Ты приняла мою книгу с улыбкой, Бедную книгу мою... Верь мне: давно я считаю ошибкой Бедную книгу мою. Нет! не читай этих вымыслов диких, Ярких и странных картин: Правду их образов, тайно великих, Я прозреваю один. О, этот ропот больных искушений, Хохот и стоны менад! То - к неземному земные ступени, Взгляд - до разлуки - назад. Вижу, из сумрака вышедши к свету, Путь свой к лучам золотым; Ты же на детскую долю не сетуй: Детям их отблеск незрим! Так! не читай этих вымыслов диких, Брось эту книгу мою: Правду страниц ее, тайно великих, Я, покоряясь, таю. ©Валерий Брюсов
Максим уже не в первый раз с обреченным видом листал альбом с семейными фотографиями. Парень до сих пор не мог поверить в то, что вся его семья, все предыдущие поколения, все его праотцы - преступники и убийцы. Его отец, мать, дедушка, даже бабушка, к которой на первый взгляд вообще не придерешься, уже многие годы разыскиваются полицией. Даже Соня… А что он? Он не преступник и никогда им не станет. Получается, что он и в этой семье чужой. Услышав стук в дверь, Макс тут же спрятал фотоальбом под подушку. В комнату вошла Эдит. Женщина улыбнулась, прикрыла за собой дверь и села рядом с внуком. - Максим, все в порядке? – осторожно поинтересовалась она. - Да, - кивнул парень, натянуто улыбнувшись - А врать не хорошо, - женщина покачала головой, протянула руку и достала из-под подушки альбом. Эдит раскрыла его и указала на одну из фотографий. – Пахарь, - произнесла она с улыбкой, - твой двоюродный дядя, его приговорили к казни, когда она еще была разрешена, - с какой-то странной гордостью произнесла она. – Тебе кажется это странным? - Что? – Максим посмотрел на нее. – Что ты говоришь об этом с гордостью? Или что человек на этом фото ни капли не похож на убийцу. - Я тоже ни капли не похожа на стриптизершу, - с совершенно невинным видом произнесла Эдит, с улыбкой разглядывая альбом. - Чего?! – воскликнул ошалелый Максим. - Когда-то я была гибче, - как ни в чем, ни бывало, продолжила она. – Я к тому, что невинный вид человека еще ни о чем не говорит. - Вот этих подробностей можно было мне не сообщать. - Ты и так стесняешься своей семьи, - заключила женщина, уже не менее радостно. Максим вздрогнул. «Нет, вовсе нет». - Нет, не стесняюсь, - парень покачал головой. – Просто, - он замолчал, - что же мне теперь, тоже пойти убивать? - Ты волен выбирать по какому пути тебе идти, - женщина вздохнула. – Максим, мне, твоей матери или кому-то еще, кем ты будешь работать. Мы - твоя семья. Маша так расцвела с тех, пор как ты здесь. Максим невольно улыбнулся, смотря на вдруг погрустневшую женщину. - Все эти люди и правда, были не самыми лучшими примерами для подражания, но у них не оставалось выхода. У них не было выбора, - Эдит оторвала взгляд от альбома и посмотрела на Максима. – А у тебя он есть. И у Сони есть. И у Вадима с Эмили. Вы можете обойти этот семейный рок и двинуться вперед. Встать выше, чем мы. И жену можешь найти себе не в стриптиз-баре, как твой дед, вот идиот-то, - вдруг уже в шутку заворчала она. - Ба, - парень засмеялся, прикрыв рукой глаза, - ты, блин, серьезно, что ли? Я думал, пошутила. - В этом доме, мальчик мой, уже не поймешь, что шутка, а что нет, - она встала с кровати, прихватив с собой альбом. – Хватит зависать с этим. Убийцы, уголовники, тунеядцы - все они твои родственники, смирись и постарайся не делать еще больнее своей матери. Моя девочка, она и так много выстрадала. Эдит вышла из комнаты, произнося последние слова многострадальным тоном, слегка сгорбившись. Максим вздохнул, теперь она походила на бабушку. Настоящую, заботливую бабушку. - Кать, тебе пора, Виктор Николаевич точно снесет мне голову, - Рома погладил по голове трясущуюся от страха девушку, которая так старательно прижималась к нему. - Ром, что это было? – ошарашенно произнесла она. – Дверь была заколочена, там никого не могло быть, но эти шаги! Да что здесь, черт возьми, происходит! – Катя заплакала, смотря на Рому. - Тихо, - парень приложил указательный палец к ее губам, заставляя девушку замолчать, - тихо, любимая. Я все расскажу тебе. Точнее все, что знаю, но завтра. Давай, завтра, - Рома встал с лавочки, на которой они сидели. – Ты замерзла, не хватало еще, чтобы заболела. Твой отец уже дежурит у комнаты, я уверен. Катя кивнула. - Все, вытри слезы и сделай три глубоких вдоха. Ты просто испугалась. Это шок, вот и все. - Не надо было нам туда идти, это все я, - произнесла она, более спокойно, сделав три вдоха, как и велел Рома. - Все хорошо, ты не виновата. Идем? – парень бегло осмотрел ее личико и повел в пансион. Катя