Словно ангел, возмутивший воду, Ты взглянул тогда в мое лицо, Возвратил и силу и свободу, А на память чуда взял кольцо. Мой румянец жаркий и недужный Стерла богомольная печаль. Памятным мне будет месяц вьюжный, Северный встревоженный февраль. © Анна Ахматова
Алиса не торопилась открывать глаза. Девушка боялась, что это все окажется просто сном. Что рядом не окажется Темы, тихо сопящего ей на ухо, что лежать она будет не в своей постельке, не в своей комнате, а в каком-нибудь жутком подземелье. «Господи, почему даже в свое первое утро с мужчиной я думаю о Вульфе, - девушка мысленно застонала и еще сильнее прижалась к голому торсу парня. – Я убью его за этот испорченный момент» Видимо она сама не заметила, как начала сжимать плечо парня ногтями, исходя злостью. Именно от этого проснулся Тема. Парень открыл глаза и накрыл руку девушки своей, отчего та тут же расслабилась и перестала его царапать. Тема поцеловал ее в висок, улыбаясь. Он понимал, что она уже не спит. Девушка просто лежала на его плече, изо всех сил прижимаясь к телу, вцепившись второй рукой в одеяло. - Алис, - тихо позвал он, осторожно проведя рукой по шее девушки. - Что? – недовольно произнесла она. Артем засмеялся. - Открой глазки. Девушка отрицательно покачала головой. - Я сплю. - Вот, что ты врешь, - парень счастливо улыбнулся. - Ну, Алис… - Алис, открой глаза! С закрытыми ты не сделаешь тест на беременность! – донесся крик из соседней комнаты. Девушка открыла глаза и с крайним недовольством посмотрела на стену, из-за которой доносился голос деда. Тема прикрыл рот рукой, сдерживая смех. Вера внимательно посмотрела на начальника, затем на две фотографии, которые лежали перед ней на столе. На первый взгляд на них были изображены две разные девочки, но на самом деле одна и та же. Это Вера заметила сама, без подсказок Князева. Может девочка и изменилась, но общие черты остались прежними, например овал лица, разрез глаз, форма волос. Она как женщина сразу приметила столь малозаметные вещи. Князев как-то взволнованно встал со своего кресла и прошел к окну. Вера вздохнула. Уже стемнело. Она выехала из Логоса в восемь, сейчас должно быть уже десятый, опять ей придется объясняться перед Геной: почему учительница вернулась из города так поздно, подает плохо пример детям и все тому подобное. В прошлый раз ей даже пришлось придумать, какого-то мнимого двоечника, с которым она занимается репетиторством. Вера состроила милые глазки, попросив не рассказывать Виктору, о ее «маленькой» подработке на стороне, и охранник пропустил ее обратно в пансион, пообещав, что не скажет. Вообще Геннадий располагал к себе. - Вер, ты молчишь уже час, - мрачно произнес Князев, смотревший в окно. Девушка вздрогнула. Действительно. Она час рассматривала фото. - Борис Константинович, я не понимаю, чего вы от меня хотите. Да, я подтверждаю, что на фотографиях один человек. Возраст разный, но это одна девочка. - Из-за чего она могла так измениться? – мужчина повернулся и в упор посмотрел на подопечную. - Не знаю, - Вера пожала плечами, - возможно несколько инъекций определенного препарата могут дать такой эффект, но я не биолог. Может, вам лучше спросить в вашей лаборатории? - Конечно, - мужчина кивнул, - я просто хотел убедиться, что это один человек, прежде чем… - Прежде чем тратить на этого человека деньги? – перебила его девушка. Князев зло посмотрел на нее. - Вера… - Вере пора домой, поняла, - девушка схватила с кресла сумочку и умчалась в сторону выхода, - всегда рада помочь, Борис Константинович, - крикнула она, чуть ли не выйдя на улицу. Борис вздохнул. «Я просто хотел убедиться, что они сделали это с моей дочерью. Теперь можно пасть на самое дно и опуститься до мести» Борис сделал глубокий успокаивающий вдох, затем медленно выдохнул весь воздух, что собрался в легких. Он почувствовал, как телефон завибрировал в кармане и тут же ответил на звонок, не дождавшись мелодии. - Борис Константинович, он пришел в себя, - спокойно произнесла девушка. - Хорошо, сейчас спущусь. Геннадий зашел на кухню, снимая куртку. Увидев его, Галина машинально встала из-за стола, складывая бумаги. Женщина, не моргая, смотрела на него, ожидая кто же первый заговорит. Мужчина вздохнул, от этого взгляда ему стало не по себе. В нем смешались доброта, преданность и надежда на что-то чистое, светлое, что-то, что могло возродиться из пепла и восстать перед ней. - Я зашел за чаем, у меня закончился, а ночью в будке… Галина охнула, подлетела к шкафчику, достала оттуда не распакованную пачку чая и отдала мужчине, как бы извиняясь, за свою расторопность. Гена положил руку на пачку с чаем, но женщина не отпустила ее. Смотря ей в глаза, мужчина почувствовал, что сердце забилось быстрее. Сколько же это еще будет продолжаться? Когда он сможет сказать, что… - Гномик! – во весь голос закричала Надя, появившаяся на пороге кухни. Она подбежала к мужчине и обняла его изо всех сил. - Я узнала тебя! Галина с еще большей теплотой посмотрела на испуганного охранника. Катя мрачно осмотрела свою комнату. Уже несколько недель она жила у Князева и все это время не знала чем заняться. В ее комнате была кровать, окно, выходящее на пустынный дворик и стеллаж с книгами. С огромным трудом, девушке удалось выпросить у него разрешение пользоваться ноутбуком, несколько раз поклявшись, что будет писать друзьям с разным страничек, так что ее не вычислят. И то делать это можно было не каждый день. Она не представляла чем ей заняться и уже жутко скучала по Роме и папе. Ей давали телефон раз в три дня. Первым делом звонил Виктор, расспрашивал все ли у нее хорошо, кормят ли ее там, не обижают ли. Потом он с неохотой передавал трубку Роме. Катя стала с кровати и посмотрела в окно. В этот момент Князев вышел из дома и направился к своей машине в сопровождении охраны. «Ну, конечно, - возмущенно подумала Катя, - тебе выходить значит можно, а мне нет!» Князев поднялся на верхний этаж белого больничного здания. Одна из медсестер провела его в дальнюю палату. Он выбрал ее лично. На этом этаже не бывал никто кроме персонала, а значит, его особенного пациента никто не смог бы увидеть. Мужчина вошел в палату. Павел встретил его испуганным, ничего не понимающим взглядом. Князев сел на стул, около кровати, в очередной раз, подумав, что ему сказочно повезло. С такими ранениями, как у него редко выживают.А ты теперь тяжелый и унылый, Отрекшийся от славы и мечты, Но для меня непоправимо милый, И чем темней, тем трогательней ты. Ты пьешь вино, твои нечисты ночи, Что наяву, не знаешь, что во сне, Но зелены мучительные очи, — Покоя, видно, не нашел в вине. И сердце только скорой смерти просит, Кляня медлительность судьбы. Все чаще ветер западный приносит Твои упреки и твои мольбы. Но разве я к тебе вернуться смею? Под бледным небом родины моей Я только петь и вспоминать умею, А ты меня и вспоминать не смей. Так дни идут, печали умножая. Как за тебя мне Господа молить? Ты угадал: моя любовь такая, Что даже ты не мог ее убить. ©Анна Ахматова