Вернуть утраченное

      — Это еще не все, — девочка невозмутимо смотрела на скорчившуюся и едва сдерживающую рвотные позывы ведьму. — То, что ты видела, это итог. Ты пришла за спасением, но не можешь даже взглянуть себе в глаза. Отвратительно. Вставай. Я хочу показать тебе кое-что еще.       Ребенок стремительным движением крепко схватил Нами за кисть и с силой потянул за собой в темноту.       Через мгновение ведьма ощутила странное покалывание в кончиках пальцев, которое вскоре распространилось по всему телу. Меньше чем через минуту она перестала ощущать свое тело, не была уверена в том, что продолжает идти, так как не чувствовала пола под собой. Казалось, не существует ничего, кроме цепкой хватки маленькой девочки.       Сколько это длилось, она не знала, просто вдруг пришло осознание того, что она находится в тускло освещенном помещении, пропахшем рыбой и чем-то еще.       — Тебя не видно, ты лишь дух, просто смотри, — шепотом прозвучал в голове голос маленькой провожатой.       Недоуменно оглядевшись, сначала она не увидела ничего, что по ее мнению заслуживало бы внимания, но потом ее взгляд зацепился за ворох тряпья, сваленный в самом углу. Из-под нагромождения тканей торчала неестественно тонкая и бледная рука.       Приблизившись, Нами разглядела очень худую слабую девочку с прилипшими ко лбу волосами и ярко-красными щеками. У малышки явно была лихорадка. Сотрясаясь кашлем, девочка прижимала руку ко рту, размазывая по губам выступающую кровь.       Нами знала, что могла облегчить ее страдания одним простеньким заклинанием, хотя и хватило было несложного знака, но, будучи только наблюдателем, она продолжала отчасти отстраненно и равнодушно смотреть на ее муки.       Когда кашель отпустил малышку, она слегка улыбнулась, прикрывая блеклые глаза. В темном углу возле нагромождения тряпья что-то зашуршало, завозилось, и, выбравшись из тайного лаза, на свет показалась еще один ребенок. По спутанным волосам, обрамляющим чумазое лицо, и заусенцам на грязных пальцах с обгрызенными ногтями Нами сразу узнала свою провожатую.       Оказавшись на ногах, девчонка подлетела к больной и интенсивно начала ее тормошить.       — Бельмере, эй Бельмере, — добившись того, чтобы лежачая открыла затянутые болезнью глаза, девочка продолжила: — смотри, что мне удалось достать! — из недр потрепанной одежды показалась буханка черного хлеба. — Это хлеб! Самый настоящий свежий хлеб, если ты его съешь, то обязательно поправишься! Врач говорил, главное еда и тепло, тебе же тепло?       — Да, — голос Бельмере очень тихий и хриплый.       — Здорово, — на чумазом лице расцвела счастливая улыбка. — Тогда на, вот — девочка оторвала кусок хлеба и положила в тонкие пальцы, — видишь, свежий и мягкий, кушай!       Бельмере поднесла кусок ко рту и откусила крохотный кусок нежного мякиша, но очередной приступ кашля не дал ей проглотить хлеб, крошки вместе с кровью выпали на прикрывающую рот ладонь, вторая рука, обессилив, выронила на пол надкусанный кусок.       — Прости. Может, в другой раз,— прокашлявшись, виновато улыбнулась Бельмере.       Сдерживая слезы, девочка согласно кивнула, подобрала упавший кусок и уселась на пол возле импровизированной постели, поджав содранные коленки к лицу.       — Знаешь, священники говорят, что после смерти душа перерождается, — Бельмере говорила тихо, срываясь на приступы кашля и хрипя. — Ты веришь в это? В другую жизнь?       — Не особо, — нехотя ответила подруга. — Священники говорят, что Бог следит за нами, спасает нас, посылает испытания, чтобы поверить нашу веру, помогает хорошим и карает плохих, но это неправда — хорошие люди умирают, а плохие богатеют за их счет.       Ненадолго повисло молчание, больная снова закашлялась. Промежутки между приступами сокращались, а сами приступы становились сильнее и продолжительнее.       — А я верю, — тихо прошептала Бельмере. — После смерти моя душа переродиться, тогда я буду здоровой и сильной. Я это знаю. В той другой жизни я обязательно найду тебя, — голос девочки становился тише, глаза устало закрывались. — Да, обязательно найду и тогда уже буду заботиться о тебе. Слышишь, Нами?       Голос оборвался. Возможно, Бельмере хотела сказать что-то еще, но ее сердце уже остановилось. Сидя на полу, Нами сжимала добытый с огромным трудом хлеб и тихо плакала, не сдерживая слез.       — Я не верю в это, но, надеюсь, я ошибаюсь, и ты найдешь меня, Бельмере... Помещение вместе с девочками медленно таяло, растворяясь в темноте. Рядом с ведьмой снова стояла маленькая провожатая, крепко держа ее за руку.       — Ты ведь уже не помнишь, — горько сказала маленькая Нами. — И глупо спрашивать. Просто знай, Бельмере действительно ищет тебя, ее душа перерождалась уже не один раз, но всегда, во всех своих жизнях она продолжает тебя искать. А что сделала ты? Смотри!       