действительно успокоилась, было даже не заметно, что она плакала. Рома завел ее внутрь. По мере приближения к комнате девушка все больше «брала себя в руки», потому, когда они дошли, Катя даже нашла в себе силы улыбнуться отцу, который действительно с физиономией Штирлица дежурил около комнаты. - Ладно, пока, - смущено произнесла девушка, косясь на отца. - Пока, - Рома едва сдерживал смех, уж больно смешным ему казался серьезный директор. Катя быстро поцеловала его в щеку и забежала в комнату. Рома развернулся и пошел к своей комнате, чувствуя, как Виктор буквально прожигает его спину взглядом. - Павленко, - строго произнес он. Рома оглянулся. Поляков сначала поднял вверх указательный палец, видимо желая погрозить ему, но тут же вместо него показал кулак и молча зашел в комнату вслед за дочерью. Парень вздохнул. - Кто-то экзамены не сдаст. Маша стояла около кабинета, ожидая начальника. Только спустя десять минут Шевцов появился в поле зрения. - Иван Макарыч, сколько можно ждать? – возмутилась девушка. - Я был у Алисы, не шуми, - отмахнулся от неё мужчина. Он спокойно открыл дверь кабинета ключом и вошел внутрь. - Ну, что там случилось? – мужчина сел в кресло. - Иван Макарович, - более официально заговорила она, - Володя хочет увидеться с дочерью. Шевцов вздохнул. - Ну и как ты себе это представляешь? Я против ничего не имею, но, думаю, Алиса не захочет его видеть. Тем более в таком состоянии, - он покачал головой. - Иван Макарович, - Маша села напротив него в кресло для гостей, - им давно пора помириться, вы и сами знаете. Если он придет сюда, Алиса уже никуда не сбежит, они поговорят. - Маш, у тебя самый высокий ай-кью в этом доме, ну не считая комнаты Алисы, - он обвел комнату указательным пальцем, - но иногда дура дурой. Как ты его сюда привезешь? «Володь, там твой отец жив, мать, кстати, тоже, но ты пока не говори Князю, и то, что я знаю, на кого ты работаешь, тоже не говори. И не пугайся, это в порядке вещей в последнее время. Чтоб мертвые воскресали», - он всплеснул руками. – Или мешок на голову наденешь, чтобы он не видел, куда его везут. Маша надула губы, выказывая, что на «дура дурой» обиделась. - Между прочим, с мешком неплохая идея, - откинувшись на спинку кресла, произнесла она. – Завяжем глаза, заведем в комнату к Алисе, развяжем. Окно я зашторю, ни на что запоминающееся оно у нее не выходит, - деловито заговорила она. – Ну, подумайте, ей же самой легче станет. Сколько нервов она истратила. Иван вздохнул. У него был определенный план, в который совсем не входил визит сына. Нет, он собирался открыться ему, но не сейчас, когда Князь выдохнется, иссякнет. Шевцов знал, что все планы друга обернутся для него провалом, но слушать его он бы не стал. Придется действовать в обход. Вообще идея была здравой. Если Володя приедет непременно к дочери, ему будет не до окна, двери и шпионажа, а если будет, то он разочаруется в нем. - Ладно, - кивнул Иван, - привози с мешком. Но если Алиса потом приковыляет сюда, и будет скандалить, я скажу, что виновата ты! – мужчина указал на неё пальцем. Маша усмехнулась. - Я? Иван Макарыч, вы боитесь собственную внучки, - она осуждающе поцокала языком. - Во-первых, ее даже Вульф боится, а во-вторых, не боюсь, а опасаюсь. Володя твой на стороне шпионил, а мне пришлось объяснять ей, что такое тампоны и прочее… Маша засмеялась в голос, хотя мужчине, похоже, было не до смеха. - Что ты смеешься?! Я не знал, что это такое и знать не хотел! И об обустройстве вашего организма тоже не жаждал узнать все на свете. Но пришлось! Маша закатилась новой волной смеха, представив Шевцова-старшего изучающего инструкцию от прокладок или тампонов. - Ну, не мой Володя, а ваш, - выдавила она, сквозь смех. - У меня был Илья, - всерьез произнес он. – Совсем распоясались, Володя, е-мае.Мой дух не изнемог во мгле противоречий, Не обессилел ум в сцепленьях роковых. Я все мечты люблю, мне дороги все речи, И всем богам я посвящаю стих. Я возносил мольбы Астарте и Гекате, Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь, И после подходил к подножиям распятий И славил сильную, как смерть, любовь. Я посещал сады Ликеев, Академий, На воске отмечал реченья мудрецов; Как верный ученик, я был ласкаем всеми, Но сам любил лишь сочетанья слов. На острове Мечты, где статуи, где песни, Я исследил пути в огнях и без огней, То поклонялся тем, что ярче, что телесней, То трепетал в предчувствии теней. И странно полюбил я мглу противоречий И жадно стал искать сплетений роковых. Мне сладки все мечты, мне дороги все речи, И всем богам я посвящаю стих... ©Валерий Брюсов