Fire in the Water

Асами сжимает мою ладонь еще сильнее. Кажется, Корра вселяла в нее настоящий ужас. Кошусь в сторону сестры, и та, будто почувствовав на себе мой взгляд, щебечет о чем-то своем, надменно глядя в сторону Асами. Первый уровень. Она знала. Слишком очевидно это было. И, тем не менее, продолжала играть дуру. Мило беседовала, расплывалась в лживых улыбках, заходилась истеричным смехом через раз. Это походило на дешевую комедию с примесью сумасшествия, что по своей природе никак не было похоже на ту девчонку, которая прожила со мной все эти восемь лет лет. Корра была искренней, настоящей, живой, называйте это, как хотите. На этом представлении неуютно не только мне одному. Болин, казалось, вот-вот сорвется с места и ринется на улицу. Воздух вокруг нас будто потрескивал разрядами электричества – напряжение росло с каждой минутой. – И все же, Асами, – сладко щебечет Корра, – как вы познакомились? – Долгая история, – огрызаюсь я. – Мы не торопимся, как я посмотрю, – говорит Корра, глядя на меня. Снова это. Она будто прожигает взглядом и я на рентгене, что вот-вот выявит мою неизлечимую болезнь. Внутри все клокочет от злости. Она не имеет права вести себя так, после всего того, что натворила сегодня. Это бесит. Девчонка делает все то, что взбредет в ее бесшабашную голову. В этом вся ее искренность. Безумная, конченная искренность, черт бы ее побрал. – Ничего, – ласково говорит Асами, слабо улыбаясь, – я могу ответить. Мако долгое время сотрудничал с охраной «Фьючи Индастрис», курировал многие перевозки через третий и второй уровни, да и вообще стал настоящей опорой для моего отца. – «Фьючи Индастрис»? Твой отец Хироши Сато? – Да, но это никак не сказывается на моем отношение к третьему и второму уровням. Я считаю, что правительство поступило опрометчиво разделив… – Да-да, – бросает Корра, отмахиваясь от речи девушки. – Но как же мой братец завоевал твое сердце? Асами ерзает на стуле. – Мы много общались, и узнали, что во многом похожи. И… Это вышло само собой. Встречи, разговоры, прогулки. – Романтично. И сколько вы уже… вместе? – Около полугода. Фальшивая маска радости спадает с лица Корры. Оно искривляется в гримасе удивления и негодования. Она теряет к Асами всякий интерес, потому что глаза цвета льда находят другую жертву – меня. – Полгода, – членораздельно произносит сестра. – Корра… – Ты встречался с ней полгода? – перебивая меня, отрезает она. – В духовке греются клецки. Кто не любит клецки, а, Корра? – Болин шутливо толкает сестру в плечо, но испепеляющий взгляд настигает и его. – Мы не хотели торопить события. Кто знал, как все сложится, Корра? Мако боялся, что ты отреагируешь на это слишком резко и не хотел тревожить тебя. Поверь, он хотел сказать…– Асами изо всех сил пытается спасти вечер, но это ей, в принципе, уже неподвластно. – Ты так беспокоишься о нашем денежном положении, что нашел ходячий кошелек? Удар приходится в цель. Асами замирает. Я вижу в светло-зеленых глазах девушки стекленеющие слезы, и от этого мне не становится проще ненавидеть Корру. Внутри клокочет злоба и обида. Она ведет себя как эгоистичный подросток, и, если раньше это не имело особых последствий, то теперь она перешла все границы. В последний раз крепко сжимаю ладонь Асами, а затем встаю из-за стола. – Выйдем, – отрезаю я. – Асами, клецки все еще в духовке, поможешь? – Я никуда не пойду с тобой, – бросает Корра, глядя на меня через стол. Асами незаметно смаргивает слезы, будто это могло бы укрыться от кого-то из нас и встает из-за стола, чтобы последовать за Болином, в кухню. Она разбита. Моей сестре хватило яда, чтобы отравить все ее хорошее настроение. Ненавижу ее. Ненавижу себя за то, что решил, будто у нее хватит совести промолчать. – Ты – эгоистична. – А ты – меркантилен, раз решил, будто эти отношения куда-то приведут, – откидываясь на спинку стула, бросает сестра. – Мне двадцать один год, Корра. Это не твое дело с кем, как или когда я буду встречаться. Весь смысл этой встречи заключался в том, чтобы вы с Болином поняли: я не буду вашей нянькой до конца своих дней. У меня однажды появится семья… – С ней-то? – ухмыляется голубоглазая. – Хоть бы и с ней. – Ты даже не сказал нам об этом, – нарочито громко выдает Корра. – И не должен был. Болин хотя бы пытался… – Он слишком любит тебя, чтобы сказать правду. Я не трушу, и мне плевать, что подумает твоя подружка с толстым кошельком. Злоба закипает во мне. Зубы невольно скрежещут, а пульс отдается гулким стуком в висках. Она никогда не боялась сделать кому-то больно. Так почему мы бережем ее как фарфоровую куклу? Почему боимся, что с ней что-нибудь станется, когда она лезет в самую гущу проблем? – Ты просто девчонка, которая боится в итоге остаться одна, – говорю я разочарованно. – Думал, ты выросла. Думал, сделала выводы, но я ошибся. Как и всегда. Не могу смотреть ей в лицо. Просто встаю из-за стола, чтобы отправится на кухню. Еще не одернул штору, что разделяла помещение и кухню, а за ней уже хлопнула дверь. Корра сначала делала, а потом уже думала, и эта система не поддавалась изменению. Не поддавалось объяснению и то, что она не могла принять тот факт, что однажды отдалится от нас. Что все в этом мире приходится в негодность, меняется или обесценивается. Она просто не знала этого, от того мое предательство казалось ей в стократ безжалостней.