Мир снова поплыл. Теперь они в лесу. Сквозь листву пробиваются лунные лучи, прямо на мху изображена кровавая пентаграмма. В центре звезды Нами видит себя: рыжие волосы разметаны по земле, руки раскинуты в стороны, ничто не скрывает ее наготы. Возле нее стоит демон. Ведьма безошибочно узнала владельца своего контакта — высшего демона Лорда Элидат.       — Ты уверена? — демон говорит спокойно, слегка растягивая окончания слов. — Принятого решения не отменить. Заключишь контракт, и твоя душа станет моей, а после, лишаясь божественной защиты, отправится прямо в Ад. Но взамен я дам тебе все: силу, власть. Ты понимаешь это?       — Да, — голос Нами слегка дрожал. — Я хочу... Я согласна.       Элидат кивнул, усмехнувшись, лег возле нее, проведя горячей рукой сначала по бедру, затем выше, очерчивая пупок и по-собственнически сжимая грудь.       — Хорошо, я принимаю твою душу, — самодовольно, словно кот, промурлыкал демон, кусая нежную кожу шеи.       Ведьма смутно помнила это. Помнила охватывающее ее чувство смущения, стыда и страха. Помнила отвращение и презрение к извращенным ласкам демона, помнила, как он брал ее снова и снова, помнила, как, стиснув зубы, смотрела на полную луну, ощущая в себе все больше и больше Силы.       Сейчас ей было тошно. Картинки из забытой жизни шли нескончаемой чередой, оставляя во рту противную горечь.       Зажатая девочкой рука онемела; тело налилось свинцом; на секунду девушке показалось, что кровь в ее венах свернулась и отказалась двигаться дальше; она не могла даже моргнуть — глазные яблоки пересохли и невыносимо болели, каждое видение словно царапало их.       — Ты не можешь смотреть?       У девочки были злые глаза, в них красными искрами мелькало удовольствие. Маленькая ведьма — озлобленный ребенок, задохнувшийся от ненависти когда-то очень давно. — Жаль, ведь сейчас самое интересное! Ты же помнишь, как сжигала города? Помнишь, как пепел приятно грел босые ноги? — тихие слова возвращали забытые ощущения. — А запах! Ты должна помнить этот восхитительный запах горящей плоти!!! И крики, эти потрясающие стоны людей! О, это было великолепно, скажи же! Так тепло, и искры от огня мерцали в танце, вершина славы, вершина силы, сладость исполнения мечты!!! Ну же, танцуй!       Рука ребенка разжалась, и тело тут же обрело свободу. Девочка закружилась, раскинув руки и задрав голову к небу.       — Давай же, смейся и танцуй! — она хохочет, кружась и заигрывая с иллюзорным огнем, меняется, растет. Растрепанная красная коса, босые ноги, перепачканные кровью и пеплом, простое платье с порванным подолом. — Ну же, потанцуй со мной, Нами!       Ведьме плохо, все вокруг пропитано запахом крови, кружится голова.       Разве все это было именно так?       Сотни людей, по чьим жизням, танцуя, она прошла, тянули к ней руки, грубо хватая, кружа в танце, смеясь обезображенными смертью лицами. На каждом из них ярко горел отпечаток ее прикосновения.       Люди делали больно, выкручивали руки, грубо швыряли, вонзая в кожу ногти, и словно говорили: "А помнишь, как тогда играючи ты сломала меня?"       Хохот девушки становился все громче, заглушая все звуки; искры от костров взвивались к несуществующему небу.       "Я буду искать тебя", — шепчет Бельмере.       "Ну, давай же, танцуй!" — хохочет ведьма.       "Я принимаю твою душу", — самодовольно усмехается демон.       "Придя за спасением, достойна ли ты жизни?" — безмолвно спрашивает мертвый священник, вглядываясь в самую суть пустыми глазницами, больно сгибая ее в очередном пируэте безумного танца.       Знак жизни был простым и плавным, его создавала природа: витиеватый узор складывался из капель дождя на запотевшем стекле; его очертания угадывались в пушистых облаках, гонимых свежем ветром. Природа не любит резких углов.       Знак Смерти был совсем другим, ломанным и резким, его не увидеть в солнечных лучах; лишь иногда причудливые молнии озаряли им небо. Так много знаков, начертанных играючи, так много слов на ломаном забытом языке, И душ людских поломанные судьбы, с проклятием сгорающих в насмешливом огне. Усмешка, боль, отчаянье и стоны, согретые в безумном забытье, Под сенью звезд рисуют Смерти Знаки, взывая к Сатане. Забыты старые уроки и плавной линией уже не начертать, руки не изменяя. В горящем круге душ и тел забытая богами ведьма, в отчаянии знак жизни вспоминая, Рисует вновь и вновь узор насмешливой судьбы В кругу танцующих грехов под хохот отданной взамен души. Все бесполезно — слишком резкие углы. О плавности не может быть и речи. Усвоены навек уроки Сатаны, забыты Богом сказанные речи. Молитвы слов не зная, в отчаянии губы шепчут лишь "прости", Все постепенно забывая, рисуют руки последний знак истерзанной души. Не слышен шепот, огненные искры становятся тусклей. Все слишком просто, и надо стать немного лишь смелей. Кривая усмешка и нежный перезвон серег. Будь счастлив, несмотря на скрещение наших дорог Последний жест, прямая линия, и Знак Смерти будет готов, Пусть самый глупый, но все же способ избавиться от оков. Голоса стихают во тьме, эту жизнь мы придумали сами, Врата Свободы — всего лишь насмешка над нами....