника еле слышно ахнула. «Они шли меня спасать!» — Им пришлось разделиться, — продолжил ее спутник. — Девушка ушла искать тебя дальше, пока парень отбивался от агентов и прикрывал ее отход. «Как же плохо я поступила… Они шли выручать меня, а я их… Юньке, наверное, сильнее всего досталось…» — Я знаю, ты не доверяешь им. Но ты сейчас не в той ситуации, чтобы быть одиночкой. Один в поле воин, если знает, что он один. Ты же «в поле» не одна, и ты не всесильна. Следовательно, боязнь доверять есть ключ к поражению. — Вам легко говорить, — отозвалась девочка. Сераф уловил смятение в ее голосе. — Послушай, — сказал он. — Я знаю, насколько это трудно. Но прислушайся к себе. Да, ты не можешь им поверить. Но хочешь ли ты этого? Ника задумалась. — Да, наверное, — ответила она. — Значит, все-таки стоит. В конце концов, вы одной крови. Вы люди. Девочка вспомнила, как что-то похожее как-то сказал Карэйн в тот день, когда они познакомились. Тогда эти слова ее просто развеселили. Но теперь, похоже, стоит воспринять эти слова всерьез. А это значит, что Сераф все-таки прав. — Почему вы меня спасли? — спросила, наконец, Ника. — И кто вы такой? Сераф присел перед ней на колено так, чтобы их глаза были на одном уровне. — Я обороняю все, что нам дорого.