***

– Эй, бро, ты жив? – Болин выглядит озадаченным. – Все в порядке, ложись спать. – Я-то лягу, а вот ты? – Подожду еще. Он тяжело вздыхает и заходит в самодельную комнату Корры. Здесь все совсем не так, как в комнате у той же Асами. Трофеи с первых вылазок на третий уровень, первые детские игрушки, детские браслеты племени воды, которые покоились в куче хлама и были единственным напоминанием о той прошлой жизни, которая могла бы быть у голубоглазой. Хаос здесь не бросался в глаза: все в стиле Корры. Все будто дышало ею. И от этого легче не становилось. Нервно разминаю шею, хрустя позвонками. – Сколько времени? – Три утра, – отвечает Болин, присаживаясь рядом со мной на кровать. – Ты уверен, что не хочешь лечь спать? Я посторожу, тебе ведь вставать рано. – Подожду, – упрямо говорю я. И он замолкает. Слышно, как где-то в другой части квартиры скребется Пабу. С улицы доносится тихие шумы машин, протяжные, гулкие охи поездов. Нет, урагана по имени Корра рядом не было. Дом не приходил в движение, а каждый предмет не источал беспорядочный хаос. Все было слишком тихо, безлико и пусто. Будто весь мир сложился до размеров маленькой комнатки, в котором жили, пока, последние воспоминания о девушке с растрепанными волосами цвета свежей залы. – А она ничего, – вдруг бросает Болин. – Асами, я имею в виду. Милая. Односложно киваю. – Только все равно зря ты не сказал. Хотя бы спустя месяц. Знаешь же, у нее по поводу нас с тобой свои заморочки. – Она – эгоистка. – И да, и нет, – пожимает плечами брат. – Как тебе сказать, Мако… У тебя всегда был я, вне зависимости от того ссорились мы или нет, мы оставались кровными братьями. А у меня был ты, не смотря на то, что довольно часто ты бывал еще той занудой. А у нее не было никого до встречи с нами. Ты же знаешь эту историю не хуже моего… – Это не дает ей права вести себя так. – Ты точно прав, бро. Но считай, у нас на руках годовалый ребенок с замашками взрослой барышни. Придется приловчиться в смене подгузников и тогда, быть может, она перестанет плакать. Слова Болина о чем-то напоминают мне. О чем-то спрятанном глубоко внутри. Утерянном настолько безвозвратно, что казалось, будто это и не могло оказаться на поверхности остальных эмоций и, лишь по стечению невероятных обстоятельств вдруг всколыхнуло мои воспоминания. Я не замечаю за собственными мыслями, как Болин молча встает и уходит прочь. А я все цепляюсь за вспыхнувшее чувство, стараясь понять, с чем оно было связано. Такое часто бывало: учуешь запах старой, домашней стряпни и в груди, будто просыпалась буря. Шквал эмоций и воспоминаний разъедал сознание, забивая все толковые мысли одними воспоминаниями да чувствами. Это мешало рассуждению, рациональному мышлению следователя и превращало последующие логические цепочки в издевательство над собственным мозгом. Детства у нас не было, зато были воспоминания. Воспоминания, которые были стерты детской неразвитой памятью, что вспыхивали в самые неподходящие моменты. В этот момент я задумываюсь над тем, испытывала ли Корра подобное? И, если да, то почему никогда не делилась со мной этим? Да и делилась ли с кем-то вообще? Она была искренней, но по-своему закрытой. Все, что касалось эмоций не могло перешагнуть грань дозволенного. Она не позволяла себе плакать. Ни разу за все эти годы я не видел ее плачущей, слабой или сломленной. Всего пару часов назад, она, раненная и обессиленная после драки с бандой «Триадо», теряет сознание, а теперь – грозная и разъяренная сбегает из дому. Мои мысли прерывает тихий скрип открывающегося окна. Словно кошка, она проникает в комнату и замирает у подоконника. Мы молчим. Она глядит на меня из-подо лба, а я стараюсь не заглядывать в лазурные глаза, боясь заметить там ненависть. Тишина разбавляется тихим посапыванием брата и звуками улицы, доносящимися из открытого окна. – Мако…– хриплый, словно простуженный голос. Но я не особо слушаю ее. Просто стягиваю ботинки и ложусь на кровать и отодвигаюсь к самой стенке, освобождая место законной хозяйке ложа. – А раньше ведь часто засыпали вместе: ты, я и Болин. Хорошая была традиция. – Ты злишься на меня, – утверждает сестра. – Это не имеет значения. Давай уже спать, тяжелый был день. Минутное замешательство. Она стягивает куртку и сапоги, чтобы улечься рядом. Прохладная кожа и спокойное дыхание над ухом. Она обнимает меня, прижимаясь еще ближе. Запах свежести, осенних улиц Республиканского города. По привычке глажу ее уставшую по волосам, распутывая привычные колтуны волос. Словно нагулявшаяся кошка, свернувшая на груди, она возвращала этому убогому месту уют. Я успокаивался. Нервозность отходило на второй план. Все отходило на второй план, когда я, наконец, удостоверился, что с ней все в порядке. Она молчит. Наверное, мне это нужно сказать первому? – Все нормально, я не злюсь больше. Но она умела удивлять меня, потому что в следующее мгновение, Корра спокойно произносит: – Я знаю.